Час собаки, час волка. Цветущая земля. Глава I

               
               


               

               

                КНИГА  ВТОРАЯ


                ЦВЕТЕНИЕ
               



               


 



                «Существуют истинные, но непогрешимые законы: личинка саранчи бескрыла, но
                прожорлива; жемчужина рождается в раковине; малахит исцеляет холеру. Законы
                моей страны  есть богохульство»       
                Шипохвост «Освобождение человека».
               

               
               













                ПЕРВАЯ  ГЛАВА

                НАЧАЛО ОХОТЫ

  Зерт, Каввран
  Таверна “Меймма Лэй”

   Маленькая узкоглазая официантка в оранжевой рубашке до колен пялилась во все глаза на высокого широкоплечего богатыря с длинной русой бородой, какими-то путями забредшего в ее таверну. И действительно, он очень отличался от обычных посетителей: странствующих поэтов, бездомных монахов и скупщиков краденого. Для начала первого летнего месяца заджай он был слишком загорелым. Бородач тем временем закончил поглощать первое вегетарианское блюдо и подозвал официантку.
   К нему подскочила не та, что его рассматривала, а другая, половчее, темно-каштановые волосы которой выдавали ее южное происхождение.
   — А мясо у вас есть? — уже в четвертый или пятый раз спросил бородач.
   На лице официантки отразился священный ужас:
   — Что вы сказали, господин?
   И этот ответ тоже прозвучал в четвертый или пятый раз.
   — Под мясом я имею в виду баранину. Говядину. Оленину. Медвежатину. Да хоть росомаху. Зажарьте и принесите. Только рад буду.
  — Нет, господин. Вы же во внутреннем городе. Здесь повсюду храмы, монастыри. Здесь нельзя есть мясо.
   В разговор вмешался сосед бородача: маленький техари, весь покрытый разноцветной татуировкой.
   — Слушай, мужик, выйдешь отсюда, потом вниз по улице до первого поворота, там будет стена. В стене — Врата. То, что за стеной — это внешний город. Зайдешь там в любую таверну, и тебе нажарят мяса. Сколько ты хочешь.
  Официантка возмущенно посмотрела на техари, который вздумал отвадить посетителя.
   — А почему вы решили, что у господина есть время, чтобы пойти туда? Господин, может быть, еще лунчи под соусом?
   — Нет, не надо. Из чего вы делаете этот лунчи?
  — Из одуванчиков, — съязвил неугомонный техари.
  — Эту лунчи мы делаем не из одуванчиков. Мы ее делаем из тмина, мяты, чабреца, пыльцы горной ромашки, лука и диндедана.
  — А соус? — уже с оттенком интереса спросил бородач.
  — А соус, разумеется, из харихатиччи.
  — Беги отсюда, мужик! — посоветовал маленький техари.
  Бородач покачал головой:
  — Не могу. Мне здесь назначили встречу.
   Техари ушел. Прощаясь с бородачом, он приложил руки ко лбу по зертианскому обычаю. Стало еще скучнее. Маленькая таверна находилась почти на открытом воздухе: сквозь тростниковую крышу свободно проходили солнечные лучи. Все столы — круглые, скатертей нет, зато очень много цветов в корзинках и вазах. От улицы таверну отгораживала стена темно-зеленого плюща.
   Эх, подумал бородач, сюда бы баранины и темного пива!
   В таверну стремительным шагом вошла молодая девушка. Официантки бросились к ней и чуть не сбили друг друга с ног. Молодая девушка, ни слова не говоря, села за столик бородача, откинула с лица свой белый капюшон, положила руки на стол и спросила:
  — Ты Снорд из Лумбора?
  — Я, — ошеломленно ответил бородач.
   Девушка кивнула. Потом она сняла плащ и аккуратно положила его на свободное сиденье. Снорд искоса рассматривал соседку. Для зертианки она была высока ростом, почти по плечо ему самому. Лицо круглое, довольно бледное. Весьма большие раскосые глаза, постоянно меняющие цвет от темно-серого до светло-зеленого. Совершенно белые волосы, заплетенные в косы и связанные узлом на затылке. Одежду девушки составляли зеленые штаны, которые явно были ей великоваты, и вязаная кофта из козьей шерсти.
   — Лунчи под соусом, — распорядилась девушка.
   — Соус из харихатиччи, — предупредила официантка.
   — Нет, — сказала девушка, подумав минутку. — Лучше из кабидрита. И добавьте, пожалуйста, цветков жимолости.
   Говорила девушка на каввранском диалекте — единственном из зертианских наречий, которое Снорд хоть как-то понимал.
   Гостья преспокойно расправилась с большей частью пресловутого лунчи. Сделала глоток воды из деревянного кувшина. Снорда разбирало любопытство.
   — А ты здесь по каким делам? — спросил он наконец.
   Глаза его соседки неожиданно стали голубыми. Она посмотрела на Снорда, как на совершенного идиота.
   — Жду наших, — ответила она, пожав плечами.
   — Кого наших?
   — Снорда из Лумбора, Дарри и Неггарата. Эй, девушка, еще лунчи!
   — Так это ты...то есть вы...госпожа вайвери Лелли?
   — Давай уж на ты. Я же не твоя тетка по матери. Кстати, почему ты решил, что это не я?
   Снорд развел руками:
   — Ну, я думал, что вы...то есть ты...такая старая и в мантии.
   — Дурак, —  заметила девушка.
   — Понятно, — удрученно согласился Снорд.
   Сколько он не смотрел на нее, не видел ни малейших признаков того, что она может быть вайвери — ведьмой из правящего королевством ордена. Ни властной осанки, ни расшитой звездами мантии, ни короны. Ничего.
   — Да-а... — протянула Лелли. — Что-то Дарри и Неггарат опаздывают.
   К их столику подскочил горбатый, но очень проворный старичок с кадильницей в руках. Отвесив церемонный поклон, он повращал кадильницей над головами обедающих и чуть не угодил Снорду по темени. Да, ничего себе кадильница... Что там твоя палица!
   — Дай ему денег! — приказала Лелли.
   — За что?
   — Он отогнал от нас демонов.
   — Но здесь и не было никаких демонов, — возразил Снорд и огляделся по сторонам. Он даже под стол заглянул.
   — Демоны всегда рядом. Дай ему денег.
   — Сама дай.
   — Вайвери не могут держать в руках деньги.
   Очень удобная позиция, подумал Снорд. Порывшись в карманах, он вручил старичку серебряную монету.
   — Мало, — заметила девушка, расправляясь с длинным и очень жестким корнем, который, как оказалось, плавал на дне лунчи.
   — Ладно! — Снорд присовокупил еще монетку. — Но если после этого я увижу здесь хоть одного демона...
   И, как только он это сказал, в таверну вошел демон. Старичок сразу же испарился. Вошедший демон остановился на пороге и дал всем присутствующим рассмотреть себя. Хотя смотреть, если честно, было особенно не на что. Маленький, темно-зеленый, с круглой мордочкой и огромными серыми ушами, с пушистым хвостиком и парой перепончатых крыльев, этот демон был по-своему симпатичен и мог напугать только людей, страдающих острой формой демонофобии.
   Но, очевидно, именно этой распространенной в наши дни болезнью, страдали все посетители таверны, включая слепого, который сидел на полу в тени плюща, выпрашивая подаяние. Все они в один миг поднялись на ноги и бросились к выходу, оглашая воздух криками и едва не растоптав при этом самого демона.
   — Спокойно! — крикнула Лелли и ударила кулаком по столу. — Я — вайвери! Это мой вайа-рамат.
   Те из посетителей, кто не успел еще добежать до внешнего города, вернулись, мгновенно успокоились и сели на прежние места. Следом  за ними вернулся и слепой, с опаской поглядывая в сторону демона и покрепче прижимая к груди суму.
   Демон пожал плечами и спокойно пересек таверну. Он сел за стол, между Снордом и Лелли, и принюхался.
   — Неггарат уже близко, — сообщил он. — Воняет на весь город.
   Снорд принюхался. Но уловил только запах подгоревшего пюре и мускусную вонь самого демона.
   — Принес? — осведомилась Лелли.
   Демон кивнул, хлопнул в ладоши, и на столе перед ошарашенным Снордом появилась бутылка отличного лумборского вина.
   — Это мы, чтоб угодить тебе, красавец, — сказала Лелли и улыбнулась, чувствуя свое неоспоримое превосходство над этим верзилой, который не умеет жить в Зерте.
   — А разве здесь можно пить вино?
   — Нам можно, — ухмыльнулся демон. — Кстати, ты — Снорд. А я — Хегг.
   — А что такое вайа-марат?
   Девушка и демон дружно расхохотались.
   — Вайа-марат — это нецензурное ругательство. А вайа-рамат — это прирученный демон. Только самые лучшие вайвери могут приручить демона. Такие демоны любят своих хозяев.
   — Да, я люблю свою хозяйку, — улыбнулся демон и потерся зеленой щекой о руку Лелли. Та почесала его за ухом.
   — Как умилительно, — пробормотал Снорд.
   А про себя подумал: “Не демон, а кошка какая-то!”
   — Когда приступим к винцу? — спросил он вслух.
   — Когда придут Дарри и Неггарат, — проворчал демон. — Не хочешь же ты пить вино с чрезмерно молодой вайвери и ее кошкой?
   — Извините, — пробормотал Снорд и постарался ни о чем не думать.
  Лелли подозвала официантку:
   — Две порции албуарша, пожалуйста.
   — Это для тебя и демона?
   — Нет, вторая порция для тебя. Недо подкрепиться перед дорогой.
   — А из чего сделан албуарш?
   — Как из чего? Ну и варвар же ты! Из березовых почек, липового цвета, можжевельника, меда, укропа, баттопелке, турманджоба и розовых бутонов.
   — Как же, подкреплюсь я этим!
   — Еще как! — энергично возразила девушка. — Главное — скулить поменьше. Возьми себя в руки.
   Снорд в изумлении вытаращил на нее глаза.
   — Слушай, а что ты умеешь делать? — спросил он.
   — Все, — ответила та, внимательно изучая симпатичного молодого человека, который на другом конце таверны читал стайке белобрысых девушек свои стихи на древнем каввранском наречии.
   — Покажи что-нибудь, — велел Снорд.
   — Что ты сказал? Что надо тебе показать? — Снорду показалось, что Лелли очень разгневана.
   — Что-нибудь из того, ну... Из всего.
   — Да пошел ты!
   — Совершенно верно! — встрял в разговор Хегг. — Полностью согласен.
   — Я могу показать то, что я умею, — мрачно возразил Снорд. — Я умею метать копье, вести бой с двумя клинками, стрелять из лука. Могу биться врукопашную. Выживал где угодно и когда угодно. Даже на Ледник ходил зимой.
   — Очень хорошо и похвально, — сказала Лелли.
   — А ты все это умеешь?
   — Конечно, нет.
   — Все.
   — А вот и Неггарат! — заверещал Хегг. — Наш Неггарат!
   Неггарат был из народа корби — разумных обитателей глухих лесов Минджшенга. Внешне он представлял из себя что-то среднее между медведем и енотом-полоскуном. Ближе к еноту. У него была красивая, блестящая темно-коричневая шерстка, на брюшке и передних лапах — белые пятна. Всю одежду Неггарата составляли кожаный кошель и амулет на шее.
   Не слишком грациозными шажками Неггарат пересек таверну и плюхнулся всеми четырьмя лапами на сиденье рядом с Лелли и Снордом. Сиденье выдержало.
   К удивлению Снорда Неггарат заговорил человеческим голосом:
   — А когда придет Дарри? — поинтересовался он уже на каввранском наречии. — А то мне уже очень охота выпить винца.
   — Подождем еще, — отрезала Лелли.
   — Как ты стала вайвери? Трудно было учиться?
   Лелли равнодушно пожала плечами:
   — Мы никому об этом не рассказываем. Это наша дэйа тэйс гариат. Святейшая тайна.
   — Я вообще-то не очень люблю вайвери, — сообщил Неггарат и засмеялся странным фыркающим смехом. — Вы слишком часто лезете не в свое дело. Люди должны жить сами по себе, корби сами по себе, вайа сами по себе...
   — И драконы сами по себе? — спросила Лелли так свирепо, что Снорд невольно подумал: «Да, ей палец в рот не клади!»
   — И драконы, если они никому не причиняют зла...
   — А разве драконы могут не причинять зла? Они всегда только этим и занимались, —сказала  Лелли, глядя на Неггарата, как на несмышленого ребенка.
   — Ну, если мы найдем первопричину беды... Кто первым начал причинять зло? Да, да, необходимо найти первопричину! — энергично сказал Неггарат и застучал хвостом.
   — Нет, не могу я больше слушать это кощунство, — начала было Лелли, но тут к их столу подсел опоздавший на полчаса Дарри. Снорд невольно почувствовал облегчение. Во-первых, Дарри был человеком. Во-вторых, он был таргером. В-третьих, он не был зертианином. Еще довольно молодой — впрочем, таргеры долго не живут — Дарри носил одежду из оленьей кожи: удобные мягкие штаны, куртку и пояс, а на поясе болталась целая куча каких-то мешочков и кинжал в простых, ничем не украшенных ножнах. Снорд подозревал, что кинжалом вооружение Дарри не ограничивается. На обритом наголо черепе Дарри красовалась полустертая татуировка в виде летучей мыши. У него был ястребиный нос и блестящие черные глаза. Снорд подумал, что Дарри должен нравиться женщинам.
   — Во-первых, опоздание, — начала Лелли. — Во-вторых, сначала нужно представиться, а потом садиться за стол.
   Дарри ухмыльнулся, вышел из-за стола, отвесил церемонный поклон и сказал:
   — Позвольте представиться — Дарри.
   Потом он вернулся за стол, откупорил бутылку вина, пожал Неггарату лапу, потрепал Хегга за ухом, ущипнул Лелли за щечку и получил за это оплеуху. Потом он подозвал официантку, обнял ее за талию, сунул ей что-то в ладошку и скомандовал:
   — А теперь чего-нибудь горяченького, и с перчиком!
   Спустя несколько мгновений на столе появилась поджаренная дичь, щедро присыпанная пряностями и украшенная свежей зеленью. Снорд и Неггарат были в восторге. Зато Лелли наотрез отказалась участвовать в варварстве.
   — Я не очень-то хорошо знаком с вайвери, - говорил Дарри. – Почему вы перестали обращаться к таргерам с заказами?
   — Теперь у нас и здесь хватает забот, — оскорбленно ответила Лелли, и Хегг заверещал:
   — Да, да... Не спим, не едим, только трудимся!
   Лелли щипнула его за хвост.
   — Здесь-то как раз спокойно, — возразил Дарри.
   — Не согласен, — сказал Неггарат.
   И это было сказано так, таким особенным тоном, что все с интересом взглянули на корби. И Неггарат начал свой рассказ. Он сообщил, что в лесах Минджшенга, где обитал его клан, снова появились драконы. Совсем недавно он сам, Неггарат, видел пролетавшего над лесом дракончика. А тремя днями ранее его дядя, живущий в соседнем Доме, видел дракончика постарше. Ходят слухи о таящихся в горных лесах драконьих стаях, дескать, они пока еще копят силы, но настанет день, и они полетят в города Зерта. Поговаривают даже, что драконы снова стали похищать людей и корби.
   — Может, это и правда, — мрачно сказал Неггарат. — И люди и корби, случается, пропадают в горных лесах. Но виновны ли в этом драконы? Бывает, что утонет человек в лесном озере, а в этом обвинят драконов.
   — Но ведь ты сам сказал, что их видели? — спросил Снорд.
   Корби нахмурился и недовольно повел хвостом:
   — Ну да, видели. Я, Неггарат, видел только раз. У нас нет доказательств, что в этих происшествиях виноваты драконы.
   — Доказательств полно, — перебила Лелли. — Открой любую старинную книгу. Все книги говорят нам, что исконные враги людей — это драконы. Они похищали людей. Они травили посевы. Они сжигали наши города.
   — Какую книгу, например? — спросил Неггарат.
   — Любую книгу.
   — Ответь мне, о вайвери, читала ли ты книгу «Подлинные нравы магических существ»? Там сказано: «Ранее, во времена, бывшие до разделения Йоррта и Восточного Захвата, раса кхорт-вайа (или корби) и раса нир-нир (или драконы) делили земли в горных лесах и наслаждались покоем. Раса же цонг (или люди)  перешла линию Великого Разделения, что была на реке Ко-Киат, и заняла часть неотделимых и священных земель двух Сообществ, и грянул хаос, и началась война, и все тогда перепуталось».
   — Я об этой книге никогда не слышала и не хочу слышать! Нет такой книги! Значит, люди виноваты в том, что драконы нынче теснят корби?
   — Люди виноваты в том, что все пошло немного не так, — печально сказал Неггарат.
   — Если бы ты видел, как наша лумборская рать билась с драконами еще во времена моего прадеда, тогда ты не посмел бы возводить клевету на весь род людской, — вспылил Снорд. — И мы не просили помощи ни у каких полузверушек! Мы даже о вас и не слышали!
   — Если Неггарат уйдет, он не вернется, — сказал Неггарат.
   — Постой! — мягко вмешалась Лелли. — Снорд не хотел обидеть тебя.  Но послушай, Снорд! Если бы корби не держали тогда оборону в глухих лесах, драконов было бы неизмеримо больше, и никакая рать уже не смогла бы справиться с ними!
   — Если вайвери считает, что этот Неггарат зачем-то нужен, я спорить не буду, — ответил  Снорд. — Кстати, Неггарат, а ты-то что умеешь делать?
   — Ничего, — мрачно сказал Неггарат и заставил тем самым Снорда минут десять обдумывать его ответ.
   Дарри сладко потянулся на стуле:
   — У меня два вопроса. Я уже ходил в самые разные походы и твердо знаю, что сначала нужно разобраться с тем, кто у нас будет главный.
   Все замолчали.
   — Ну конечно же, я! — сказал тогда Дарри и улыбнулся, показав острые белые зубы.
   — Давайте тянуть жребий, — предложил Неггарат.
   — И тянуть нечего. Поведет нас вайвери Лелли, — сказал Снорд.
   — Это еще почему? — Дарри чуть не свалился со стула.
   — Она — вайвери. Высший Совет Ивянника дал ей поручение: собрать отряд. И она сама выбрала нас.
   — Как вайвери, я не могу подчиняться никому, кроме своего Высшего Совета — холодно  сказала Лелли. — А Хегг подчиняется только мне.
   Дарри пожал плечами:
   — Хорошо. Если все согласны ходить под вайвери, что я могу поделать... Хотя мне это не по душе. Командовать должен мужик.
   — Ясно, что всю дорогу ты будешь бормотать себе под нос: «Если бы отряд вел я, то мы не попали бы под этот мокрый дождь, а сидели бы себе в пивнушке». Каким богам ты молишься? — сказала Лелли.
   — Местным, — ухмыльнулся Дарри. 
   — Тогда помолись своему любимому богу, чтобы он не дал тебе забыть одну вещь, — и  Лелли довольно угрожающе перегнулась через стол. — Я — вайвери. И отвечаю я не перед тобой, а перед своим Советом.
   — Ну да, — сказал Дарри.
   — А теперь неплохо было бы узнать, каков истинный смысл происходящих событий? —поинтересовался Снорд, решивший говорить по-умному. — Я имею в виду, зачем нам нужно идти в Харракан.
   Дарри расхохотался, сверкнув черными глазами:
   — Да за те деньги, что дал мне Совет вайвери, я готов лезть хоть на Ледник!
   Лелли задумчиво переводила взгляд с одного собеседника на другого:
   — Я, разумеется, все расскажу вам. Но сначала мне нужно узнать кое-что о вас. Не лжете ли вы мне... Может, вам не стоит заниматься этим делом. Лучше узнать это сейчас, в Харракане будет поздно.
   — Я не лгу! — обиделся Неггарат.
   — Не понял, — сказал Дарри. — Ты, что, пытать нас вздумала?
   — Нет... Мне нужно узнать, что вы на самом деле думаете, - смущенно ответила Лелли. — Это — общее правило. Вайвери всегда делают небольшую проверку.
   — А мы-то узнаем, что думаешь ты? — подозрительно спросил Дарри.
   — Нет. Я — вайвери.
   Снорд и таргер хмуро переглядывались.
   — Я согласен, — сказал Неггарат.
   — Ладно! — усмехнулся Дарри. — Попробуй, а мы поглядим. Если что, сразу смотаю.
   Лелли перегнулась через стол и прижалась лбом к пушистому, покрытому густой короткой шерсткой лбу корби. И, через несколько секунд, вайвери посетил поток образов. Там были и ненастоящие воспоминания Неггарата: то, что он почерпнул из книг, но эти воспоминания легко было распознать, они были бледнее окрашены и казались призрачными. Корби увлекался древними книгами о четырех родоначальниках своего народа, о бабке Улакне, о Первом Доме, о создании Изначального Дракона, об ожесточенных войнах, длившихся не одно тысячелетие. Неггарат живо представлял себе объятые пламенем северные леса, молодых дракончиков, несущих в когтях младенцев-корби, и вайвери ощутила мощный удар ненависти. Но на краях черного горячего диска мерцали серебряные искорки, и это означало, что ненависть находится под строгим контролем разума. Личные воспоминания Неггарата были ярче, но спокойнее, и Лелли слегка запуталась в них, так как Неггарат частенько размышлял о том, что ей, как человеческому существу, было совершенно непонятно. Что такое Второй Дядя Йейя, и почему он так важен для каждого маленького корби, что такое земля сестер, на которую  нельзя ступать, или какая-то Грибная Ночь Кулика? “Как-нибудь выясню на досуге,” – решила Лелли.
   Когда Снорд увидел,  что у Неггарата не треснула голова, и что его не поразила молния, бородач из Лумбора несколько приободрился и позволил Лелли проделать с собой то же самое. Закрыв глаза, он неожиданно подумал о том, надушилась ли чем-то вайвери, или ее белые волосы на самом деле так пахнут. Лелли покраснела. Перед ее внутренним взором мелькнули сотни служанок, торговок, таргерш, девиц из веселых домов...была там и вдова капитана пиратского корабля, и пьяница-мбингани, и даже (о, ужас!) жрица целомудренной богини Звайне. Кроме женщин, Снорда занимали деньги, оружие и выпивка.
   — Ну, что, просверлили тебе череп? — спросил Дарри.
   — Да я ничего и не заметил...
   — Я постараюсь не повредить тебе голову, — насмешливо предупредила Лелли.
   — Если что почувствую, сам твою поврежу, — отрезал таргер.
   Он встал, навис над вайвери, крепко схватил ее маленькую круглую голову и сам прижал ее лоб к своему.
   И Лелли вынуждена была признаться самой себе, что никогда еще не сталкивалась с таким странным и интенсивным потоком образов. Может быть, даже у ее сестер из Ивянника... Она была ослеплена потоком лиц, поступков, городов, человеческих и нечеловеческих имен. Она видела сцены насилия, на которые, в разных мирах, спокойно смотрел таргер. И она увидела Путь таргеров, недоступный ей — здесь нужен особый Дар. Дорога вилась по вересковым болотам, временами поднимаясь на вершины холмов, временами ныряя на дно озер, а потом она и вовсе исчезла — так показалось вайвери. Сосредоточившись, Лелли поняла, что дорога вовсе не исчезла: она бежала сквозь пески и красные скалы какого-то нового мира. И тогда Лелли стало ясно, почему таргер втянулся в ее предприятие. «Он утаил какой-то товар и теперь должен вернуть долг. Ему необходимы деньги. Они закроют для него Путь таргеров, если он не вернет долг!» И, покинув сознание Дарри, девушка спросила:
   — Ты вернешь долг?
   Дарри невозмутимо улыбнулся:
   — Да, моя радость...Но теперь я буду должен тебе!
   — Когда наша поездка закончится, ты мне ничего не будешь должен.
   Она в последний раз собралась с мыслями.
   — Слушайте! – сказала она. — Мы идем, чтобы убить одного человека.
   Компания остолбенела.
   — И кого же это? — придя в себя, поинтересовался Дарри.
   — Он — зертианин.
   — И мы пойдем в Харракан, чтобы убить зертианина?
   — Да, потому что он сейчас находится там.
   Дарри громко захохотал, раскачиваясь на стуле. Этим он несказанно удивил чопорных посетителей таверны.
   — Может, не будем обижать парня? Ему, наверное, и так несладко — в Харракане-то! 
   — Я вот хочу узнать, за что его надо убить, — сказал Снорд.
   — А тебе не все равно? — спросила Лелли, свирепо нюхая букетик.
   — Нет, не все равно! Я же — не наемный убийца.
   — А кто же ты в таком случае? — проквакал Хегг.
   — Здесь нет наемных убийц, — возразила Лелли своему же демону. — Здесь собрались исполнители воли Совета вайвери.
   — Нет, я уж лучше буду наемным убийцей, — сказал Дарри.
   Круглая мордочка Лелли нервно исказилась.
   — О вайвери, я хотел бы получить ответ на свой вопрос, — с неожиданной витиеватостью выразился Снорд. — Когда я иду куда-то, чтобы сделать что-то, мне надо...в общем, мне надо знать, зачем все это. Я верю добродетельным и мудрым вайвери, но в чем виноват этот зертианин?
   — Смертный приговор был вынесен еще восемь лет назад, когда он бежал из страны, —сказала Лелли. — Кодекс Иделлъянита Имбеллиана. Но тогда решено было не разыскивать его, потому что... Потому что были причины. Но потом все изменилось, и ее святое величие Старшая вайвери приказала привести приговор в исполнение.
   — А что это такое—анита лиана...или как там? — хором спросили Снорд и Дарри.
   — Книга законов о безопасности Зерта и святости Ордена вайвери. Этот преступник, Анлиль Залейнаран, угрожает Ордену и королевству.
   — Но... Айфайми, это же недостаточная причина, чтобы убивать человека, — сказал  Неггарат. — Я думал, что этот зертианин кого-то убил. А если он просто угрожает, ну что за причина!
   Сам того не желая, он нанес вайвери последний удар.
   — Так вы отказываетесь? — спросила Лелли, так энергично тряхнув головой, что одна из ее белокурых кос вывалилась из узла и повисла над спиной.
   Снорд, Дарри и Неггарат переглядывались. Хегг вилял хвостиком и потирал маленькие лапки.
   — Я не могу отказаться, — сказал Дарри. — Деньги-то я взял. К тому же, что мне до этого зертианина?
   — Я тоже не могу отказаться, — вздохнул Неггарат. — Мой народ дал мне поручение: отправиться в дальние страны и разузнать, что же происходит на самом деле? Правда, я думал, что у тебя более человеколюбивая цель, о вайвери! Но как сможет Неггарат вернуться в свой Дом, не выяснив всего, что должен? Как сможет Неггарат понюхать землю сестер? Что скажет Дядя Йейя? Я согласен.
   Снорд молча хмурился:
   — А что он делал после того, как бежал из Зерта?
   — Мне известно лишь одно: после бегства он ходил с бандой разбойников-ледниковцев, — сказала Лелли.
   — Благой Туброс! — воскликнул Снорд. — Тогда я согласен! Что же ты сразу не сказала, что он — из этих разбойников!
   — Отлично, — подвела итог Лелли.
   Они вышли из таверны “Меймма Лэй” и сели на коней, которых заботливые конюхи-техари только что вымыли и накормили. Снорд явился на своей лошади, крепкой и выносливой, Лелли привела коней для себя и Дарри. Дарри с неохотой залез на коня: как всякий истинный таргер он предпочитал собственные ноги. Неггарата боялась нести любая, даже самая смелая лошадь, но та, что привел Снорд, неожиданно согласилась, не испугавшись нового запаха. Снорд посадил Неггарата на седло за своей спиной, Хегг с писком взмыл над головами всадников.
   — В путь! — крикнула Лелли с неожиданной лихостью. — Благая Мелламе, сохрани нас!
   — Действительно, Мелламе! — издевательским голосом воззвал таргер. — Ну, Мелламе же!
   «О великий боже, славный Туброс, — молился про себя Снорд. — Если ты не слишком занят и не сердишься, то помоги нам, если что... Вообще, ты обратил внимание, что мы выехали? Ты приглядывай за нами, славный Туброс».
   — А ты заметил, что Лелли нам так ничего и не сказала об этом зертианине? — шепнул  Дарри Снорду. — Молчит. За что его приговорили?
   — Он был ледниковым бандитом, — сухо ответил Снорд. — Больше ничего и не нужно знать.
 
   Они проехали по узким улицам внутреннего города, глазея на вереницы всевозможных храмов, причудливых, сразу привлекающих внимание разнообразием окраски и форм. Розовые, белые, золотистые, зеленые стены были украшены барельефами: фигурками птиц, животных, людей, изображениями скрещенных мечей, драконьих хвостов и копий. Даже в это время к храмам стекались паломники. На каменных плитах перед храмами высились статуи божеств и их слуг; жрецы курили здесь благовония, здесь же лежали ниц паломники: почтенные старцы с посохами, женщины из далеких деревень с испуганно плачущими детьми, вдовы с наголо обритыми головами. Бесчисленные нищие, перешагивая через паломников, требовали подаяния на всех диалектах и наречиях Зерта.
   Компания выехала через ворота и оказалась во внешнем городе, где не было уже ни храмов, ни монастырей. Каменные дома с плоскими крышами не могли особенно порадовать глаз, к тому же они были одноэтажными — свободный человек не должен быть ниже другого свободного человека — напыщенно сказала Лелли, отвечая на вопрос таргера о причинах такой нелюбви ко вторым этажам. У них, что, и подвалов нет? И подвалов. Но, очевидно, большинство зертиан не слишком высоко ценило свои свободные головы, так как позволяли своим родственникам сидеть на крышах. Именно на крышах хозяева держали все, что необходимо в хозяйстве: горшки с цветами, голубей, столики под тряпичными навесами, лестницы-стремянки, ведра, метлы, сломанную мебель, прохудившиеся кастрюли и цыплят. Дома были построены из дымчато-серого камня, водившегося в изобилии среди гор Залейны.
   — Что натворил этот зертианин? — лениво спросил Дарри.
   — Я уже сказала. Он угрожает безопасности Зерта.
   — Вы же все — такие патриоты!
   Лелли промолчала.
   — Паршивая овца все стадо портит, — поддержал вайвери Снорд.
   Дарри пожал плечами. Лумборец, кажется, втрескался в эту вайвери. Что она, сама ответить не может?
   — Был в Каввране и ничего не видел, — причитал Снорд. — Ни Моста Тысячи Башен, ни Ивянника, ни королевского дворца.
   — Еще увидишь, — сказал Дарри. — Когда вернемся сюда, получать награду из рук Старшей вайвери.
   Лелли презрительно хмыкнула.
   — А я нарочно приехал пораньше и все посмотрел, — тактично сказал Неггарат.
   — Сколько людей все-таки в этом городе, — восхитился Снорд. — Больше, чем во всем Лумборе.
   Эта часть Кавврана была поделена между собой ремесленными цехами, хотя большинство жителей города кормились не ремеслом, а паломниками: сдавали паломникам комнатушки и продавали им еду и сувениры. На четырех рынках шла оживленная торговля. Техари привозили сюда товары из горных долин. Эти техари нравились Снорду: низкорослые, смуглые, разрисованные татуировкой с ног до головы, обвешанные бусами из камушков, костей и сушеных ягод, с вороньими перьями в волосах. Горожане сторонились техари и, по сравнению с ними, казались особенно чистыми и довольными жизнью. Глаз радовался разнообразию лиц, одежды и повадок—кто-то ходил с бритой головой, кто-то носил волосы заплетенными в косицы. Снорд видел как роскошные одежды из менгарской ткани, так и охотничьи куртки, потрепанные дождями и временем; видел женщин в широких штанах и вязаных кофтах, и других, в цветастых платьях с прорезями на самых интересных местах. Город казался исключительно мирным: не было заметно мечей, копий, редко-редко на поясе у прохожего висел кинжал. Перед каждым домом в каменных тумбах росли цветы, горожане сидели на складных стульчиках и глазели по сторонам. Толпа говорила на разных диалектах, Снорд с удовольствием прислушивался к музыкальной певучей речи народа кирубби. Дарри же предпочитал глазеть на лавки. Местные торговцы вываливали товар прямо на улицу перед лавкой и несли над ним дозор. Плетеные корзины, живые цветы, блюда, горшки, свечи, серебряные безделушки, куклы, мед в горшочках, ткани, пряности, козья шерсть... Дарри дал себе слово, что еще вернется сюда.
   Окраина города. Ремесленные цеха, кузни, мастерские, повсюду шум, пыль, гам... Это было уже гораздо больше похоже на города Ниеми и Лумбора. Чахлые липы, последняя часовенка Мелламе, извилистая речка, еле видная из-за буйно разросшихся серебристых ив, крутой домик с башенкой. Каввран остался позади. Путники начали подниматься на холм, застроенный полуразрушенными домами, из которых когда-то бежали техари, возвращаясь в родные горы. И, достигнув вершины холма, путники остановились, чтобы бросить последний взгляд на Каввран. Вот он, славный город, столица мира, зажатая в узкой лесной долине. Море синих, лиловых и розовых куполов, стрельчатые башни, обвитые ровными рядами колонн, черные кубы монастырей, окруженные темными широколиственными деревьями, блестящие реки и ажурные, словно кружевные, мосты через них. Серебряная громада королевского дворца и различимые даже отсюда изображения бывших владык Зерта на его стенах. Дальше, за дворцом — Ивянник, море деревьев и белые строения, в которых обучались вайвери. Снорд вздохнул и отвернулся.
   Они перевалили через холм и долго ехали лесом, потом начались поля, засеянные пшеницей и тио-тио — весьма популярным в Зерте злаком. Небольшие деревушки, одинаковые побеленные дома под соломенными крышами, вокруг домов — плодовые сады и огороды. Поля, поля и еще раз поля. Это был Товвар, самая крупная и густонаселенная провинция Зерта. Им нужно было пересечь ее всю, чтобы добраться до гавани Мишне-Этла, переплыть через море и начать путь через Усноден в Харракан. Дарри жалел, что они едут на восток, а не на запад, ведь на западе от Кавврана притаилась таинственная Залейна, страна туманных гор, гнездовий орлов и беркутов на утесов,  храмин еретического культа Дару, пещерных деревень техари, столетних сосен, водопадов, каменистых ручьев. Но зато здесь они могли останавливаться в придорожных гостиницах, а это было очень важно для Лелли, которая искренне полагала, что чем больше удобств — тем лучше.
   Они мало разговаривали. Лелли общалась преимущественно со своим демоном, используя при этом древний язык килминитари, внятный только Неггарату. Неггарат делал путевые заметки. Снорд хотел поближе познакомиться с Дарри, но таргер оказался довольно скрытным и не желал выдавать свои секреты. Мало-помалу опрятные деревеньки, поля и пугала на огородах опротивели Снорду так, что он уже не мог на них смотреть. И это называется  Прекрасный Зерт, Страна Тысячи Гор и Озер, бранился про себя лумборец. Никаких гор в Товваре и вовсе не было, а озеро им встретилось только одно, да и то в нем плавали гуси. Лумборцу надоели опрятные придорожные гостиницы с совершенно одинаковыми хозяйками: плотными, приветливыми, голубоглазыми. Надоело слышать каждый раз: “Если вы желаете жаркого, то, пожалуйста, сюда, за занавесочку, а тут у нас зал для вегетарианцев...” И особенно ему надоели любопытные зертианские дети. Они ходили за ним стайками и просили разрешить им подергать его за бороду.
   Лелли, как и в самом начале пути, спокойно и деловито указывала всем, что им делать и как жить. Дарри только смеялся над ней, но Снорд начинал серьезно обижаться. Почему его держат за дурака? Только потому, что он —  из Лумбора? А может, она вообще всех мужиков дураками считает? Впрочем, Лелли никогда не говорила прямо: “Не смей этого делать!” Но, когда Снорд кушал мясо, Дарри издевался над прическами и одеждой местных женщин, а Неггарат часами разговаривал на своем языке, обращаясь к дяде Йейя, Лелли смотрела на это безобразие таким взглядом, что Снорду кусок не лез в горло, у Дарри пропадало желание браниться, а Неггарат окольными путями заводил речь о нетерпимости и чванстве вайвери.
   Но и Товвар остался позади. Им нужно было пересечь небольшой горный хребет Ханнифес, на языке кирубби это название означало Радужные Вершины. И так получилось, что, когда они впервые увидели эти горы, действительно, над синевато-серыми скалами сияла радуга. Недавно прошел дождь, и воздух дышал обычными запахами Зерта: сосновой хвои, пряных трав, диких цветов. Горы были безлюдны, редко-редко путникам попадался одинокий техари, вооруженный луком и колчаном, одетый в штаны и куртку из сыромятной кожи и плащ из козьей шерсти. Едва увидев путников, техарские женщины опрометью бросались прочь, взбирались на горный склон с легкостью козочек и, спрятавшись за кустом или за камнем, с опаской глядели вслед маленькой кавалькаде, готовые бежать еще быстрее и еще дальше. Снорду горы были в новинку, и он с радостью глазел на тропы, исчезающие под еловыми ветками, бегущие вниз, в сырые туманные лощины, или наоборот, поднимающиеся к обветренным вершинам. Нравились бурные реки, зажатые в тиски отвесных скал. Нравились склоны, увенчанные бело-розовой шапкой льда. Неггарат улыбался, глядя на радость лумборца:
   — Ты же, Снорд, вроде как на Леднике бывал? Там что, гор не было?
   — Я был на северо-западе Ледника, на берегу скованного льдами залива Хирам. Нет там никаких гор, только заснеженное поле, от горизонта до горизонта.
   — А что ж ты там делал?
   — Я тогда нанялся к одному усноденскому купцу. Ледниковцы напали на его караван, и он решил отомстить.
   — Отомстили?
   — Нас было двадцать шесть. Осталось трое.
   — Какой ужас, — мурлыкнул Неггарат. — Мне искренне жаль.
   — А мне не жаль, — подал голос Дарри. — Нечего отдавать жизнь за усноденских торгашей. Хорошо сделали ледниковцы, что проучили наемников.
   — Что ты сказал? — спросил Снорд.
   Вайвери, ехавшая немного поодаль, обернулась. Ее глаза потемнели и стали совершенно зелеными.
   — А ты глухой, не слышал?
   — Так, может, повторишь? — предложил Снорд.
   Дарри засмеялся. Он, наконец, нашел хоть какое-то развлечение.
   — Повторю. Мне не жаль одуревших от жадности наемников, с которыми ты пошел защищать кошель усноденского купца. Поделом им!
   И тогда Снорд обнажил меч и бросился на Дарри. Лелли была поражена — не потому, что она этого не ожидала — а потому, что меч Снорда, который он всегда прятал под плащом, действительно, поражал воображение. Это был обоюдоострый тонкий клинок с легкой рукояткой, украшенной тремя серебряными рунами. Лелли не успела прочитать руны, но чем-то они ей не понравились. Это меч подобно молнии сверкнул в руке Снорда, он был острее и легче, чем знаменитые харраканские клинки. Снорд весь дрожал от ярости, выкрикивая неразборчивые проклятия на своем языке. Дарри с кривой усмешкой поднял тяжелый двуручный меч. Схватка была неизбежна, но между лумборцем и таргером встал Неггарат.
   Он поднялся на задние лапы, ощерился, зашипел, его шерсть поднялась дыбом, морда исказилась и внезапно стала очень грозной. Из мягких подушечек его лап показались острые кривые когти.
   — Люди! — презрительно сказал Неггарат, остывая и приводя в порядок свою темную шерстку. — Что вы творите! Зачем?
   После этого Дарри и Снорд надолго перестали разговаривать друг с другом.
   Они ночевали под открытым небом, выискивая места посуше и потеплее, их заедали комары, одежда раз и навсегда отсырела. Время от времени Лелли посылала метрек, магический вызов, той или иной вайвери. Когда она покинет Зерт, она уже не сможет это делать, объяснила Лелли. За пределами своей родины она сможеть говорить только со Старшей вайвери, ее святостью госпожой Плантор-Лилендой, да и то в исключительных случаях. Лелли садилась под деревом, закрыв глаза и зажав уши руками. После этих переговоров она ненадолго теплела. Но однажды, поговорив с другой вайвери, Лелли покинула место, где они остановились на ночлег, никому не сказав ни слова. Снорд и Неггарат бросились искать ее. Дарри сначала поупрямился, потом присоединился к поискам. Они нашли ее на берегу ручья, вайвери плакала и была очень бледной. Хегг сидел на камне, опустив крылья и пристально глядя на хозяйку мерцающими глазами.
   — Что случилось?
   — Ничего, — сухо ответила Лелли.
   Через час она раскололась. Она узнала, что две ее сестры по Ордену отправились в Минджшенг, проверить слухи о появлении драконов. Они не вернулись. Корби нашли их обугленные тела.
   — Их убил дракон, — шептала Лелли. — Они учились вместе со мной, а теперь их убили. Ты, конечно, будешь смеяться! — добавила она, обращаясь к таргеру.
   — Очень мне надо смеяться, — возразил Дарри.
   Но Лелли и раньше уже случалось терять подруг, и ее боль была не настолько сильна, чтобы сломить ее дух, и понемногу вайвери успокоилась, хотя долго еще оставалась мрачной. После этого Снорд и Дарри сблизились друг с другом. Им надо было противопоставить что-то тройственному союзу Лелли, Хегга и Неггарата.
   — А как случилось? — спросил Снорд.
   — Что случилось? — не понял Дарри.
   Они уже перевалили через горы. Им осталось проделать несколько миль по прибрежной равнине до гавани Мишне-Этла. Здесь уже чувствовалась близость моря, в облачном небе кружили чайки, налетал влажный ветер.
   — Ну, так случилось, что ты стал таргером.
   Дарри пожал плечами, но воздержался от своих обычных шуток. Казалось, что ему самому хотелось поболтать об этом.
   — Знаешь, у нас в Ниеми не очень любят, когда у кого-то есть дар предсказывать, или говорить с духами, или выходить на Путь. Просто, так получилось, что... Ну, когда я был вот таким, — и таргер показал что-то очень маленькое своими огромными ручищами, — я  никогда не мог потеряться. Другие пацаны заходили далеко в лес, блуждали там и ревели, пока за ними не прибегали бабки. А я всегда находил дорогу сам. Дальше — больше. Я стал чуять заросшие тропы. Просто смотрел в землю и видел — здесь тропа была. А теперь там уже и нет ничего, лишь сорняк. Ну, все смеялись. А потом пришел старый Брудди, а ему лет сто, не меньше, и сказал: “А мальчишка-то прав, здесь была тропа к дому Ронти Рыжего, да дом тот погорел, а дочка Ронти по худой дороге пошла, а сам Ронти от лихоманки помер, вот и заросла тропа”. А я ее так ясно вижу, вот же она, так и сверкает сквозь сорняки и, как змея, сама ко мне тянется. А потом я начал бродить, знаешь, все таргеры начинают с того, что бродят. И дня не мог в доме оставаться. Все хожу и хожу, с тропы на тропу, с дороги на дорогу, и кажется мне, что где-то есть главная тропа. По ней-то и надо идти. Так бы и пропал я совсем, потому что у нас в Ниеми таких не любят. Но пришел к нам один таргер, увидел меня и говорит: “Отдайте мне мальчишку, я из него человека сделаю!” Ну, родители мои спросили, что сие значит. А он ухмыльнулся в усы и говорит: “Будет этот ваш маленький грязный Дарри всякий красивый ценный товар в одном месте покупать, в другом продавать”. Тут мои отец и мать так обрадовались, что слов нет. Они решили, что я купцом стану. И отдали меня ему. А когда поняли, что старик их сыночка не на купца, а на таргера учит, раскаялись, хотели меня домой вернуть. Да я сам в того таргера вцепился, не хотел домой. Тот таргер меня всему научил.
   — Путь таргеров проходит через все миры? — спросил Снорд.
   — Говорят, что да... Но не из каждого мира можно вернуться назад. Так говорят.
   — А как выглядит Путь таргеров?
   Дарри подумал:
   — Это такая тропа. Иногда — дорога, иногда — тропиночка. Она скользит по ущельям, по полям и горам. Она еле заметно светится. Вообще, в ней нет ничего особенно привлекательного. Я каждый раз удивляюсь, почему она мне так нравится. Если ты идешь по этой тропе, можешь запросто пересекать пропасти, моря, идти над сражающимися армиями. Но если ты сойдешь с тропы, станешь уязвим. Люди увидят тебя, а не все люди любят таргеров. А когда ты на тропе, тебя никто не видит.
   Снорд мог только пораженно хлопать глазами:
   — И все это ради торговли?
   — Да, ради торговли. Не вижу ничего плохого. Людям нужны самые разные вещи, в том числе очень странные. Мы находим такие вещи.
   — Так ты же презираешь торговцев! — не понял Снорд. Он много раз слышал от Дарри выражения вроде «проклятые денежные мешки», «пузатые тупые купчики» и тому подобное.
   — Таргеры — совсем другое, — с гордостью ответил Дарри. — Мы же не сидим на одном месте и не копим жир на брюхе и золото в кошельках! Мы все время ходим, ходим и ищем.
   — А почему ты украл товар? — пропищал Хегг. Он подлетел к Дарри и захлопал крыльями прямо над головой таргера.
   — Давай, проваливай, нечисть! Ступай к своей вайвери! — вспылил таргер.
   Хегг захихикал и отлетел к Лелли.
   — А ты-то, Снорд, зачем ввязался в это дело? — неожиданно спросил Дарри.
   — У вайвери есть своя дружина. Я хочу вступить в нее.
   Дарри посмотрел на Снорда, как на опасного сумасшедшего, потом перевел взгляд на Лелли.
   — Что? Ты хочешь служить таким, как она?
   — Они сильные и красивые, — мечтательно произнес Снорд. — И они благородные. У них синие мантии, длинные седые волосы. У нашей Лелли не так, но она еще молоденькая. Но и она тоже — сильная и красивая. У них есть могущество. А какие у них красивые стяги, гербы и ордена! Я пришел в Ивянник и попросился в дружину. Они назначили мне испытание. Поэтому я здесь.
   — Послушай моего совета и не ходи к вайвери. Они ведут свою игру, и замыслов их никто не знает. Лучше найди себе дружину, где будут такие же лихие парни, как ты. С такими же отличными клинками.
   — Я уже все решил, — сказал Снорд. — Устал я быть наемником, таргер.
   Дарри насмешливо ухмыльнулся:
   — А ты, Неггарат? Зачем лезешь в это дело?
   Неггарат, задремавший было за спиной у Снорда, проснулся и потряс своей круглой мохнатой головой.
   — Неггарат не идет убивать, — сказал маленький корби, спросонья говоря о себе в третьем лице. — Неггарата, то есть...тьфу...меня послали разузнать насчет драконов и всего прочего. Я иду посмотреть на мир, все узнать и рассказать другим корби. Это будет так здорово! Дядя Йейя меня похвалит, сестры будут носить мне рыбу с ручьев своих земель. Каждый захочет покатать на спине моих детей.
   — Значит, хочешь прогуляться по миру? А когда мы будем убивать этого зертианина, сядешь в сторонке, сложив лапы?
   — Там посмотрим, — Неггарат был невозмутим. — Но Неггарат не хочет убивать.
   — Но ты хотя бы не вздумаешь  спасать этого зертианина? — допытывался таргер.
   — Спасать не буду. Нет.
   — А если этот зертианин ни в чем не виноват?
   — Он виновен. Я абсолютно доверяю мудрости Совета вайвери. 

   Под низким пасмурным небом здания гавани Мишне-Этла казались особенно белыми и совершенно беззащитными. Вдалеке, на глубоко вдающемся в залив мысе тускло мерцал маяк. Смеркалось, и синие тучи табуном шли по небу, сами похожие на демонов. Поднялся ветер такой силы, что сбивал с ног немногих попадавшихся навстречу путникам горожан. Пошел дождь, Снорд и Дарри поплотнее закутались в плащи, надели на головы капюшоны. Неггарат мокнул, страдал, жалобно мяукал и стыдился этого. Лелли засунула Хегга к себе под кофточку, так как ее маленький демон был из тех, кто не слишком дружит со стихией воды. Сама же Лелли, нисколько не страшась льющихся с неба студеных потоков, ехала, подняв руки и счастливо улыбаясь.
   — Ты, что, совсем рехнулась? — закричал Дарри.
   — Да ничего ты не понимаешь! — кричала Лелли. — Это же настоящий зертианский дождик! Когда еще такое будет?
   И дождь шел уже такой силы, что путники с трудом различали друг друга сквозь серую сетку отвесно падающей воды. Лужи разбухали, белые пузыри выпрыгивали из них, потоки грязной воды с плеском бежали по улицам.
   Идти под таким дождем на пристань было бессмысленно. Лелли и ее спутники отправились в дом Градоправителя. Первым человеком гавани Мишне-Этла был почтенный Тэр Ундуо Каввран-вен, еще довольно молодой человек с властной осанкой, бледным лицом и резкими чертами лица, характерными для уроженцев северного Зерта. Он носил белый плащ, а на груди его висела серебряная раковина на тонкой цепочке —символ власти над гаванью. Градоправитель носил кинжал, но другого оружия наблюдательный Дарри так и не высмотрел. “Миролюбивы! Ну, и перебьют вас всех, как кроликов...”
   Градоправитель принимал Лелли, а заодно и ее отряд, с большим почетом. Обедали, как велит старый обычай, прямо на полу, на тростниковых циновках, подавала обед сама хозяйка. Снорд и Дарри с удовольствием обнаружили среди вегетарианских блюд рыбу, и уж тем более был обрадован Неггарат. Он объелся рыбой и задремал тут же, среди обедающих. (Как потом стыдливо объяснял корби, сон за столом не является грубым нарушением этикета, и дядя Йейя его бы за это не отлупил). Вообще в доме правителя было очень уютно: здесь горели свечи в нарядных подсвечниках в виде цветов, а надежные ставни защищали от ветра и холода.
   — У нас теперь неспокойно, — говорил Тэр Ундуо на наречии Кавврана. — Рыбаки  жалуются, что демоны нападают на их сети.
   От изумления и испуга Лелли едва не подавилась лунчи:
   — Демоны? Настоящие? Не ручные?
   — Не такие, как твой, — сказал Градоправитель, с улыбкой глядя на Хегга. — Настоящие  демоны. Сам я их не видел, но не могу сомневаться в словах людей, которых знаю всю жизнь.
   — Что же это за демоны? — спросила вайвери. — Неужели вайа-арка, демоны моря?
   — Судя по описаниям, именно они или подобные им.
   — Может, хватит говорить о демонах, — грубовато вмешался Дарри. — Дайте хоть поесть спокойно. А то все демоны и демоны... Кстати, слышь, вайвери, из чего сделан твой лунчи?
   — Моя лунчи сделана из того, что очень полезно для головы, — огрызнулась Лелли. —Поэтому тебе тоже не помешало бы ее кушать.
   Хозяин предсказал, что на рассвете погода улучшится, и можно будет отправляться в путь. Гостей отвели в их комнаты. Снорда, Дарри и Лелли разместили в одном конце коридора, Неггарата — почему-то в другом. Снорд осмотрел свою комнату и удивился чистоте, которая в ней царила. Белоснежные стены, такой же белый пол. Тщательно выметенные коврики. Снорд опасался, что его заставят спать на циновке, но в комнате была настоящая кровать, застеленная тонким бельем. В комнату вошла служанка, и Снорд ахнул.
   Он еще никогда не видел такой красивой девушки, как эта маленькая зертианка. Лумборец не знал, что чистокровные килмини сохранились только среди каввранской аристократии и в глухих деревушках восточного Зерта, откуда, несомненно, и приехала на заработки эта девушка. Совсем невысокая, едва ли по пояс богатырю-лумборцу, девушка была хрупкой, как куколка, и казалась полупрозрачной. Ее глаза были миндалевидными, а не раскосыми, как у большинства зертиан, а волосы — очень густыми, пепельного цвета. Эта прекрасная девушка появилась в ярко-желтом платье, расшитом васильками и колокольчиками, а на шее у нее болтались пестрые бусы и парочка амулетов.  Девушка деловито осмотрела кровать, перевернула одеяло вензелем к ногам, взбила подушку и проверила, на месте ли ночной горшок. Снорд наблюдал за ее действиями, умиляясь, любя и страдая одновременно. Прелестная чуть небрежно поклонилась Снорду, сказала что-то на местном диалекте и направилась к двери.
   — Постой! Не уходи! — закричал Снорд, хватая ее за рукав. — Скажи, как твое имя?
   Девушка шарахнулась в сторону и произнесла уже целую тираду.
   — Я тебя люблю! — закричал Снорд, схватившись за грудь девушки, как за последнюю надежду. Грудь оказалась большой и крепкой. — Я — Снорд из Лумбора.
   Девушка испуганно закричала. Услышав этот крик, на пороге появилась Лелли. Когда вайвери увидела и оценила эту сцену, вид у нее стал такой страшный, что испугался не только Снорд. Испугалась и невинная жертва.
   Лелли заговорила на диалекте побережья, служанка закричала в ответ что-то очень быстрое, и Снорду показалось, что она оправдывается.  Лелли грозно нахмурилась и указала девушке на дверь. Прелестное создание удалилось, оставив Снорда наедине с разъяренной вайвери.
   Лелли плюхнулась на кровать. Она успела переодеться в чистое и сухое бледно-зеленое платье. Снорд отметил, что у Лелли красивые ножки, но куда ей было до прекрасной прислужницы!
   — Решили поразвлекаться? — насмешливо спросила Лелли, глядя на Снорда как на злейшего врага всего человечества. — И не стыдно свинство разводить?
   — Это я к ней пристал, — вступился лумборец. — Она тут совершенно не при чем.
   Вайвери достала из кармана гребешок, распустила косы и принялась расчесывать волосы. Снорд заметил, что волосы у Лелли тоже ничего. Но разве могли они соперничать с кудрями той, ускользнувшей и потерянной.
   — Ага, поверю я тебе, — раздраженно заметила вайвери. — Хозяйка этого дома —святая. Но служанки здесь, к сожалению, блудливы как кошки.
   Сказав так, Лелли направилась к двери, продолжая расчесывать волосы и слишком сильно покачивая бедрами.
   Одинокий Снорд лег спать в холодную зертианскую постель. Свеча погасла, в спальне царили мрак и тишина. Ставни были закрыты, поэтому ни один луч света не разгонял мрак, и лумборцу даже стало неуютно. Правда, он вспомнил, что где-то рядом спят Дарри и Лелли, но все-таки... А тут еще эти рассказы о демонах. Вдруг они на самом деле водятся в здешнем море? Еще выползут на берег и войдут в дом. Еще передушат всех. Нет, лучше вообще не спать.
   Правда, подумал Снорд, у нападения демонов есть и хорошая сторона. Я смогу спасти прелестную девицу, и она меня отблагодарит.
   Вспомнив о девице, Снорд окончательно расстроился. Какое право она имела вмешиваться, эта Лелли? Снорд больше не хотел служить вайвери, он хотел служить прекрасной служанке.
   В коридоре послышались легкие шаги. Давненько у него не было женщины. Снорд вспомнил слова Лелли о блудливых служанках. А кто знает, может, это его служаночка крадется сейчас к нему по коридору?
   Тихие шаги...наверное, женские. Дверь начинает неслышно отворяться. Снорд приподнялся, опираясь на локоть. За дверью был темный коридор. Снорд заметил тень, скользнувшую в его спальню. С едва заметным щелчком дверь закрылась. Тень некоторое время стояла у двери, словно в нерешительности. Потом осторожно направилась к лумборцу.
   У Снорда не осталось никаких сомнений.
   — Иди сюда, малышка! — шепнул он. — Я здесь.
   — Сдурел совсем? — послышался в кромешной тьме хриплый голос Дарри.
   Снорд подскочил на кровати:
   — Это ты?
   — Ну, я... Давай, вылезай из кровати. Хватит уже дрыхнуть. Я кое-что принес...
   Ругаясь самыми страшными лумборскими ругательствами, Снорд сел на кровати и почувствовал, что начинает замерзать.
   — Я тут заглянул в подвал к хозяевам... Хорошо, когда эти треклятые зертиане идут против традиции и заводят в подвалы. Всегда найдется что-то хорошее. Например, бутылочка менгарского вина. Ну и разумеется, таргер мимо такой находки спокойно не пройдет.
   Помимо бутылки, Дарри раскопал где-то пару кубков. Это немного повысило настроение лумборца, но все-таки он был разочарован. Если бы то прекрасная служанка явилась к нему с бутылочкой винца... Да хоть бы и без бутылочки! Ей не обязательно.
   — А кого это ты назвал малышкой? — подозрительно спросил таргер. — С хозяюшкой любовь завел? Да какая же она малышка, младенец ты лумборский?
   — Тебя не касается, — Снорд порадовался, что таргер не видит сейчас его лица.
   Вино оказалось весьма крепким и непомерно сладким. Снорд с трудом мог представить себе, чтобы господин Тэр Ундуо пил эту гадость. Наверное, слуги для себя припрятали...
   — А ты знаешь, что твоя вайвери куда-то смотала? — спросил Дарри.
   От неожиданности Снорд поперхнулся и долго кашлял под презрительный смех таргера.
   — Да, да, ушла. На берег ушла, думаю. С демонами решила познакомиться! Она не так проста, эта вайвери!
   — Лелли ночью ушла одна на берег, а мы сидим здесь и ничего не делаем? —воскликнул  Снорд. — Надо пойти и посмотреть, что с ней! Может, хозяев разбудить?
   — Слушай, Снорд, ты совсем дурак? Я хочу воспользоваться тем, что она в кои-то веки не торчит рядом с нами и кое-что обсудить! Она же все время подслушивает! Плохо только, она демона своего с собой не захватила. Ненавижу эту парочку. Ладно, молчу...Не вращай глазами! Есть у меня кое-какие мысли, и я не хочу, чтобы она о них знала.
   — Рассказывай! Только клевету я слушать не буду. И не надо говорить, что ты их ненавидишь. За что ненавидеть-то? Она — добрая, славная такая. Хегг — забавный, словно зверушка мелкая.
   Дарри презрительно пожал плечами. Во мраке он казался странно бледным и черноглазым. «Странно, — подумал Снорд. — Я и этот таргер... У нас одна цель. Мы оба тащимся в этот проклятый Харракан. Чего только не бывает в жизни!»
   — В Каввране, дружище, я потрепался с одним своим старым приятелем. Так вот... Он мне кое-что сказал...
   Дарри замолчал.
   — Что сказал-то? Не томи душу.
   — Он сказал, что этот зертианин, которого мы с вайвери собрались убить — колдун.
   — А откуда твоему приятелю это известно? — подозрительно спросил Снорд.
   Дарри насмешливо похлопал лумборца по плечу:
   — Этот мой приятель — опытный таргер, а такие люди знают очень многое. Он пустого не скажет.
   — Ну, колдун, и что... Нам-то какое дело?
   Дарри жадно пил вино. Все-таки, подумал Снорд, этот таргер ни в чем никогда меры не знает.
   — Ты, вообще, о колдунах что-нибудь знаешь? Ты знаешь, например, что от колдуна ты этим своим мечом не отмахаешься?
   — Да знаю я, знаю! Видал колдунов. Но с нами же вайвери!
   — Тоже мне, вайвери! Две косы и нос пуговицей — вот и вся твоя вайвери... «Из этой посуды кто-то ел мясо! Дайте мне другую посуду! В этой гостинице под ковриками пыль! Дайте мне другую гостиницу! От солнца у меня обгорает лицо! Уберите солнце!»
   — Ну и что? — спросил Снорд, сделавший вывод, что спорить с таргером — бесполезно.
   — Представь себе нашу вайвери и настоящего колдуна?
   — Такого, как Бурумбур Черный?
   — Хотя бы такого!
   — С Бурумбуром Черным она бы не справилась, — вынужден был признать Снорд.
   Дарри кивнул:
   — А может, этот колдун еще сильнее, чем твой Бурумбур? Сумеет она его убить?
   — Нет.
   — Хвала Нессеку! Ты умнеешь на глазах, Снорд! Она — слабая ведьма. А ее демон еще слабее, чем она сама, иначе она бы его не приручила. А мы с тобой, дружище, вообще, как девки в обозе. Что мы можем против колдуна? А Неггарат? Правда, он может отравить колдуна своей несвежей рыбой...
   — Так зачем они нас послали? — спросил ошарашенный Снорд.
   — Я думаю так: они хотят что-то прощупать. Может, источник силы колдуна, может — как он ее применяет. Мы — приманка, Снорд, помяни мое слово. Истинные убийцы еще последуют.
   — Так что же нам делать? — взмолился Снорд.
   — Выжидать. Если что — сбежим. Хотя, может, мы все еще раньше потонем. Я слышал, капитан корабля, на котором мы поплывем — зертианин. Точно пойдем ко дну. Сам знаешь, какие они капитаны. Понимают в навигации, как я — в вышивании по шелку.
   Сказав эти слова, Дарри исчез за дверью — такими же мягкими бесшумными шагами, сподобившими Снорда принять его за девицу.
   Лумборец лег в кровать и долго ворочался. Какая-то мысль не давала ему уснуть. И вдруг он вспомнил. Вспомнил старую поговорку: “Опасайся ведьмы, зверя и бродяги!”
   Ведьма — вайвери. Зверь — Неггарат. Бродяга — таргер. Все уже здесь.

   На закате Лелли вышла из дома через запасной ход. Хеггу она велела остаться в комнате. Под проливным дождем девушка бежала на морской берег. Но когда она дошла до берега, дождь прекратился. Вайвери стояла на мокром песке и казалась единственным живым существом в мире воды и туч. Черные лохматые облака уходили из Зерта, они торопились на северо-восток, на Ледник. Небо прояснялось, кроваво-красная полоса над морем все ширилась, и паруса стоявших в гавани кораблей окрасились алым. Корабли покачивались на усмиренных волнах, тонкие и высокие. Волны еще бушевали, им снова хотелось пережить бурю, они с яростью бросались на гладкие округлые камни вдоль берега; волны каждое мгновение меняли свой цвет — от темно-зеленого до иссиня-черного, пена сверкала багрянцем, и Лелли никак не могла понять, закат то или восход красной полосой прощается с бурей. Она опустилась на колени, в мокрый песок, и стала чертить руны, те, что должны будут принести ей удачу, хорошую погоду, попутный ветер. Все, что необходимо в открытом море. Краем глаза, вдалеке, Лелли заметила сломанную бурей сосну. Тучи вспыхивали красным и золотым огнем, тучи уходили все дальше и дальше. Лелли начертила первые руны: ИДДИ “Внушение”, ШАЙ “Ворота”, ПРА “Почва”, ДЕГГ “Добро”, ЛИА “Сияние”, УТТУР “Солнце”, КИР “Жизнь”. Что-то заставило вайвери поднять глаза и взглянуть на море.
   Она увидела Чудо.
   Ибо сама великая богиня Тескра поднялась к ней из вод моря. Богиня была так высока, что тучи запутались у нее в волосах и проливались дождем ей на плечи. Все три глаза богини горели темным зеленым огнем, ее синие губы были плотно сжаты. К зеленоватым грудям богини приникли рыбки, моллюски, утопленники. У Тескры было шесть рук, и каждая рука держала раковину, якорь, пучок водорослей или кусок янтаря. На шее Тескры висели ожерелья из старых раковин. Тескра предстала перед вайвери обнаженной, и все ее синевато-зеленое влажное тело вспыхивало красным, озаренное зловещим сиянием над горизонтом. Вместо волос у богини были водоросли — они падали ей на спину, и какие-то существа с клешнями медленно ползли по ним вниз, желая вернуться в море.
   Тогда Лелли упала на колени и воскликнула:
   — Разве есть на свете кто-нибудь могущественнее богов!
   И Тескра ответила ей голосом, неотличимо похожим на шум беспокойных волн:
   — Есть. Повелители Разума.
   — Я — вайвери, — прошептала Лелли, опустив глаза. — Я обещала своему Совету... О, айкирти тэйс ли-засс...
   Богиня улыбнулась, и губы ее, раздвинутые в улыбке, вдруг показались Лелли двумя огромными слизнями.
   — Возвращайся в Ивянник, вайвери Лелли! Пусть твой друг Неггарат вернется в Минджшенг, твой любимый Снорд — в Лумбор, твой враг Дарри — в Ниеми. Хегга следует возвратить в Тиггари. 
   Лелли хотела возразить, что Снорд — вовсе не ее любимый, что Хегг никогда не был в Тиггари, но зрение вайвери стало мутным, как морская вода после бешеного шторма, и в ушах ее зазвучали крики чаек. Разве можно спорить с богиней?
   — Почему? — прошептала вайвери. Она без сил оперлась ладонями о песок.
   — Вы принесете зло. Много зла...
   И Лелли увидела, как из волн выпрыгнули дельфины: их спинки вспыхнули багряным, и они снова исчезли в бушующей зеленой воде.
   — Почему? Мы не хотим зла. Даже Дарри...
   В одно мгновение богиня вернулась обратно, ввинтилась в воды подобно разумному смерчу, и ее не стало. Лелли поднялась на ноги, отряхнула песок и побрела прочь. Она чувствовала себя так, словно у нее выпили всю кровь.

   Когда они поднимались по трапу на корабль “Меримерет”, у несчастного Неггарата подкашивались лапы; он закрывал глаза, чтобы не видеть плещущейся внизу морской воды. Лелли тоже была не слишком довольна: по каким-то таинственным причинам вайвери не дружили с водой. Она снова станет могущественной, только когда сойдет на берег, сказала Лелли, но отказалась объяснить причины такого странного явления. Хегг —тот и вовсе забрался к ней под кофту и носу не казал — только кончик зеленого хвоста торчал-таки, изумляя матросов. Дарри тоже не казался обрадованным перспективой морского путешествия, хотя деваться было некуда.
   — Эти морские тропы...ничего-то я в них не понимаю, — говорил он Снорду. — Говорят, есть морские таргеры, те всю жизнь по морям шастают и видят, как нужные тропы прям по дну бегут. А мне на суше легче. Не привык я, чтоб меня возили, привык сам ходить.
   Один только Снорд радовался всему: сырому запаху корабля, тонким мачтам, белым парусам, с гулкими всхлипами бьющимися о северный ветер, беспокойной пене, набегавшей на трапы. И чтобы успокоить других, начал рассказывать какую-то длинную, занудную и страшно неинтересную сагу про Хомкакута, первого лумборца-мореплавателя.
   Их поселили в двух каютах. В одной — Снорда, Дарри и Неггарата, в другой — Лелли и Хегга. Чем там занималась вайвери со своим демоном, проверить никто не смел.
   — Много раз Хомкакут побеждал ужасных супунг, — рассказывал Снорд.
   — Кто такие супунг? — презрительно спросил Дарри.
   — Ничего особенного... Это такие длинные-предлинные морские змеи, но у них есть лапы, как у большой ящерицы и клыки, как у пантеры. Они обвивают корабли и тащут их на дно. Говорят, что они съедают у людей только голову и левую руку, а остальное жрут рыбы.
   — Замолчи! Пожалуйста, замолчи! — взмолился Неггарат. — Никогда еще ни один корби не был съеден рыбами. Что за бесчинство!
   Зато команда корабля была довольна прекрасной для этого времени погодой и попутным ветром. И правда, хотя зловещие, темно-сизые тучи и толпились иногда на горизонте, но нарисованные вайвери руны делали свое дело, и небо над кораблем оставалось ясным.
   — Это она сделала... Наша ведьмочка, - говорили люди и радовались.
   Неггарат отказывался выползать из каюты и вообще смотреть на окружающий мир. Правда, это не лишало его аппетита, тем более, что вяленой рыбы на корабле было достаточно. Поев рыбы, Неггарат каждый раз весьма долго облизывался, потом сворачивался клубком и, лениво зевая во всю пасть, вопрошал Снорда или Дарри:
   — Ну и что, там по-прежнему одна вода? И куда смотрела бабка Улакна?
   Потом Неггарат сладко засыпал, оставляя Снорда и Дарри гадать — какое отношение бабка Улакна имеет к тому факту, что между Зертом и Материком находится море?
   Похоже, временная потеря могущества не слишком беспокоила вайвери Лелли. Она быстро привыкла к морю, в восторге бегала по кораблю, болтала с капитаном и часами глазела на волны, менявшие цвет от темно-зеленого до лазурно-серого, на небо, бывшее овальным, высоким и влажным, как никогда — над Материком. Если и проплывала по нему туча, она сама была, как корабль под пятью мощными парусами или как странная пузатая рыба. Хотя сначала Лелли была не очень-то уверена, что ее колдовство сработает, то теперь последние сомнения развеялись. Они доплывут благополучно.
   И, когда вайвери сидела на корме, к ней подошел непривычно задумчивый Снорд. Ветер играл его длинной рыжей бородой, лицо Снорда покрылось еще более густым красным загаром. Он сел рядом и молчал довольно долго.
   — А вон там — Лумбор, моя страна, — сказал он наконец, показывая куда-то на юго-запад.
   — Правда? — вежливо переспросила Лелли и посмотрела из-под ладони. Но увидела только бескрайний морской простор и низко мечущихся зеленых чаек — тинниззи.
   — Там есть дом, вайвери, — сказал Снорд. — Большой, в три этажа, из тех сосен, что растут на песчаных холмах приморья. В каждой горнице — медное зеркало и шелковая  занавеска. Это дом моего старшего брата. Почему Туброс бывает несправедлив?
   Лелли не знала, что ответить на это, да и Снорд не очень-то ожидал ответа.
   — Не знаю, — сказала она наконец и тут же поправилась. — Боги справедливы всегда.
   И, к ее величайшему изумлению, Снорд запел:

                Ты встала в тот день на моем пути,
                Уставшая от потерь.
                Я сказал тебе: «Леди, можно войти?»
                И ты не закрыла дверь.

                В скитаньях своих обошел я полмира,
                Дорога была далека.
                Не дашь ли уставшему путнику сыра,
                Не дашь ли хлебнуть молока?

                Я дам тебе сыра, я дам тебе хлеба.
                Как розы свежи у окна!
                Тебя позвала б я домой отобедать,
                Да жаден отец у меня.

                В скитаньях своих обошел я все страны,
                Где ясен иль сумрачен свет.
                И если нуждаетесь, леди, в охране,
                Сильнее меня парня нет.

                Ах, сколько же лет ожидала я в горе
                Тебя, мой могучий храбрец!
                Но только солгал ты: на суше, на море
                Сильней всех мой гордый отец.

   Лелли была немало удивлена, ибо выяснилось, что у Снорда приятный, низкий и достаточно музыкальный голос.
   — А ты неплохо поешь, — сказала она.
   Снорд почесал затылок:
   — Да знаешь, вспомнил ту симпатичную служаночку из дома господина Тэр Ундуо-вена, так и голос взялся, непонятно откуда.
   На мгновение Лелли потеряла дар речи, потом взяла себя в руки.
   — Да ничего особенного... Не пой больше, раз не умеешь! — сказала  она и ушла.
   Когда Снорд рассказал об этом Дарри, таргер долго и от души хохотал:
   — Ну и дурачина же ты, олух лумборский! Да она втюхалась в тебя!
   — Нет, — возразил Снорд. — Это совершенно невозможно. Ну кто я такой? Обыкновенный рыжий лумборец. А она — вайвери.
   И все же он долго украдкой смотрел в воду, пытаясь понять, есть ли в нем что-то такое, за что в него можно втюхаться.

   А Лелли закрылась в своей каюте и пыталась не обращать внимания на взгляды Хегга. Выгнать его из каюты она не могла, чтобы не напугать матросов, и чтобы сам Хегг как-нибудь случайно не утонул. Она попыталась войти в зейлей — весьма глубокий транс по системе, принятой у вайвери, доступный очень немногим. У Лелли зейлей получился всего пару раз в жизни, ей не хватало умения сосредоточиться. Считалось, что первой в зейлей вошла вайвери Снайг, лет четыреста назад, сидя в зарослях крапивы на обочине сада, почему транс так и назывался.
   После нескольких бесплодных попыток Лелли вышла из каюты и встала на корме, любуясь алым закатным небом, лишь кое-где испещренным тонкими сизыми тучками, больше похожими на притихших рыбок. Красные блики плясали на спокойно дышащих волнах, ветер дул несильный, но вполне пригодный для плавания. Там далеко, на западе, где остался Прекрасный Зерт, Страна Орошенных Дождем Черемух, уже садилось солнце, и было оно красным, как спелый линдрианский гранат.  И паруса, и мачты, и многое видавшие доски палубы, и лица людей — все стало призрачным, странным. И в этом таинственном сиянии Лелли увидела обломки корабля. Волны мягко качали их, как будто все никак не могли наиграться. Пустая лодка переваливалась с волны на волну. Обломок мачты с жалким обрывком паруса и несколько досок палубы—вот и все, что сохранилось.
   — Там написано название корабля, — сказал Дарри. Его бритый череп казался смугло-красным, черные глаза сверкали. — Можно прочитать... “Меримерет”, да, “Меримерет”.
   На мгновение он замолчал, потом расхохотался:
   — Слушай, вайвери, тебе это ничего не напоминает?
   Лелли молчала.
   — Твое колдовство спасло нас, айдегг мна, — насмешливо сказал Дарри. — Если чутье мне не изменяет, мы должны были потонуть вместо этой посудины.
   — Женщина! Смотрите, женщина! — закричали матросы.
   И пока их “Меримерет” медленно огибал обломки судна, все, кто столпился на палубе, увидели труп женщины, вцепившейся в обломок мачты, вцепившейся так крепко, что даже смерть не смогла разжать этих объятий. Они не могли рассмотреть ее лицо: только черные волосы и руку, белую и худую, а на руке — тяжелый золотой браслет, усыпанный огромными гранатами, в закатном свете казавшимися огненно-алыми, как первые пионы месяца нийнат. Нижняя часть ее тела исчезала под водой.
   — Да, вот это браслетик, — шептались матросы. — Каждый из камешков на десять туна.
   Дарри подошел к ним, и они стали переговариваться.
   — А что... Ей он больше не нужен.
   И они спустили на воду лодку. В лодку сели Дарри и два матроса. В странном оцепенении Лелли наблюдала, как они, сильными движениями опуская весла, плывут к телу женщины, как они достигают его...потом произошел непродожительный спор...и   Дарри, ухмыляясь, перегнулся через борт, поднял безжизненную руку и снял браслет. А потом он крикнул:
   — Алленманмио! — и поднял браслет, стоя на самом краю лодки, и камни сверкали огнем, золотом и кровью, и Лелли показалось, что она видит горящие города, и что таргер сам только что убил кого-то и готовится убить ее. А потом, с громким всхлипом, обломок мачты перевернулся и пошел ко дну, увлекая за собой женщину, и завороженная этим зрелищем толпа увидела, что у нее не было нижней половины туловища.
   — Рыбки хорошо покушали, — сказал кто-то.
   Лелли закрылась в каюте. Она старалась не слушать оживленные крики, доносившиеся с палубы. Там делили камни, и таргер не давал себя обидеть.
   Хегг молчал, свернувшись клубочком и поджав уши. Лелли лежала рядом, закрывшись одеялом по самую шею. Ее глаза были сухими. И все-таки, вся ее душа сейчас рыдала —слезами такими же кровавыми, как эти проклятые гранаты.
   “Меримерет”, “Меримерет”... Этот корабль взял на себя их судьбу. Это их мачта должна была метаться по волнам, как снесенное наводнением сухое дерево. Это их изодранный в клочья парус должен был медленно набухать водой. Это она должна была быть на месте той женщины.
   И Лелли думала и не могла понять:
   Затонул ли бы этот корабль, если бы буря грянула на два дня позже, как и ожидали мудрые люди? Нет. Он успел бы придти в гавань Мишне-Этла. Он был бы цел и невредим, если бы не колдовство Лелли.
   Так что же, она убила этих людей?
   Она готова была разрыдаться, но — это неприлично. Она вспоминала все свои руны и заклинания. Она призывала благодать, ясное небо, хорошую погоду — чтобы все это сопутствовало им. Ей, Дарри, Неггарату, Снорду, всем этим пьяницам-матросам. Но неужели их удача непременно должна была стоить кому-то жизни? Разве светлая сила вайвери может убить кого-то, если сама ведьма не хочет этого?
   Лелли вынула из сумки портрет зертианина, которого  должна была найти в Харракане. Рисовать магов запрещено, но этот маг был преступником. Пользуясь таким портретом, можно установить связь, иногда — очень прочную. Но, сколько Лелли не смотрела на портрет Анлиля Залейнарана, она не чувствовала никакого контакта.
   На портрете был изображен красивый молодой человек с очень самоуверенным лицом, вызывавшим у Лелли мгновенную неприязнь. И сейчас, когда она смотрела на него, ей показалось, что в больших, чуть прищуренных глазах преступника появилось выражение злорадства, как будто он знал обо всем.
   Лелли стало страшно, и она подумала: может быть, этот портрет как-то искажает ее силу? Она взяла свечу и сожгла портрет Анлиля Залейнарана, и портрет сгорел слишком быстро — в один миг. Такие вещи могут сильно повредить тому, кого нарисовали, но и сейчас Лелли не ощутила никакого контакта.
   — Глупо портреты жечь, — пробормотал Хегг.
   А потом Лелли уснула, и ей приснилась комната с высоким потолком, разрисованным картинами из древней истории, с узкими стрельчатыми окнами, а в центре комнаты за небольшим столом сидела молодая девушка. На столе медленно вращался зеленовато-синий глобус, и лежали старые книги в золотых переплетах. У девушки были толстые, как нити для вышивания, иссиня-черные волосы и бархатные голубые глаза. Она посмотрела прямо на Лелли и спросила:
   — Что же такое твоя сила, сестра?
   — Зло, лемм, и добро, дегг, находятся в сердцевине души человека, — ответила Лелли фразой из учебника. — Сила же лишена качеств. Человек наделяет ее своим добром или злом.
   Девушка стиснула тонкие, белые как мрамор, пальцы:
   — Но это же неправда! Ты заблуждаешься, Лелли!
   — Тогда где же правда? — спросила вайвери. Ей было легко и приятно говорить с этой девушкой, как будто она нашла подругу.
   — Ты пуста изнутри, Лелли! Все люди пусты изнутри. Пока не наполнят себя силой. Сила же — повсюду, и она всегда наделена добром или злом. Всегда — тем или другим и никогда иначе! Человек может лишь наполнить себя злой или доброй силой, но если она покинет его, он снова останется пустым.
   — Я тебе не верю, — сказала Лелли. Она начала замерзать, как будто началась зима. Видение обледеневших куполов каввранских храмов мелькнуло перед ее глазами.
   Девушка протянула ладони: белые и очень узкие. На ее правой ладони лежала цветущая ветка липы, на левой — цветок огнецвета. Растение тьмы. Приносящее проклятие. Лелли хотела сделать знак защиты, но не смогла.
   — Неужели ты думаешь, что в этой благоуханной ветке и в этом болотном растении может быть одна и та же, лишенная качеств сила? — спросила девушка.
   — Кто ты? — прошептала Лелли.
   — Как же ты не узнала меня? Я — Эсилтейр. Враг твоей силы и твоих богов.
   Незнакомка взяла в руки глобус, неожиданно оказавшийся близко-близко к глазам Лелли. Зеленое пятно Зерта, с севера на восток рассеченное коричневыми лезвиями горных цепей. Бледно-синий пролив. Материк — от белой шапки оледенений севера до песчаных пустошей юга. Харракан на востоке Материка. Звездами обозначены столицы.
   Острым ногтем перламутрового цвета девушка показывала на Ашрум-Лозе, столицу харраканских императоров.
   — Ты будешь здесь, Лелли! — сказала она. — А он здесь.
   И она коснулась пальцем какой-то долины в западном Зерте.
   Лелли хотела что-то возразить, но незнакомка неожиданно добавила голосом Хегга:
   — Вообще-то тебе давно пора проснуться, Лелли! Опоздаешь выполнить ту миссию, что дали тебе.
   Лелли открыла глаза. Хегг парил над ней, сверлил ее глазами и бормотал:
   — Проснись, Лелли! Проснись! Что о тебе Неггарат подумает?
   После долгих раздумий Лелли решилась записать свои мысли, изложив их в форме дизе-и-тройн, беседы с Первой вайвери. В конце концов получилось нечто такое:
   Лелли: О мудрая И-Тройн, мне кажется, что я совершила ужасную ошибку. Я призывала благословение на наш корабль и прогнала бурю, но случилось так, что вместо нас погибли другие люди. Не запятнана ли я Злом?
   И-Тройн: А разве это случилось в первый раз, Лелли из Ра-Танник? Вспомни! Два года назад, когда ты и две твои сестры выслеживали в лесу мелкого демона еловых лесов, вайа-норр, вы отвели от себя грозу, но она разразилась в трех милях к востоку от Ан-Мушмэй и уничтожила все посевы?
   Лелли: О благородная И-Тройн, неужели наша сила запятнана Злом?
   И-Тройн: Как можешь ты думать такое, глупая ученица! Запомни одно, и запомни хорошенько: если в помыслах твоих не было Зла, значит, оно произошло помимо твоей воли.
   Лелли: Но чья же это в таком случае воля?
   И-Тройн: Воля богов.
   Лелли: Боги исполнены благости.
   И-Тройн: Боги ценят кровь. Соблюдай закон крови, гэннэт.
   Лелли: Я всегда стараюсь соблюдать гэннэт.
   И-Тройн: Я знаю. Будь спокойна. Ты — всего лишь исполнительница воли богов. Но нет более высокого предназначения.
   Когда Лелли перечитала то, что вышло из-под ее пера, она почти успокоилась. Кто знает, может, сама И-Тройн, Первая вайвери, подсказала ей эти слова, такие достойные, такие необходимые в трудный час. Воспользовавшись небольшим запасом воды и соли, Лелли провела обряд очищения: тщательно вымыла лицо, ладони и ступни ног соленой водой, приговаривая при этом стайа, стайа хнайа вайа; потом чуть-чуть подрезала концы волос острым рыбацким ножом и сожгла эти белокурые кончики. После этого Лелли почувствовала себя совершенно непорочной и чуждой всякому злу и погани. Ее счастливое чувство чистоты не исчезло даже час спустя, когда, увидев дрыхнущего на палубе, объевшегося рыбой Неггарата, Лелли пожелала ему свалиться за борт.
 
   В Васта-Райнасе они пробыли не более суток. На то нашлись свои причины: надо было спешить. Город очень не понравился Лелли, он показался ей маленьким, мокрым, грязным, уже в третьей луже она погубила свои хорошенькие сандалии, и ей пришлось идти босиком. Ноги вайвери мгновенно стали черными. Несмотря на теплую погоду, местные щеголяли в сапогах до колена, бесстрашно пересекая лужи, разлившиеся от одного края улицы до другого.
   — Вайвери! — сказал Дарри. — Купи себе сапоги!
   — Нет, — несчастным голосом ответила Лелли. — Я не могу позволить себе такое расточительство.
   — Ты простудишься. А дальше будет еще грязнее.
   — Купи ты мне сапоги, — сказала Лелли с глубоким вздохом. — В моей сумке лежат харраканские монеты, наверное, они сгодятся.
   — Ладно! — с довольной усмешкой ответил Дарри. — Я тебе их на свои кровные куплю. Подарочек выйдет.
   Некоторое время он пропадал в лавке, находившейся почти наполовину под землей и, наконец, вынес оттуда пару сапог из жесткой кожи, с опушкой из какого-то бурого меха. Сапоги оказались на два размера больше, и походка Лелли стала напоминать утиную.
   Они пошли на рынок — дожидаться каравана купцов из Лумбора, вместе с которым решено было ехать в Харракан. Еще почти весь день был впереди. Неггарат занялся изучением рыбных рядов, и его кошель заметно похудел, а брюхо, наоборот, вспухло. Какой только рыбы не было здесь: серебристые сэрмо с ярко-розовым мясом, красные индж с острыми шипами на спине, но исключительно вкусные и сытные, бда-нксам, которые водятся только у северо-западного окоема Ледника, мелкие сизые рыбки со странным горьковатым вкусом, были здесь и великаны швейа — такой огромной рыбины серо-стального цвета хватит, чтобы накормить целую компанию. Неггарат увлекся экзотикой, пренебрегая тем, чего и на родине избыток: форелью, стерлядью да лещами.
   Снорд пошел в пивную на краю базара и, пока Неггарат объедался рыбой, успел выпить пять кружищ местного пива. Как он потом узнал, в него добавляли гречишный мед и харраканскую траву по названию темма. Лелли посадила Хегга в сумку, чтобы не привлекал внимания, и отправилась на прогулку по городу. Дарри увязался за ней, но шли они как бы не вместе и не разговаривали. 
   И все, что видела Лелли, не нравилось ей: пивные, пивнушки, распивочные и забегаловки в каждом доме, бесконечные кузни, горы шлака и угля прямо на улицах, кучи мусора, беременные бабы, роющиеся в отбросах. Мрачные мужчины — у каждого меч, кинжал, секира — слоняющиеся взад-вперед толпами человек по двадцать. Богатые горожанки на носилках, в сопровождении трех-четырех вооруженных слуг, толстые и нарумяненные, с такими тяжелыми серьгами, что мочки их ушей были изуродованы, разодетые в красные шелка и горностаевые шубы. К тому же, с точки зрения Лелли, здесь стояла невыносимая вонь. Ей не понравились угрюмые дома из некрашеных бревен, за высокими заборами, лишь кое-где стены домов были украшены грубыми изображениями зверей — все больше волков и медведей. Рабыни-линдрианки семенили туда-сюда, их смуглые лица казались уродливыми в пасмурном сером воздухе. Город быстро надоел Лелли, но ей надо было найти дом того зертианина. То есть, даже не очень надо, а просто любопытно.
   И она быстро нашла то место, где он жил когда-то. Дома она не увидела. Только пепелище, несколько обугленных бревен, грязноватая трава, пробившаяся сквозь мусор. Но пожар не тронул соседние дома и пощадил высокую березу.
   Лелли знала, что зертианин давно покинул Васта-Райнас, и все равно была разочарована. Вдруг она обнаружила, что на крыльце соседнего дома стоит женщина в длинном коричневом платье и синем платке и внимательно смотрит на нее. У женщины было строгое, но не злое лицо.
   Лелли обратилась к ней на харраканском языке, который долго учила, готовясь в поездке, но так толком и не выучила. Она знала, что большинство горожан пользуются именно этим языком. К ее счастью, женщина тоже плохо говорила по харракански, и потому они легко поняли друг друга.
   — Госпожа, кто жил здесь раньше? — спросила Лелли.
   — Вдова Дасан. Она была бедна и отдавала дом внаем. Сама же жила у сестры своей, —ответила женщина, равнодушно глядя на Лелли и на рыщущего по пепелищу Дарри. —Так  длилось долго. Потом дом сгорел.
   — А кто жил в нем последним?
   — Сначала их много было. Разные люди. С Ледника, из Империи Величия, — сказала  женщина, по привычке горожан называя Харракан этим льстивым именем. — Еще другие. Потом ушли все. Остался один. Такие на западе живут. На тебя похож. Да.
   — А долго он жил?
   — Кто же запомнит!
   — А...каким он был? — спросила Лелли, чувствуя себя неприлично назойливой. Но женщина только плечами пожала:
   — Как все. Много здесь таких. Жил тихо. Ходили к нему, но все тихо. Он предсказателем был.
   — Кем-кем? — удивилась Лелли. — Он предсказывал будущее?
   — Да. За это деньги брал. Думаю, хорошие. Богатые люди ходили. Но жил тихо. Один жил. Ночами все ходил по дому и молчал. А свечей не жег. Деньги большие брал, а на свечи жалел.
   Женщина замолчала.
   — А потом что?
   — А потом ушел. Дом сгорел. Вдова убивалась сильно. Ушел, наверное, потому что дом сгорел. Не хотел деньги вдове платить. Сказала же, жадный был. Девица, что же ты, у меня яблок не купишь?
   Лелли купила у нее несколько совершенно ненужных ей яблок и задала еще несколько вопросов, но терпение женщины начало иссякать. Нет, не был он странный. Как все был. Много здесь таких. Да я даже лица его не помню. Неприметный он был, как все.
   Женщина поклонилась Лелли и вошла в дом. Дарри вернулся с пепелища, где как будто вынюхивал что-то и расхохотался. Он слышал каждое слово.
   — Ну что, вайвери, и дальше будем преследовать твоего неприметного зертианина?
   — Да, — хмуро сказала Лелли.
   Вдруг она вскрикнула и закрыла глаза ладонями: этот типично зертианский жест всегда очень раздражал Дарри.
   — Что случилось?
   — Посмотри на дом!
   На стене дома бывшей соседки государственного преступника Анлиля Залейнарана красовались три зертианские руны:
                АЙ-ЛО
                МЭЙЗИМ
                МАЙСИ
   Странник, посредник, жрица.
   — Что это? — закричала Лелли. — Это же зертианские руны! И это очень-очень редкие руны! Даже не все вайвери знают их! Это как-то связано с преступником!
   — Да ни с чем это не связано, — раздраженно возразил Дарри. — Вайвери, ты что, слепая? Здесь на каждом доме всякие руны. Они верят, что эти закорюки защитят их от злых духов.
   — И все равно — это странно.
   На базар они вернулись в молчании, еще более угрюмом, чем раньше. Там их уже ждали купцы из Лумбора — все, как один, рыжие и широкоплечие. Такими же были их женщины, разве что волосы они заплетали в косы, а мужики носили свои космы распущенными по плечам. Купцы красовались в разноцветных рубахах и широких шароварах, а их жены носили приталенные зеленые жилетики и короткие, до щиколоток, юбки в складочку. На ногах — толстые шерстяные чулки. Дарри изучил ноги лумборок и пришел к выводу, что такие лодыжки можно было бы и не показывать.
   В одной из телег лумборского каравана компания продолжила путь к сердцу Материка. Местность становилась все более грустной и осенней. Ледник дышал холодом, студеный ветер обжигал лица. Деревеньки вдоль грязных дорог, березовые рощи, снопы в заболоченных уже лугах. Было грустно, даже Снорд помрачнел. Так они добрались до города Дувед, где их пути с лумборским караваном разошлись. Отряд Лелли двинулся к югу, уже по харраканской территории — понемногу становилось теплее, ели сменились дубами и буками. Их ждал город Ихабу. Именно там Лелли должна была получить последние распоряжения от Старшей вайвери.

   Добрались до Ихабу они в обычном почтовом экипаже. Сколько не смотрели они в окно, но унылый сельский пейзаж оставался все таким же плоским, серым и скучным. Вот так Империя Величия! А еще говорили, что здесь беспокойно, распри какие-то... Тем большим сюрпризом оказалось увиденное ими в Ихабу. Баррикады из камней и опрокинутых повозок перегораживали улицы. Лавки были большей частью разграблены. По улицам слонялись вооруженные люди. Город был охвачен ненавистью и страхом.
   — Мы здесь — невовремя, — предположил Снорд. — Три раза в Харракане бывал — такого не помню.         
   — Город горит, — сказал Дарри, показывая на клубы черного дыма, поднимавшиеся над северной частью города. — Не хотелось бы мне идти туда. Лелли, как у тебя с колдуном?
   — Я потеряла след, — сокрушенно призналась вайвери. — Сейчас повсюду столько крови, столько страха и насилия, что трудно удерживать след. Я не могу сосредоточиться. Все эти злые излучения настолько сильны, что затмевают другие следы.
   — Я уверен, что нашего зертианина уже кто-нибудь да прирезал, — утешил ее Дарри. —А если мы немедленно не смотаем отсюда, прирежут и нас.
   — Да кому ты нужен? — начала Лелли.
   В этот самый миг к Дарри подошли два человека с бритыми черепами, обнаженные по пояс. Оба они представляли из себя такую гору мускулов, что даже Снорд по-хорошему призавидовал им.
   Один из этих людей что-то сказал Дарри: говорил он сурово и властно. Снорду показалось, что он слышит ниемийский язык.
   Дарри что-то возразил, мрачно глядя себе под ноги.
   — Что случилось? — резко спросила Лелли. — Кто эти люди и что им нужно?
   — Это мои друзья. Таргеры, — ответил Дарри. — Мне надо поговорить с ними без свидетелей.
   — Никаких разговоров без свидетелей, — возмутилась Лелли.
   — Мои дела с таргерами — это мои дела с таргерами, — возразил Дарри. — Я пойду с ними.
   Таргеры нетерпеливо топтались, бросая на Лелли неприязненно-угрожающие взгляды.
   — Ну хорошо, — сдалась вайвери. — И где нам тебя ждать, если, конечно, ты соизволишь вернуться?
   — Мы подождем его в таверне Мислене, — сказал Снорд. — Она здесь, неподалеку. Найдешь ее, Дарри? Там, кстати, можно пива выпить.
   — Найду, найду, — обеспокоенно произнес Дарри, глядя на хмурых таргеров. Ему сейчас явно было не до пива.
   — Слушайте, вы! — сказала Лелли, обращаясь к таргерам. — Мы очень спешим, поэтому недолго, пожалуйста. И если вы хотя бы пальцем его тронете, будете иметь дело со мной.
   Неизвестно, поняли ли они ее, но оба злорадно и презрительно ухмыльнулись.
   — И не надо скалиться-то! — посоветовала Лелли. Вайвери, Снорд и Неггарат направились к таверне, а Дарри и таргеры — в противоположную сторону.

   — Таверна Мислене — это замечательное местечко, — говорил Снорд по дороге. — Лучше  не придумаешь. Я там бывал и всегда мечтал туда вернуться. Это — единственное место на земле, где даже я могу нажраться до отвала.
   Улицы были полны вооруженных людей, а мирные горожане, если таковые имелись, очевидно, отсиживались по домам. Откуда-то доносился лязг оружия, воинственные крики. С опаской озираясь, компания дошла до таверны.
   Внутри было очень жарко и дымно, Неггарат мгновенно начал чихать. За длинными деревянными столами сидел разношерстный люд. Заняв свободный стол поменьше, у окна, Снорд и Лелли принялись глазеть по сторонам, Неггарату же настолько все не понравилось, что он смотрел в стол и отмалчивался.
   Снорд сразу же отметил парочку напуганных менгарских купцов: вид у него был такой, словно они заранее смирились с тем, что их ограбят и убьют. Темнокожий наемник из Идрар-Дифта. Осанистый горожанин с золотой цепью на пузе, который, как ни странно, беседовал с оборванным бродягой. Стайка мбингани за отдельным столом в углу: в пестрых, кричаще-ярких балахонах, с лицами, раскрашенными так, что нельзя понять —мужик то или баба. Срам один, мысленно сплюнул Снорд. Но преобладали незнакомые Снорду воины с длинными русыми волосами и странными желоватыми глазами, облаченные в легкие кольчуги, в шлемах без серебряных звезд — символа Рогатого Ашри. Новые хозяева Харракана, догадался Снорд. Они, развалясь, сидели за столами, пили пиво, курили ворт, громко хохотали и отпускали нелестные замечания в адрес других посетителей.
   К друзьям подскочил хозяин таверны. Вид у него был весьма удрученный. Снорд так сразу и понял, что Новые ни хрена не платят.
   — Рад вас видеть, господин! — забормотал хозяин. — Помните, как в прошлый раз я зазывал вас вернуться. Но времена изменились... Видите, как у нас теперь, — голос его упал до почти неразличимого шепота.
   — А что произошло-то? — рявкнул Снорд на всю таверну.
   Хозяин боязливо обернулся на Новых:
   — Война у нас была... Сейчас уже потише. Сейчас убивают уже меньше, а все больше грабят. Императора свергли, замок его разрушили, а другой дворец еще раньше дракон пожег! Теперь у нас новый император, так он вот этих понавел. Откуда-то с северо-востока, дикий народ. Пьют и жрут днем и ночью, а попросишь заплатить, так сразу за меч хватаются! Сколько горя я с ними натерпелся... А помните ли, господин, харчевню Ломчидо, что на соседней улице была? Пожгли ее вчера! Все выпили, все съели, да и пожгли!
   — Ну, ее-то мне не жалко. Там пиво разбавляли.
   — Так ведь со всеми нами такое могут сделать, друг мой! А жаловаться на них бесполезно. Кому жаловаться? В городской ратуше нынче они же и сидят. Хоть бы они побыстрее убрались, откуда пришли... Да жди, как же! Дорвались они до моего пива и ворта! Разве кто добровольно назад в глушь вернется? Впрочем, заболтался я... Все, как раньше?
   — Ну да, хотя посидеть, как раньше, не удастся, — мрачно предположил Снорд, видя, что веселье незваных гостей приобретает все более буйный характер.
   — А вашей даме? А...этому зверю?
   — Сам ты зверь! — вскипел Неггарат. — А я — корби. Ем я то же, что люди. Пива не пью. Водички мне лучше.
   -У вас есть что-нибудь из овощей? – подавленно спросила Лелли.
   — Ничего такого нет! — замахал руками хозяин. — Можно хлеба с сыром.
   — Тащи сюда побольше хлеба с сыром! — нетерпеливо сказал Снорд. — Ну и мне, как раньше.
   Хозяин удалился, стараясь незаметно проскользнуть мимо Новых.
   — Не нравится мне, что Дарри ушел с этими людьми, — обеспокоенно сказала Лелли. —Они, конечно, таргеры, как и он. И все же...
   — У нас в Лумборе говорят: таргер таргера не обидит, — ухмыльнулся Снорд.
   — Глупость говорят у вас в Лумборе, — огрызнулась Лелли. — Как не вовремя у них все это, однако. Именно сейчас, когда нужно найти колдуна. Я и так думаю, чтоДарри и Неггарат слишком выделяются из толпы.
   — А я, что, не выделяюсь? — обиделся Снорд.
   — Оглянись по сторонам:  здесь полно безмозглых варваров!
   К столику подскочил мальчишка. Он притащил блюдо, на котором с одного краю лежал наспех зажаренный бараний окорок, а с другого — краюха хлеба и кусок сыра.
   — А где пиво? — спросил Снорд.
   — Сейчас будет! — подмигнул мальчишка и, повинуясь свистку, умчался к Новым.
   — Что это? — спросила Лелли. — Где тарелки, салфетки?
   — Жри так! — посоветовал Снорд, принимаясь охотничьим ножом делить окорок на две части — для себя и Неггарата. — А то так и просидишь, пока сыр плесенью не покроется, а тарелок так и не дождешься. В Мислене отродясь тарелок не бывало.
   Неггарат уныло взял в пасть кусок окорока. Прожевать его было трудно даже острозубому корби.
   Меж столами показался хозяин. На вытянутых руках он нес поднос с пивом для Снорда, там же стоял кувшин с водой. Снорд просиял. Вдруг один из Новых, подмигнув товарищам, поставил хозяину подножку. Тот грохнулся на пол, поднос зазвенел, кружки покатились, пиво пролилось, образовав на полу подобие пенного пивного моря. Хозяин с кряхтеньем поднялся на ноги и, под всеобщий смех и улюлюканье, доковылял до Снорда.
   — Вы уж простите! Видите, какие дела... Сейчас я вам новое пиво доставлю. Подождите минуточку!
   Снорд сидел и скрипел зубами от гнева. Хозяин уже собрался было пойти за другим пивом, как вдруг лумборец закричал:
   — Это еще что такое! Я хочу пива!
   Этот вопль очень порадовал воинственных посетителей таверны. Они разразились дружным веселым смехом и отсалютовали Снорду своими полными пивными кружками.
   — Успокойтесь, пожалуйста, господин! — увещевал побледневший хозяин. — Пожалуйста, не надо кричать! Они вас прирежут как миленького,  родной мой! И ничегошеньки им за это не будет, скотинам! Пожалуйста, любезный господин, утихомирьтесь!
   — Да как они посмели! Я третий день о пиве мечтаю! — кричал Снорд, не слушая увещеваний.
   — В два раза больше пива! Совершенно бесплатно!
   Снорд на секунду остыл, потом раскричался снова:
   — Нет! Меня не проведешь! Я не хочу абы какого пива! Я ждал вон то пиво! Вон то, что сейчас на полу! А пол — это разве место для пива? Место для пива — в кружке, а потом — в моем брюшке! А то за дурака меня держат!
   — В три раза больше пива... Самого хорошего! Да я вам заплачу, если вы его выпьете! Только не злите их, любезный господин! Они же здесь все разнесут!
   — Смотрите-ка, лумборский олух разлитое пиво хочет пить, — заметил кто-то из Новых. — Эй, давай, вперед! Вон его на полу сколько!
   — А разве это пиво? Я думал, это лошадиная моча...
   — Братцы, лошадиную мочу даже лумборцы не пьют.
   — А что они пьют, по-твоему?
   Хозяин смирился со своей судьбой и скрылся за занавеской, глядя на происходящее тоскливыми глазами. Он заранее подсчитывал убытки. А происходило вот что.
   Побагровевший Снорд выхватил свой меч, и Новые на секунду замолкли, ибо никогда еще не видели такого клинка. Не так-то он прост, этот лумборец, должно быть, думали они, переводя взгляд с самого Снорда на его меч. И вдруг как перена спала с их глаз, и они впервые увидели, что у лумборца такая странная компания: одетая не по-нашему девчонка с большой кожаной сумкой и зверь, который сидел за столом и кушал окорок. С этими тоже надо было разобраться — но в свою очередь. Двое из Новых переглянулись и взялись за мечи.
   И тут произошло нечто странное. Белобрысая девчонка вдруг подняла голову, критически осмотрела таверну и как будто споткнулась взглядом о человека, сидевшего у противоположной стены. Там были столики на двоих, и человек этот делил его с маленьким толстым менгарцем. Они о чем-то разговаривали, потягивая не пиво, а вино, что само по себе было необычно для таверны Мислене. В этой парочке чувствовалось абсолютное спокойствие и уверенность в собственной силе, поэтому Новые предпочитали не связываться с ними и даже не смотреть в их сторону. Но все они, заметив зверский взгляд, брошенный белобрысой девчонкой куда-то за их спины, оглянулись и тоже посмотрели на этого человека. Посмотрел на него и Неггарат. И даже Снорд.
   — Это он! — взвизгнула Лелли. — Это же он!
   Человек повернул голову и взглянул на Лелли из-под низко опущенного на лицо капюшона. Резким движением головы откинул капюшон. Незнакомец был немного похож на эту девушку, вероятно, они принадлежали к одному народу. Короткие светлые волосы, серые глаза, правильные черты лица.
   Сейчас в этих глазах появилось странное выражение. Он поднялся и вышел из-за столика, продолжая держать в руках бокал красного вина. Он был одет в странного покроя мышино-серый плащ, такой длинный, что чуть волочился по полу. Одним прыжком девчонка выскочила из своего угла. На ее лице горел охотничий азарт. Лумборец стоял посреди таверны, сжимая в руке меч и ничего не соображая. Зверь тоже вылез из-за стола и сел рядом с девушкой.
   Девчонка подняла руки. Потрясенные посетители таверны Мислене увидели, как над головой девушки засветилось что-то вроде разноцветного нимба. Ее ладони окрасились в красный цвет. Пламя пробежало по ней, светлые волосы вспыхнули. Человек в сером плаще стоял и смотрел на девушку с высокомерным любопытством.
   И в довершение всех чудес, из кожаного мешка, брошенного девушкой на столе, вдруг вылетел демон. Маленький и вроде как нестрашный, он поверг в трепет полукровок с северо-востока, ненавидевших всякую магию. Началась паника. Кто-то из них с воплями бросился к дверям, кто-то остался. Оставшиеся обнажили мечи и выставили вперед копья. Тогда человек в сером плаще бросил свой бокал — но не в девушку, а в ее демона. Демон взвизгнул, его крылья сложились, и он, обрызганный вином, которое казалось кровью, упал к ногам девушки. Та бросила на него взгляд, длившийся не более секунды, но и этого оказалось достаточно. Сияние вокруг ее головы погасло, огонь исчез. В глазах появились недоумение и детская обида. Человек в сером плаще пошел прямо на нее, все ускоряя шаг. Поравнявшись с девушкой, он легко коснулся ее груди, и она упала на пол, как подкошенная. Человек в сером вышел из таверны.

   Добросердечная, хоть и весьма напуганная женщина, согласилась приютить их у себя за определенное вознаграждение. Лелли лежала на кровати и молчала. Рядом с ней, свернувшись клубочком, отдыхал ее демон. Хегг утверждал, что вполне мог погибнуть: красное вино действует на демонов его категории, как яд.
   — Я — полное ничтожество, — бормотала Лелли. — Я перестала идти по следу. В таверне я создала вокруг себя и Неггарата стену невидимости, чтобы какой-нибудь нахал не пристал ко мне, ну, или чтобы Неггарата не зарубили варвары. Кто же знал, что он окажется именно здесь? Долго я спала?
   — Пару часов. Я отнес тебя сюда на руках.
   — Спасибо большое, — злобно сказала Лелли. — Что я скажу Старшей вайвери? И куда же подевался Дарри?
   Урчащий голос Неггарата доносился из-за перегородок. Корби по пятам ходил за квартирной хозяйкой, пользуясь случаем разузнать все-все-все о том, как харраканцы изнутри устраивают свои жилища.
   — Вайвери своей скажи, все как есть! — ответил Снорд. — А Дарри придется искать. Да только что он — ребенок? Найдется когда-нибудь!
   Дверь с грохотом распахнулась, и корби с горящими глазами и взъерошенной шерстью ворвался в комнату. В зубах он держал кусок плотной бумаги.
   — Взгляни-ка, вайвери! 
  Он протягивал Лелли картинку, на которой аляповатыми красками были изображены два человека в серых плащах. Слева — молодой парень с короткими светлыми волосами и зертианскими чертами лица. Справа — широкоплечий темнокожий линдрианец, угрожающе оскаливший ослепительно белые зубы. Общим у них было одно — свирепое выражение лица...даже неправдоподобно свирепое. Эту картину вполне можно было бы подписать одной фразой: «Крови хочу!»
   — Что это? — ледяным голосом спросила Лелли.
   — Если ты, вайвери, скажешь мне, что это — не тот человек из таверны, тогда...я укушу собственный хвост! — выпалил Неггарат.
   — А ведь и правда он! — подтвердил ошарашенный Снорд. — Только тот был добродушнее.
   — Да, похож! — сказала Лелли. — И что?
   — Смотрите, здесь что-то написано! — Снорд принялся читать по слогам. — «Анлиль из Зерта, двадцать...двадцать пятый бой...против Ран-гур-ромма из Страны Линдри...четвертый бой. Поединок состоится пятнадцатого числа месяца эффель 1018 года». Откуда это у тебя, Неггарат?
   — Полезно иногда бывает снять комнату в харраканском доме! Это я обнаружил над кроватью хозяйкиной дочки!
   И тогда Снорд и Неггарат в первый раз за все время пути воскликнули хором:
   — Что это, вайвери?
   Лелли встала перед зеркалом и принялась аккуратно заплетать косы. Ее светлые глаза приобрели зеленоватый оттенок и смотрели, как и раньше, очень твердо:
   — Я понятия не имею, что это! Теперь поговорим о главном. Нам нужно сделать два важных дела. Первое — найти Дарри. Мой Совет решил, что в отряде должен быть таргер. Ну, и второе — найти и убить колдуна.
   Неггарат лег на спинку и завилял хвостом. У корби это был знак добродушного, но вполне презрительного удивления.
   — Не понял, — сказал Снорд, вновь обретя дар речи. — Этого колдуна, что ли?
   И он ткнул пальцем в афишу.
   — Того же самого. Ты — дурак? — спросила вайвери, окаменевшим взглядом рассматривая свою очень аккуратную теперь голову с прямым пробором и двумя крошечными ушками.
   — Приди в себя! — сказал Снорд, решивший говорить, как настоящий лумборский мужчина. — Того колдуна Анлилем звали, так, что ли? А этого — Анлиль из Зерта. Вон, даже Неггарат сразу  понял! Этот колдун в Харракане был нибтейни. Он двадцать и еще пятерых убил! Это же получается, что он убивать обучен, как храдунийская собачка —барсуков из нор вытаскивать! Странно, однако, что он на воле гуляет...
   — Я не знаю, что такое нибтейни! — взвизгнула Лелли. Ее губы затряслись, в глазах появилось столь свирепое выражение, что и Снорд и Неггарат невольно подумали: «А ее бы третьей на афишу...»
   — А, ну так я тебе растолкую! Нибтейни — это такие колдуны-рабы, которые на столичной арене друг друга убивают, — начал Снорд.
   — А теперь слушай то, что я тебе растолкую! — с этими словами Лелли обернулась, и друзья увидели, что ее глаза, легко менявшие свой цвет, стали почти совершенно черными. — Мне известны эти нелепые сплетни! Никаких боев нибтейни нет и никогда не существовало! Маги и колдуньи — лучшее, что есть в любом народе, и не найдется столь глупого народа, что взялся бы обращать их в рабство, и тем более — уничтожать! А в Харракане не дураки живут!
   И Лелли, словно ища подтверждения своим словам, отдернула с окна цветную занавесь. Во дворике на скамейке сидели мужчина и женщина. По ступне женщины ползала большая синяя муха, и парочка с раскрытыми ртами следила за мухой, не предпринимая никаких попыток согнать ее или прихлопнуть. Вокруг скамейки с запада на восток бегали голые ребятишки, издающие громкие ослиные вопли. В востока же на запад, и тоже кругами, носилась преследуемая огромным жирным котом крыса.
   — В Харракане не дураки живут! —  мужественно повторила Лелли и задернула занавеску.
   — Хорошо! — корби мягкими прыжками умчался в коридор. Вернулся он через минуту и притащил за подол юбки хромую смуглую девочку с огромными черными глазами.
   — Скажи мне, дитя, кто изображен на афише? — промурлыкал он.
  — Непобедимый Анлиль из Зерта, — ответила девочка. — О нем рассказывали родственники. Они были в Ашрум-Лозе и видели его бой. Этого линдрианца с картинки он тоже убил.
   — Ложь! — крикнула Лелли. — Ложь!
   Она расплела косы и снова принялась заплетать их.
   — Розыгрыш! — бросила она через плечо. — Бои нибтейни — вредная и опасная сплетня. Ее пустили ненавистники моего Ордена. Они сделали это для того, чтобы люди думали: «На востоке магов считают опасными и убивают, так может, мы зря дозволяем колдуньям править нашей страной?» Поймите, это — ложь. Пожалуйста, поверьте мне...
   В ее голосе появилась умоляющая интонация. Тоже — впервые за все время пути.
   — Знаешь, пару лет назад один мой друг предложил мне поехать в Ашрум-Лозе, чтобы посмотреть бои нибтейни, — пакостным голосом сказал Снорд. — Правда, до Ашрум-Лозе я не доехал, потому что...кое-где напился, кое в кого влюбился и кое с кем подрался... Так что ты хочешь сказать, что мы тащились два дня по скверной дороге и пили скверное вино в самых скверных тавернах только для того, чтобы взглянуть на то, чего нету?
   — И как бы там ни было, этому не верить нельзя! — сказал корби, вильнув хвостом в сторону афиши.
   — Я не верю этому и никогда не поверю! — отчеканила Лелли.
   — Ладно, не верь! — сказал Снорд. — Вот только я не собираюсь бегать по всему Харракану в поисках этой знаменитости. Странно еще, что он тебя не убил... Видала, как он тебя? Ты же — неуч, слабая девчонка по сравнению с ним! Все равно, как мышке охотиться на волка! Тебе еще поучиться надо. А может, из тебя и вовсе вайвери никакая, зато ты — девчонка симпатичная, нет чтоб тебе там замуж выйти?
   И он невольно перепугался. Свирепость на лице Лелли превзошла свирепость кровожадных убийц с афиши.
   — Вон! — побелевшими губами шепнула вайвери. — Вон, раб!
   — Да какой же я раб? — возмутился Снорд. — В Лумборе рабов нет. Я — из свободных крестьян.
   — А я — вайа-верта, избранная из избранного народа! — яростно ответила Лелли. — Я  не позволю толстому детине, который годится лишь на то, чтобы отпугивать своим видом воров, который знаком с благородными традициями и нравами еще меньше, чем енот полоскун, который..., — тут Лелли сообразила, что запуталась в своей речи. — В общем, не позволю!
   — Ты слышал,  Неггарат? — закричал Снорд. — Она меня енотом-полоскуном назвала!
   — Я тебя с ним сравнила! Но все же я готова признать, что между тобой и этим животным есть разница. В том смысле, что животное — умнее.
   Это была последняя капля. Снорд понял, что должен проучить обнаглевшую девчонку.
   Поэтому он пристегнул к поясу меч, нахлобучил на голову шлем, торжественным жестом завернулся в синий плащ и собрал заплечный мешок, положив в него все самое необходимое: недоеденный бараний окорок, афишу с двумя убийцами и пару серебряных вилок, принесенных хозяйкой дома. Кроме того, в мешке уже лежали вилки и ложки из дома правителя Мишне-Этла; компас, позаимствованный Снордом на корабле; картинка с изображением королевы Лайне-Пэт, которую Снорд выдавал за свою бывшую подружку; охотничий нож и три рыболовных крючка.
   — Решил прогуляться? — спросил Неггарат.
   — Нет. Я ухожу. Насовсем.
   И лумборцу причудились глашатаи с серебряными рогами, трубящие по всем углам города СНОРД УХОДИТ!!!
   — А если...предположим...ведь мы можем это предположить...если Лелли извинится? —спросил Неггарат, перекатываясь то на правый, то на левый бок и обнюхивая кровать.
   — Это он должен умолять о прощении! — сказала Лелли. — Только я его не прощу. И еще мне надоело, что он пьет пиво, а потом непотребно икает, и что он оскверняет мой взор зрелищем поедания мяса.
   — Если Снорд уйдет, Неггарат уйдет вместе с ним, — сказал корби.
   — Уходите оба! Без вас мне даже лучше будет!
   Мгновение Снорд и Неггарат растерянно смотрели друг на друга — дескать, не обратить ли все в шутку? Но Хегг, опустившись на плечо вайвери, сказал:
   — Мудрость моей расы подсказывает мне, что все пошло не так из-за этих двоих. Варвар и зверь будут лишь мешать нам. Мы должны остаться вдвоем — колдунья и демон.
   — Ты прав, — сдавленным голосом ответила Лелли. — Пусть эти двое уйдут.
   Неггарат поклонился и весьма прохладно сказал:
   — Всего тебе наилучшего и удачной охоты тебе, о вайвери! И помни, что лучшая охота — не та, что приносит добычу, а та, на которой учатся чему-то новому. И тебе удачи, маленький демон! Помни, что и в тебе есть частица человеческого!
   — Чтоб ты прровалилась! — пожелал Снорд, проворно исчезая следом. Хеггу он ничего не пожелал, потому что немного его боялся.
 
   — Почему ты так печальна? – спросил Хегг, когда он и вайвери остались одни.
   Лелли смотрела в зеркало.
   — Я убью Анлиля Залейнарана, — ответила она наконец. — Я найду его и убью. Он просто застал меня врасплох. Во второй раз я этого не допущу. Нужно избавить мир от таких, как он. И к тому же... Если я убью его, то смогу в любое время дня и ночи являться с личным докладом к Старшей вайвери! 
   А потом наступила ночь, и Лелли долго не могла уснуть. Понемногу она начала понимать, что вещи, которых ей так недостает — это храп Снорда и урчание Неггарата. И к собственному огромному стыду Лелли заплакала.
   Она плакала, уткнувшись носом в подушку, и поэтому не видела, что на нее устремлены большие немигающие глаза почти невидимого в темноте Хегга.

   Покинув Лелли, обиженные Снорд и Неггарат долго и совершенно бесцельно бродили по городу Ихабу. Сперва они развлекали себя обсуждением безобразного поведения этой наглой и, как выражался корби, бессмысленной девицы, и пришли к выводу, что поведение ее является абсолютно вопиющим, нахальным и противоестественным. Потом они затосковали. Первым заскучал Снорд: он громко вздыхал, почесывал бороду и подумывал, не выпить ли пива, но почему-то мысль о пиве перестала казаться столь уж заманчивой. К вечеру в городе стало спокойнее, полукровки разместились по своим квартирам в деревянных домиках с крутыми лестницами, ведущими сразу на второй этаж, и угрожающе нависшими над мостовой балконами. Чуткий нос Неггарата уловил запах, доносившийся с городского базара, и он предложил Снорду:
   — Может, купим себе кой-какой еды? А то ссора с Лелли отняла у меня последние силы...
   — Надо бы нам подыскать себе ночлег, — сказал Снорд. — Не можем же мы ночевать на улице, мы же не какие-то там проходимцы или бродяги.   
   — Переночуем в гостинице, — жизнерадостно предложил Неггарат. — В таких городишках всегда бывает только одна гостиница и находится она непременно на базарной площади. Это я совершенно точно знаю.
   И они направились туда, откуда доносился запах спелых плодов и фальшивое пение бродячих менестрелей. На рынке, под бьющимися по ветру флажками, теснили друг друга корзины с рыбой и зеленью. Но покупателей не было. Лишь испуганные служанки, торопливо забежав сюда, торопились схватить что-нибудь и убраться домой.
   — Эта мелочь — все, что осталось! — зачем-то сообщил Снорду и Неггарату пожилой торговец, попивавший пиво возле лотка с синим жемчугом и горным хрусталем. — Еще вчера явились Новые и забрали все камни. А это не взяли почему-то. За полцены отдаю. Может, возьмете?
   — Нет-нет, нам не надо, — отказался Неггарат.
   — А почему, если за полцены? — заявил Снорд. — Я куплю этот жемчуг за пять зеркенов.
   — Нет, друг, пять зеркенов — это прямой грабеж! Хотя бы пятнадцать!
   — За пять возьму. А не хочешь — стой здесь и жди полукровок. Вашим девкам еще долго не до жемчугов будет.
   — Сам-то лумборец, а торгуешься, как вонючий телалли! — проворчал торговец. — Ладно, бери!
   Снорд сгреб жемчуг и пошел дальше, не обращая внимания на сетования Неггарата:
   — У нас и так монет осталось мало, только жемчуг не хватало покупать! Зачем он тебе?
   — Как зачем? Подарю какой-нибудь симпатичной девчонке. Она же, глупая, не будет знать, что я его так дешево купил.
   — О, сколь велика глупость и жадность людей и людских девчонок! — рявкнул корби. — Сколько зеркенов у тебя осталось, Снорд?
   — Два. Ну, еще те тридцать, на черный день.
  Неггарат успокоился, но спустя минуту заволновался снова:
   — А где они у тебя, Снорд?
   — Под плащом, — откликнулся лумборец, просвистев вслед хорошенькой румяной женщине что-то очень многозначительное.
   — НАЛЛОПАТТАРУММАКОННАВИННА! — простонал Неггарат и жалобно подвыл. — О, горе нам, бестолковейшим путникам в гнилейшем из всех болот!
   — А в чем дело? — испугался Снорд. Он всегда пугался, когда Неггарат начинал подвывать или говорить на своем языке. (А надо сказать, что лумборец не всегда отличал первое от второго).
   — Неггарат сам, своими лапами, вынул те тридцать зеркенов из плаща храбреца Снорда и положил их в сумку сварливой вайвери Лелли.
   Несколько минут Снорд обдумывал услышанное.
   — А зачем Неггарат это сделал? — добродушно спросил он.
   — А затем, что ты, Снорд, имеешь обыкновение забывать плащ на плечах девиц или на скамьях пивнушек, и мне, Неггарату, приходится таскать его за тобой в зубах, вызывая смех и недоумение прохожих. А девицы часто отдают его лишь после боя или словесных увещеваний, полагая, что плащ — твой подарок им за женскую ласку... Вот я и решил, что когда ты в другой раз забудешь его, Неггарат тоже его забудет, и заранее переложил деньги в сумку вайвери Лелли.
   — Ладно! — сказал Снорд. — Пусть она тратит наши деньги! Не возвращаться же... А за гостиницу мы жемчугом расплатимся.
   — Если они возьмут его, твой жемчуг!
   — А почему — не возьмут? — Снорд извлек из кармана пригоршню жемчужинок и подбросил на ладони. — Мелковат, но цвет очень редкий...
   — А ну-ка, покажи! Это похоже на жемчуг Тескры! — снова заволновался Неггарат.
   — Это — мой жемчуг, а не Тескры там какой-то!
   — Да погоди ты! Тескра — это богиня. Зертиане верят, что когда-то у Тескры было ожерелье из синего жемчуга. Но она его потеряла. С тех пор каждый, кто найдет такой жемчуг, должен вернуть его Тескре.
   — А что это значит — вернуть Тескре?
   — Ну, это значит — бросить его в море, — стыдливо пояснил Неггарат.
   — Вот и пусть зертиане, начиная с Лелли, бросают в море свое имущество, а ни один здоровый на голову лумборец такого делать не будет. Мне самому этот жемчуг нужен! А вот когда разбогатею, накуплю этой Тескре самых лучших жемчугов — королеве на бал надеть не стыдно.
   — Но ей нужен именно этот! Говорят, он — волшебный.
   — Ничего, перебьется! — к великому ужасу корби, ответил Снорд. — А вот и гостиница...
   Перед деревянным домом с вывеской столпилось человек сто народа, в основном —«настоящие» харраканцы. Любопытный Снорд полез в самую середину толпы, а Неггарат уныло поплелся за ним, опасаясь, чтобы кто-нибудь не наступил на хвост.
   Люди столпились вокруг совсем еще небольшого дракона, которому, вероятно, было не больше четырех-пяти лет. На него была наброшена частая серебристая сеть, такая тяжелая и плотная, что почти придавила его к земле. Неггарат успел рассмотреть тонкую шею, покрытую чешуйками — пока еще чисто-зелеными, без каймы ржавого цвета, как у взрослых — а также крылья с острыми зазубринами по краям и один глаз, красный как рубин.
   И тогда же Неггарат почувствовал, что не может, ну просто не может промолчать.
   — Эй! Человеки! Неггарат из своего Дома обращается к вам! — заявил он, к величайшему испугу и ужасу Снорда. — Зачем вы поймали в сетку этого дракона и любуетесь им, аки какой-то статуей?
   Большинство харраканцев были слишком увлечены зрелищем, чтобы услышать слова Неггарата, но кое-кто все же услышал и откликнулся:
   — Этот дракон сжег Ашрум-Лозе!
   — Это доказано? — спросил корби.
   — Еще бы! И доказывать ничего не надо — по морде видно! Ну ничего... Сейчас сюда принесут арбалеты, и мы проделаем в этом драконе самое меньшее сто отверстий!
   — Зверство какое! Неггарат недоволен! Если дракон действительно сжег что-то там, нужно судить его по закону, ибо он — существо разумное и наделенное вечной бессмертной душой, — нравоучительно сказал Неггарат.
   — Чего?! Какое там разумное?! Топай отсюда, зверюга иностранная! — посоветовали  Неггарату горожане.
   — Тебе-то чего? — удивился Снорд. — Ты же сам хвастался, что корби воевали с драконами!
   Корби повернул к нему разгневанную пушистую морду.
   — Да! Но мы воевали со взрослыми драконами, а не с недоростками! И мы воевали с ними в больших лесах, на туманной заре или в огне заката, и это было величественно, и об этом сложены песни! Дядя Йейя дает тебе освященный слезами и кровью лук и стрелу с черным и красным пером, и молодой корби целится, стоя в росистой траве, и смолкает зарянка, и стрела летит, летит, летит сквозь туманы, и дракон падает в высокие травы и в поросли багульника и полыни, а потом мы хороним его там, где он был убит, и ставим камень, и слагаем песню. Вот как надо воевать с драконами! А это — какая-то пакость!
   — Я чего-то не понял, при чем здесь багульник и полынь, а если это — и пакость, то что мы, пакости мало видали! — возразил Снорд. — Ладно, не хочешь смотреть, как его протыркивать будут, давай в гостиницу пойдем и спать ляжем.
   Но Неггарата уже было не остановить.
   — Люди! — заорал он. — Выпустите дракона из сетки и сразитесь с ним в честном бою! А то будете хуже, чем мбомби!
   Хотя никто из горожан Ихабу явно не знал, что такое мбомби — все равно, они возмутились.
   — Эй! А давайте-ка и этого зверя в сетку!
   Ну все, подумал Снорд. Влипли мы. Спасибо тебе большое, Неггарат.
   И в этот самый миг дракон посмотрел прямо на Снорда, и лумборец увидел два сверкающих глаза в глубине сетки, и ему отчего-то стало нехорошо. Он вспомнил арканы полукровок, вспомнил, как однажды в Шенгенодде его окружили ледниковцы, а он был один и удрал каким-то чудом...
   И тогда он услышал голос—холодный и вкрадчивый—который шепнул где-то в глубине его головы: брось жемчуг.
   — Какой жемчуг? — вслух спросил Снорд.
   Дракон вдруг показался ему угнетенным и обиженным существом, и весьма озадаченный этим чувством Снорд тихо выругался:
   — Ну ты и пакостник, разрази тебя Эсилтейр.
   Брось жемчуг, брось жемчуг — бормотал голос. Снорд увидел со стороны, как его собственная рука ползет в карман, вынимает горсть жемчуга, бросает его, как синие и серые жемчужины летят прямо в дракона, сверкая в лучах заходящего солнца. И когда жемчужины ударились о сетку, она рассыпалась в прах, а дракон, стремительно взлетев к небу, сделал круг над базарной площадью и умчался на восток.
   Что же я сделал, подумал Снорд. Ну и дурак же я! Хуже Неггарата.
   — Что же ты сделал? — вскричали горожане, вероятно, тоже решив, что лумборец —хуже Неггарата. В толпе замелькали ножи.
   — Неггарат! Отходим! — закричал Снорд, устрашающе размахивая своим великолепным мечом. Кто-то из горожан отпрянул в сторону, но другие стали заходить сзади.
   В этот весьма неприятный для друзей миг, над базарной площадью послышался громкий призыв:
   — Дорогу! Дорогу императору Харракана!
   Вереница холеных коней промчалась сквозь базарную площадь города Ихабу, унося легкую колесницу, в которой сидел человек, завернутый в сверкающее драгоценными камнями одеяние. Лицо этого человека было скрыто маской. Изящная девушка в шароварах из желтого шелка и красной тунике стояла над ним с опахалом в руке, каким-то чудом удерживая равновесие в бешено мчащейся колеснице. Легко вооруженные всадники из числа гвардии сопровождали императора.
   Но каково же было удивление Снорда и Неггарата, когда колесница сделала круг по площади и неожиданно остановилась, подняв в воздух клубы пыли и вспугнув стаю голубей. Толпа отпрянула к стенам домов, кто-то упал на колени и поднес ладони к лицу. Император сделал едва заметный знак рукой, и гвардейцы, плотно окружив Снорда и Неггарата, начали подталкивать их ближе к колеснице. Им пришлось подойти к ней, и Снорд совсем близко увидел черную маску и темные глаза, сверкающие сквозь прорези. Огромные деревянные колеса были густо покрыты пылью.
   — За что вы хотите убить этого человека и этого зверя?
   — Ну что за невежество! — забыв о всякой осторожности, взвыл Неггарат. — Какой же я зверь! Я — корби!
   Император Харракана снял маску и отдал девушке, которая аккуратно положила ее на бархатную подушечку. Снорд и Неггарат увидели смуглое мрачное лицо.
   — Я признаю, что был неправ, назвав тебя зверем, о корби! Даже высокоумные гордые зертиане признают вас равными себе. Что же натворил твой друг, что мои подданные столь страстно жаждут его крови?
   — Он освободил дракона, которого мы с таким трудом изловили и хотели убить! —закричали самые смелые из горожан. — Он бросил жемчуг, сеть рассыпалась, дракон улетел! А эта зверюга, она тоже за дракона заступалась, дескать, не троньте его! Они все из одной шайки! Покарай их, о рагаб!
   — Что за жемчуг? — нахмурился император. — Это какое-то колдовство.
   — О рагаб, мой друг был околдован этим драконом, — невинным голосом предположил Неггарат. — Ведь всем известно, что драконы обладают искусством внушения. Скажи, Снорд, как это случилось?
   Растерянный Снорд судорожно соображал, что бы ему сказать. Глаза Неггарата расширились и стали темно-золотыми, как мед, собранный с цветов гречихи. Неггарат явно сожалел, что не может внушить Снорду нужные слова.
   — Я услышал голос, — выдавил из себя Снорд. — Он бормотал: брось жемчуг, брось жемчуг. И пакостно так... Ну, я и бросил. Сам жалею.
   И чтобы придать больше почтительности своим словам, Снорд неуклюже поклонился.
   — Вот видишь, о рагаб харраканба! Мой друг был околдован, — мурлыкнул Неггарат.
   — Если он не лжет, — коротко ответил император.
   — Не соблаговолит ли император взглянуть на моего друга — разве похож на на лжеца? — умильно спросил Неггарат.
   — Нет! Но на дурака он похож! А ты, зертианский корби, почему заступался за дракона? Ты-то вроде не дурак!
   Глаза Неггарата начали зеленеть. К нему возвращалось душевное спокойствие.
   — Как хочешь, рагаб, но я не могу равнодушно смотреть, как толпа хорошо вооруженных мужчин и подростков готовится пытать и убивать одного-единственного заморенного драконыша. А как же честь?
   Лицо императора стало неподвижным, как камень.
   — Честь — это то, что между свободными людьми. С драконами можно поступать и не по чести. Но ты приплыл из-за моря, и тебе позволительно не знать наших порядков. Этот дракон избежал казни из-за вашего невежества. Что вы можете дать во искупление вины?
   «Денег!» — хотел было ляпнуть Снорд. Но потом он вспомнил, сколько денег у него осталось, и усомнился в том, можно ли предлагать венценосной особе столь незначительную сумму.
   — Мы прибыли в твою страну, чтобы воочию увидеть ее прекрасные леса, поля, озера, горы и города, о рагаб! — ответил Неггарат. — И сейчас мы с прискорбием наблюдаем, что в твоей прекрасной стране нет мира. Позволь нам служить тебе и твоей прекрасной стране, о рагаб! Позволь нам вступить в твое войско!
   — Этого удальца я взял бы в свое войско, — ответил император, — но что будешь делать в нем ты, корби? Быть может, ты, как многие твои сородичи, обладаешь глубокими познаниями в языках? Это было бы славно! Ибо, как говорят, проще слепому выучить руны, чем харраканцу — чужеземные наречия.
   — Все верно, — мурлыкнул польщенный Неггарат. — Я владею килминитари, классическим кирубби, языком ладд, харраканским, обоими менгарскими, лумборским, ниемийским и, что самое главное — я великолепно владею своим родным языком!
   — Билейна! — сказал император. — Назовите ваши имена!
   — Снорд, — представился лумборец.
   — Неггарат из своего Дома, полного книг, сушеной рыбы, детей и сестер, то есть, сестры не в Доме, а на своей земле! — забормотал корби. — Еще мой дядя Йейя...
   — Принимаю тебя, Снорд, и тебя, Неггарат, в ряды воинов  Империи Харракан! — сказал  он. — Поступите в распоряжение сотника Ланши.
   Колесница продолжила свой путь и, когда она исчезла в подернутой облаком пыли и песка дали, толпа сразу же забыла о ней — словно кто-то пронес сквозь базарную площадь клетку с дорогими экзотическими пташками.
   — Какое у него мужественное лицо, у этого императора, — мечтательно сказал Неггарат. — О, этот человек находится в самом начале пути, а город Ихабу — лишь один из городов, как жемчужины нанизанных на нить его тропы.
   — Ты мне лучше объясни, зачем ты добровольно попросился в какое-то дурацкое ополчение! — в гневе закричал Снорд. — Это даже как-то на тебя не похоже!
   — А тебе хотелось посмотреть, что они с нами сделают, если мы еще больше их разозлим? — невозмутимо спросил корби. — Судя по всему, сочувствие дракону здесь считается очень серьезным преступлением. К тому же... Теперь у нас будет, где ночевать и чем  ужинать!
   Снорд собрался было что-то возразить, но в этот миг к ним подошел высокий и чрезвычайно довольный собой харраканец с бравыми рыжими усами, острой бородкой и свежим шрамом на левой щеке. Харраканец представился сотником Ланши и уже спустя минуту так понравился Снорду, что лумборец отправился пить с ним пиво в ближайшую таверну. Неггарат печально плелся за ними, опустив хвост. В полночь Снорд поймал себя на мысли, что он всю жизнь провел в ополчении харраканского императора Тарджа Амарчи и никогда и не думал знаться с вайвери. Ночь прошла бурно. Последнее, что он смог запомнить — это тост за процветание Харракана, испуганная морда Неггарата и перечеркнутый сторожевой башней полумесяц над городом Ихабу.