1
В одном селе жил старый охотник, и был у него сын Иван. Вот вырос Иван, и пришла ему пора идти в солдаты.
Вечером накануне того дня, как в рекрутское присутствие* идти, призвал отец сына и показывает ему своё старое охотничье ружьё. А на нём, на прикладе, нарисован крестик – ну как люди на шее носят.
– Вот смотри, Ванюша, – сказал старик, – в наших краях охотники издавна такой крестик на прикладе ружья рисуют, и отцы сыновьям велят рисовать, как их в рекрутчину провожают. И ты, когда оружие получишь, тоже такой вычерти, чтобы была тебе удача по службе. Из наших мест солдаты всегда лучшими были, так не посрами же нас!
– Не посрамлю, батя! – пообещал Иван. – И крестик уж непременно вычерчу, коли ты говоришь, что он так помогает.
Наутро простились они, и ушёл Иван в уездный город, где рекрутчина была. Там его воинские начальники да лекари осмотрели и решили отправить в самую столицу, к царю в гвардию. А уж в столице, как развели солдат по казармам да раздали им оружие, парень взял шило и начертил на прикладе своего ружья крестик, точно такой, как отец показывал.
Так и началась его солдатская жизнь. И недурно началась! Первое время-то все новобранцы сильно по дому да привольной жизни тосковали, рассеянные от этого сделались, слабость взяла – трудно к службе-то привыкать. А Ивану ничего. Когда и вспомнит отца с матушкой, да без кручины, помолится за них богу – и дальше службу нести. Во всякой солдатской науке успевает, и у командиров в поощрении. Видать, и вправду выручает старый охотничий обычай!
2
Долго ли, коротко ли, а пока служил Иван, случилось в царстве-государстве большое горе. Раз поехал царь со своей царицей да с дочкой, Марьей-царевной, на ярмарку – посмотреть, честно ли купцы торгуют, да какие товары у них водятся, да кто из людей сколько купить может. Ну и самому для жены да дочки чего приглядеть…
А надо вам сказать про Марью-то царевну, что она страсть как любила эти самые ярмарки. Ну, это за всеми девками да бабами такой грех водится, только надоело это царю. Особливо как дошли до тех лавок, где нарядами да всякими бабьими штучками торговали, вообще с ней никакого сладу не стало. Отцу-то надо с торговцами обо всём потолковать путём, а как тут потолкуешь, когда дочка нырь туда, нырь сюда и всё верещит: купи, мол, батюшка, это да вон то… Ну, царь и рассердился, да как закричит:
– Вот несносная девка, – говорит, – чёрт бы тебя взял!
Выругался этак-то, потом оглянулся на ту лавку, в которой Марья только что была - а её и след простыл! Послал людей в другую лавку – и там нет, в третью – нет, все ряды обошли – нигде нет. Сбылось, выходит, проклятие…
Чёрт-то, он, известное дело, завсегда там водится, где деньга да торговля. Под прилавками, под телегами, в лабазах прячется и науськивает людей разные пакости друг другу делать: то обсчитать, то обвесить, то гнилой товар подсунуть, а то и кошелёк вытащить… А тут такая удача: сам царь к нему свою дочь посылает!
Ну, царица, конечно, в слёзы.
– Старый ты дурак, – корит мужа-то, – зачем ты чёрта вспоминаешь? Не знаешь, что ли, что люди говорят: коли чёрт привяжется, так не отвяжется?
– Знаю, – царь отвечает, – только что теперь сделаешь-то…
– А вот думай теперь, как Марьюшку нашу у чёрта отбить! А не придумаешь – так и не муж ты мне. В монастырь уйду, а с таким дурнем жить не стану… Да и людям скажу, что такого царя нам не надобно!
Разошлась, в общем, не на шутку. Да и то верно – не должно быть в царском дому этакого безобразия, чтоб черти вот так запросто кого хошь похищали. А то что народ-то скажет?..
И собрал царь большой совет. Созвал всех своих министров, генералов и адмиралов, пришли и попы с архиереями, и лекари, кто познаменитей… Стали думать-гадать, как нечистую силу одолеть да Марью-царевну домой вернуть. Только на что у министров головы светлые, на что генералы с адмиралами за свою службу всякого повидали, на что попы с архиереями в вере крепки, на что лекари от любой хвори человека вылечить могут – а про чёрта никто ничего толком не знает!
Сообразил тогда царь, что у людей сановных помощи в таком деле бесполезно искать, а вот простой народ с его поверьями да обычаями пользу принести может. И послал глашатаев по всему царству, по всем городам и деревням объявить, какое при дворе несчастье сталось, да бросить клич, чтобы кто помог. Стали тогда что ни день приходить во дворец знахари, коновалы, повивальные бабки и всякие другие люди, которые считали себя с разной нечистью на короткой ноге. Каждый своё средство предлагал, только всё напрасно – не возвращалась Марья-царевна…
3
На ту пору гвардейский полк, где служил наш Иван, возвращался с манёвров и сделал привал у реки. Вот отдыхают солдаты: кто в речке купается, кто просто так колесом по траве ходит, а кто и борется друг с другом. И приглядывает за ними солдат особой части**, чтоб не набедокурили чего. А заодно слушает – не обмолвится ли кто про чёрта. Царь-то велел в войсках ничего о своём горе не сказывать, но следить, не найдётся ли такого служивого, который в тёмных делах что-нибудь понимает. Не зря ведь говорят, что иному вояке сам чёрт не брат!
А Иван боролся с солдатом Никитой, которого все звали Никита-победитель, потому что его никто не мог в борьбе одолеть – такой он был большой да сильный. Только тут нашла коса на камень: Никита хоть здоровый, да увалень, а Иван ростом невелик, зато ловок, как куница древесная. То влево извернётся, то вправо, то подножку сделает, то захват – так и положил Никиту на обе лопатки. Недаром среди охотников рос, да и крестик у него на прикладе нарисован…
Вот поднимается Никита с земли и говорит:
– Ну, Иван, тебя, видать, сам чёрт не одолеет!
У солдата с особой ушки на макушке – тотчас к ним подбежал.
– Кого это тут, – спрашивает, – чёрт не одолеет?
– Вот его, – сослуживцы на Ивана показывают. – До сих пор никто нашего Никиту не мог побороть, а Иван его враз на обе лопатки положил!
– Это интересно… – особый в затылке почесал. – Пойдём-ка, Иван, к царю. Если ты и правда с чёртом сладить можешь, то для него самый нужный человек будешь!
А эти, особые-то, всегда такими загадками говорят, что все солдаты их боятся – такая уж у них работа. И Ивана нашего страх взял.
– Зачем это, – спрашивает, – мне к царю? Да и про чёрта что – это ж просто так в народе говорится…
Особый в ответ:
– Просто так в народе ничего не говорится, уж я-то знаю! Ну, пойдём, полно спорить!
Да ещё решил Ивана на обиду взять:
– Какой же ты, – говорит, – солдат, коли приказов не выполняешь?
На это Иван ничего не смог возразить, и увели его в особую часть, а оттуда с другим солдатом прямо к царскому двору отправили.
3
Первым, конечно, вошёл к царю этот, с особой части, и доложился по всей форме: так, мол, и так, ваше величество, привели вот солдата, про которого говорят, что его сам чёрт не одолеет, а звать его Иван.
Ну, царь повелел и ему, и другому, что давеча на отдыхе за солдатами глядел, за прозорливость поставить лычку*** на погоны, а потом и призывает к себе Ивана. А тому уж так надоела вся эта канитель с особыми, что и правда почувствовал – сам чёрт ему не брат. И против всякого этикету первым разговор с царём начал, да не по-солдатски – запросто, как крестьянин:
– Не вели казнить, государь-батюшка! Объясни, чего они все ко мне прицепились? Или я плохо службу несу? Кажись, никакого попрёку мне ещё от начальства не было. А твои особые тягают человека почём зря, а ты им ещё лычки за это вешаешь…
Царь и говорит:
– Полно, Иванушка, сердиться! У особых работа такая, им сказывать не велено. А тебя ко мне доставили как раз потому, что больно хороший ты солдат. Уж ежели про человека говорят, что сам чёрт ему не брат – значит, неспроста это. А у меня теперича с чертями как раз скандал вышел. Вот послушай-ка…
И рассказал царь Ивану, как черти у него дочку увели, да как ни министры, ни генералы с адмиралами, ни попы с лекарями, ни знахари с бабками не смогли её вернуть.
– Сможешь, – спрашивает, – нам в нашем горе помочь?
Задумался Иван. Вроде как задание ему дают – надо исполнить. Да и бояться не привык. А всё ж не с кем-нибудь – с самим чёртом тягаться придётся! Люди-то этак, пока его самого с рогами да с хвостом не видят, что угодно могут сказать, а вот попробовали бы…
Только поглядел наш солдат, что и царь закручинился, а царица вовсе от горя с ума сходит – жалко их стало. И Марью-царевну жалко. Видел он её раз, когда царское семейство у гвардейцев присягу принимало. Не любила царевна эти дела, ужас как не любила, а приходилось присутствовать – таков обычай. И уж больно красивая была! Не один гвардейский солдат потом тайком по ней вздыхал…
И сказал тогда Иван:
– Ладно, царь-батюшка и царица-матушка. Помогу вам, чем смогу!
Повеселел царь:
– Ну вот, другой разговор! Коли сумеешь нечистого одолеть да Марьюшку освободить, станет она твоей женой, а ты нашим царским сыном. Как отойду я от дел, будешь вместо меня государством управлять. Ну а коли он тебя одолеет – всё равно героем останешься и для всех наших солдат примером служить будешь.
Тут и Иван взял себя в руки:
– Разрешите, – говорит, – выполнять?
Благословили его царь с царицей, и вышел он из дворца.
4
А как вышел, опять задумался.
«Чтоб чёрта одолеть, – думает, – его перво-наперво сыскать надо. А как искать, где искать? Вот что: пойду-ка я у отца совета спрошу. Он старый охотник, весь лес исходил, на охотничью удачу да от хищного зверя заговоры знает… Небось и про чёрта чего слыхал!»
И направился прямиком в родное село.
Увидел отец сына, удивился:
– Ты чего это, Ванюша, так рано домой заявился? Никак со службы сбежал?
– Что ты, батя! – успокоил его Иван. – Я к тебе как раз по службе… Ты вот на своём веку много по лесу ходил, всякого повидал, скажи-ка мне: не знаешь ли, где чёрта живьём увидать можно?
Старик ещё пуще удивился:
– Чёрта, говоришь? Э-э, сынок… Я-то знаю, где его искать, только зачем это тебе? Уж не за Марьей ли царевной собрался?
Охотник-то, конечно, давно знал, что с Марьей-царевной приключилось, только решил со своими советами насчёт чёрта не соваться, потому что всех людей, которые к царю с этим шли, слишком самонадеянными считал, а гордыня – большой грех. И Ивану так сказал:
– Не лез бы ты, сынок, в эту степь… Не по плечу простому человеку такое дело!
А сын ему в ответ:
– Так то простому человеку, а я солдат! Тут грех не попытаться: меня сам царь о помощи попросил, да сверх того особая часть знаешь как замучила? Случилось мне как-то побороть одного, который промеж нас силачом считался, так ребятам вздумалось про меня говорить: сам чёрт, мол, его не одолеет. Ну, особые меня сразу за ворот и к царю, тут уж не отвертишься…
Уступил тогда отец:
– Ну, раз такое дело, слушай: иди сейчас полем до нашего леса, а как в лес зайдёшь, так держи всё прямо и прямо, никуда не сворачивай. Даже если бурелом в три человечьих роста будет наворочен – перелезь и дальше иди. И не останавливайся, на усталость не гляди. Только когда седьмой пот с тебя сойдёт – тут чёрта и вспомни, да вслух, погромче. Он тебе покажется, а там уж сам гляди, как действовать. Ружьё-то с тобой?
– Со мной, – Иван говорит. Он ведь, как ему особые велели при всей выкладке явиться, так и был. Поглядел на ружьё – всё на месте, и крестик на прикладе тоже.
– Ну вот, – молвил отец, – с этим крестиком ты нечистого точно одолеешь. Небось не успели ещё они Марью-царевну в самое пекло к сатане утащить, а простой чёрт, какой меж людьми водится, против тебя не сдюжит.
Тут благословил старик сына, обнялись они, и вышел Иван за ворота.
5
Вот идёт наш солдат по дороге, кончилась дорога – он по полю, а поле кончилось – пошёл лесом. Всё прямо и прямо, как отец велел. Яма попадётся – он перескочит, коряга попадётся – он подлезет, кусты колючие – ружьём раздвинет и дальше идёт.
Только долго ли, коротко ли, а начал Иван уставать. Вспотел весь – хоть выжми. А тут ещё солнышко зашло, и началось в лесу всякое, от чего люди обычно пугаются: то сова заухает, то волки завоют, а то будто леший или кикимора засмеётся… Иван-то наш бояться не привык, но с устатку и ему не по себе стало. Чувствует, как раз за разом с него пот сходит. На седьмой раз остановился да выругался:
– Какой чёрт, – говорит, – меня сюда занёс?
Потом глядит – а перед ним болото, да такое огромное, что не обойдёшь. Клокочет – того гляди затянет. Да ещё воняет оттуда будто бы серой.
– Ага, – сообразил Иван, – вот где вы, черти, прячетесь! Только что-то не видать ни одного… Ну ничего, сейчас которого-нибудь и вызову!
Открыл свою солдатскую сумку, зарядил ружьё да как выстрелит в болото, в самую середину: бах! Потом ещё – бах, бах, бах! Стреляет, да ещё кричит:
– Эй вы, чёртово племя! Смерть ваша пришла! Вылазьте сами, всё одно всех достану!
А в том болоте под трясинами подземелье имеется, и в нём все черти сидят во главе с самим сатаною – он у них вроде царя, сидит на троне в золотой короне да уговаривает Марью-царевну, чтобы вышла за него замуж. Вдруг слышит – шум, крики, стрельба… И заволновался нечистый.
– Эй, вы, – командует чертям, – поглядите-ка, кто это там так расшумелся! Да приведите его ко мне, чтобы знал, как нас пугать!
А черти сами испугались – никто не хочет идти. В конце концов один вызвался.
Вот Иван пострелял, покричал, а потом решил подождать, что будет. И видит – вылезает к нему чёрт.
– Чего, – спрашивает, – шумишь, добрый человек? Или ты разбойник, что честной народ почём зря пугаешь? Чего тебе от нас надобно?
Осерчал Иван:
– Я тебе дам «чего шумишь»! Какой это из вас честной народ, коли людей воруете? Отдавайте-ка Марью, царскую дочь, которую вы на ярмарке похитили, не то всех изведу!
А чёрт ему:
– Ах, ты вон про что! Так нет, Иванушка… Про Марью-царевну сам царь сказал: пусть бы тебя чёрт взял. Мы её и взяли, теперь не отдадим! К ней сам сатана, начальник наш, свататься будет.
Услышал это Иван и решил на хитрость пойти.
– А царь, – говорит, – меня переговорщиком прислал, чтоб я поглядел, что за жених ваш сатана. Теперь вижу, что непорядочный он – в грязи живёт, невесту в тёмном подземелье держит… В таком разе царь мне велел отказ дать.
– Зря ты это, солдат, – обиделся чёрт. – И что переговорщиком пришёл – соврал небось. Хочешь силой у нашего повелителя невесту отнять? А я вот тебя за это прямо в ад утащу. А ну-ка, пойдём! – и уж схватил Ивана за руку.
Возмутился солдат:
– Э-э! Нету такого закона, чтобы живых в ад тащить. Ты убей меня сперва, а потом и делай что хошь…
– Это верно, – чёрт задумался, – только как же мне тебя убить? Я ведь простой чёрт, по свету гуляю совсем недавно… Я ещё даже торговца не могу заставить обсчитать кого, а уж людей губить – это и вовсе не по моей части…
– Да ты и правда неуч! – смеётся Иван. – А ружьё моё на что? Вот, бери да стреляй!
Зарядил опять ружьё и протягивает ему.
Взял чёрт ружьё, стал прикладываться, целить в Ивана. Да вдруг бах! – и исчез, как мыльный пузырь лопнул. На прикладе-то крестик нарисован!
Отдышался солдат: слава богу, миновала погибель. А сатана тем временем забеспокоился, подзывает ещё одного чёрта:
– Что-то долго нашего добровольца нет. Поди-ка посмотри, что с ним!
Вылез второй чёрт, увидел Ивана – рассердился, давай ногами топать:
– Ты, – кричит, – моего брата убил, я тебя теперь в ад утащу!
А тот своё:
– Тащи, – отвечает, – только не живьём. Попробуй-ка вот из этого ружья меня пристрелить. Брат твой попытался, да не смог…
Чёрт взялся за ружьё – и тем же манером: бах, и нет его!
Тут уж черти всей гурьбой вылезли, загалдели, окружили Ивана – того гляди схватят. Только он их совсем перестал бояться, чувствует – его тут власть.
– А ну, – кричит, – в шеренгу становись!
Черти испугались – послушались, встали в ряд, как солдаты.
– Ну, теперь каждый по очереди бери ружьё да стреляй, авось-либо кто попадёт! – и сам встал перед ними, мундир расстегнул, грудь выкатил.
И чёрт за чёртом брали ружьё, и со всеми такая картина приключилась: бах-бах, никого не осталось.
6
Вот видит Иван – черти все полопались, больше никто из болота не лезет. Сейчас, верно, и Марья-царевна покажется. Однако прошёл час, второй – а не видать её.
– Эй, ваше царское высочество, тут ли ты? Покажись! – позвал солдат.
Никто не откликается.
Тогда Иван по лбу себя хлопнул:
– Верно ведь, – говорит, – там же ещё сатана остался! Чего же он не поинтересуется, что с его свитой-то случилось?
Взял опять своё ружьё – а оно так заряженным и осталось, ни один чёрт из него выстрелить не сумел – бабахнул в болото и кричит:
– Эй ты, старый трус! Вылезай-ка, сразись со мной!
Обидно стало сатане, что его трусом назвали, да ещё и старым.
– Я ему, – ворчит, – покажу труса! У-ух! – и вылез.
Увидел Ивана – и взял его смех.
– Это ты, – хохочет, – всех моих подчинённых извёл? Да ни в жисть не поверю! Мне ж тебя на одну ладошку положить, да другой и раздавить, как козявку… Эй, черти, полно шутки шутить, покажитесь-ка! – и посвистел во все стороны особым сигналом, чтоб чертей позвать, только никто не отозвался – нету чертей-то.
Перестал тогда сатана хохотать, страшно ему стало. А чтобы скрыть испуг, прикинулся, что сердится:
– Ну, Иван, держись! Я не какой-нибудь простой чёрт, меня так легко не одолеешь. Теперь уж точно погибель твоя пришла!..
А Иван опять в кураж вошёл:
– У тебя, сатана, только рожа страшная, а так – болтун болтуном! Все твои черти против меня выходили, да никто не вернулся, а ты и ухом не вёл. Трусишь небось? На-ка вот, попробуй с ружьём моим совладать. Может, у тебя хоть выстрелить из него получится, коли никто из твоих не сумел?
Сатана, конечно, не то что обычный чёрт. Он и молнию с неба может вызвать, и землю сотрясти, и душу из человека высосать. Сатане Ивана убить – что муху прихлопнуть! Однако любопытно ему стало, что это за ружьё такое всю его свиту погубило…
И взял нечистый то ружьё, стал целиться. Вот-вот к крестику на прикладе прикоснётся да и лопнет, как все черти. Только видит Иван: прикладывается сатана и так, и сяк, а ничего ему не делается. Того гляди – выстрелит… Спрятался тогда солдат за сухое дерево, что рядом стояло. Какая-никакая, а всё защита.
Смеётся сатана:
– От меня не спрячешься!
Спустил курок и в дерево – бах!
И тут началось…
Иван-то за деревом стоял сам не свой, всё ждал, когда его пуля пронзит. Только выстрел прозвучал, а пули всё нет. Видно, в дереве застряла – слыхать было, как что-то в нём треснуло. А потом вдруг откуда-то сверху таким треском отозвалось, что аж уши заложило…
Это из дерева, из самой верхушки, взметнулась кверху молния. Потом от неба отразилась – и сатане прямо по макушке! Всё потому, что ещё давным-давно, когда ни вас, ни меня, ни царя, ни Ивана, ни отца его на свете не было, бог дьявола прогнал в подземелье и под страхом смерти запретил на землю показываться, чтоб не поганил людям души почём зря. Тогда и стал сатана вместо себя чертей посылать. Чёрт – он ростом невелик, да и прятаться здорово умеет, потому и развелось на земле столько зла, и никак его было не одолеть. А Иван-то наш чертей всех повывел да самого ихнего начальника на бой вызвал – пришлось тому на землю вылезти, вот и настигла его божья кара…
Ничего этого не знал солдат. Стоит ни жив ни мёртв, потом вроде очнулся. Ощупал себя – живой, не раненый. Вышел из-за дерева, смотрит – нет сатаны. Но и Марьи-царевны тоже не видать. Да и сам Иван чувствует, как будто чего-то ему не хватает. Потом понял: ружьё-то, ружьё солдатское, со счастливым крестиком на прикладе – пропало! В болото, видать, плюхнулось, как нечистого молнией разнесло. А болото – вот оно, как было, так и осталось – большое, не обойдёшь. Только зловоние вроде исчезло…
Взяла тогда Ивана тоска да злоба. Кричит, чуть не плачет:
– Эх, плохой я солдат! И Марью-царевну не освободил, и ружьё казённое потерял… Чертей-то победил, а толку? Сатана, видать, нагнал на меня страху, а сам скрылся обратно в своё подземелье… Как теперь к царю да командирам на глаза показаться?.. Эх, горе мне, горе!..
7
И тут чей-то голос раздался:
– Не кручинься, Иванушка! Ружьё твоё – вот оно, и крестик на прикладе, как был, не стёрся. Только ни к чему оно тебе – ведь ты теперь не солдат, а царский сын!
– Да неужто? – Иван не верит. – А ты-то кто?
Голос в ответ:
– А ты погляди – авось узнаешь!
Поднял Иван глаза, смотрит – а перед ним стоит Марья-царевна! Красивая, точь-в-точь такая, как он её на присяге видел, и не скажешь, что в подземелье у чёрта была!
Он мигом по струнке встал:
– Ваше царское высочество… – и больше ничего вымолвить не может.
А она ему:
– Да я это, я… И не зови меня высочеством, зови запросто – Марьюшкой. Буду теперь тебе женою…
Наконец понял Иван, что взаправду всё это. И спрашивает:
– Да что ж ты, Марьюшка, раньше-то не показывалась?.. Я и звал тебя, а ты молчком…
Царевна в ответ:
– А меня сатана колдовством своим к месту без цепей приковал. Да и страшно у вас тут было, неспокойно… Слышу, всё бабахает да трещит. А потом как стихло – поняла я, что ты сатану одолел, вот и вышла.
– Так выходит, я своё обещание перед царём сдержал?
– Сдержал, сдержал… И батюшка перед тобой сдержит, вот увидишь. Вернёмся – а у него уже всё к свадьбе готово…
Тут Иван задумался:
– Этак легко сказать, только как мы вернёмся-то? Ты ведь, поди, забоишься через лес этот идти, да и тяжело. Я вон на семь потов изошёл, пока сюда добрался…
Ничего не ответила Марья-царевна, только взяла ружьё, которое у ней в ногах лежало, и бросила его в болото. Тотчас же исчезла вся трясина и стало вместо неё какое-то сияние, и вышел из этого сияния белый конь в золотой узде.
Сели Иван с Марьей на того коня; только тронули его за узду – он стрелой через весь лес, да через поле, да по дороге промчался и вмиг их к царскому дворцу доставил. Вошли они во дворец, поклонились царю с царицей – то-то радости было!
Ну а там уж, понятно дело, и свадьбу стали праздновать. И был пир, какого ни в одном царстве ещё не видали. Три дня все веселились, до последнего нищего, потому что по пожеланию молодых всех нищих деньгами одарили. Только те их вскоре растратили да взялись опять попрошайничать, уж такое у них ремесло …
8
Вот так Иван-солдат всех чертей победил и на Марье-царевне женился, а когда её отец по старости от дел отошёл, сам стал царём. И первым его указом было, чтоб никто во всём царстве ни в каком случае не смел чёрта вспоминать. И люди тот указ долго помнили, да всё ж забыли. А как забыли – так опять стал на свете чёрт водиться. И до сих пор ходит между нами да подговаривает одного другому пакости делать – а ты будь душой крепок, не слушай его…
Владимирская область – Санкт-Петербург – Москва – Крым, 2002-2009
*Рекрутское присутствие, или рекрутчина – место, где новобранцев (рекрутов) оформляли как военнослужащих и распределяли по воинским частям. Теперь такое учреждение называется военкоматом.
**Особая часть в армии следит за порядком и ловит шпионов и предателей.
***Лычки – полоски на погонах, обозначающие самые младшие воинские звания.