XXI
Аирэн и Вефинэр купались в лучах геройской славы. Несомненно, заслуженной. Ещё бы – чудом уцелеть, попав в такое кошмарное место! Обмануть тысячи свирепых выродков, обвешанных страшными ножами, облачённых в нагоняющую ужас униформу, подобных стае гигантских ворон, тянущих свои кошмарные узловатые пальцы к беззащитным юношам! Ускользнуть из рук предателей, спутавшихся с дикими варварскими бабами, недостойными носить свои имена! Пробыть столько времени – сохрани Создатель! – в чёрном чреве колдовской горы без единого луча Золотой Звезды Ллир, и вернуться живыми и невредимыми, благополучно избежав страшных глаз и убийственных когтей этого рафранэля(1), который вертит законом, как хочет, - о да, он мечтает заселить всю Эрмар грязными уродами, чтобы они поклонялись ему, как создателю, - и его злоужасного сыночка, этого хищного недомерка, чья душа уже полностью поглощена Тьмой, которую он разорвал, проложив чистым душам Киниан путь к рождению, и теперь мстит за своё несовершенство! А его мать, эта белогривая волчица, невесть откуда взявшаяся, что поганит своим нечистым духом Совет Изначальных?! Говорят, что у неё глаза такого цвета оттого, что она пьёт кровь этих мерзких сафанур, отчего они морщатся и дохнут в детском возрасте. Как только она не растерзала бедных мальчиков?! Ах, да – она испугалась того, что их чистая кровь убьёт её!..
Слухи ползли по столице, обрастая чудовищными подробностями. Скоро в Эйнааре только и говорили, что о Старшем и его городе, и всё больше со страхом и ненавистью.
…А эти ани’хайэннар(2), что возвращаются оттуда, эти порождения Тьмы?! Невозможно, ну невозможно за такой короткий срок достичь такого мастерства! Тут у нас ребята по тысяче лет учатся, и у кого – у самих Изначальных, - а так не умеют. Нет, он что-то страшное с ними делает, он у них души забирает в обмен на эти знания – вот почему они такие спокойные и бесстрастные. А сам-то он кто такой? Благородный Тхирмиунар, Кин’Хайэннар(3) – Старший Владыка? Тинивар-алэ-Тинфронкин – Несущий Стихию Утра и Обновления? Благодать на наши головы? О нет, это просто ужасная насмешка! Откуда он взялся, если он уже был, когда были призваны Изначальные? Почему он всё время всем перечит, вечно всем недоволен и постоянно прячется в темноте, в горах? Почему бедные Киниан не в силах устоять перед чарами его слов? Почему у него глаза чернеют, когда он зол? Истинный сын Тьмы, отродье Син-Маран, не будь помянута, - вот он кто! Он пришёл, чтобы научить нас злу и лжи, он похищает души чистых юношей и девушек, и они идут к нему, как бабочки на свет, ибо зло притягательно! Почему же он является Главой Совета, а не болтается в Вэйлэнкваром, где ему самое место? И мы склоняем перед ним головы, ибо он Хайэннар? Он – рафранэль, гирэн рафранэль(4), и только этого имени он достоин!…
Были и другие мнения, - многие, даже очень многие любили Тхирмиунара. Кому-то он помог отыскать свой путь, кого-то вылечил от ран, кто-то ещё помнил дни строительства Эммион Эйнаара… Но разве может миллион мышей перекричать два десятка ворон? Высшие кланы были настроены решительно против Старшего, втайне боясь, что он со своими бунтарскими идеями доберётся и до них, встряхнёт их спокойный, уютный мирок и поставит всё с ног на уши. Лишит их привычного почёта и уважения. Приближённые к кругам Изначальных считали своё положение само собой разумеющимся, они были уверены, что на то воля Создателя, и никто не вправе менять тысячелетиями не менявшиеся правила. Они боялись Тхирмиунара, ибо чувствовали в нём какую-то неведомую, непонятную им силу, но боялись себе в этом признаться. Они не могли спать спокойно, пока чувствовали, что он где-то там, за Щитом Севера, что он силён и сильны все те, кто рядом с ним. Он им мешал.
Слухи бурлили в котле Эйнаара и растекались по всей Эрмар, как вязкий, обжигающий бульон. Асиэль Диарон, часто бродивший по городу просто ради променада, сначала не обращал на это никакого внимания, затем стал прислушиваться. То, что он слышал, ему не нравилось. Категорически. Тонкая, ранимая душа Асиэля была не в силах всё это вынести и рвалась на части. С одной стороны, он прекрасно знал Тхирмиунара и представлял, на что тот способен, чтобы без труда отделить зёрна от плевел и понять, что же на самом деле происходит за Щитом Севера. Конечно, многие действия Старшего противоречили закону, но кому же принимать и изменять законы, как не главе Совета? Плохо, конечно, что он не соизволил обсудить свои планы с остальными. Народ возмущён, ведь закон не нарушался тысячи лет… Но с другой стороны, разве ж это не подлость со стороны народа – накидываться всем скопом на одного, пусть даже столь могущественного мага, как Тхирмиунар? Что за свинство – он один из отцов этого народа, а его же собственные детки готовы разорвать его в клочья?! И куда только смотрит Создатель?..
Единственное, чего не учёл Диарон – так это факта, что созданные по образу и подобию не могут быть хуже своего творца. Они в общей массе могут быть только такими же. Когда личности собираются в кучу, они становятся народом. Толпой. А толпа очень часто говорит словами богов. И думает мыслями богов. Но боги бывают разными. И настроение у богов может быть разное. И это неизбежно.
XXII
Видимо, Изначальные слишком усердно обращали свои мысли к тому, кто их призвал, и были услышаны. Наступила ночь, и в эту ночь никто из десяти Призванных не мог заснуть. Все они видели и слышали одно и то же, хотя и находились в разных местах. И все они ощущали лишь одно: бешено пульсирующую в висках боль, тысячей ледяных игл бьющую по нервам, достающую до глубины души, резкий голос где-то в центре мозга, и перед глазами – сияющая фигура Создателя с красивым, но перекошенным в гневе лицом. Эрт’э’лэн Аквар был зол, как сто тысяч диких пчёл и один бешеный дракон в придачу. И стучали, стучали холодные, убийственно холодные слова, как раскалённое железо впивались в плоть, в душу, в суть – это истина, истина, истина…
Брат ваш сошёл с чистого пути. Он нарушил законы, необходимые для сохранения чистоты народа Киниан и всего созданного ими за долгие годы. Он нарушил закон Творения и вмешался в мой труд, пытаясь сравнять безумцев с мудрецами и обречённых на смерть с бессмертными, хотя знал, что только я имею право даровать и отнимать жизнь, и только в моих руках нити замысла Творения. Брат ваш нарушил равновесие этого мира, ибо всем должно занимать своё место. Как сыну не спорить с отцом, так и Иному не подняться над Киниан. По закону вы – после меня, Иные – за вами. Сафанур не должны были жить, их даже земля не держит долго, но теперь они – за Иными. После – бориан. И так было и будет всегда, ибо это моё слово. Ничто не в силах изменить природу Творения, если оно свершилось. Всё остальное суть иллюзия и обман. Иные были дики, безумны и необузданны, и остались такими. Сафанур были слабы и беспомощны и остались такими. Но вы видите их подобными вам, они приходят, как дети брата вашего, облачённые в цвета мудрости и вечности, они приходят как равные вам в мастерстве и искусстве, но они по-прежнему дики, безумны и бессильны. Они лгут, ибо природа Творения неизменна. В их сути не было лжи, кто-то научил их этому искусству. Кто? Брат ваш – он принёс ложь в этот мир. Он был не прав и должен понять свою вину. Вы, ани эспас, поможете ему осознать глубину своего заблуждения. А если не пожелает – нар угор рафран! Будь он проклят и пусть уйдёт из мира.
Видение померкло, затем истаяло, уступив место прохладной ночной темноте. Избавившись от мучительной иллюзии, Изначальные погрузились в сон. Все, кроме Диарона. Он никак не мог успокоиться – в его голове, кажется, навек застряли последние слова Создателя и колотились теперь в висках, не давая покоя:
Нар угор рафран – будь он проклят, проклят, проклят…
Почему? Зачем? – мелькнуло в его сознании. Казалось, что в словах Эрт’э’лэн Аквара таилась какая-то дисгармония, какое-то несоответствие, или, может быть… несправедливость?
Диарон не успел осознать эту мысль до конца – глаза изнутри обожгло внезапным огнём, и среди этой боли он видел смутную тень лица Создателя, и звучало в нём, не давая думать ни о чём более, - «…И только в моих руках нити замысла творения…»
XXIII
Мерцают зыбкие огоньки свечей, окрашивая стены бликами алого. Окна затянуты магической дымкой – никто не должен знать это, видеть это, слышать это. Ночь – тяжёлая, мечущаяся, дрожащая тьма – прячет в своих недрах всё, что было и будет сказано. Впервые за всю историю Эрмар – Тайный Совет. И так тревожно, неуютно, зыбко – Диарон и сам не рад, что они собрались именно в его доме.
…Вэйвелеанар Акварэн, Мастер милостью Создателя, стоял возле стола, уставленного вином и фруктами, поправляя причёску сухими нервными пальцами. Глаза его, цветом подобные блеску новорождённого клинка, мрачно сверкали в дрожащем свете свечей. Он ждал тишины, ибо первым взял слово.
Совет собрался.
Диарон мучился внезапной мыслью, что это – нечестно, несправедливо, может быть, ведь сказано было, что нечего прятать нам от народа своего… - зачем же было собираться так – так, втихаря, не допуская ни мысли, ни взгляда извне? Зачем? Ему не давало покоя давешнее ночное видение, внушавшее всё, что угодно, кроме уважения и почитания. Это было непривычно, неожиданно, нелепо. Он никогда не видел Создателя таким. Но, с другой стороны… может быть, так и надо, ибо сам Эрт’э’лэн Аквар говорит это? Нет, невозможно…Мысли судьи путались, он прикусил язык и решил подождать.
-Изволит ли брат наш Диарон начать Совет? – раздался голос Тардинэма. Мастер Иллюзии, по своему обыкновению, спешил неизвестно куда и теперь сидел, как на открытом сундуке с гвоздями, выстукивая пальцами дробь по крышке стола.
-Изволит, изволит, - буркнул Асиэль. – Брат наш Вэйвелеанар просил слова. Ему говорить.
Молчаливый кивнул и вышел в центр зала.
-Братья и сёстры! Все ли видели вчера то же, что и я?
-Утэ, кэллар(5), - послышались голоса.
-Все ли видели одно, или кто-то был удостоен иного? Если наше видение едино – могу ли я говорить сейчас?
-Утэ, кэллар…
-Вы дали мне слово – я говорю. Разве не совершенны труды Создателя? Разве кто-либо кроме него волен творить подобное? Разве не в его руках средоточие замысла Творения и Гармонии, Созидающей Мир? И разве мы не суть творения его, призванные оберегать эту красоту, ибо Он дал нам силу и разум? Любите ли вы мир этот, цените ли его таким, каким он создан и был открыт нам по милости Его?
-Утэ, кэллар…
-А если мир этот – дом ваш, и в доме том есть законы, позволяющие дому и далее оставаться столь же прекрасным, как и все творения Создателя от Начала и доныне, и тут приходит тот, кто вносит изменение в совершенство, не ведая, что будет далее, и кощунственно перекраивает то, что прекрасно по сути своей – чего достоин тот?
Зал наполнился гулом голосов. Изначальные переговаривались, спорили, что-то доказывали друг другу, не стесняясь в жестах – чуть ли не вихри бродили по залу, взметая листы бумаги и раскачивая лампы. Диарон напряжённо вглядывался в лица собравшихся: - что таят они в себе, на что способны – мыслить за себя или поддаться общему порыву, позабыв, что ответственность за все их деяния будет на каждом из них, ибо таков закон. Сам же он давно для себя решил, и если на то будет воля Создателя, его мнение изменит хотя бы что-нибудь, каким бы ни было решение. Изменит. Нарушит единство Совета…что?!! Он уже ничего не понимал: с одной стороны закон – с другой справедливость, и что есть истина, не ведомо никому. Асиэль ждал.
-…Что должно сделать с ослеплённым гордыней глупцом, посмевшим изменить совершенные творения Создателя? – послышался резковатый голос Тардинэма, - Я скажу вам: пусть все труды его нечестивые пойдут прахом, пусть он лишится силы и станет подобен Иным, или даже этим сафанур, не способным ни на что без поддержки Киниан. Пусть он видит, что все помыслы его были тщетны, ибо когда отпустит он вожжи, кто послушает его? Кто услышит его – такого – и кто поверит? Те же, что делают его дело, не душой привязаны, но подчинены, и свора без хозяина, стадо без пастуха не пойдёт далее по тому же пути. А кто успел отдать душу свою в руки нечестивца, по доброй ли воле или принуждением, не увидят более ошибок своих, ибо не место им в совершенном мире, как гласит закон. Кто скажет ещё?
-Пусть молит о прощении, - прошипел Энлармаран, недобро глядя перед собой. – Он знал, что делает, ему и искупать.
-Подождите! – вступила в разговор Лура. Она была вне себя, от резких движений вздрагивали её каштановые косы, перекинутые за спину. – А всё ли зло из того, что вы сказали? Ведь когда мы строили Дом, и город… мы же тоже изменяли мир – и деревья, и камень, и саму землю, на которой потом выросли наши дома и города. А творя что-то, будь это даже крючок для одежды или горсть ягод для пищи, мы разве не изменяем мир? А делая даже шаг и сминая траву? А произнося слово? А вдыхая воздух?..
-Сестра моя, не горячись, - благородная Имиэль, шурша жемчужно-голубым шёлком своего одеяния, грациозно поднялась и подошла к Луре. – Что делали мы – на то была воля Создателя, и мы знали это, ибо наше желание было общим. А то, что делает нынче брат наш за Щитом Севера, одному ему ведомо, ибо прячет он от нас свои помыслы. Если бы он был открыт нам, мы бы знали, что не боится он гнева Создателя, не таится и не лжёт. Кому есть, что скрывать – не зло ли несёт он в мир?
-Хорошо это у вас выходит, - вступился Веримэр. – А вы сами когда-либо спрашивали его о чём-нибудь? Не вам ли тысячи лет была безразлична судьба брата нашего Тхирмиунара, и детей его, и детей его детей? Так чего же вы хотите? Чтобы он, Старший, сам пришёл к вам и терпеливо ждал вашего снисхождения до беседы с ним? Не он, а вы – сущее порождение Тьмы, ибо Тьма застилает ваши глаза и уши, и вы не видите и не слышите ничего кроме вас самих, вашего привычного хора! Как вы можете…
-Замолчи, брат! – Энлармаран резко встал из-за стола и уставился прямо на Веримэра. И в его глазах читали все Изначальные, видели, видели чёрную фигуру Несущего Стихию Ночи, и догадывались…
-А кто ты есть сам, как не порождение Тьмы, Бродящий-После-Ухода-Ллир? И как ты смеешь называть нас такими словами? Сам Эрт’э’лэн Аквар, да сияет он ярче всех звёзд, почтил нас своим словом, и мы должны ему последовать. Ты же не отречёшься от Создателя, Веримэр? Ну?.. Нет, не отречёшься, не сможешь – ибо тяжела будет кара твоя, и твоих детей, и детей твоих детей. Я говорю: пусть брат наш, сошедший с чистого пути, будет наказан и молит о прощении. Что скажет Совет?
Диарон уже не слушал их. В голове крутилось только одно: что бы там ни было, что бы они ни решили, я – выбрал, и если будет на то воля Создателя, моё слово поможет…
Из небытия его извлёк голос Мастера, который, перегнувшись через стол, пристально смотрел в глаза судьи:
-Не спит ли брат наш Диарон? Совет принял решение – как и повелел Создатель – наказать сошедшего с пути и дать ему возможность осознать и раскаяться. Что скажешь ты, Асиэль?
-Я против, - тихо произнёс Диарон и удивился непривычному звучанию своего голоса.
-Хорошо, ты сказал, - продолжил Молчаливый несколько снисходительно. – Но твоё слово не переполнило чашу решения. Совет – за.
Вы поступили правильно, ани эспас, - раздалось в глубине сознания каждого.
Асиэль низко опустил голову.
XXIV
Тхирмиунар сидел в своём кабинете с самого утра. Теоретически, он должен был сегодня зайти в три-четыре места, но… не смог оторваться от книжечки, что накануне приволок ему Тирхаурэ, сказав, что это-де невообразимо смешно. Ну что ж, почитаем, подумал Тхирмиунар, кладя книжку на стол, и только на следующее утро, открыв её и прочитав пару страниц, он понял, что попал и никуда не денется, пока не одолеет её всю. Коварная книжонка, смутившая разум Изначального, звалась «Вверх ногами, или Размышления недостойного о жизни его неправедной», и содержала в себе кучу коротеньких рассказиков, баек, изречений и цитат из жизни Ринар Нонэра. И читать её без смеха – да какого там смеха – истерического хохота, было невозможно. Автор сего шедевра звался почему-то Вэллараном(6), что также смешило. Старший помнил этого парня прекрасно: Вэлларан Ин-Аилэн был наполовину Йанни, что выдавал его небольшой рост и прямо посаженные, хоть и огромные, глаза. Парень родился в городе, всю свою жизнь провёл в кузнице, помогая отцу, но тут, совершенно неожиданно, нашёл в себе дар Наблюдателя – и стал писать. Это знали все. Но чтобы такое… Тхирмиунар лукаво ухмыльнулся: ну надо же, как тонко подмечено!
Удовольствие его было вызвано небольшой байкой, повествующей об особенностях поведения благородного Каримара, и сравнение с павлином, который из-за своих перьев не видит ничего, даже самого себя, было весьма метким. А также упоминание о том, что наивысшего мастерства благородный Каримар достиг в чрезвычайно сложном для простого ума искусстве неизменно появляться в том месте, где о нём говорят…
Дверь за спиной Старшего слегка скрипнула. Ну вот и он, лёгок на помине, подумал он, улыбнувшись. И не ошибся. На пороге кабинета стоял Каримар Тиэссиль собственной персоной.
Тхирмиунар обернулся:
-Ты что-то хочешь сказать мне, ин-эспас?
Каримар задумчиво поднял на отца свои томные мерцающие очи и торжественно пропел:
-Да, отец мой, иначе я бы не осмелился потревожить тебя, - при этом он склонил голову и изобразил смирение.
Тхирмиунар чуть не сплюнул с досады:
-Что это за представление? Сколько раз тебе говорить, что я не потерплю этих столичных соплей в своём доме! Скажи ясно и просто, что тебе надо?
-Ну, если ясно и просто… - Каримар медленно прошёл к окну и изящно взгромоздился на подоконник, аккуратно расправив многочисленные складки своей длинной, по последней эйнаарской моде, рубахи. – Если так, то… Ну, гулял я сегодня возле главных ворот, сопровождал прекрасную деву, имя которой здесь не столь важно, в её трудах по сбору какой-то травы и мысли мои были полны такой…
-Короче! – повысил голос Старший: деланная куртуазность сына его раздражала.
-Ну, так вот. И тут я заметил, что кто-то приближается к нам, и в руке его – липовая ветвь.
-Так… И что дальше?
-Пришедший обратился ко мне, спросив, действительно ли это дом, принадлежащий Старшему Владыке. Я ответил, что он не ошибся.
-И?!
-Судя по ветви и по цвету одежды – это, несомненно, посланник Круга Изначальных. Я провёл его в зал для гостей.
-И сколько времени он уже там? – спросил Тхирмиунар, вставая с кресла.
-Около часа.
-А почему ты мне сразу не сказал, что это посланник? – Старший явно терял терпение.
-Да я сразу пошёл говорить, но… меня задержали по дороге… а потом… потом я сразу пришёл, отец.
-Ну, хорошо, что хоть вообще пришёл, - саркастически ухмыльнулся Тхирмиунар, но, заметив смущение на лице сына, добавил: - Ладно, не расстраивайся. Время иногда ничего не значит. И спасибо за весть. Подожди меня тут.
И вышел из кабинета.
Каримар подошёл к отцовскому столу и заметил лежащую на нём маленькую книжку. Что ж, время есть – посмотрим, что читает отец, подумал он, аккуратно заложив место, на котором она была открыта, и перелистнул на начало. А всё-таки он меня ценит. Вот, сказал же: спасибо за весть… И попросил подождать… Да, я ему нужен, подумал Каримар и углубился в чтение.
…Зал для гостей был наполнен мягким мерцающим светом, и посланник Совета был приятно удивлён несоответствием того, что он видел с тем, что он себе представлял. Ожидал увидеть мрачную пещеру – а здесь светло, тепло, уютно… и красиво. Ожидал встретить злобных выродков – попались нормальные ребята, разве что лица странноваты и одеты почти одинаково. А так всё вроде ничего, не страшно.
Как он боялся идти в Ринар Нонэр, ведомо, наверное, лишь Создателю. Что значило для него, ученика благородного Асиэля Диарона, не видевшего ничего, кроме Эйнаара, привычного к работе с книгами, к беседам и спорам, но никак не к дальним дорогам, отправиться за Щит Севера, прямой наводкой в хищную пасть Тьмы, если верить молве. Совет сказал: Хайэннар должен придти в столицу. Один. Асиэль ответил: а если он откажется? Совет сказал: мы отправим к нему посланника с официальным приглашением на Большой Совет. Закон гласит: он не вправе отказаться. Асиэль ответил: тогда я пошлю своего ученика. Совет одобрил.
Кроме приглашения – изящного свитка в золотом чехле - посланник должен был сделать кое-что ещё. Асиэль перед самым уходом просил: скажи ему это, повтори слово в слово. Идя по ступеням лестницы, ведущей к Началу, внимательно смотри себе под ноги. Не все ступени одинаково прочны.
Посланник не понимал смысла этой фразы, думая, что это какая-нибудь аллегория – пёс их знает, этих благородных Владык, какими загадками они привыкли обмениваться. Его дело – передать. Остальное – не его забота…
За спиной посланника, практически над его ухом, раздался голос – тихий, но звучный, и самое главное – непонятно, откуда взявшийся:
-Гилэр бэр фронкваром(7), ани эспас.
Парень резко обернулся и замер: перед ним стоял благородный Тхирмиунар собственной персоной. Глаза Старшего Владыки, синие и глубокие, как вечность, излучали теплоту и… любовь?.. Пёс его знает, Изначальные вообще публика странная и не поддающаяся однозначной оценке. Но этот Владыка совершенно не был похож ни на ужасного злоковарного монстра, ни на пожирателя душ. Посланник вздохнул с облегчением. Но тут же спохватился:
-Гилэр бэр фронкваром, Хайэннар. За честь почитаю говорить с тобой, ибо пришёл от имени Кольца Стихий звать тебя почтить своим присутствием Большой Совет, где будут решаться судьбы всего живого на Эрмар.
И с поклоном передал виток. Затем поднял голову, заглядывая в глаза Старшему. Тот заинтересованно улыбнулся:
-У тебя есть ещё что-то, что ты хочешь сказать мне, достойный Тиллфэр(8) Ин-Туннлар?
Парень опешил:
-Откуда ты знаешь моё имя?
Тхирмиунар ухмыльнулся:
-Чему вас только учат! Я знаю все имена, если только… если только их есть, кому носить… Ты что-то хотел сказать?
-Да, Владыка, - выдохнул Тиллфэр. – Хотел. Благородный Диарон просил передать тебе несколько слов.
-И каких же?
-Вот. «Идя по ступеням лестницы, ведущей к началу, внимательно смотри себе под ноги. Не все ступени одинаково прочны».
-Это всё?
-Да, всё. Слово в слово.
-А ты сам понимаешь смысл этой фразы? – спросил Старший, как-то странно глядя в лицо посланника.
-Нет, Владыка, - парень опустил глаза.
-А я… - Тхирмиунар вздохнул и взгляд его стал каким-то печальным. – Я, кажется, понимаю. К сожалению.
Возле двери раздались шаги, и в проёме возникла лохматая голова Тирхаурэ.
-Отец, с кем это ты беседуешь?
Тхирмиунар обернулся:
-А, это ты? Заходи сюда. По-моему, ты появился вовремя. Достойному Тиллфэру не терпится посмотреть город, так может быть, ты им займёшься?
Посланник Совета обалдел окончательно: да, он, несомненно, хотел, но не смел и просить об этом. Неужели Хайэннар прочёл его желание и теперь позволит? Не верится…
Старший, наблюдавший за выражением лица Тиллфэра, не сдержался и рассмеялся:
-Ну, можешь мне не верить. Но если ты всё ещё хочешь – иди и смотри, сколько влезет, а Тирхаурэ проводит тебя.
Тиллфэр просто обратился в изваяние от неожиданности, но, набравшись наглости, всё же поинтересовался:
-Прости мою дерзость, Владыка, но неужели этот мальчик и есть благородный рикэ’авар Элимар Тирхаурэ, Первый из Рождённых?
-Именно он. Ты не ошибся.
-Но… Как же…почему он такой…
-Почему такой маленький? – ехидно поинтересовался Тирхаурэ.
-Ну да… - Тиллфэр еле выдавил эти слова, понимая, что вляпался. Этак опозориться перед лицом самого Старшего Владыки и его сына, что же теперь будет…
Тирхаурэ расхохотался:
-Если бы я записывал имя каждого, кто задал мне этот вопрос хотя бы единожды, этим свитком можно было бы уже трижды опоясать Эрмар. Ну да, вот такой вот он я. А если ещё раз задашь этот вопрос – залезу к тебе в карман и ущипну за задницу, чтобы больше не хотелось болтать глупости. Ну ладно, ладно, я пошутил! – Тирхаурэ хлопнул по плечу сконфузившегося парня, совершенно наплевав на то, что тот почти на голову выше. – Потопали на Синюю улицу, к менестрелям. Это полчаса ходу.
-А зачем? – поинтересовался оттаявший Тиллфэр.
-А затем, что у них сейчас как раз едят. И пьют. Ты жрать хочешь?
-Ай-яй-яй, как не стыдно, - вмешался Тхирмиунар, еле сдерживая смех. – Как это ты разговариваешь с достойным посланником Совета?
-Ну… - деланно потупился рикэ’авар. – Прости меня, достойный посланник, за неучтивые речи и позволь пригласить тебя на дружескую трапезу, в которой компанию нам составят как минимум с десяток таких же чокнутых обормотов, как я. Короче, ты жрать хочешь?
-Как стадо голодных свиней и один весенний непроспавшийся медведь в придачу! – весело воскликнул Тиллфэр, и они удалились куда-то вглубь горы. А Тхирмиунар направился к своему кабинету, на ходу разворачивая свиток и пробегая его глазами. Улыбка таяла на его лице.
Каримар сидел, нахохлившись, на подоконнике и злился. Ну, зачем он брал в руки эту дурацкую книжонку! Да, весело, да, забавно, но с какой это радости этот негодяй Вэлларан посмел смеяться над ним – самим благородным Каримаром! Да какое право имеет этот недоразвитый сопляк-полукровка открывать свою поганую пасть и позорить его светлое имя! Каримар то, Каримар сё, Каримар такой-сякой. А Каримар жил на этом свете ещё тогда, когда этих несчастных Йанни и в замысле-то не значилось, а прадед кузнеца Аилэна ещё даже не научился ходить! Какое неуважение! Была бы его воля – выгнал бы всех этих выскочек из города и дело с концом. И терпит он это лишь из-за отца, из-за его мягкосердечия и необъяснимой любви ко всяким слабакам из младших народов. На месте отца он бы объяснил этим… этим… этим недоноскам, где их место! Да, объяснил бы, и так, чтобы они на всю свою дурацкую жизнь запомнили, кому кланяться. А отец ещё и потакает им. Интересно, откуда он взял эту мерзость? Не иначе, этот поганец Тирхаурэ подсунул, да ещё, небось, со своей неизменной гадливой ухмылочкой: на мол, полюбуйся, какой у нас Каримар умный и скромный! А Вэлларану надо подкрасить глазки, давно уже напрашивается! Ну, только попадись он мне!..
Каримар, лелея свою разгорающуюся ярость, представил себе в самых радужных тонах, как он бьёт морду этому негодяю Вэлларану и заставляет его униженно просить прощения, совершенно забыв о том, что вышеозначенный негодяй является одним из лучших воинов Ринар Нонэра, а сам он способен одержать победу с оружием в руках разве что над кочаном капусты. Мысли Каримара заполняла кипящая злоба, и неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы на пороге кабинета не возникла фигура Тхирмиунара.
Каримар соскочил с окна и сделал шаг навстречу отцу, собираясь пожаловаться на бессовестного писаку, но был остановлен голосом, прозвучавшим в его сознании. Ледяным и хлёстким, как пощёчина:
-Не смей произносить то, что ты думаешь сейчас, в стенах этого дома.
-Почему? – так же мысленно спросил Каримар.
-В твоих словах – злоба и ненависть. Ты решил, что превосходишь их во всем, и они должны поклоняться тебе. Ты ошибся. Они просто другие. Но не хуже тебя. Не смей ненавидеть в ответ на шутку, ведь ты же не так реагируешь на шутки своего брата.
-Но то мой брат…
-Они все твои братья и сёстры, я так сказал. Ты можешь только принять.
-Я пытаюсь, но…
-Ты принёс из столицы много глупостей, они могут быть во зло всем. Тебе в первую очередь.
-Я об этом не думал…
-Так подумай и попытайся понять. Но не говори вслух того, что собирался сказать. Никогда. Ибо произнесённое слово имеет силу не меньшую, чем рука или меч. Помни об этом.
-Хорошо, отец…
Они стояли, глядя друг другу в глаза, кажется, сотню лет. В душе Каримара, казалось, бились два сгустка пламени, и оба они были разной природы. С одной стороны, он был огорошен тем, что отец не стал ему сочувствовать, а, наоборот, учинил проповедь, но с другой стороны, он же говорил с ним мыслью, как с Тирхаурэ, и это льстило. Заметив калейдоскоп различных выражений на лице сына, Тхирмиунар подошёл к нему и положил руку ему на плечо. И заговорил, как обычно:
-Мне нужна твоя помощь, ин-эспас.
Каримар просиял. Как он ждал этого момента, чтобы отец не велел что-либо сделать, а попросил о помощи.
-Чем я могу помочь?
-Для начала позови ко мне всех мастеров и старейшин Йанни. Мне нужно будет уйти из города, и я хочу им кое-что сказать. Затем найди своего брата и скажи ему, чтобы он поскорее выпроводил своего новоявленного приятеля домой – ещё немного, и в столице хватятся, – и немедленно шёл ко мне. Через час я жду всех в Зале для Бесед.
Каримар настолько воодушевился, что вместо того, чтобы выйти через дверь, напряг все свои возможности и исчез. На лице Старшего, ещё недавно подёрнутом дымкой печали, появилась лёгкая улыбка…
В отличие от других помещений дома Старшего, Зал для Бесед был почти пуст – лишь большой круглый каменный стол со стульями, да с потолка свисала огромная кованая люстра на добрую сотню свечей. Пользовались этим залом редко, и многие из жителей Живого Дома вообще не знали, да и не хотели знать, что за комната скрывается за высокими дверями, притаившимися в нише слева от открытого помещения, где обычно обедали мастера.
Но сегодня из-под этих дверей выбивался яркий свет, и голоса звучали, отдаваясь многократным эхом в гранях высокого купола. Сегодня здесь собрались все, от кого зависели судьбы жителей Ринар Нонэра и слушали, не совсем понимая, странные речи Старшего.
-…Будущее скрыто от меня, ани эспас, но то, что вижу я, темно и тревожно. И поэтому я прошу вас: будьте готовы. Может быть, вам даже придётся уйти отсюда…
-Но почему? – осмелился спросить Лайнир, один из старейшин Йанни, пожилой, но бодрый мужчина с широким желтоватым лицом и внимательными чёрными глазами. – Ради чего? Мы жили здесь много лет, и нам нечего было опасаться. Что же случилось теперь?
-Я не знаю, - тяжело проговорил Старший, - Но я чувствую непокой. Везде – в воздухе, в земле, в камне. Похоже, братья мои и сёстры что-то замышляют. Я постараюсь это выяснить.
-Когда? – подал голос Иэссэлкэр Ин-Тариэн, наставник кэрни.
-Завтра. Завтра мне надлежит присутствовать на Большом Совете. Странно, что они не сами говорили со мной, а прислали посланника.
-И что это значит? – поинтересовался Лайнир.
-Это значит, что я не имею права отказаться. И должен во что бы то ни стало придти в столицу.
-Может быть, мне стоит пойти с тобой? – вступил в разговор доселе молчавший Тирхаурэ.
-Нет, ин-эспас. Я должен идти один.
-Мне это не нравится, - пробормотал Тирхаурэ, забираясь на стул с ногами. – Кто знает, чем всё это может кончиться.
-Мне это тоже не нравится, - задумчиво произнёс Тхирмиунар. – Но я вынужден уйти. Если меня не будет более трёх дней, вы, - он посмотрел на сыновей чуть ли не в упор, - берёте свою мать и уходите в Миунэр, оттуда проще держать связь. Да и помощь благородной Лаулис может пригодиться – она всегда может безбоязненно связаться со своим отцом. А вы, - он обвёл взглядом остальных, - будьте настороже. Я сообщу, если что-нибудь случится. Но я всё-таки склонен думать, что всё будет хорошо…
-Но… что же нам делать… в случае… - раздался тихий, немного неуверенный голос из дальнего угла Зала, - в случае… неприятностей?
Тхирмиунар встал со своего места и подошёл к сказавшему это, взяв за плечи и повернув лицом к себе.
-Слушай себя, Райаллэн, и не ошибёшься. Всё внутри. Все ответы. Ты только слушай.
-А всё же? – Райаллэн, кроткий тихоня из рода Воинов Луны, создатель и хранитель библиотеки Ринар Нонэра, недоумевающе-вопросительно посмотрел на Старшего.
-Уходить отсюда, - резко бросил Тхирмиунар, развернулся и быстро вышел из Зала для Бесед.
Наутро он ушёл в столицу.
XXV
Он думал появиться незаметно, для чего и воспользовался полузабытым коридором, выходящим прямо в большой заброшенный дом. Жилище это стояло без хозяев уже несколько тысяч лет, потому что внезапно начало разваливаться. Видимо, строил его кто-то молодой и неопытный, и не смог должным образом укрепить своё творение. Дом стал рассыпаться. Но мастера решили не сносить его, а оставить в назидание ученикам. Так и стояло это чудо, пока от него не остались одни стены. А сквозь дырявую крышу на битые плиты пола длинными широкими лентами падал дневной свет. Коридор открывался ровно посредине этого остова.
Казалось бы, кому взбредёт в голову приходить сюда, рискуя переломать себе все кости о балки, камни и прочий строительный хлам, но, похоже, Совету было известно гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Незаметного появления не получилось. Его ждали.
Тхирмиунар недоуменно огляделся, ничего не понимая. Вокруг него плотным кольцом стояло штук двадцать воинов при полном параде и вооружении. На сияющих доспехах золотой вязью выделялся двойной трилистник с розой внутри – знак Кольца Стихий. Так-так, подумал Тхирмиунар, этого ещё не хватало.
Круг разомкнулся, и вперёд с поклоном вышел высокий сероглазый воин, по виду старше остальных. Рука его лежала на рукояти короткого широкого меча, из-под замысловатой работы шлема выбивались длинные каштановые пряди, перемотанные для удобства кожаными лентами.
-Гилэр бэр фронкваром, Хайэннар, - начал он. – Приветствуем тебя на земле Золотого Города.
Тхирмиунар хмуро оглядел собеседника:
-С кем имею удовольствие разговаривать?
-Прости меня, Владыка, - воин отступил на шаг. – Моё имя Гилэраквар(9), я старший командир городской стражи Эммион Эйнаара.
-Зачем ты здесь? – Старший нахмурился и сцепил пальцы. Воин отступил ещё на шаг.
-Мне поручено встретить тебя и сопроводить на Площадь Собраний.
-Откуда тебе известно, что я приду отсюда?
Гилэраквар опустил взгляд:
-Благородный Владыка Памяти с помощью Создателя читает в душах…
-Так-так… - Тхирмиунар недобро прищурился. – А зачем здесь воины? Совет считает, что я сам не найду дорогу на Площадь?
-О нет, Владыка, - поспешно заговорил Гилэраквар. – Это сделано для твоей же безопасности. Город наполнен слухами, народ недоволен. На днях какие-то парни побили чуть ли не до смерти одного из твоих… твоих ани, пришедшего откуда-то издалека. И это не первый раз.
-А-а… - протянул Тхирмиунар. – И что же, Совет решил, что кому-то хватит смелости напасть на меня? И что их настолько много, что понадобятся ещё и воины? Ну-ну.
-Так я же не знаю! – растерялся Гилэраквар. – Им виднее. Хотя… - он подошёл к Старшему почти вплотную и тихо продолжил. – Мне кажется, дело нечисто. Поэтому я и попросился сам встретить тебя. Я не уверен, но… сдаётся мне, что Совет готовит тебе сюрприз. И сюрприз этот не из приятных. Будь осторожен.
Тхирмиунар с интересом оглядел собеседника.
-Скажи мне, любезный Гилэраквар, Асиэль тебе часом роднёй не приходится?
Воин засмущался:
-Род матери моей ведёт своё начало от благородного Диарона…
На этого можно положиться, подумал Тхирмиунар.
…Они шли по улицам Золотого Города. Ощущение было странным - как будто ведут преступника. Гилэраквар понял неудобство ситуации и приказал воинам разбить строй. Теперь они топали за Старшим, как толпа учеников – за наставником.
Некоторое время они шли молча. Затем Гилэраквар рискнул спросить:
-Владыка, прости меня за дерзость, но – что происходит? Зачем собирается Большой Совет?
Тхирмиунар улыбнулся:
-Как же так: ты живёшь в городе и не знаешь, что здесь происходит?
-Я не читаю в душах Изначальных.
-А что ты думаешь сам?
Глаза Гилэраквара вспыхнули серовато-фиолетовым огнём:
-Позволено ли будет мне сказать…
-Говори.
-Мне кажется, что не будет никакого Большого Совета.
-Почему? – на лице Старшего было написано изумление.
-Я видел два Больших Совета. Это – как праздник: приходит много народу со всей Эрмар, домов для гостей не хватает, за стеной ставят шатры. И это где-то за неделю до Совета. А сейчас? Если ты пришёл – значит, Совет сегодня. Но в городе почти нет гостей. По крайней мере, не больше, чем обычно. Помыслы Изначальных скрыты от простого воина, но мне кажется, что здесь ведётся какая-то недобрая игра.
-Надеюсь, у тебя не было предписания задерживать меня?
-Нет, Владыка…
-И, значит, я могу уйти, когда пожелаю и куда пожелаю?
-Я не волен держать тебя, Владыка. Но я обязан сопроводить тебя на Площадь Собраний. Если тебе удастся уйти – вернёшься ли ты обратно?
-Вернусь. Но почему ты сомневаешься в том, что мне удастся уйти?
Гилэраквар задумался:
-Я не уверен, но… Мне кажется…Ты попробуй, а то я не знаю, как это сказать. Что-то в воздухе не то…
Тхирмиунар вытянул руку, как бы ощупывая воздух. Пальцы его дёрнулись, и на лице появилось странное выражение.
-Что такое… - прошептал он одними губами, глаза его потемнели.
Гилэраквар заглянул в лицо Старшего:
-Ты можешь объяснить, что это?
Тхирмиунар бессильно опустил руку. Взгляд его, кажется, потух. Голос прозвучал как-то глухо:
-Могу.
-И что же это?
-Моя магия бессильна. Я ничего не вижу и не чувствую дальше городской стены. Я, кажется, понял, почему.
-Так что же это такое? – Гилэраквар чуть ли не трясся от нетерпения.
Старший устало опустился прямо на каменные плиты мостовой:
-Всё очень просто. Эрт’э’лэн Аквар в Золотом Городе. И он ждёт.
-Кого? – глаза воина округлились.
Тхирмиунар поднял взгляд и вздохнул.
-Меня.
XXVI
-…Что терзает тебя, сынок? – Эрмару, бесшумно подошедшая к окну, положила руку на плечо сына. Тирхаурэ обернулся в её сторону.
-Уже пять дней прошло. Мне страшно. Я хотел поговорить с ним – и не смог. Не дотянулся. Это странно: либо отец не хочет со мной говорить, либо кто-то или что-то мешает ему.
Медовые глаза Эрмару округлились:
-Ты думаешь, что твой отец молчит не по своей воле? Нет, вряд ли в числе Изначальных найдётся кто-либо, способный его удержать. Он способен один противостоять всему Совету – так что же тебя волнует? Быть может, он просто занят и не хочет, чтобы его беспокоили?
Тирхаурэ промолчал. За окном виднелась безмятежная гладь Лайнигилэр, кричали птицы, сновали жители Эммион Миунэра, приходившие к озеру за целебной водой… Но и среди этого умиротворения билась какая-то зыбкая жилка непокоя. То, о чём отец говорил ему тогда. Теперь Тирхаурэ хорошо понимал это состояние, когда даже сам воздух дрожит иначе… Он пристально посмотрел на мать:
-Есть одна сила, способная выступить против отца. Ты знаешь, кто это.
Эрмару задумалась.
-Но… Ты ведь имеешь в виду Эрт’э’лэн Аквара? Какое дело Создателю до твоего отца?..
-Может быть, ты и права, но прислушайся: Эрт’э’лэн Аквар ступил на Эрмар несколько дней назад. Сам. С какой это радости его принесло? Он же раньше никогда не приходил лично, только творил образ.
-Не могу понять… - голос Эрмару стал тише. – Но я тоже ощущаю непокой.
Тирхаурэ отошёл от окна и медленно приблизился к стоящему поодаль креслу. Вцепился руками в спинку и долго так стоял, совершенно неподвижно, уставившись куда-то сквозь стену. Глаза его начали постепенно терять свой синевато-зелёный цвет, затягиваясь чёрной дымкой… Наконец, он шумно выдохнул и опустил руки.
-Не могу. Не могу дотянуться. Никак. Попробуй ты.
Эрмару молча кивнула. Закрыла глаза и застыла. Сквозь распахнутое окно в комнату пробирался ветер с озера, трепал её волосы…
Тирхаурэ, не отрываясь, смотрел на мать. Через какое-то время она открыла глаза. Они горели не как янтарные капли – как два костра на смертельно бледном лице. Эрмару шатнулась. Тирхаурэ подхватил её и усадил в кресло.
-Что? Что с отцом? – только и смог спросить он.
Эрмару посмотрела в лицо сыну – печально, бессильно:
-Он несвободен, ин-эспас…
Тирхаурэ опустился на пол рядом с креслом.
А за окном виднелась, блестела тёмными лезвиями сквозь прорехи кружевной листвы, безмятежная гладь Лайнигилэр. Ничто не смущало Зеркало Мира. Ничто.
XXVII
Шестой день подряд он не понимал, что происходит. Гилэраквар оказался прав: никаким Большим Советом и не пахло. На Площади Собраний их встретил услужливый юноша из числа учеников Энлармарана и вежливо пригласил благородного Владыку проследовать за ним. Поднимаясь по лестнице вслед за учеником Владыки Памяти, облачённым в какую-то непонятную серо-красную хламиду, Тхирмиунар обернулся. Гилэраквар, стоящий внизу на Площади, в недоумении развёл руками. Затем показал жест – сцепленные указательные пальцы. Мол, ещё встретимся. Тхирмиунар вздохнул и продолжил свой путь.
Юноша привёл его в просторную комнату с высокими окнами, забранными ажурными ставнями. В комнате было всё, что душе угодно: от изысканнейшей еды и вин до книг и музыкальных инструментов. Старшему показалось нелепым то, что здесь оставлена еда: он что, сам не смог бы сотворить себе что-нибудь?..
Его проводник вежливо поинтересовался, не нуждается ли благородный Владыка в чём-либо особом: ну, там, кошечку для уюта… или девочку? Тхирмиунар отрицательно покачал головой. Юноша вышел, захлопнув дверь. Скрипнул замок. Старший подошёл к двери и дёрнул. Она не поддалась.
Заперт. Зачем?..
Он пытался дотянуться мыслью, спросить: зачем я здесь? И надолго?.. Ответ прозвучал неожиданно громко, заполнив практически всё сознание.
Жди. Мы придём. За тобой.
И потянулись дни. Неожиданно пустые, пугающе долгие. Он ходил взад-вперёд по комнате, хватался то за одно, то за другое, из последних сил сдерживая в себе гнев: как – они – посмели – так – поступать – со - мной?! Но понимал, что злостью делу не поможешь, что будет только хуже, и не только ему. Стискивал зубы, пытался успокоиться, остыть, вспоминая самые светлые, самые радостные моменты своей жизни… Более всего раздражало бессилие – он ведь не мог не то что выйти, а даже распахнуть окно. А город… что там в городе? И послушались ли его сыновья, ушли ли через три дня?.. Неизвестность. Как это мучительно – будто связаны руки, и голос не слушается, немеет, ты кричишь, а ни звука…
К вечеру шестого дня неопределённость была нарушена. Лязгнул замок, и двери распахнулись. Тхирмиунар, сидевший с ногами на кровати, спрыгнул на пол и напряженно застыл, не зная, кого ожидать. Повернулся, и…
На пороге стоял Асиэль Диарон и печально смотрел на него, сцепив руки. Судья был бледен, как никогда и, судя по виду, чрезвычайно утомлён.
-Пора, брат, - устало произнёс Диарон. – Тебя ждут.
Тхирмиунар подчинился жесту и молча последовал за ним. Они шли долго, постоянно то поднимаясь по лестницам, то спускаясь, то огибая какие-то углы, то проходя сквозь комнаты – дорогу было совершенно нереально запомнить. Идти было скучно и тревожно, и Тхирмиунар решил всё же выяснить хотя бы что-то.
-Куда мы идём? – спросил он.
На лице Диарона было написано: ой, лучше бы ты не знал.
-Мы идём ко мне, - проговорил Асиэль. – Хотя я был против этого.
-Против чего? – Тхирмиунар насторожился.
-Против тайного Совета в моём доме. Один уже был, и я от сего факта не возликовал. Не люблю прятаться. Противно.
-Да уж, - согласился Старший. Немного помолчав, он решил поинтересоваться, попутно удивляясь собственной выдержке:
-Скажи, а кто это так надо мной пошутил? И зачем?
Диарон старался не смотреть ему в глаза:
-А то ты не догадался.
-Это он? – Тхирмиунар остановился и схватил Асиэля за руку. Тот отвернулся.
-Это он?! – вопрос прозвучал угрожающе. Диарон обречённо выдохнул:
-Да. Это он. И мне это тоже не нравится.
Тхирмиунар напрягся:
-Что они задумали?
Судья помедлил, как бы припоминая, затем – единым дыханием – выпалил:
-Они собрались тебя наказать, если я всё правильно понял.
-Каким образом? Что они говорили?
Диарон поёжился под холодным взглядом Старшего:
-Они говорили, что ты должен осознать, что был не прав. И должен стать слабым.
-Больше ничего?!
-Ничего…
-А зачем тогда сюда принесло Эрт’э’лэн Аквара? Что-то он редко сюда захаживал. Да и не сидел так подолгу…
Диарон наморщил лоб, потёр пальцем висок в задумчивости:
-Похоже, только он может сейчас сделать тебя слабым.
-Уже сделал. Зачем?
-Будь при тебе твоя сила, ты бы сбежал. Верно?
-Верно. Сбежал бы. Не люблю принуждения, - Тхирмиунар внимательно посмотрел прямо в бездонные фиолетовые глаза судьи. – Эй, что с тобой? – спросил он, понимая, что тот вот-вот потеряет сознание. Диарон посмотрел куда-то вбок и прошептал:
-Я боюсь, брат…
-Чего ты боишься?
-Я боюсь за тебя…
Некоторое время они молчали, продолжая идти, как лунатики, невидяще глядя перед собой. У обоих на душе лежало по увесистому булыжнику. Тишину сломал голос Тхирмиунара:
-А если я откажусь идти за тобой?
Асиэль вздохнул:
-Тогда тебя приведут силой. И будет только хуже… - он закрыл глаза и вдруг как-то отчаянно, резко крикнул:
-Не слушай их, не слушай! Не ломай себя! Они будут тебя
убеждать, они будут угрожать – всё из страха, ведь они боятся тебя! Не слушай их!..
И – замер, судорожно схватившись рукой за стену. Тхирмиунар поддержал его за локоть. Асиэль наклонился прямо к его уху и зашептал:
-Здесь нет равновесия. Мне больно от этого, я разрываюсь, но сделать ничего не могу – это его воля… Что бы не случилось – я с тобой, и если я… если моё слово способно будет… оно твоё, только не слушай, не бойся их…
Тхирмиунар не знал, что и думать. Тревожное состояние всё усиливалось, и, в конце концов, слилось в отстранённое безразличие. Ему было всё равно.
Они остановились перед высокой дверью.
-Как ты, брат? – насторожённо спросил Диарон.
Тхирмиунар резко выдохнул и дотронулся до ручки двери.
-Я готов.
И дверь открылась сама собой.
…Зал был тёмен, мрачен и тревожен. Окна затянуты туманным пологом. Посредине стола – огромная золотая чаша. Света почти нет, лишь несколько свечей по сторонам чаши, да призрачное сияние, исходящее от тонкой фигуры во главе стола. Эрт’э’лэн Аквар наклонил голову и злорадно уставился на вошедших.
Займи своё место, Асиэль.
Диарон повиновался.
А с тобой мы поговорим. Пришло время отвечать за свои дела.
Тхирмиунар недобро улыбнулся и впился взглядом в холодные глаза Синкланара, приняв правила игры и вступив в беззвучный диалог.
Чем же я не угодил тебе?
Воздух в зале задрожал. Неподвижные лица сидящих вокруг стола чуть качнулись в неверном пламени свечей.
Ты перечишь моей воле. Ты изменяешь природу Творения. Ты совершаешь ошибку.
Тхирмиунар сжал зубы, почувствовав неприятную пульсацию
в висках.
Я творил добро. Я оберегал жизнь.
Насмешливые тени заплясали в сводах.
Мы не уверены.
И – началось.
Время сошло с ума и заплясало, как червячок на ниточке, то ускоряясь, то замирая. Он уже не понимал, что происходит, ему казалось, что кто-то влез к нему в душу с сапогами и ходит там, как у себя дома, заглядывая во все углы. Он был бессилен, когда чужие холодные пальцы копошились в его сознании, проживая вместе с ним каждый миг и отстранённо-холодно наблюдая за всеми его действиями. Он с ужасом понимал, что подобен беспомощному зверьку, которого тормошат и вертят во все стороны любопытные жестокие дети. Эта пытка длилась и длилась, и конца ей не было…
Внезапно вспыхнул свет, бросив странные блики на лицо Создателя.
Все ли видели?
Склонённые в утверждающем жесте головы, опущенные глаза.
Кто произнесёт слово? - Эрт’э’лэн Аквар повернулся к Асиэлю. – Ты?
Диарон отрицательно замотал головой.
Кто произнесёт слово?
С места поднялся Вэйвелеанар. Поклонился Создателю, негромко заговорил:
-По праву второго, прикоснувшегося к лику Эрмар, принимаю слово и с прискорбием вынужден произнести приговор брату нашему Тхирмиунару, заплутавшему в ошибках и гордыне своей потакающему, дабы раскаялся он и осознал свои заблуждения. Пусть будет лишён силы своей на срок, определённый Создателем нашим, да сияет он ярче всех звёзд, и неспособен будет покинуть столицу. А чтобы дать ему возможность осознать и искупить вину, пусть ничто не мешает ему начать жизнь свою с чистого листа. Все творения его нечестивые да пойдут прахом, и следа не останется от них, ибо противное природе Создателя не может существовать в этом мире. В том мне порукой стихии, составляющие Эрмар, и всё сущее. Именем Создателя, по воле его, я, Вэйвелеанар Акварэн, сказал это и не отступлюсь.
Все ахнули.
Приговор был произнесён вслух.
Тхирмиунар, казалось, не слышал этих слов – стоял недвижно, как статуя, лишь в глазах его читалось: что вы делаете, зачем?.. Он не помнил, когда его схватили за руки и подтащили к столу, к золотой чаше, над которой вился лёгкий дымок, и заставили смотреть, не давая отвести глаза. Замелькали лица, цвета, звуки, всхлипы, жесты, движения, голоса… Он увидел, как бы издалека, свой собственный город, увидел, как медленно чернеет небо над башнями, как разрывается над ними тонкая ткань эрдор, расчищая дорогу тому, что есть Ничто… Он рванулся из рук державших его, но тщетно. Каким-то потаённым уголком сознания он ощущал – нет, скорее видел, как стирается, заволакивается туманом лицо Вэйвелеанара, и вот уже гнутся и ломаются деревья у подножия гор, крошатся скалы, башни раскачиваются, как бумажные фонарики. Он понял, что сейчас произойдёт, и…
Невероятным усилием он вырвался, отшвырнув в стороны тех, кто ещё пытался его удержать, собрал в единый кулак остатки сил и увидел, как оседают скалы, разламываясь и истаивая в застилающей всё вокруг густой и голодной тьме. Бесполезно. Всё бесполезно. Всё кончилось. Сейчас кончится. Но хоть что-то… Он чувствовал, как сотни рук тянутся вверх, как сотни глаз, наполненных до краёв внезапным, нежданным ужасом, глядят на него, и шагнул им навстречу, сцепившись мыслью, принимая в себя, наполняя себя болью, которая теперь уже не их… Хотя бы это… Раздирая мыслью, как плотную ткань, эту агонию, он ещё пытался удержаться на ногах, но не смог, внезапно рухнув на мозаичный пол и замерев.
Наступила тишина. Постепенно приходили в себя Изначальные, перепуганные его внезапным порывом и боязливо начали приближаться к тому месту, где лежал он – строго по центру орнамента, огромного двойного трилистника Нэмма Вэкварэр, и лепестки розы были под его руками – как кровь.
Благородный Владыка Памяти, потирая вывихнутую кисть руки, тем не менее, улыбался – ему предстояло немало работы.
Асиэль рыдал.
XXVIII
На исходе шестого дня Эрмару бродила по берегу озера. Воды покоя, незамутнённое зеркало… Что хранит твоя суть, какую память ты несёшь в себе?..
Когда-то давно, очень давно, она пришла сюда впервые, не зная, что её ожидает – просто шла по дороге сердца и встретила его. И они остались на этом берегу, долгие годы жили возле Лайнигилэр, как дети новорождённого мира… Она знала, что там, на востоке, есть город – прекрасный и юный, и в нём живут братья и сёстры, что, радуясь, постигают мир… Но ей почему-то не хотелось идти туда, ей не мыслилось иного, лишь вечная весна Зеркала Мира, и его глаза – синие, как вечность… Сколько лет, сотен лет, тысяч лет прошло с тех пор… Всё изменилось – а разве могло быть иначе? А она – не Несущая Стихию, но Пришедшая из Стихии – разве она может забыть хотя бы миг жизни этого мира?.. Где бы она ни была – озеро манило её, как свежий луч Ллир манит росток. Разве может быть что-нибудь на свете прекраснее этой памяти? Миу’ниэмар – память Любви – как светлая песнь Сущего, и это всё – её по праву. И это ли не счастье?..
Сегодня она пришла сюда в надежде, что Зеркало Мира поможет ей понять, что же творится там, в столице, и отчего она не может дотянуться мыслью до него, своего Тхиррэ’миунэ, почему он не отвечает ей… Эрмару шла и шла по берегу, пока не увидела плоский камень, как бы нависающий над озером. И взошла на него в надежде, что в глубине этих вод, в отражении мира увидит то, что ей не удаётся увидеть своими силами. И неведомо было ей, что она была первой из живущих, кто ступил на этот камень после Эрт’э’лэн Аквара.
Камень стоял высоко над водой. Она попыталась разглядеть, но… что-то было, да, какое-то движение в глубине озера, но слишком мелко, не видно. Она опустилась на колени, затем легла на камень, раскинув руки.
И мир взорвался. В глубине воды закрутился, заметался чёрный водоворот, и она увидела – леса, горы и Дом. Их Дом. И как небо раскололось надвое, и как ветер, будто сорвавшись с цепи, вырывал с корнем деревья, разбивал камень… Как с криком оседали скалы, унося с собою тех, кто оставался в городе… Лица, руки, глаза… Непонимающие, сходящие с ума от внезапной боли и – смертельно бледное, перекошенное в агонии лицо, и глаза – чёрная бездна… И тянутся, тянутся к нему те, кто там, и уходят со вздохом, а его лицо всё более и более пропадает, размывается, прячется, и вот – она видит – лежащую на полу фигуру и окруживших его Изначальных… Переливающаяся смальта – кровь под пальцами… Асиэль спрятал лицо в ладонях, его плечи дрожат… И холодные, серебристо-стальные глаза… Довольные… Нет!!!
…Уже всё кончено, всё, так гори этот проклятый город, горите вы, бездушные твари, имевшие наглость называться его братьями и сёстрами! Пусть ничего от вас не останется, пусть вы изведаете то, что изведали те, в Ринар Нонэре, и поделом вам!.. Горите же, уходите в неизвестность, станьте прахом, серым пеплом, стылым ветром, пусть камень, земля, вода и воздух воздадут вам, пусть!..
Она рывком вскочила на ноги, выкрикивая проклятия, руки медленно начали подниматься к небу… Вокруг Эрмару закружился вихрь, пряча её фигуру, и всколыхнулись воды Лайнигилэр. Ещё немного – и сгинет Эммион Эйнаар, как и не было, и окрестные леса сгорят, истлеют, уйдут под землю, вот ещё немного, ещё… Глаза Эрмару горели, как два огромных костра, спутанные волосы развевались, и вся она была – смерть и возмездие. Ещё немного, вот, вот, но…
Две тёмные тени ворвались в вихрь, схватили за руки, не давая двинуться. Она кричала, вырывалась, била не глядя, и от её гнева крошился берег, и жухли травы, и ветер сходил с ума, но хватка не ослабевала. Изловчившись, она увидела, что Каримар и Тирхаурэ держат её за руки, не давая выхода той силе, которая должна… должна… должна…
Вихрь успокоился. Эрмару тихо опустилась на камень, вопросительно и с какой-то затухающей долей ненависти глядя на сыновей: - вы – помешали – зачем – вы - помешали?!!
Тирхаурэ опустился на колени, глядя в лицо матери, всё ещё держа её руку в своих:
-Ты с ума сошла… Он же там, он жив… Ты убьешь его. Первого…
Эрмару уткнулась в спутанную гриву сына.
-Прости меня… Прости…
И замерла.
…Ничто более не смущало воды Зеркала Мира. Ничто…
XXIX
Когда он пришёл в себя, уже вовсю светило солнце. Открыв глаза, он обнаружил, что находится всё в той же комнате, в которой просидел накануне шесть дней. Огляделся. Ничего не изменилось, только в ногах его постели спала увесистая полосатая кошка с лиловой ленточкой на шее. Он усмехнулся: Диарон в своём репертуаре. Вот, прислал подарочек в утешение…
День за окном обещал быть до отвращения хорошим. Откуда-то доносились негромкие звуки песни, скрип колёс по мостовой, голоса стражников – город продолжал жить. Да, подумал он, будто и не было ничего… А впрочем, кто знал, кто знал…
Он слез с постели и неверным шагом подошёл к зеркалу. Каждое движение давалось с трудом – устал, устал, как все миры от Начала… Они получили, что хотели… Почему же он здесь? Что им ещё надо?.. Он глянул в зеркало и отшатнулся. Не узнал. Из глубины серебряной амальгамы на него смотрело лицо. Знакомое, но чужое. Более резкие черты, запавшие глаза… и – широкие серебристые пряди от висков. Он не сразу понял, что за эту кошмарную ночь стал старше.
Толкнул дверь, не надеясь – удивился: открыта. Ну, что же, попробуем… Поправил одежду, волосы – кто знает, куда он попадёт, выйдя отсюда, - и шагнул за дверь.
Он помнил, как шёл сюда тогда, в первый день, и с лёгкостью одолел лабиринт витых лестниц, похожих одна на другую, как два языка пламени. Проходя через арку, ведущую на площадь, он заметил того самого парня в серо-красной хламиде, и окликнул его. Парень не отреагировал. Он подошёл к нему вплотную и заглянул в лицо. Парень ничего не заметил, только продолжал идти, куда шёл, пройдя практически сквозь него. Что за ерунда?..
Он вышел на примыкающую к Площади Собраний улицу под гордым, но ничем не оправданным названием Алмазный Путь и направился прямиком к трём мужикам, стоящим у входа в какое-то непонятное заведение с надписью «Отдых Воина». Через пять минут, после тщетных попыток поговорить, ущипнуть, пнуть, колдонуть и напугать, он понял, что эти его тоже не видят. И не слышат. И не чувствуют. Странно.
Не понимая, что происходит, он до вечера бродил по столице в попытках разобраться, что к чему. Перепробовав кучу способов, он понял и ужаснулся: его никто не видит, не слышит и не чувствует, а он сам слышит, видит и чувствует всё. И сколько это продлится – ведомо лишь Эрт’э’лэн Аквару. Судя по всему, он и придумал это изощрённое заклятие: смотреть – смотри, а сделать ничего не моги… Виртуозно, ничего не скажешь.
С тяжёлым сердцем он вернулся к себе в комнату. Полосатая Асиэлева кошка всё ещё лежала на постели. Он подошёл и почесал её за ухом. Кошка выгнулась и заурчала, лукаво поглядывая сощуренным тёмно-зелёным глазом. Она его видела. И чувствовала. Ну что киса, будешь моим союзником, подумал он. Кошка заговорщицки подмигнула.
XXX
…Он сидел возле окна и убивал время, наблюдая за снующими по внутреннему двору учениками. За последние дни, блуждая бесцельно по городу, он увидел и услышал много полезного и интересного. Во-первых, местом его невольного заключения оказался самый большой в столице Дом Знаний, вернее, вечно пустующее крыло для гостей – лабиринт запутанных коридоров и безликих комнат. Сначала он удивлялся, что так легко находит свою, но потом понял, что просто не может заходить в другие: куда бы он ни зашёл, он неизменно оказывался в своей комнате. Во-вторых, куда бы он ни шёл, ему никак не удавалось ни выйти на Площадь Собраний, ни зайти в гости к кому-нибудь из Изначальных. Всякий раз он обнаруживал себя то где-нибудь на окраине, то в своей комнате. Это злило. Да ещё разговоры в городе… Неизвестно, кто распустил этакую гнусность, скорее всего, ученики Энлармарана – он ведь чувствует себя пострадавшим за идею… Или, судя по тому, с какой готовностью народ верит – Тардинэма. Да… столько узнавать интересного о себе, своём прошлом и будущем ему ещё не приходилось. Ну и пёс с ними, как говорил Тиллфэр.
Беспокоило отсутствие информации о семье и невозможность не то чтобы даже связаться напрямую (после нескольких, ничем не увенчавшихся попыток, он успокоился… почти), но даже передать какую-нибудь весточку: на улицах он не видел ни одного знакомого лица – а он знал в лицо и по именам всех, когда-либо появлявшихся в его городе. Да и что толку – вряд ли кто-нибудь его бы заметил. Хотя кто их знает… а вдруг…может быть?.. Но ани’хайэннар не было в столице. Ни одного. Хотя раньше приходили – многие из них постоянно шлялись по всей Эрмар из чисто миссионерских побуждений. Тхирмиунар просто не знал, что они ушли. Те, кого успел предупредить Гилэраквар. Остальные были не очень дружелюбно попрошены из города, а точнее – изгнаны со строгим запретом заходить в города вообще.
День за днём, день за днём он бессмысленно бродил по столице, неизменно возвращаясь в свою роскошную клетку. И теперь, сидя у окна и убивая время, запивал тоску отчаянием, как выразился бы средней паршивости менестрель. Подобные издевательские сравнения постоянно лезли в голову, и от них было уже тошно.
Ну вот, раскис, как девица, думал он. А как чувствуют себя Иные в кинианском городе, где им во многие места путь заказан? А Йанни – о них вообще речи быть не может! Ты же хотел понять их до конца, хотел – так вот, получи, почувствуй себя одним из них. Был бы ты на самом деле Йанни – был бы счастлив такой жизни: роскошный дом, первосортная кормёжка, изысканнейшие вина, книги, музыка – и никто не достаёт, никто не гоняет, не тычет тебе в нос твоей непохожестью. Нет, Йанни был бы точно счастлив. Сиди себе и делай, что хочешь, а не хочешь – плюй в потолок! Сам же говорил им – в любой беде ищите для себя урок. Да… говорить было легко, когда весь мир в твоих руках, а теперь… Нет, не ныть, не жаловаться – всё хорошо, это всего лишь испытание, это скоро кончится, скоро кончится…
Внезапно он почувствовал, что кто-то легко-легко коснулся его плеча. Он оглянулся. Никого. Прикосновение повторилось. И голос – далёкий-далёкий, тихий, как дуновение невесомого ветерка: Это я, миунэ-эспас. Я.
Он дёрнулся от неожиданности и застыл, боясь разрушить видение этого голоса.
Эрмару?
Да, это я.
Как тебе удалось?
Они забыли про меня. А я – не как они. Я творю иначе.
Ты знаешь, что произошло?
Знаю, всё знаю. И не только я. Зеркало Мира не таит ничего.
Как там ребята?
Каримар здесь. Сам не свой, редко когда слово скажет. Тирхаурэ в бегах.
Почему? Что случилось?
Те двое, что рассказали Совету – помнишь?
Помню. Они ещё сбежали из города, неизвестно чего напугавшись, глупые дети.
Он с ними разделался. Зверски. Теперь повсюду мстители. Молодые, невежественные и отчаянные. Он не хочет больше крови, потому прячется.
Ты знаешь, где он?
Да. Знаю. С ним всё в порядке.
Эрмару?..
Да, я здесь.
Ты ещё придёшь?
Не скоро. Много сил надо. Очень много сил. Но я приду. Как только смогу. Не теряй себя…
-Эрмару! – он не заметил, что последнее слово произнёс вслух, даже не произнёс – выкрикнул. Но ответа не было.
(1)Проклятый
(2)Дети Владыки. Так именовались все жители Ринар Нонэра, которых усыновил Тхирмиунар.
(3)Или Киниварэн Хайэннар, пользуясь языком церемониальным. Здесь приведён официальный разговорный вариант.
(4)Проклятый изменник, нарушитель.
(5)Да, брат. (Установленная форма ответа).
(6)Вэлларан – дословно, Плачущий.
(7)Мир достойнейшим (церемониальное приветствие).
(8)Птица. Имя указывает на особенности внешности и характера посланника.
(9)Миротворец