Кресло Феликса

Евгений Григоренко


Феликс умирал. Его время заканчивалось. И он знал об этом. Но о фирме, своем единственном детище, этот человек позаботился заблаговременно, не забыв, кажется, никого, с кем начинал: своих старых друзей. Хотя, в новом руководстве их никого не осталось. Они получали солидные девиденты, их приглашали в президиум на торжественных заседаниях акционеров, в роли статистов присутствовали при обсуждении новых проектов, но решения принимали другие. Приятели были малочисленны на символических должностях. Впрочем, беда их заключалась в другом: в разобщении и несовпадении интересов. Да и претензий друг к другу, к тому времени накопилось немало. Теперь это были если и не враги, то и не единомышленники. Так все устроил Феликс, постепенно отлучая одного за другим от дел с их же собственной помощью. При этом они оставались у него на виду. Именно с ними отмечались семейные праздники. С ними уединялся в экзотические командировки. Всех их по-прежнему продолжал считать друзьями. Кому-то со стороны это казалось странным. Но не ему, и не им. Теперь он умирал, передав бразды правления Королеву, умнейшему молодому человеку, с  достаточным опытом и устоявшимися связями, из пришедших позже.


Николину это не нравилось. Но тогда он посчитал нового шефа не худшим злом из возможных. К тому же тот сразу по занятию кресла Феликса, отвалил ему приличное вознаграждение, неизвестно за что и почему. Видимо, предполагалось сближение их отношений и качественная перемена в его работе. Но если сближение могло найти понимание, то со второй причиной дела обстояли сложнее. Он давно отвык сдавать подробные отчеты и сопоставлять свое рабочее время с кем-то еще. И при первых признаках давления на свою независимость, Николин резко пожалел о том времени, когда сам, по доброй воле, сошел на обочину, уступив дорогу новоиспеченному мужу Анны, такому обаятельному суетливому пареньку. Он и сейчас хорошо помнил, как переглянулись они с ней, одобрительно улыбаясь друг другу. Тогда Королев не казался чужим. Потому что именно Анне принадлежала первая мысль о фирме с такой оригинальной структурой. А Феликс, он Николин, Кабанов и двое других приятелей ухватились за эту идею и воплотили ее в жизнь. Теперь Анна вообще не появлялась в своем кабинете, воспитывая детей. А, как же, Феликс на своей даче так убедительно говорил о материнском воспитании, что едва ли ей могло прийти в голову что-нибудь о последствиях. Но кто-то в это время от удовольствия потирал руки.


Интересно, что она думает по  данному поводу сегодня? Недавно Кабанов поделился крепкими выражениями этой женщины в адрес Феликса и мужа. Если это так, то Николину хотелось бы услышать все в оригинале. Приятно будет понаблюдать за блеском ее глаз и за суетой коготков. Почувствовать собственной шкурой прерывистость дыхания залежавшейся хищницы. А там, может быть, подвернутся  сами необходимые мыслишки. Когда-то она умела вдохновлять на них.


Николин мог заехать к Анне и без всякого повода. Но повод был. И очень замечательный: годовщина ее свадьбы, о которой все, кажется, забыли. Хорошо бы и сам Королев не вспомнил о ней в своей командировке. Букет роскошных цветов, – и что еще нужно забытой женщине? Любимое вино и конфеты, естественное дополнение к вниманию старого друга.
О том, что он волнуется, Николин почувствовал, входя в подъезд. И это неожиданно показалось ему забавным, напомнив о далеком и полузабытом недолгом романе. Но сейчас настоящая сентиментальность была неуместна, что заставило встряхнуться, передернув плечами, и криво ухмыльнуться вполоборота.


Анна удивилась цветам и обрадовалась гостю. Как он и предполагал, она была одна: детей все чаще забирали бабушки. Королев не звонил, и к нужному разговору подталкивать хозяйку особенно и не требовалось. Ей необходимо было напомнить немного забавного из их общего прошлого, раза три чиркнуть зажигалкой перед ее сигаретой и терпеливо дожидаться действия алкоголя.


И тигрица поднялась, поначалу издав ленивый рык в сторону предполагаемого скрывшегося мужа. Но постепенно ее движение по комнате набирало темп, и красноречие повышало частоту тембра. Николин следил за происходящим из глубины дивана с пустым бокалом и удовлетворенно осознавал, что появился здесь вовремя, и совсем не зря. Дело оставалось за малым: за мыслью, которая помогла бы решить их проблемы. Пусть пока и частично. Он даже уловил связь с этой мыслью: Анна должна вернуться на фирму! Но, встретившись с глазами безрассудными и гневными, расширенными от возбуждения, произнес почему-то совсем другое. Скорее всего, этой шуткой, а это была именно шутка, которая и вырвалась-то на свет помимо его воли,  Николин хотел  только предварить настоящую серьезную мысль о ее возвращении. И выбранную мягкость произношения посчитал даже очень удачной:
- А, ты, отрави его. Нашла с кем мучиться.


И тут же испугался ее реакции на услышанное. Она остановилась и с ошалелой улыбкой заинтересованно уставилась на него. Он еще хорошо помнил этот убийственный прищур не суливший ничего хорошего выбранной жертве. Отказываться от сказанного и объясняться, что у него выскользнула неудачная шутка, было поздно. Ее голос притих, в нем послышалась хрипотца, казавшаяся порой шипением:


- Ты прав. Заказывать киллерам и накладно и рискованно. Мы все сделаем сами.
Она продолжала улыбаться, по хищному зло.  А в голове уже прокручивала дальнейшие комбинации к его предложению. Но соображала Анна всегда быстро. Сегодня особенно. Наверное, вот так и приходят в гениальные головы озарения, порой ужасные.


- Со «Скорой» и моргом, я думаю, ты договоришься. А от родственников никаких заявлений не будет.


Николин все же попытался взять себя в руки, но голос подводил своей неуверенностью. Куда только девалось его недавнее самодовольство.


- Не дури. Я посмеялся. Но если тебя это подтолкнуло на что-то серьезное, то извини, я тут не при чем. А, лучше, давай все спишем на выпивку.


- При чем, при чем. И еще как при чем. Он посмеялся! Все это очень даже серьезно. А на выпивку мы спишем, только не наш разлюбезный разговор. Надо же, я впервые услышала от тебя что-то серьезное и мужское.


Это было неправдой. Так она говорила часто и не только ему. И обычно это срабатывало. Анна налила вина себе, и подтолкнула бутылку к Николину. Глаза ее опять расширились, теперь подобрев веселыми огоньками, при этом оставаясь хищными и непреклонными.


- Налей себе еще для смелости. Думал, я все за вас сделаю сама? Ничего подобного. Ты мне поможешь. 

      
Прежде чем налить, Николин долго и тупо смотрел на темную вытянутую бутылку. Ему было страшно. Нет, она еще была не пьяна. И пот густо выступил на лбу, проявился холодком на спине, ощущался в трясущихся ладонях. Но может быть для нее это единственный путь к возвращению в их общее детище? А без этой тигрицы, долго он сам продержится в нем? Кто предполагал, что Королев и Анна так далеко разошлись? И все-таки он сам искал выход. Сам приехал в ее дом. Он сам только что озвучил, пусть дикое, но какое-то решение. Хотя, до этого, все не казалось таким скверным. Во всяком случае, для него. Теперь Николин прятал обреченный взгляд от Анны, осознавая, что милости ждать будет напрасно. Она уже ни перед чем не остановится, пока не вернется на фирму и не перевернет ее. Что он вздумал ей предлагать? Возвращение давно вызревало в этой изящной головке. Возвращение в кресло Феликса! Но чем еще обернется ее благодарность за помощь? И предупреждать Королева бессмысленно: если и поверит, на фирме не оставит.


Николин налил полный бокал, и Анна презрительно обострила на это внимание, заставив вновь прятать глаза. Он сделал небольшой глоток, и вино застряло у него в горле, надолго, еще одной неприятностью. И мысль о том, что Феликс не зря отвел ее от дел, как-то сама собой запоздало нашла в нем положительный отклик. И впервые искренне пожалел, что тот умирает.


  Дверь открыл Кабанов с обязательнейшей  своей гримасой: полуухмылкой-полуприветствием. Николин задержался, и небольшое застолье началось без него. Народ успел развеселиться. Были все свои, как при Феликсе: только те, с кем они начинали. Ну, и конечно, хозяин, Королев. Анна торопливо скомкала ехидную улыбку, впрочем, ожидаемую им, и указала на место рядом. Запоздавшему пришлось подняться, и «штрафную» выпить стоя, под всеобщий хохот и назидание хозяина. Он закусил и еще раз обежал взглядом присутствующих, но их лица оставались по-прежнему отвратительными, и поразительно приветливыми. А, оживленно беседующий с Кабановым Королев, так крепко сжимал свою рюмку, будто и вправду боялся, что из нее выпьет кто-то другой. И только Анна ощущала его напряжение, постоянно подкладывая ему что-то, и подливая. Эта забота успокаивала, приглушала осознание предстоящего момента. И очередная порция вина согревала душу в предвкушении страшного сюрприза для приглашенных.


Слабость и удушье возникли почти одновременно. Он растерянно попытался ухватиться за спинку стула, но при этом окончательно потерял равновесие и повалился на пол. Его перенесли в другую комнату на диван и расстегнули рубашку. Лиц уже не видел и с трудом различал принадлежность голосов. Но она была рядом, и Николин с трудом  попытался выдавить вопрос, такой теперь неуместный для нее:


- За-чем?


- Извини, нужна была жертва, чтобы охладить другие горячие головы. Думаешь, ты был первым, кто обращался ко мне? Но первым начал опасно шутить. И кто-то другой мог вполне серьезно отнестись к таким шуткам. Так что, это была самозащита. А, со «Скорой» и моргом договорился? Не-ет! За тебя пришлось договариваться другим. И теперь спрашиваешь зачем? Кого же ты хотел подставить, убрать? Кого видел в кресле  Феликса?


Николину ее голос казался уже его собственным.


Лицо Анны озарилось давней и близкой улыбкой. Но к этой улыбке возник тут же протест, и он стал стремительно отдаляться от нее, от пустого кресла Феликса, от очереди к этой пустоте.


Из книги "Садик напротив Вечности" 2009год