Страх перед сожжением заживо, дрожь пред взглядом инквизитора. Неугасимая слепая ярость в оковах всепожирающего ужаса так ничтожна. Уши разрывает от пронзающего все вокруг вопля нечестивца, который в агонии дергается, чувствуя жар пламени под своими ногами, зная, что спасения нет, и его жизненный путь завершится здесь – у жертвенного столба, который был, воздвигнут святыми отцами во имя Господа. А может он вовсе не чувствует приближения смерти, испытывая только боль – тупую и властную ныне боль.
Огонь правит миром, изрекает истину и облачает в свои одеяния тех, кто был верен ему.
Под темными сводами пещеры, узревшие и чувствующие его силу, люди предаются вакханалии пред богиней меченной клеймом и властителем ночи – никчемной пешкой длани того самого Единого Бога, что заставляет во имя свое сеять смерть и святых и грешников.
Бога, чьим ликом станут тысячи пожирающих плоть существ, ведомые лишь неизбывной жаждой. Настанет ночь торжества порядка и темный властелин, и инквизитор будут биться в агонии в одном, наполненном кипящей смердящей кровью котле, терзаемые тварями, которых они сами же и породили своим бесчестием и глупой верой в то, что постичь человеческому роду, не определено.
Им гибели предвестником станет тот, кто в себе сосредоточил хаос и начало. Тот, кто от плоти отказался во имя забвения и отрекся от воли своей ради растворения.
Но и в посмертии они останутся под взором его, и в алчущих пастях им уготована вечность. Лишенные мощи правосудия под перстом правосудия высшего и абсолютного, будут молить они, но тщетными останутся слова и канут в безвременье, как и слова бессчетного числа раскаявшихся нечестивцев.
На копия подъяты будут, безумием облечены и похотью пожраны.
Лишь черный вихрь остановит сие – мгновение застынет и богиня, меченная клеймом, поднимется по ступеням лестницы из мертвых и изодранных тел. Она возденет руки свои к небу и пасть ночи торжества захлопнется. На мгновение…