Они смотрят друг на друга пристально и настороженно. Он – снизу, она – сверху. Ему, бомжеватого вида мужику, до неё не дотянуться, но он спокойно дышит ей в лицо парами бензинового перегара и угольного чада, попыхивая «беломориной» главной трубы ТЭЦ.
Она часто приходит посмотреть, как живёт он, промышленный мегаполис. Всегда в плохом расположении духа, малость опухшая и помятая, словно светская львица после затянувшейся до утра вечеринки. Приходит и закрывает незамутнённый лик голубого неба.
Иногда она плачет дождём, но чаще, посмотрев недобро на город, как модель с обложки глянца на шахтёра, неспешно удаляется изливать печаль в уединенное шале, ласточкиным гнездом приткнувшееся между отрогами гор, и где ароматы альпийских лугов дурманят не меньше, чем воздух будуара первой красавицы королевства.
Город, как тёртый жизнью калач, смотрит на её слёзы равнодушно, недовольно сплёвывает в наполнявшийся грязной и пенистой водой арык и закрывается от печали небесной странницы цветными конфетти зонтиков.
Но сегодня их взгляды встретились и сплелись. Он посмотрел на неё с затаённой надеждой и не отвернулся. И вдруг улыбнулся, а она зарыдала. Слёзы тучи были привычны, как у кокетки, что могла расплакаться в нужное время и тронуть сердце самого стойкого холостяка.
Но стоящий внизу ей не верил и обдавал холодом равнодушия. Падающие слёзы стали замерзать, превращаясь в ледяную красоту снежинок. Они медленно кружились и оседали на плечи домов, руки улиц, ресницы деревьев. И чем больше она плакала, тем симпатичнее становился этот нагловатый мужик, с детским удивлением разглядывающий новый наряд, что затмевал искрящуюся прелесть соболиных мехов.
Пыхнув посильнее «беломориной», он молодцевато повёл плечами и выдохнул морозным инеем вверх:
- Вот и зима.
Укутавшись в снежный шарф, он засунул поглубже руки в карманы и поспешил по неотложным делам. Она же продолжала плакать, смывая серый налёт театрального грима, сквозь который медленно проступал невинный облик чистого зимнего неба.
Бишкек, 26 января 2009 года.