или пролет над Марсом
ДНЕВНИК СМИТА-12
«26» января 2010 г.
– «Что собой представляют «Дневники Смита»? Это утопия мира с призывами сражаться?»
– Нужна литература высокой мотивации и опасной разработки в направлении границы –северной пограничной линии. Герой Джон Смит, создавая идеологию стали, обнаруживает себя на «индивидуалистических», героических «подступах», в героическом мироощущении Ницше, Кьеркегора, Достоевского, Макса Штирнера, Томаса Карлейля. «Существование» для Смита немыслимо без поисков философской модели, в которой могут присутствовать разнообразные, энергичные элементы – гангстерских саг, идеологии меча, неоромантизма, неореализма, – в общем, информационного массива в целом.
Герой Смит живет на культовом, ядерном беломорье, под впечатлением наступательных инициатив, в том числе кинематографических, марсианских, даже маршевых идей! Ницшеанки нас еще только ждут...
Зарево ближнего боя – это зарево северных арийских идей. За колонизацию Европы! Предстоит свирепая борьба за господство в Европейском секторе Арктики и на северных морях. Это будут годы сокрушительных рейдов.
Романтичная литература прекрасных женщин и героев-мужчин должна вызывать положительные, «исключительные», даже «превосходящие» эмоции; работать на идеал, на идеальные приоритеты... верить в силу волшебства и ветра, а не наоборот.
Почему так притягательны плато? открытые, продуваемые ветрами, опасные пространства? грубая экспедиционность? Потому что жизнь – это высокая драма, а высокая драма – это энергичная драма.
Тексты придают «атмосферность», кинематограф завораживает и «погружает». Сама по себе «жизнь» мало приятна, мало интересна – точно также, как и само путешествие, например. Путешественник вообще бредет в какой-то дисгармонии. В экзистенциализме даже разрабатывалась тема «затравленного путешественника». Все мои рассуждения сводятся к известному утверждению о приоритете искусства перед жизнью, можно сказать, «добиваем мечтой», лучше киномечтой, кинолитературой. Что же нами движет? Нами движет эмоциональный опыт в жизни, «опыт от искусства», чистое искусство и, если мы, авторы, не привнесем идеализацию... киноязык... то картины жизни не будет, – останется лишь голый и постыдный факт.
Жизнь-этюд, этюд в «грамматическом наклоне». Или масштабная композиция, круговая панорама – мечта окруженца.
Культ смерти, культ риска, большого риска (Большой прогулки) работает на пробуждение энергичных доминант, на ударные инициативы и «формулировки удачи». «Вас прострелим насквозь! И вас прострелим насквозь!» Далее события развиваются по своеобразной силовой логике. В один прекрасный день ты уже не обнаруживаешь «отягощения злом». А «мы здесь на него внимания не обращаем» – так бармен в «Герое-одиночке» откликнулся на замечание Смита – «А что, сухой закон уже отменили»? (Last Man Standing, 1996).
Настоящие работы пишутся только в студеной стране, в синеющей гуще леса, среди бомб мегатонного класса, не забывай. Холод – это счастье. Минус тридцать три вполне норма. Народ на материке, наверное, перекошен, но только не егерь. Я в движении. «Герою ведь некогда, он прорывается сквозь буреломы с одной, только ему известной целью». Да, ему (герою) некогда. Он метафизик, но необычный метафизик – «ходовой», вулканический тип. Какая может быть заторможенность в лесу? Быстро скальп снимут. На каком-то этапе здесь, на Побережье, понимаешь, что мосты уже сожжены и сегодня в том же направлении не вернуться, а ты в действительном буреломе; темнеет быстро, мрачный, очень тесный
«нависающий» пейзаж. Залезаешь, перекатываешься, уворачиваешься, с опаской подлезаешь. Нужно беречь глаза и ноги, иначе все. Здесь никто и никогда не ходит. Важно, что один, важно, что опасно. Шаг за шагом.
Все это нескончаемо. В тяжелой боевой экипировке. Киноминиатюра за киноминиатюрой. Доминирование темы «Жестокие мили», – Cruelest Miles. Но я Джон-метафизик и при мне всегда штурмовой винтарь. Мечта окруженца: занять круговую оборону на ландшафтах. (Надо будет, и в асфальт вобью, в любой момент). Засада в каньоне, с бесстрастным лицом. Poker face. У ковбоя всего два выражения лица: в шляпе и без шляпы (так режиссер про Клинта Иствуда). Столкновение лесного жителя (forester) со стаей означает одно: это приговор, приговор стае. У них нет ни единого шанса. Прощальный прицельный огонь – прощальные таежные секунды.
Баскервили в лесу тоже боятся. Эта мысль заключает в себе все, что нужно знать на марше для прорыва «сквозь», сквозь массивы. Однажды попавший в тайфун текстов, а затем и в медвежью засаду, не желает оттуда возвращаться. Агрессивного одиночку ждут только безоговорочные победы. It’s time for forest march, – время для лесного марша. Ты опасность. На рывок, ночной рывок! Время ночного марша – это время идей на марше, маршевых идей.
До места фатального столкновения, наверное, уже недалеко. В какой-то момент сзади, из-за выворотня, вырастает исполинская, стремительная туша, с людоедским, ревущим оскалом... Вот она, сцена, поражающая остротой передачи. Пальнул навскидку, и только. А что? Инцидент, или случай в тайге /The Incident, 1967. Уловка-22 (1970), Catch-22. Поймай меня, если сможешь, – Catch Me If You Can, 2002. И, наконец, Talk to Me, – Поговори со мной, 2007.
____________________
«27» января 2010 г.
Согласно результатов опроса In The Deathcar, каждый второй американец удавится за доллар. А это опять приговор. Это след, ведущий в Африку, хотя и считается, что именно там появились люди (?) Взять, например, Уолтера Куртца в «Apocalypse Now» (1979). Спутался с хунвэйбинами, смутьянами. Помешался на цветастом, впал в хиппизм до невозможности, зацвел, покраснел, пожелтел, стал одним из многих – там, в Камбодже.
Арийский бункер или степная, ханская ставка?
Наконец-то Роберт де Ниро сыграет еще одну интересную, милитаристскую роль губернатора штата Алабама Джорджа Уоллеса в биографической драме «Сельма» (Selma). Как известно, старина Джордж высмеял саму идею радикальных негров о внедрении, до степени смешения, африканской инициативы – инициативы-babylon в школы и вузы родного штата. Тогда, в 1963 году, Джордж Уоллес (George Wallace) лично перегородил вход вездесущей ныне толерантности в Университет Алабамы и освободил проход только после вмешательства Кеннеди. Это событие получило широкую огласку, вошло в историю, и получило название «Стояние в дверях». Не «состояние», а стояние, – требовал, как известно, Шестов-Шварцман, имея в виду героику жизни. Еще ранее, в 1957 году, в город Литтл-Рок, штат Арканзас, были введены федеральные (антибелые) войска после отказа губернатора штата выполнить решение суда..
«28» января 2010 г.
Какая ты милая, сексуальная, так хороша, ротик, глазки... Настоящая королева красоты Среднего Запада. Ты моя Мечта. Ты у меня одна. А в тебе есть романтизм? Можно было бы встретиться на Побережье, походим по морскому берегу, я буду наблюдать за медведями, а ты делай что хочешь. Соглашайся.
«02» февраля 2010 г.
К дискуссии о природе загадочной синей спирали подключилась вся Норвегия.
– Оно состояло из зелёного луча света, напоминавшего по цвету полярное сияние, с загадочной вращающейся спиралью на конце, – утверждал очевидец. – Затем спираль становилась всё больше и больше до тех пор, пока не превратилась в огромное гало в небе с зелёным лучом в центре.
Военных философов, экзистенц-милитаристов интересуют только безоговорочные победы. Only. Дикий Запад остался в настоящем. Жизнь по варианту большой торпеды. «Булава» как воплощение. Белый фосфор как воплощение. Взорвавшийся арийский Фаэтон. Мощная белая вспышка.
В 1953 году был проверен первый в мире термоядерный боеприпас.
Взрыв 30 октября 1961 г. Царь-Бомба, – Tsar Bomb, пятьдесят мегатонн. День рождения сверхновой. Взрыв-толчок и взрыв-отбор. Экзистенциализм – это гуманизм. Новый Полигон. Бункер. Восемь часов тридцать три минуты по Гринвичу. Взрывная волна трижды обогнула земной шар. Первый раз – за тридцать шесть часов двадцать семь минут. Гигантская бомба, заткнув рты уже «неевропейским» пропагандистам, проверила (протестировала) так называемый «запад» на «радиационный шок», на «газон», на крах «надежд» (а какие у них могут быть надежды?), существенно усилила масштабы страдальчества желтого «избранного миллиарда».
Эксперты так и не решили, что лучше – множество небольших водородных бомб, падающих по периметру или суперводородная бомба мощностью в сто мегатонн, падающая в центр? Но интерес к испытанному в виде авиабомбы термоядерному заряду не был утрачен. Появились соображения о возможности создания суперводородной бомбы. Ударная волна на тысячи километров. После этого можно уходить в джунгли с оружием в руках. Жизнь есть приказ, жизнь есть смерть, жизнь есть огнестрел.
Военные теоретики шестидесятых были обеспокоены тем, что для ядерной Ницшеанки пока не существует хорошего носителя (бомбардировщики не в счет, их легко сбить), то есть в военном смысле работали впустую. Тогда один из перевоспитанных яйцеголовых – «пацифист дал трещину...» – решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки. Возможно разработать для такой торпеды прямоточный водо-паровой атомный реактивный двигатель. Целью атаки с расстояния несколько сот километров должны стать порты противника. Корпус такой торпеды должен быть очень прочным, тогда не будут страшны мины и сети заграждения. Безусловно, выскочившая из воды торпеда со стамегатонным зарядом – это неизбежность, «большая неизбежность» и простор для построений. Да, это была неплохая идея – проверить запад, алгеброй.
В 1962 г. на смену варианту большой торпеды появился вариант мощного подводного термоядерного взрыва. Были осуществлены разработки более мощных бомб с выходом в двести и даже тысячу мегатонн, которые предполагалось транспортировать на судах к берегам и вызывать с их помощью гигантские катастрофические волны.
Планировалось, что для достижения желаемого эффекта взрыв заряда должен производиться на глубине не менее километра. Тогда, на расстоянии пяти километров от эпицентра взрыва, высота возникшей океанской волны могла бы составить около пятисот метров, а длина ее приблизилась бы к десяти километрам. Но для тихоокеанского гористого побережья такая волна не привела бы к стратегическому эффекту
Другое дело, атлантическое побережье, отличающееся, однако, обширной прибрежной отмелью. Это вынудило бы, в поисках подходящих глубин для взрыва, уйти дальше в океан. Однако подтвердились скептические предположения, что материковая отмель является прекрасным фильтром, разрушающим прибойный поток – вне зависимости от мощности подводного супервзрыва в океанских глубинах. Таким образом, не удалось смыть империю зла с лица Земли с помощью гигантской искусственной волны. Осталась лишь краткая, на три странички, информационная справка: «Стрелять с Северного полюса – цунами по Америке!».
Пусть нам покажут «там» (то есть здесь) хотя бы одного интересного философа, военного философа, ядерного философа, интеллектуала «бункерного» уровня. Вспомнился Ученый в «Сталкере» с ядерным чемоданчиком (двадцать килотонн). «Концепция» взаимного устрашения (потом стали говорить о концепции взаимного гарантированного уничтожения) – разве это концепция? Куда катится военная наука? Где это видано и «где это вы прочитали»? Уж не в подвалах ли пентагона? Из любви к жизни, на ницшеанских мотивах создавалась в Бункере Чудо-бомба, царь-бомба шестьдесят первого. Tsar Bomb, пятьдесят мегатонн, он и есть царь, а не «мой король» в колготках по паркету. Да, пальнули навскидку, и только. А что?
Это чудо, водородное чудо, фосфорное чудо, кобальтовое чудо. Черная дыра синего цвета. Спящие вулканы. Чёрный прилив. Доклад LA-602. Глава первая «Риски поджигания атмосферы атомным взрывом». Глава вторая «О термоядерной детонации в атмосферах и океанах». Предложенная Сциллардом кобальтовая бомба, 1950 г. Кобальтовая бомба «Миссури». Тысячи кобальтовых бомб. «На берегу», 1957.
Военный интеллект правит на заповедных просторах. Но правит на просторах лишь до тех пор, пока остается достаточно неудовлетворённым, чтобы постоянно стремиться к завоеванию проблемных территорий. Карибский кризис как воплощение. Полет валькирий над северным студеным морем, полет интеллекта, полет гиперболоидов – армада ударных наступательных систем. Разве чудо-бомбы создаются не благодаря военному интеллекту, не за блокадным кольцом, не из любви к Марсу и его богине? Поэтому обитатели бункеров – военные интеллекраты обязаны вести полуголодный, суровый образ жизни. Арийский глобализм, страсти и всплески. Работая на валькирию, ты работаешь на холодный образ мыслей.