И ждет тебя дорога... путь длиною в вечность...

Михаил Траум
История Вечности
и ждет тебя дорога… путь длиною в вечность…

Эта книга посвящается Т., моей маленькой музе.

Пролог
-1-
недалекое будущее, где-то в Сибири…

Ибериан спал. Впервые за долгие годы он видел сон. Это было живое, наполненное цветом и звуком видение, какое бывает только в детстве. Но детство Ибериана было в далеком прошлом, поистине растворилось во времени. Покоилось на дне тысячелетий.
Ибериан спал и видел дорогу. Он видел бесконечное море темноты и в ней уходящую вдаль, сияющую тропу. Она переливалась яркими, сочными красками, и струилась в пустоту, изливалась цветными брызгами. Ибериан пошел по ней. Стоило ему ступить на дорогу, как она разделилась на два пути. Ибериан выбрал один из них и пошел дальше. Он увидел, как второй, оставленный им путь, изогнулся, словно змей, взмыл вверх и распался десятками тонких цветастых линий. Завороженный этим видением, Ибериан шел по дороге и неотрывно смотрел на буйство красок в вышине.
Дорога сделала поворот. Цветные линии, натанцевавшись в небесах, плавно опустились вниз, словно серпантин. И тогда Ибериан увидел, как линии, коснувшись земли, превращаются в холмы и горы. Он увидел, как вдалеке раскрывается горизонт и все четче и четче становятся видны овраги и склоны вокруг дороги. А после появились радужные деревья и мерцающая трава.
Ибериан открыл глаза. Цветные линии постепенно ушли и уступили место обычной серой реальности. Далекие узорчатые холмы стали холодной пеленой дождя на лобовом стекле грузовика. Бесконечные небеса стали тусклой желтой лампочкой под крышей кабины. Осталась только дорога, так же струящаяся вдаль, только не радужная, а серая и мокрая от дождя.
- Проснулся, Вань? Доброе утро! – весело воскликнул Петрович, слегка толкнув Ибериана в плечо. Ибериан вспомнил, что назвался дальнобойщику другим именем. Почему-то на тот момент в голову не пришло ничего лучше Ивана.
- Да… - тихо ответил Ибериан, не в силах скрыть сожаления в голосе.
- А чего грустный такой? Сон плохой увидел?
- Да нет… скорее хороший. Странный. Про дорогу.
- А… - протянул дальнобойщик, - Ну так я такие, считай, каждый день вижу. Наяву.
«Хороший человек, все-таки, » - подумал Ибериан. «Жаль его. И много таких. Которые просто живут где-то, идут куда-то, спокойные и мудрые и нет в них ни злобы, ни алчности. Только вечное одиночество путника».
Ибериан привстал на сиденье и поправил под собой плед. Теплый, шерстяной, колючий, он согревал его  уже несколько дней. Петрович ехал медленно, километр, за километром ведя грузовик по Транссибу, словно огромный морской лайнер в океане лесов и полей. И только изредка они прерывали свой путь, останавливаясь на заправках.
Дождь постепенно выдохся и сквозь мокрое стекло и мелькающие перед глазами дворники, Ибериан увидел бесконечную гряду леса. Магистраль пошла по холму и на самой вершине путникам открылась широкая, укрытая белесым туманом лесная долина. Здесь были и ели и березы, в подлеске к свету тянулись веточки лип и орешника, а в глубине таились дубы-гиганты. Весь лес пестрел от темно-зеленых и ярко-золотых листьев, вырядился к осени и шумел от холодного континентального ветра.
- Выпусти меня здесь, Петрович, - тихо сказал Ибериан, дотронувшись до его плеча. Пожилой дальнобойщик снизил скорость и удивленно приподнял кустистые седые брови. На его лицо, изрезанное морщинами и покрытое щетиной, доброе и спокойное лицо, упала тень тревоги. Ибериан поймал взглядом глаза старика. Их взгляды смешались.
- Зачем, Вань? Тут же ничего нет…
- Меня здесь ждут, - ответил Ибериан.
- Кто? Холмы? Деревья?
- Деревья… - сказал Ибериан, - Дерево. Одно дерево.
Ибериан глубоко вздохнул. Ему не хотелось покидать старика. Впервые за долгие годы суеты и проблем, он нашел тишину и покой в теплой кабине старого дальнобойщика. Впервые за десятки лет, ему приснился удивительный сон. Впервые за столетия нашелся простой, незнакомый человек, который за несколько дней стал почти родным. Впервые за тысячелетия Ибериан всем сердцем сожалел о предстоящей утрате.
- Не езжай в город. Остановись в области, в деревне. Там где будет больше холмов, - сказал Ибериан, когда машина остановилась у обочины. Он положил на кресло, в котором провел последние несколько дней, перевязанную канцелярской резинкой пачку денег, открыл дверь и выпрыгнул из грузовика.
- Прощай Петрович! Будь здоров! – сказал Ибериан и хлопнул дверью. Грузовик утробно зарычал и медленно выехал на дорогу. Дальнобойщик поехал дальше.
Ибериан знал, что не сможет уйти иначе. Вот так, под гипнозом, он оставлял многих людей. Так старый дальнобойщик спокойно поедет дальше и через несколько часов остановит машину и спокойно уснет. А когда он проснется, в его памяти не останется и следа прошлой встречи.
Ибериан глубоко вдохнул холодный свежий воздух. Чистый запах леса и дождя согнал с него остатки сна. Он посмотрел в небо.
- Утро, - произнес он вслух, - Наступило утро. С этого все и начнется.
Он поправил легкое, слегка помявшееся в дороге серое пальто, и сошел с обочины вниз, в подлесок. Его сапоги покрылись сотнями мелких капелек. Ибериан осторожно опустился на колени и с вожделением умылся утренней росой. Его густые черные волосы впитали в себя влагу и тяжелыми блестящими струями раскинулись по плечам. Ибериан вдохнул аромат земли, сладкий и терпкий  аромат осенних листьев и травы.
«Дома… наконец-то я дома…», - подумал Ибериан, всем телом опускаясь на холодную землю. Он закрыл глаза и втянул пальцы в сырую почву, обнял ее, как обнимают родную мать и заплакал. Как плачут после долгой разлуки.

-2-
где-то в Подмосковье…

По улице моросил холодный осенний дождь. Скоро светало. В утреннем воздухе висела тревожная тишина. Никто не заводил машины, никто не ступал по асфальтовым тротуарам. Каждый человек был сейчас дома. Каждый стоял у окна и смотрел на далекую линию горизонта.
В одной из квартир проснулась маленькая девочка. Она выскользнула из-под одеяла и, шлепая босыми ножками по полу пошла в комнату к родителям. Мама и папа стояли у окна и смотрели в небо. Девочка тихо подошла к ним и взяла папу за руку.
- Папа… пап… - прошептала она. Отец взглянул на нее и грустно улыбнулся.
- Доброе утро, доченька, - сказал он. Папа наклонился к девочке и поднял ее на руки. Мама стояла совсем рядом и неотрывно смотрела на светлеющее небо за окном, ее щеки блестели от слез.
- Мама,… почему ты плачешь?
- Ничего, милая… я не плачу. Просто такой рассвет… - сказала она и обняла их обоих.
Девочка уткнулась носиком в мамины волосы и посмотрела за окошко. Там, далеко, за темным морем елового леса, из-за горизонта медленно восходило золотое солнце. И вместе с ним, белесыми штрихами и золотым туманом в небо устремлялись сотни ядерных боеголовок. 

-3-
в одном из военных бункеров…

Ракета просыпалась. Электрические импульсы пробежались по микросхемам, и запустилась программа старта. В бункере сработала система сигнализации. Закрылись двери. Под землей все замерло. А на поверхности медленно расступились створки врат, и из жерла бункера в утренний воздух хлынул поток горячего дыма. Ракета выпустила пламя и с жутким ревом покинула бункер.
Она стартовала немного позже других ракет. И теперь поднималась все выше и выше, догоняя своих более расторопных сестер. Внутри ее гладкого тела, ожидая своего часа, мирно дремал атом. Ракета взяла высоту, поднялась высоко над миром, балансируя на грани между облаками и звездами, и устремилась следом за сверкающей стаей других ракет.
Она летела, направляя свой полет едва заметными движениями крыльев, а солнце оставляло на ней свой блик. А далеко впереди, в тумане облаков, навстречу ей и остальным ракетам, поднималась другая стая. Словно два облака, эти стаи летели друг на друга, чтобы столкнувшись, разразиться чудовищной бурей.
Следом за стальными стаями ракет, оставались белесые росчерки и тонкие дымные струи ракетного топлива. Дым причудливой вязью разукрасил небеса над всем миром. Две стаи столкнулись в небе. Прогремели первые взрывы. Многие из ракет погибли в небесном огне, но многие разминулись и продолжили свой полет.
А после, уже на земле, во всполохах бушующего пламени проросли цветастые грибы атомных взрывов. Всеразрушающие волны пронеслись там, где проросли эти грибы. Огненный дождь опустился на землю и собрал великий урожай смертей и разрушений.
А ракета все летела вдаль. Она потерялась, сбилась с курса. Некому было ее направить. И лететь ей больше было некуда – все города погибли в огне. Оставленная своими творцами она летела, пока не израсходовала все топливо, и прекратила полет, упав посреди гор. Очнувшийся после долгого сна атом сотряс древние скалы и в яростном пламени взрыва они расступились. Посреди гор разверзлась широкая бездонная пропасть. Сотни лавин сорвались в ее недра и исчезли там навсегда.
Но не по всей Земле пронеслись разрушения. Где-то далеко на востоке от пропасти, что разверзлась среди гор, где-то в Сибири, остались еще отдаленные нетронутые пламенем островки…

-4-
где-то в Сибири, глубоко в лесу, на вершине пустого холма…

Ибериан грустно взирал на поднимающееся над миром облако ядерной зимы.
«Все. Ждать больше нечего. Мир разрушен, осталось лишь прекратить его предсмертные страдания, - подумал Ибериан. Он сидел на камне, на вершине холма, что голой плешью возвышался над золотым осенним лесом, где-то посреди безлюдного мира нетронутой человеком природы. Огромные раскидистые деревья тихо шуршали пожелтевшей листвой, словно море, тихое перед бурей. А на краю горизонта, на западе, среди гор, на севере, за холмами, на юге и востоке, всюду, куда ни кинь взгляд, росли и множились грибы атомных взрывов. Но они были очень далеко и их безумные разрушительные волны, разбивающиеся друг о друга, не могли добраться до этого прекрасного леса. Ибериан не зря выбрал это место. И пока было время, он просто сидел на мокром камне на вершине холма и смотрел на золотой лес…

Ибериан думал о своем недавнем спутнике. Выжил ли он? Или погиб в первые секунды последней войны? И что было бы лучшим исходом для этого хорошего человека?
«Может быть и лучше, если его сожгло пламя атома, и он никогда не увидит того, во что превратится этот мир», - подумал Ибериан. Он вспомнил всех людей, которых видел в последние годы, вспомнил, чтобы навсегда забыть, ведь теперь они все мертвы. Не сегодня, так завтра, война позаботится об этом.
Ибериан встал с холодного камня и подошел к самому центру холма. Здесь ничего не росло. Только голая земля черной плешью отмечала вершину. Но Ибериан знал, что все не так просто. В этих краях с древних времен хранилась древняя тайна, повещены в которую были немногие. Мало кто знал о Древе.
Ибериан снял с себя пальто и рубашку и бросил их на траву. По всему его торсу, плечам, рукам и шее, тянулись тонкие линии татуировок. Таинственные письмена витками спускались по его коже, соединялись в странные вязи, кружились возле его сосков и сопровождали вены под кожей. Ибериан растер руками свое тело.
«Когда-то эти письмена были самым опасным оружием этого мира», - подумал Ибериан. «И были они созданы для его защиты. Могли ли знать создатели, что их оружие, духовная мощь которого может дать вечную жизнь, силу способную менять движение мироздания… станет бесполезным спустя каких-то несколько тысячелетий? И что простые люди, непосвященные, создадут оружие, разрушительная сила которого будет в тысячи раз больше…? Что они не в силах подчинить себе движение, возьмут власть над тканью мироздания? Атом… великая энергия».
Ибериан взмахнул руками и обхватил невидимый ствол дерева перед собой. С его рук сорвались искры и, впитавшись в незримую кору, сделали ее видимой. Перед Иберианом возникло, словно сплетенное из горячих струй воздуха, огромное дерево, крона которого уходила в небеса.
- Здравствуй… - сказал Ибериан, склонившись перед Древом. – Я, Ибериан Интиторис, Твое дитя, Изначальный Твоего мира. Я знаю, что Ты слышишь меня. И я знаю, что Ты чувствуешь боль. Вместе с Тобой эту боль чувствую и я, Изначальный. Я ощущаю, как по всей Земле проносятся огненные бури, убивая все живое. Я чувствую, как погибает  Твой мир. Выслушай же то, что мне нашептали звезды!»

-5-
«Это случилось  больше семидесяти лет назад. То был год после войны. Я искал убежища, место, где смог бы укрыться от тех ужасов, что натворили люди. Многое же тогда мне пришлось пережить. И многих пришлось убить, чтобы скрыть от людей тайну, из-за которой все могли погибнуть. Я сорвал большую часть экспериментов по разработке атомного оружия… Но этого было мало. Как жаль теперь, что я остановился. Проявил слабость.
Спустя год поисков я нашел подходящее место. Это было небольшое поселение, недалеко от Тибетского храма Ангкор-Вату. Там жило несколько фермерских семей и периодически появлялись монахи, чтобы поменять что-нибудь на пару мешков риса.
Там я уединился и провел несколько тихих лет, пытаясь избавиться от ужасных кошмаров, что снились мне каждую ночь. Хотя я и сторонился людей, местные жители со временем приняли меня и стали навещать. Я помогал им тем немногим, на что был способен – лечил их, унимал телесные раны. А они своей благодарностью лечили мои духовные.
Однажды, в благодарность за исцеление, одна девочка пришла ко мне в дом и принесла своего новорожденного ребенка. Она сказала, что ее жизнь теперь принадлежит мне и единственное о чем она просит – чтобы ее ребенок рос рядом со мной. Не знаю, что тогда произошло со мной, но я принял ее помощь. Взамен я обучал ее сына, и это продолжалось семь лет. Мальчику долго не давали имени. И он сам выбрал его, когда подрос. Он назвал себя Уильямом. Странное имя для тех мест. Я думаю, он узнал его из моих рассказов о внешнем мире, о Европе. Больше всего он любил слушать, как я рассказываю ему про Лондон.
Когда Уильяму исполнилось девять лет, он стал помогать матери в хозяйстве, и они уже вдвоем следили за моим жилищем, принимали больных и приводили их ко мне.
Однажды, Уильям ушел в деревню и пропал. Мы нашли его поздней ночью. Он медленно брел по дороге к дому, грязный и мокрый. Он был цел и невредим, но ничего не видел перед собой и молчал. Чтобы понять, что произошло с Уильямом, я заглянул в его мысли. И там я увидел место, которое так ошеломило мальчика. По дороге в деревню он сошел с тропы, побежав следом за бабочкой, и там наткнулся на другую, вымощенную древним камнем, заросшую кустарником дорогу. Пройдя по ней, мальчик вышел к развалинам какого-то храма… и там увидел что-то… страшное.
Я успокоил мальчика и гипнозом заставил его забыть увиденное. Но сам с той минуты больше не мог спокойно спать. Той же ночью, не смотря на дождь, я отправился на поиски руин.
Я нашел их в самый разгар бури. Тысячи лет я не видел этой великой архитектуры. Затерянные в лесах, поглощенные болотами, алтари Древних ушли в небытие веков. И вот, один из них, алтарь Литаны, богини, которую почитали еще до Великого Оледенения, до начала эпох, стоит передо мной, омываемый дождем.
Я подошел к алтарю и положил ладонь на холодный камень у его подножия, там, где алтаря коснулся Уильям. После этого я потерял сознание. То, что произошло после, я знаю лишь из рассказов других людей, которым не посчастливилось стать свидетелями моего безумия.
Мне рассказали, как я очнулся на краю скалы у древнего храма Ангкор-Вату, в окружении братьев-монахов. Мне рассказали, что я прибежал в храм, крича и расталкивая людей, как я остановился у подножия алтаря Будды и упал без сознания. Рассказали, как отпрянули мудрые старцы, когда попытавшись поднять меня, увидели мои широко раскрытые безумные глаза. И как я сам, крича от неописуемой боли, выбежал из храма и прыгнул в пропасть с одной из скал возле храма.
Там я и остался. Несколько дней я пролежал среди темных скал, израненный, без еды и питья, но смерть обходила меня стороной. Тогда я жалел, что бессмертен. Мне хотелось отречься от дара Изначального и просто умереть.
В итоге я принял тайные знания и смирился с судьбой. Тогда, у алтаря Древних, видения начертали мне, что когда-то по вселенной блуждали великие Изначальные – существа древние, как сама вселенная. Я увидел, как тысячи Изначальных разлетались по миру, создавали и оплодотворяли планеты и звезды, порождая жизнь, а после возвращались и поглощали ее. И снова, напитавшись, они творили жизнь. Те же миры, куда не возвращались Изначальные, со временем погибали сами, разлагались и разрушались изнутри, не оставляя после себя ничего, кроме мертвого камня и пыли. Это был древний круговорот жизни и смерти во Вселенной, неизменный со дня Творения.
Но Изначальные куда-то сгинули. И вместе с ними нарушился древний порядок мироздания и вселенная опустела. Только последние малые искорки жизни еще теплились в отдаленных уголках мира, и одной из таких искр была Земля. Последнее что я увидел – это был я, Ибериан Интиторис, стоящий на холме в окружении горящего леса. Я проникал в Тебя, Древо, чтобы уничтожить Тебя, впитать в себя Твою жизнь. Убить все живое. Чтобы Твоя жизнь началась заново.

-6-

Ветер принес осеннюю листву. Ибериан вдохнул полной грудью чистый свежий воздух, пропитанный влагой и терпким запахом осени… Он отпустил Древо и вернулся на холодный камень на склоне холма.
- Я должен это сделать, - сказал Ибериан, смотря на колышущуюся крону таинственного Древа, - Если я не продолжу Великий Круговорот, они все погубят. Люди все погубят. Они уже ступили за грань, за которой нет возврата. Пойми, что их война станет последней не только для человечества. Поверь, если бы только это – я бы не пришел к тебе. Они погубят все. Навсегда! –
По Древу, от корней, к кроне пронесся импульс света.
- Да, я знаю. Никто не научит меня ритуалу. Я не знаю, как продолжить Круговорот! - крикнул Ибериан.
Крона Древа замерцала вспышками, осветив низкие серые облака.
- Руины Древних подсказали мне путь. Это был алтарь Литаны. Ты, конечно, помнишь эту богиню? Ты помнишь, как она погибла? Верно, она связала свою душу с душами своих смертных творений - людей. Вдохнула свои силы в людей. И погибла. Я сделаю тоже самое – с Тобой. Мы станем единым целым, Древо. И придет конец моему бессмертию и моей вечной службе.
Древо вспыхнуло ярким белым светом, на мгновение ослепив Ибериана. Он прикрыл глаза рукой.
- Люди не достойны шанса, который Ты хочешь им дать! Они не прислушаются! Тысячи лет я живу среди них, я сам один из них! Поверь мне!
Сияние стало нестерпимым. Ибериан почувствовал холод, исходящий из Древа, смертельный холод. Он услышал то, о чем не упоминали даже самые древние легенды. Ибериан услышал Голос Древа.
«ТЫ ЗНАЕШЬ ЛЮДЕЙ. ТЫ ЗНАЕШЬ ИСТОРИЮ СОЗДАНИЯ. НО ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ ВСЕГО, ИЗНАЧАЛЬНЫЙ», - раздалось в голове Ибериана. Ошеломленный услышанным, Ибериан не смог произнести ни слова в ответ. Слишком тяжелым был этот голос, словно гул движущихся континентов, словно рокот вулкана.
«ЗЕМЛЯ ХРАНИТ МНОГО ТАЙН. ВОЗЬМИ КОНТРОЛЬ НАД ЗЕМЛЕЙ, И ТЫ ВЫПУСТИШЬ СОКРЫТОЕ НА СВОБОДУ», - сказало Древо. «ЖИЗНЬ ОДНОЙ ПЛАНЕТЫ – МАЛАЯ ПЛАТА ЗА ТО ЧТОБЫ ТАЙНЫ ОСТАВАЛИСЬ ТАЙНАМИ».
Ибериан чуть не упал на колени, подавленный мощью голоса Древа. Но спустя вздох, он нашел в глубине души силы ответить.
- Что это за тайны, о которых ты говоришь?
«ТАЙНЫ, РАДИ КОТОРЫХ МЫ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ, ИЗНАЧАЛЬНЫЙ!»
- Значит, Ты готово умереть? Навечно? – закричал Ибериан, противясь ослепительному свету и холоду Древа.
«Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ, ИЗНАЧАЛЬНЫЙ! НАВЕЧНО!» - ответило Древо, и Ибериан почувствовал новый импульс обжигающего света. Древо отталкивало его, угрожая принести ужасную и продолжительную боль в случае неповиновения.
- Я Изначальный! Хранитель этого мира! И никому не позволю погубить мой мир! Ни людям, ни Тебе! – воскликнул Ибериан и сделал шаг к Древу. Его татуировки словно ожили. Черные полосы и руны задымились и стали впитывать в себя белое сияние Древа. Ибериан с трудом передвигая ноги, делал шаг за шагом, приближаясь к Древу. И с каждым шагом сияние и холод усиливались, а татуировки Ибериана обретали все большую мощь. Наконец Ибериан сделал последний шаг и дотронулся до коры Древа. Сияние прекратилось. Древо умолкло, остыло, уснуло.
Ибериан, обессиленный борьбой, упал на землю у корней Древа.
- Я хочу жить,… понимаешь? Не готов умирать… Я люблю этот мир. Я буду за него сражаться, - сказал он и заплакал.

-7-

Никто не мог научить его ритуалу. Ибериан слушал голос души и сердца. Глубоко внутри скрыты знания…
Ему вспомнились те далекие годы, когда он еще не был бессмертен. Когда печать Изначальных еще не легла на его судьбу и не отметила его бессмертным хранителем Земли. Ему вспомнился древний мир, в котором магические энергии еще блуждали среди людей свободно и позволяли творить чудеса… Ибериан вспомнил как будучи еще совсем юным мальчишкой, ему довелось спасать свою жизнь и бежать прочь от людей и городов… Вспомнил как впервые влюбился.
Вспомнил, как прошли многие годы и он возмужал. Особенно хорошо Ибериан запомнил день своей первой смерти – день, когда он должен был умереть и не умер. Выжил там, где любой другой погиб. Силы, скрытые внутри пробуждались постепенно, шаг за шагом. К пятидесяти годами Ибериан начал осознавать, что он не просто необычный человек. Когда Ибериану исполнился век, он понял, что само понятие человек – это не о нем.
А после произошли великие перемены. Земля стала умолкать… Маги, колдуны, шаманы, жрецы и скельды – теряли свой дар один за другим. И только сила Ибериана росла тем быстрее, чем быстрее опустошалась Земля.
Теперь, спустя три тысячелетия, после Великого Оледенения, что случилось с потерей колдунами своих сил… после того как человечество было поставлено на колени и едва ли не вымерло. После долгих лет подъема, войн и новых открытий… Мир сам очищает себя от жизни.
Ибериан понял, как нужно провести ритуал. Выпустить бурлящий ток силы по высохшим венам Земли, связать себя с ней неразрывным пульсом… А после… умереть.


-8-
Он остановился посреди небольшой лесной опушки. Высокий, черноволосый, красивый и печальный, как дьявол. Мощные стволы вековых деревьев мерно скрипели под усиливающимся ветром. Один за другим постепенно начали опадать листья,… хотя до листопада оставалось еще несколько дней – и весь лес сиял золотом и алыми красками. Великолепие леса и далекие серые облака влажно отражались в изумрудных глазах Ибериана. Ветер подхватил его волосы, они плавно расплелись широким черным плащом за спиной.
Ибериан глубоко вдохнул и закрыл глаза.
- Жизнь, лишь мгновение, лишь искорка в вечной темноте, - прошептал Ибериан. Он соединил руки на груди, словно ухватился за невидимую цепь и с отчаянным криком разорвал ее на части. Пронзительный крик эхом пронесся по всему лесу. Его руки раскинулись как крылья птицы небесной, а из сердца мощным потоком выплеснулась волна силы. Его душа сияющим потоком влилась в спящее Древо.
Деревья вокруг дрогнули и в одном порыве, золотая и алая осенняя листва сорвалась с веток и плавно опустилась на землю. Словно солнечный занавес опустился на землю.
Ибериан вспомнил тысячи людей, которых он проводил за грань бытия… Тысячи людей, что когда-то были его друзьями, возлюбленными, братьями по оружию, его детьми и учителями… Он вспомнил лица каждого из них,… и память о них все ярче сияла в его душе с каждым упавшим на землю листом… И сколько листьев сейчас падало на землю, стольких людей он проводил на ту сторону бытия…
Ибериан сделал еще один глубокий вдох. Сильная боль расцвела в его груди, но он не дрогнул и вдохнул до конца.
- Смерть, лишь путь к вечному сиянию…, - прошептал Ибериан. Он закричал, упал на колени и с силой ударил ладонями по земле. Мощная ослепительно яркая волна силы прокатилась от него по лесу, и голые узловатые деревья охватило золотое пламя. Лес будто вновь оделся листвой, но, то были лепестки огня. В воздух взвились тысячи тлеющих искр.
Ибериан вспомнил годы бесконечных войн. Миллионы смертей, казней, пожаров и криков. Все то в чем и он сам когда-то участвовал или наблюдал со стороны. Он вспомнил присущую только людям ярость и безумие толпы, сметающей все на своем пути, разрывающей на части врагов, сжигающей дома…
Ибериан вдохнул в третий раз. Он уже не чувствовал своего тела, не ощущал боли, и продолжал жить лишь за счет заклинания.
- Я есьм жизнь и смерть,… и имя мое – Вечность, - прошептал он. Все его тело задрожало, и началась агония. Волна за волной, импульс за импульсом, Ибериан отдавал планете свою силу, связывал потоки внутри себя с потоками внутри Земли. Древо приняло в себя душу Изначального и опустило ветви в знак покорности.
Опаленный пламенем лес,  начал осыпаться и падать. Облака пепла и дыма накрыли когда-то прекрасную долину, ставшую теперь выжженной дотла пустошью. Ритуал был завершен. Ибериан упал лицом в горячий пепел и на выдохе потерял сознание. Он погрузился в кому. Оставался лишь один шаг до конца – смерть.

-9-
где-то в глубине души Ибериана…

Темный подвал. Бесконечно широкое помещение, заполненное тенями. В самой глубине раздался звук шагов. Чьи-то каблуки отстукивали медленный тревожный ритм по холодному полу. Тот, кто шел рядом, ступал бесшумно. Они о чем-то разговаривали шепотом.
- Мы ведь только его сон? – спросил один.
- Я полагаю, мы что-то большее, возможно, символы, - ответил другой.
- Символы чего? – спросил первый.
- Чего-то одного и чего-то немного другого… Ему лучше знать, - уклончиво ответил второй.
- Он безумен, правда? – задал вопрос первый.
- Я так не думаю. Но он болен, - ответил второй, - Взгляни на нас. Нельзя сказать, что мы безумны, но и настаивать на этом не стоит.
- Но зачем мы здесь? – спросил первый.
- Скоро узнаем. Если, конечно, он позволит, - сказал второй.
Шаги затихли. Двое будто растворились в темноте. Включился свисающий с потолка светильник. Свет заполнил собой пространство, и оказалось, что в подвале никого нет. Лампочка вспыхнула очень ярко и взорвалась. На мгновение помещение заполнилось ярким сиянием, в котором в едином порыве дрогнули две тени. Спустя мгновение темнота вновь накрыла помещение. Послышался скрип. Кто-то выкрутил из светильника остатки старой взорвавшейся лампочки и вкрутил новую. Слабый луч света мягко влился в темноту. Внизу, в луче светильника появился небольшой шахматный столик и два стула. Они сели на стулья, друг напротив друга и оба подняли головы вверх, на свет лампы.
- Спасибо! – поблагодарил один.
- Благодарю вас! – учтиво высказался другой.
Сказав это, они вновь опустили взгляд друг на друга. Они были чем-то похожи.
Один носил маску Ворона. На нем слегка колыхалась черная с синеватым отливом шелковая мантия, вся украшенная швами, скрепляющими кусочки ткани воедино. Его маска верхней частью походила на человеческий череп, левая глазница пустовала, а правая чернела непроглядной тьмой. Под левой глазницей блестели три небольшие точки, будто слезы, стекающие из глаз. Вместо челюсти череп имел острый костяной клюв необычной формы.
Другой носил маску Кота. Он был худощав. Его тощее гибкое тело покрывала коротенькая черная шерсть, что лоснилась и блестела в свете лампы. Позади, задевая ножку стула, медленно раскачивался длинный хвост. На непропорционально большой голове Кота красовалась круглая, обхватывающая все лицо маска. По краям маски торчали два острых треугольных ушка, в центре не было ничего кроме двух огромных темных глаз. Возле стула лежала небольшая скрипка и смычок. Кажется, Кот знал толк в музыке.
- Итак,… зачем мы здесь? – спросил Кот, рассматривая фигуры на шахматной доске. Он сидел со стороны белых.
- Он хотел, чтобы я рассказал тебе одну историю, - ответил Ворон, также разглядывая  шахматную доску. Он заметил, что один из коней смотрит куда-то в сторону и осторожно поправил его положение. Ворон не любил беспорядок. Его черная ладонь с тонкими острыми пальцами скользнула обратно под мантию.
- Что за историю? – удивленно спросил Кот. Его хвост замер лишь на мгновение.
- Историю Вечности, - ответил Ворон.
- Не слышал о такой…
- Он о ней не рассказывал. До этого момента он желал оставлять ее тайной, - сказал Ворон. Его густой, всепоглощающий своим звучанием голос, гулко раздавался по всему подвалу.
- А почему?
- Боялся спугнуть твою музу, маэстро, - усмехнулся Ворон.
- Хорошо. Я с удовольствием выслушаю его историю. Заодно сыграем партию в шахматы! – воскликнул Кот, разминая пальцы.
- Именно на это он и рассчитывает, - тихо отозвался Ворон.
Кот глубоко вздохнул и снова посмотрел вверх, на свет лампы.
- Как думаешь, он очнется нормальным? – спросил Кот печально. Его мягкий, мелодичный, поистине кошачий голос, выдавал искреннюю тревогу за объект их разговора.
- Кто знает,… посмотрим, - отрывисто сказал Ворон, - Здесь каждый немного не в своем уме. Но в любом случае исход этой истории зависит не от нас.
- Это точно. Это мне хорошо известно, - улыбаясь в маску, сказал Кот.
Он опустил взгляд на шахматы. Его хвост медленно обвил ножку стула.
- Ну что ж… начнем. Первыми разыгрывают пешки… - промурлыкал Кот, дотронувшись до фигуры.
- Ты прав. Твои белые, твой ход. Сам бы я ни за что не решился первым нарушать стройные ряды фигур. На это у меня никогда не хватит безрассудства. А я меж тем начну свой рассказ…