Я мало знаю историю рода Сухачевых – папа умер, когда я училась в 10 классе, рассказов его или не было совсем или память ничего не удержала.
Это уже не дворянская, а рабоче–крестьянская линия. Возможно, до Ленинграда Сухачевы жили где-то на границе с Финляндией. Судя по моему брату – точность, четкость, беспредельная аккуратность в деле – в нас бродят и какие-нибудь немецкие, финские или эстонские гены. Но это предположительно. Семья Сухачевых – огромный дружный клан, «заполонивший» Ленинград. Центром клана была бабушка – Сухачева Ольга Гавриловна – полная, спокойная, очень мудрая. После ее смерти клан распался. Но при жизни почти каждое воскресенье на даче в Белоострове собиралось до 30 человек – ее дети, внуки, дети и внуки ее сестры Марии Гавриловны. Все рассаживались за огромным столом и весело обедали. Жила она со старшей дочерью – Платоновой Татьяной Петровной – и воспитывала двух неуемных внуков – близнецов Люсю и Игоря. Без мужской руки с Игорем справиться было непросто и его засылали в Косулино на воспитание к моему папе. Игорек бедокурил, прогуливал школу, и, боясь дядиной расправы, прятался в сарае, куда моя бабушка тайком приносила ему еду и делала за него уроки.
У средней сестры – Воробьевой Людмилы Петровны была своя семья – муж, дети – Оля и Алеша. А младшая сестра – Сухачева Евгения Петровна – так и не вышла замуж, посвятив себя воспитанию племянников. Чудесные, добрые женщины, такие разные, такие родные (все братья и сестры имели характерную, ярко выраженную горбинку на носу; потомки ее утеряли, и только брату Андрею досталось сие родовое наследство).
Тетя Таня – хлопотливая, суетливая – как наседка над птенцами. Когда мы приезжали в Ленинград, то останавливались у нее. Жили все в одной большой комнате коммунальной квартиры, спали под столом, под пианино. Андрей, учась в институте, все пять лет прожил здесь. Вот картинка – тетя Таня просит двух братьев-оболтусов Игоря и Андрея сходить в магазин. Они отвечают – сейчас, сейчас – тетя Таня верит и продолжает крутиться по хозяйству. Вспоминает, опять просит – Андрей в ответ «сейчас, тетушка, сейчас». Еще раз верит и ждет, в третий раз просит – братья сокрушенно разводят руками – магазины-то уже закрыты! Люся до сих пор ждет, когда Андрей к ней приедет или хотя бы весточку пришлет (увы, увы!) – любит его, хотя в далеком прошлом ей доставались от него не одни пряники. Например, она служила ему в качестве средства для тренировки – Андрей сажал ее себе на плечи и начинал приседания с повизгивающим на плечах грузом. Или, в момент полушуточных разборок, когда сестричка что-то у него отнимала, долго не поддавался, а потом безжалостно отпускал, наблюдая, как несчастная Ляля с грохотом летит под пианино и там замирает. Но она его до сих пор любит!
Семья младшего папиного брата Сухачева Павла Петровича – это особая сага. Москва. Генеральские пятикомнатные аппартаменты. Жена – генеральша из генеральш. Сама Лидия Константиновна из рода Чайковских. Дочь ее от первого брака Марго, маленькая женщина 44 кг. весом, страдала всю жизнь. В детстве она семь лет пролежала в гипсе. Самое печальное заключалось в том, что мучения были напрасны – диагноз был поставлен неправильно. В результате такое лечение привело к физической неразвитости, не вырос подбородок, зажатый гипсом – пришлось делать ряд операций, чтобы его нарастить. Кости всего тела болели постоянно и сильно. Она не выдержала и покончила с собой. Младший сын Миша ( сын Павла Петровича) – избалованный красавец, женился на милой женщине, родившей ему двух детей Павла и Катю. (Вот так, несколькими жалкими словами прочерчена коротким пунктиром целая жизнь двух красивых, интересных, талантливых людей.Припоминать мелочи не хочется, а проследить более подробно их судьбу не могу – мало знаю).
Оля Воробьева вспоминает: «Миша Сухачев лет в 10 упал в Одессе с очень высокого дерева (тарзанили) на бетонированную площадку, разбил внутренние органы, с трудом его спасли. Мечтал об авиации, но здоровье не позволило летать. Старался не показывать нездоровья, но с годами сердце становилось все хуже. Сделали шунтирование, после которого он прожил 8 лет. Умер в 1994 г. Сын Павел в молодые годы играл в оркестрах. Рано женился. Женат был дважды, в каждом браке по сыну. Умер в 2007 г. Катя получила юридическое образование, успешно работала. Полюбила голландца, вышла за него замуж и уехала в Голландию. Из родни по Сухачевым в Москве живут жена Миши Наташа и жена Павла Лида с сыном Сергеем».
Павел Петрович Сухачев, основатель московской династии Сухачевых, как две капли, похожий на старшего брата, моего папу Виктора Петровича, был летчиком–испытателем, очень много работал, уезжал в бесконечные командировки. Поэтому, когда мы приезжали в Москву, то общались, в основном, с Лидией Константиновной. Вечно «самая больная», она пережила и своих детей и мужа, умерла в глубокой старости. Очень талантливая, эрудитка, художница, пышная холеная красавица. Никогда не работала. Она царствовала! Три сценки:
-1. Мама должна лететь в Москву. Вернувшись из многомесячной экспедиции, уставшая, заехав ненадолго домой, чтобы захватить необходимые вещи, мчится в аэропорт, прилетает в Москву ночью, без сил, мечтая завалиться спать,приезжает к Сухачевым. Лидия Константиновна встречает ее как всегда ласково, но полночи не дает маме спать, рассказывая, как она дико устала – весь день позировала двум художникам.
-2. Мы с мамой и Ирой едем на дачу Сухачевых – там московская элита, застолье, из деликатесов – копченый угорь (жирная гадость) и еще что-то. Рядом со мной сидит какой-то журналист (надо понимать – звезда – раз приглашен). Эта звезда пытается за мной ухаживать, на что я сурово, по-уральски, отмалчиваюсь и бычусь. Одна из трелей звезды неожиданно закончилась тем, что «она» поперхнулась. Я, с наслаждением, своей далеко не легкой рукой с размаху бью по журналистской спине.
-3. Павел Петрович привез жене из-за границы роскошную меховую накидку. Лидия Константиновна в обновке едет на прием. Выходя из машины, она видит на одной из дам такой же мех. Потрясение закончилось глубоким обмороком.
СУХАЧЕВ ВИКТОР ПЕТРОВИЧ (31. 1. 1907 – ноябрь 1961)
Папа... Что я помню о нем? Он ушел из жизни, когда я была слишком молода, чтобы обращать особое внимание на взрослых. Они рядом, любящие и любимые, казалось – так будет всегда. У нас, подростков, свой, насыщенный событиями, мир.Опекают нас мама и бабушка. Папа почти «за кадром».Возможно подсознательно повлияло негативное отношение к нему бабушки – она считала, что он недостоин мамы, нередко с ним ссорилась, вовлекая маму. Папа взрывался, сцены были тяжелыми. Но все, кто его знал, всегда отзывались о нем с большим уважением, вспоминая его благородство, внутреннюю силу, доброту.
Жизнь его была нелегкой. В молодости работал на заводе. Когда ему было 17 или 19 лет, его посадили. Сначала тюрьма, потом несколько лет ссылки в северных краях – 7 лет жизни украло наше «гуманное» государство у ни в чем не повинного человека. Поэтому он так поздно поступил в Ленинградский горный институт и не успел его закончить до войны.
Нас, девчонок, он обожал, баловал. Иру, которую считал спасительницей мамы, долгие годы просто с рук не спускал – носил то на руках, то на плечах. К Андрею был более строг, учил его зарабатывать удовольствия трудом: хочешь велосипед – наколи кубометр дров. В Косулино мы, малыши, любили забираться глубоко в лес и до темна там бродили. Приходили домой и рассказывали, что за нами все время крался разбойник. «Разбойником» оказывался папа - прячась за деревьями, охранял нас.
У него была мелкокалиберная винтовка, из которой он нас с Андреем учил стрелять. Или воспитывал в нас храбрость таким способом: мы с ним шли в лес, ставили на пень палку и уходили. Когда стемнеет, мы с братом должны были одни, без взрослых, далеко друг от друга, добраться по темному лесу до пня, взять оставленную там палку и вернуться домой. На обратном пути можно было взяться за руки. Не сомневаюсь, что сзади всегда крался «разбойник». По выходным папа приводил экспедиционных лошадей и вся наша шальная команда с великой страстью и гордостью скакала верхом. Или мама с папой задумывали поездки на велосипедах к дальним озерам. И опять собиралась целая команда детворы, и велосипедный отряд отправлялся в путь.
В поле, на Полярном Урале, геологический отряд доукомплектовывали рабочими, среди которых нередко были бывшие заключенные. Папа, как никто, умел не только с ними ладить, но и занимался их перевоспитанием – не нотациями, а делом. Напились, устроили драку - он подошел и сшиб драчунов лбами. Драки прекратились. Однажды послал за зарплатой для всей партии бывшего зека. Все были в тревоге – деньги большие, не сбежит ли посыльный. Вернулся, и все деньги привез.
Вот что вспомнил Андрей: папина партия работала во второй половине 50-х годов на речке Теча в Челябинской области. Производили измерения и вдруг радиометры стало зашкаливать. Тут же была послана телеграмма в Москву об открытии крупного месторождения урана. Но Москва молчала. Все сотрудники партии получили запредельные дозы облучения. В постсоветское время средства массовой информации раскрыли тайну. Это было не месторождение, а большой сброс урана в реку во время аварии на комбинате, готовившим материал для атомных бомб. Об этом узнала вся Россия. Печатали данные о большой смертности в деревнях, расположенных на Тече, показывали уродцев, рождавшихся от облученных людей. Все работники папиной партии в течении нескольких лет умерли. Папа умер одним из последних. Информация от Оли Воробьевой: «Дядя Витя входил в коллектив, представленный за открытие стратегически важного месторождения Сталинской премии. Но его (или всех) зарубили из-за того, что они активно писали служебные записки о радиактивной зараженности региона, требуя переселения из него местного населения».
Когда мама лежала в больнице в Питере, папа, зная, как она тоскует о детях, ежедневно писал ей и описывал наши дела во всех подробностях. Привожу отрывки из этих писем:
-9 марта 53 г. Провели траурный митинг на Красной площади – многие в слезах. Раиса Андреевна все время плачет. Ольга Ефимовна, несмотря на свою апатичность ко всем передачам по радио, и та сидела не шелохнувшись и вслушиваясь в каждое слово...
С Андреем по вечерам разбираем шашечные комбинации. Он иногда раньше меня находит правильный ответ, но все же лучше «на улку», чем заниматься шашками.
Сейчас я пишу, а они утомились, спят сном праведников, а бабушка устроила мне концерт, зачем я посылаю завтра лошадь в банк и нужно идти просить у школы отвести детей – грозит, что будет жаловаться тебе, что она – старуха, не в состоянии двух шагов переступить, что в «Комсомольской правде» обязывают возить детей в школу и т. д., а на самом деле уже в четыре часа договорилась с Иваном Поповым и Степановым о том, что Иван свезет детей в школу. А теперь сидит спокойно, изучает «России верные сыны», которую, она считает, необходимо изучить всем родителям, т. к. там на любой детский вопрос можно найти ответ, начиная от Паганини и Бетховена и кончая Наполеоном, Талейраном, с одной стороны, и Суворовым, Кутузовым, декабристами – с другой стороны.
Уже около двенадцати. Нужно ложиться в одинокую неуютную постель..
21 марта 53 г. – Интересно, Андрей не пишет кружочков и не думает о них, а Ольга, когда хочет сделать мне приятное, то заявляет, что она сейчас сделает уроки, потом напишет письмо маме, а потом будет писать кружочки. На самом деле, Андрей сделает уроки, с трудом напишет тебе письмо, а на кружочки у него и времени и духу не остается. Ольга же под нажимом бабушки сделает уроки, а письмо маме и кружочки остаются в добрых пожеланиях. Хотя письмо она пишет очень легко, как болтает так и пишет, а Андрей все думает, написал бы про ружье, да маме это будет неприятно, написал бы о том, что он сегодня делал, маме будет неинтересно, когда же я говорю – ты напиши о том, что пришел домой, прочитал письмо от мамы, которая просит не огорчать ее и просит поэтому Андрюшу на уроке в школе не вертеться, а Андрюша как раз в этот день пришел поздно потому, что вертелся во время занятий, мама писала, как будто это во сне видела. Он об этом ни одного слова, ни в какую. Вот он сидит каждый раз и думает. Ольга же строчит себе, вот Андрею и мысли-то не идут интересные и неприятно ему, что Ольга его обгоняет. А та сама пишет и ему мысли подает, что писать. Но он чужими мыслями не желает пользоваться. И так забавно на них смотреть – умора.
Сегодня сидели с Андреем занимались опытами по магнетизму (у нас есть такая же коробка, как электроконструктор), забавлялись оба от души как крутятся магнитные стрелки и как бегают железные опилки, а Ольга посидела, посмотрела и убежала, ей это не интересно. Сама в форменном платье, в белом передничке – у нее сегодня именины какой-то куклы, бабушка дала ей 5 рублей на конфеты (из-за этого у нас с бабушкой произошла небольшая стычка – зачем дает им в руки деньги), созвала Куликовых, Лямкиных и устроила праздник с концертом. Андрей все время им мешал, вот я и увел его к себе. Шел как на эшафот, а потом мы с ним разошлись, что даже спать опоздал, пришел спать, а Ольга уже уснула. Остался очень доволен, по вкусу ему пришлось. Собирается завтра заниматься этим целый день.
Знаешь, как ты уехала, я за все время выругал одного Белова, даже Коробицына не ругаю, один раз стал ругать, и забыл за что его следует ругать, когда вспомнил, то уже все прошло.
Иногда бывают стычки с тещей, но сейчас у нас общая печаль, это твоя болезнь. После стычки через десять минут опять общие разговоры, опять единый фронт.
Вечер.
Закончился трудовой день. Андрей настолько утомился – избегался, что уснул прямо как был – одетый. Раздели его с бабушкой,уложили, как сноп упал и провалился в небытие. Ольга, конечно, никаих картинок не нарисовала, никаких кружочков не написала. «Я сказала, что завтра кружочки нарисую», «доченька, не нужно неправду говорить, ты же хотела сегодня их нарисовать». Никакого впечатления... и через пять минут тоже уснула крепким сном.
Ольга Ефимовна читает, Дуня лежит и охает. Крокодил перед окном лает. Придется сходить привести его домой. Покой восстановлен.
Юность утихомирилась. Преклонный возраст бодрствует, в часы покоя подготавливает радостное утро, интересный день, приятный вечер. Стучит утюг – готовятся платья мечты. Текут заботливые мысли – обдумываютя завтрашние часы.
Утро. Молодняк проснулся. Хотя сегодня мы и с запозданием встали, все мне нос устроили.Сейчас сидят и рисуют тебе рисунки. Я ухожу в камералку. Маруся производит ежедневный ритуал – моет пол (выполняет твое приказание), правда, я сделал ей отступление, в моей комнате моет два раза в неделю, а не ежедневно.
До свидания, милая Лизанька.
- 29 марта 53 г. Как жаль, Лизанька, два предыдущих вечера, которые у меня обидно пропали. К нам приехал Соловьев проводить политзанятия. Я велел, чтобы прислали лошадей, чтобы отвезти его в общежитие, а пока пригласил его побыть у нас. Лошади были на уколах, и после уколов их запретили запрягать. Ольга Ефимовна посоветовала пригласить его переночевать у нас. Он согласился, и два вечера я не мог написать тебе ни слова, так же, как ничего не сделал и другого. Он все разговаривал. Когда я уходил, он нападал с разговорами на детей и Ольгу Ефимовну. Ей детей укладывать, а он все говорит, говорит. Человек он очень симпатичный, культурный, тактичный, но вот есть слабость. Я уж и так, и эдак. Принимался за разные дела, и за акты, и за конспекты для курсов. Все напрасно. В последний вечер удачно показал ему Яковлева «Общую геологию», но было уже 12 часов и чем-либо заниматься было поздно – лег спать. Просыпаюсь в час – читает. Просыпаюсь в два – читает. Просыпаюсь в три – читает. Так и не знаю, во сколько он уснул. А утром слышу, что-то звякнуло. Просыпаюсь, а он уже одевается – время восемь часов.
Ольге Ефимовне он в мое отсутствие прочитал весь труд «Экономические проблемы» и в заключении говорит – если бы Вы были материально обеспечены, то за год Вы бы освоили все основы Марксизма – Ленинизма, но нужно читать источники, «Капитал» и т. д. и т. д. Это – говорит О.Е – мне-то осваивать «основы».
Теперь Ольга Ефимовна продумала все и посоветовала мне в таких случаях в дальнейшем приглашать Старцева. Тогда они берутся за шахматы и сидят несколько часов подряд совершенно тихо. Я покорен гениальностью своей тещи.
Позавчера меня подзывает Ольга Поликарповна и показывает, как ватага ребятишек во главе с Андреем и Ольгой измяли все сено на всех трех сеновалах в маленьких сарайчиках рядом с нашим. Кроме того, выломали там доски в перегородках между соседними сеновальчиками и там всей ватагой лазали. Она их увидела и стала усовещать, что это нехорошо, что за это попадет. Андрей заявляет, что он сумеет убежать.
Вот приходят они домой, дипломатически интересуются знает папа или нет. Долго они пытали бабушку, но та тоже дипломатически ничего конкретного им не сказала. Меня еще не было дома. Вдруг Ольга заявляет: «Я подойду и скажу – папочка, мы больше не будем. Если он скажет – а что, доченька – тогда я скажу - ничего». И сразу индиферентное выражение и жест, показывающий, как она повернется и пойдет. Вот дипломат...
Андрей принес свое письмо. Рискнул написать о своей драке с Левой Силиным, которого он ловко свалил и прижал к земле. Я уговорил его, что если он напишет маме правду, она не расстроится. Ведь вы же помирились – говорю ему. А так он строго соблюдает этикет, чтобы ничего не написать, что может тебя расстроить.
- 5 апреля. Встали сегодня раньше обычного. Утро прекрасное, сияет солнце, земля, вода, снег после ночи еще не растаял. Все сухо, чисто.
Ольга вынесла всю воду, мы с Андреем вытрясли все одеяла и коврик. Прибрались и мирно расселись за стол. На столе пасха, куличи, крашеные яйца. Ребята без скандалов и споров ведут свои разговоры (сегодня им это не запрещается). Борются яйцами. Обсуждают зеленые веточки, стоящие на столе в банке (за такую веточку Ольга в школе получила 5). Рады, что воду сменили вчера и сегодня свободны от выполнения этой задачи. Пришел Шурик, бились яйцами. Андрей страшно доволен. Он остался победителем. Сейчас Андрей пишет тебе письмо, а Ольга наводит рисунки на кофточку, принадлежащую одной из кукол.
Ольга так ничего и не написала. Умчалась с Шуриком. Андрей нервничает. Увидишь это по второй части его письма. Торопится за Ольгой и Шуриком. Закончил письмо и стрелой за дверь.
Все удивительно мирно и покойно.
Я отдыхаю без гостей. Так приятно молчать и хотя на далеком расстоянии – вести покойно-молчаливый разговор с тобою...
- 5 апреля, 53. Воскресенье. Сейчас все спят. Андрей вечером написал тебе письмо. Первое письмо, написанное им совершенно свободно, без мучительных надумываний. Остался очень доволен своим творчеством, а я еще больше. Сегодня очень ярко выявилась его культура языка. Речь лилась у него свободно, знаки препинания расставлял сам (конечно, у меня консультировался). Писал с таким увлечением, что мне хотелось его сфотографировать. И губенки соберет в трубочку, и голову наклонит то направо, то налево. Все время боролся с «я». Каждая фраза у него желает начинаться с «я». Говорит: «Нет, папа, очень нехорошо, что все «я» да «я», это некрасиво». Пришлось ему помочь. Я все время (раньше) добивался, чтобы он писал самостоятельно, умел отображать в письме свое индивидуальное отношение к окружающему его миру, чтобы он писал не только, что сделал, но и что думал в это время. Сегодня же он сидел за твоим столом и писал совершенно самостоятельно и так расписался, что мыслей у него хватило бы еще на такое же письмо, да бабушка явилась, как львица, боится, что у него от такого напряжения глаза разболятся. На самом же деле, мне кажется, дело не в глазах, а это результат предвзятого болезненного мнения, проявляющегося с первых дней рождения Андрея, что отец не умеет обращаться с детьми и особенно с Андреем...
Ведь он очень переживает свои письма к тебе. Однажды (не помню, писал ли я тебе об этом), когда он писал тебе, что вертится в школе и за это был оставлен в классе, как раз в этот день, когда пришло твое письмо, где ты просишь его не вертеться в классе. В конце письма бабушка говорит ему, напиши маме, что ты не будешь больше вертеться. Он поспорил, но написал. Через некоторое время смотрим, что-то Андрей раскраснелся. Поставили термометр. Температура нормальная. Тогда он и говорит бабушке (на ряд ее вопросов), а это наверное потому, что я написал маме, что не буду вертеться, а я ведь все равно буду вертеться....
Сегодня, в то время, когда я ходил на почту, у нас была Алевтина Алексеевна. И вот О. Е. рассказывает ей такую историю. На днях Ольге было задано составить фразу с фамилией и именем действующего лица. О. Е. советует написать – Оля Сухачева ходила гулять. Та в ответ: «Ну и надоела мне эта Оля Сухачева - и пренебрежительный жест в сторону – все только и пишут Оля Сухачева, Оля Сухачева». Вот сегодня Алевтина Алексеевна и рассказывает, что на заданную фразу весь класс, и мальчики и девочки каждый включил «Оля Сухачева».
Бабушка на небесах. Вся так и горит, так и пышет восторгом. Тем более, что Алевтина Алексеевна ей рассказала, что Ольга на уроках сидит очень серьезно, а в перемены наоборот, очень живая и руководит всеми играми. Что вчера по арифметике она одна получила в классе пятерку и что она вообще самая умная в классе.
Сегодня, рассуждая с Андреем, я говорю ему, «что маме очень приятно, когда она получает от вас письма, ведь она целый день лежит в кровати, знаешь, как это скучно». Ответ – «Она ведь читает», я опять «это верно, что читает, но каждый день с утра до вечера делать одно и то же, даже очень приятное, все равно становится скучно». Привожу ему ряд примеров, как ему скучно, когда он бывает наказан и сидит на кровати, а ведь это только 10 – 15 минут. Следующий пример: «вот даже если в войну тебя заставить играть каждый день с утра до вечера и то надоест, станет скучно». Андрей: «Ну, если Ольга откажется, а не откажется – каждый день будем играть и не будет скучно».
8 апреля, 53. – Бабушка очень довольна (прямо на верху блаженства), что внучка получает пятерки по арифметике. А виновник этих пятерок – как будто ее это и не интересует – артистка. Так же, как однажды, сидя на моей стороне стола, строит какие-то гримасы, а оказывается, она видит себя в зеркале своего шкапчика и тренируется строить грустное, томное, удивленное выражение лица, и это ей удается. Сегодня бабушка смотрит на внучку, ахает – что такое, какие-то больные глаза у нее. Налила ей портвейну – больное выражение глаз не проходит. Я смотрю – глаза у девочки веселые. Бабушка же опять ахает. Оказывается – смотрит на меня, нормально, весело, а как поворачивается к бабушке, устроит такое утомленное лицо, что действительно рука тянется за термометром. Когда же это выяснилось, бабушка только руками всплеснула.
Андрей живет другой жизнью – действием. Ему – война, корабли. Очень серьезно пишет письма. Ни за что не поставит слова, если ему кажется, что музыкальность фразы от этого пострадает. Обрати внимание, насколько у него отработаны фразы. Читаешь, и слова льются как будто сами по себе без сучка без задоринки. Получается так просто, что даже не возникает желания сказать про изложение что-либо плохое или хорошее, так все гладко. Но это не само собою так получается, а есть результат внимательной обработки каждой фразы. Он только сетует мне, что часто встречаются одинаковые слова, например, «его», «Трезор». Но подумает и находит замену им. Каждую фразу раньше продумает, чтобы она звучала, и только тогда напишет, но только беда в том, что надумает фразу и забудет.
Сейчас лежит на кровати и делится с бабушкой школьными делами. Оба от души смеются, что декламируя стихотворение Жуковского «На солнце темный лес зардел» почти все вместо «зардел» говорят «задрел», не знают такого слова...
Усадил сегодня Трезора на цепь. Стал хватать всех за подолы и за ноги. Когда идем в школу, то как раз в это время идут на занятия студенты ГМШ. Трезор ни одного не пропустит, чтобы не облаять, а то ухватит за ногу или за пальто. Не набрасывается только на детей. Кроме того вчера силинских кур погонял порядком. Думал просить застрелить его, да Андрей сообщил, что у него в столе есть цепь, решил посадить пса на цепь. Правда, когда извлек из ящика стола эту цепь, то ужаснулся, как она в стол поместилась, на ней не кроху-пса держать, а тигра или льва. Но делать нечего. Вот и сидит теперь Трезор на цепи у сарая. Думали, что плакать будет. Но нет, ничего. Только когда Ольга пришла из школы и более двух часов высидела около пленника, то после этого он заскулил, так заскулил, что О. Е. стала подводить базу, что бесчеловечно заставлять так страдать собаку по ее внукам. Дуня разразилась слезами. Одним словом обстановка стала накаляться. Не выдержал натиска и снял с несчастного цепь. Он тут же с ходу Степана за ногу тяпнул. Пришлось опять его водворить на место. Погуляв и освободившись от излишков, страдания прекратил.
Следующие несколько папиных писем – тоже за 1953 год, но уже относятся ко времени, когда мама вернулась из больницы, а папа уехал в поле – на Полярный Урал. Во всех письмах (каждое по 7 – 8 листов) – работа, работа, переезды на машинах, лошадях, оленях. Вот один отрывок о трудностях их существования:
- Вчера приехала Лида. Еле-еле выбралась она с оз. Харуто.Сами чуть живы остались и лошади так же. У Хераскова одна лошадь подохла от голода. Вторая тоже при смерти.
А вот письмо, наполненное такой нежностью, таким теплом – любовью к маме:
- Милая Лизанька, я пишу тебе много страниц, но как-то все несистематично и не то, что нужно бы и что хотелось бы. Прости, дорогая моя Лизанька за это. Очевидно суровая жизнь не научила такому языку, каким хочется говорить, или может быть и вообще такой язык существует лишь в литературе, а в жизни существуют теплые чувства, привязанность, обожание, но об этом не говорится, так как после высказанного чувства вслух, оно теряет свою затаенность, тонкость.
Целую тебя, моя родная. Мечтаю скорее быть около тебя и уберечь хоть настолько, насколько сумею от той напряженности, в которой ты находишься и чего тебе совершенно нельзя. Прошу тебя – ходи в камералку не более, чем на три часа в день. Сделай это хотя для меня и самое главное для твоего растущего безмятежного существа, похрани его нормальное развитие. Целую еще раз тебя с ним и с уже взрослыми, уже начинающими быть мятежными существами. Ваш до последней своей капли крови и чувств папа Виктор. Поцелуй ты их тепло, ласково, скажи, что это от папы.
Больше писем не сохранилось. Лишь одна, последняя записка из больницы:
- Лизанька, милая, кто знает, что еще может быть. На всякий случай прошу тебя – Ольгу и Иришу обеспечить пианино (на это деньги отложить и не трогать их).
Никаких венков и тому подобное (ни от кого), несколько горшочков живых цветов.
Иришку привозить в Ленинград не следует. Незачем ее травмировать – так лучше будет.
За Андрея и Ольгу я теперь не беспокоюсь. А ты следи за собою – в смысле своего здоровья – не допускай головных болей – это совершенно безукоснительно.
(Сделали укол, могу не дописать, впасть в бессознание)
Ольге Ефимовне одно пожелание – окончить свой хороший жизненный путь без страданий.
Целую тебя радость и горе мое – всю жизнь думал только о том, что не доставил тебе всего тебе нужного.
Виктор.