Арабо-израильская война из книги Командую кораблем

Юрий Леонидович Кручинин
VII. Арабо-израильская война. Октябрь 1973 года


1. Начало конфликта

35 лет прошло после тех знаменательных для меня событий, свидетелем которых мне пришлось быть. Это был небольшой эпизод в истории нашего Военно-Морского Флота, однако то, что происходило на Ближнем Востоке в начале октября 1973 года, могло с большой вероятностью привести к тяжелейшим для всего человечества последствиям, а именно, к войне.
6 октября, во второй половине дня, с КП 5-й ОпЭСК поступил сигнал о переводе кораблей боевой службы в полную боевую готовность. Основной сложностью для кораблей с артиллерийским вооружением было окончательное снаряжение артиллерийских снарядов. В постоянной боевой готовности на кораблях имеется определенное количество окончательно снаряженных снарядов, то есть снарядов с ввернутыми взрывателями. С переводом в полную боевую готовность весь артиллерийский боезапас должен быть окончательно снаряжен. А это тысячи снарядов. Приказ был доведен до личного состава.
С раннего утра началась работа по окончательному снаряжению артиллерийского боеприпаса. На верхней палубе, на юте и на баке по обоим бортам были разнесены толстые капроновые буксирные концы параллельно друг другу на расстоянии 40-50 см. Из погребов доставлялись 76-мм унитарные патроны и выкладывались поперек концов параллельно друг другу. Группа комендоров вскрывала цинковые коробки с взрывателями, и под руководством и контролем командира батареи и старшины команды взрыватели вворачивались в снаряды. Окончательно снаряженный боезапас укладывался на стеллажи в носовой и кормовой погреба. Работа производилась одновременно на носовой и кормовой артиллерийских установках. Окончательно готовились и глубинные бомбы, в которые тоже ввинчивались взрыватели. Окончательно готовились и торпеды. Для офицеров было подготовлено личное оружие – пистолеты ПМ, но оно находилось в арсенале. Мой личный пистолет ПМ находился у меня в сейфе.
Работа шла слаженно, и в определенное нормативное время были выполнены все мероприятия по переводу корабля в полную боевую готовность. Я произвел доклад на КП 5-й ОпЭСК о готовности. Усилили вахту ПДСС.
Что же произошло, почему начался перевод кораблей в полную боевую готовность? Сирия и Египет 6 октября начали боевые действия против Израиля. Внезапно с двух направлений со стороны Синайского полуострова в Египте и Голанских высот в Сирии войска этих государств вторглись на оккупированные в 1967 году Израилем территории, пытаясь вернуть эти захваченные земли. Советский Союз, верный союзническому долгу, продолжал поставлять в Сирию оружие, боеприпасы и другие военные грузы. Доставка выполнялась транспортной авиацией и судами ВМФ. В мирное время перевозки не вызывали особенной сложности, однако с объявлением боевых действий Израиль официально объявил восточную часть Средиземного моря (от 33-го меридиана и восточнее) зоной боевых действий, тем самым сняв с себя ответственность за безопасность всех находящихся в этом районе кораблей, судов, транспортов независимо от их национальной принадлежности.
Вначале фактор внезапности был на стороне арабов. Войска продвинулись на территорию, занятую Израилем, произошли морские бои легких сил – ракетных и торпедных катеров. Наши средства массовой информации несколько раз передавали сообщения об уничтожении нескольких израильских катеров. Однако, как оказалось, потери понесли сирийские и египетские ВМС. Израильтяне умело применяли средства радиоэлектронной борьбы, отводя крылатые ракеты на ложные цели. Арабы же потеряли в первые дни более десятка ракетных катеров.
12 октября израильские легкие силы нанесли ракетный удар по внешнему и внутреннему рейду порта Тартус. Был потоплен советский транспорт «Илья Мечников», повреждены японский и греческий транспорты. Сразу же с началом боевых действий в восточную часть Средиземного моря выдвинулись две ударные группы во главе с авианосцами «Рузвельт» и «Кеннеди», затем 62-е оперативное соединение с ударным авианосцем «Индепенденс» с кораблями охранения и два десантных отряда, возглавляемые вертолетоносцами «Иводзима» и «Гвадалканал».
Павел Романович Дубягин в своей книге «На Средиземноморской эскадре» очень подробно описал события тех дней. Будучи начальником политотдела 5-й ОПЭСК, он был участником на КП разворачивающихся событий. Он пишет: «Всего американцы в этом районе сосредоточили: 3 ударных авианосца, 13 крейсеров УРО, 9 эсминцев и скр, 2 десантных вертолетоносца, 8 десантных кораблей с 6000 морских пехотинцев на борту, 3 атомные подводные лодки многоцелевого назначения, 4 ракетных катера и 9 вспомогательных судов – всего 51 единица. Главком перевел в повышенную боевую готовность Черноморский флот» (П.Р. Дубягин «На Средиземноморской эскадре», стр. 172).
В то же время командование ВМФ стало наращивать силы Средиземноморской эскадры. Сошлюсь на книгу Дубягина: «Всего в период наращивания сил боевой службы на 5-ю эскадру прибыло: от Черноморского флота – 18 боевых кораблей, 2 подводные лодки; от Северного флота – 10 подводных лодок; от Балтийского флота – 3 боевых корабля.
В результате этих мер на 31 октября 1973 года в состав эскадры входили: 43 боевых корабля, 21 подводная лодка, 18 вспомогательных судов, 5 рзк, 3 танкера ММФ. Всего – 90 единиц. Плюс дивизия морской ракетоносной авиации ЧФ, находившаяся в дежурстве на крымских аэродромах с подлетным временем к месту событий 1 ч. 30 мин – 1 ч. 50 мин».
Таким образом, в восточной части Средиземного моря действовали ракетные крейсера «Адмирал Головко» и «Грозный», крл «Адмирал Ушаков», крл «Мурманск». Состав наших сил позволил командованию эскадры создать 8 корабельных ударных групп, в которые входили также ракетные атомные подводные лодки.
В конце каждых суток шифровкой перечислялись все ударные группировки вероятного противника, их состав и район маневрирования. Также сообщались группировки наших сил и объекты, по которым они могут воздействовать.
Все армады американских ударных сил и противодействующие силы нашего флота крутились на пятачке, простреливаемом крылатыми ракетами вдоль и поперек. Как могли более сотни кораблей и подводных лодок маневрировать, зачастую полными ходами, в таком небольшом районе и, к счастью, не привести к сложным аварийным ситуациям, можно только удивляться. Наши корабли непосредственного слежения мертвой хваткой вцепились в ударные и противолодочные авианосцы и, как ни старались последние оторваться, ничего не получалось. Они постоянно были под прицелом наших ракет, торпед и крейсерской артиллерии.
Я же, в силу сложившейся ситуации, оказался как бы на задворках корабельного противостояния, на главном торговом пути из Черного и Эгейского моря в Средиземное, в проливе Касос. В ночь с 8 на 9 октября я получил боевое распоряжение начальника Главного штаба ВМФ адмирала флота Сергеева. Как принято, в боевом распоряжении давались краткие выводы из военно-политической обстановки (начало боевых действий между АРЕ и Израилем), состав сил на Средиземноморском театре (наших и 6-го флота США) и ставилась боевая задача.
Кратко задача была сформулирована так: «Дата, время, место (пролив Карпатос) встретить советский транспорт «Академик Зелинский», вступить в управление, обеспечить оперативное прикрытие по маршруту: пролив Карпатос – порт Латакия на расстоянии 200 кбт впереди по курсу, организовать все виды обороны на переходе. Оружие по морским и воздушным целям открывать на самооборону (ответный огонь), подводные лодки атаковать с обнаружением. Связь действующая, БПЧ и слуховая ЗАС с ЦКП ВМФ постоянная, дополнительно установить связь на УКВ с транспортом и военным советником в порту Латакия (давались частоты). Управление осуществляет ЦКП ВМФ. Решение доложить».
Читая и вникая в смысл боевого распоряжения, я вдруг осознал, что это уже не игра на картах, не учение в море с обозначенными силами, не слежение за авианосцем, а реальная боевая обстановка с возможным применением оружия и возможными последствиями. Ночью я собрал офицеров, довел до них боевое распоряжение, свое видение предстоящих действий, дал указание командирам боевых частей на подготовку. Со штурманом и начальником РТС (он же нештатный разведчик) выработал решение.
В решении указал основную угрозу при выполнении задачи. Она исходила от израильских рка типа «Саар-1» с крылатыми ракетами «Габриэль», которые могли действовать в районе портов Латакия и Тартус. Угроза от атак подводных лодок была, но незначительная. Авиация израильтян могла противодействовать на подходе к порту Тартус. Решение доложил на ЦКП ВМФ, на КП 5-й ОпЭСК и на ркр «Грозный». Решение мое было утверждено.
Утром по «Большому сбору» был построен весь экипаж «Красного Кавказа». Я выступил перед строем.
Смысл моего выступления заключался в следующем: идет полномасштабная война между АРЕ и Израилем. В восточной части Средиземного моря сосредоточен 6-й американский флот в составе пяти ударных группировок. Наши корабельные ударные группы следят за каждой из них, в готовности нанести удар. Обстановка крайне напряженная, боевые действия могут начаться в любой момент. Советский Союз, выполняя союзнический договор, оказывает военную помощь АРЕ. Поставка грузов и техники производится транспортами и судами ММФ. Нам поставлена боевая задача по охране транспортов, маршрут которых в порты Латакия и Тартус проходит через район боевых действий. При конвоировании транспортов мы можем подвергнуться атакам ракетных катеров, авиации и подводных лодок. В особо опасных районах и на подходах к портам наши зенитные и противолодочные средства будут в готовности к немедленному открытию огня. С этой минуты начинают действовать законы военного времени, к трусам, нарушителям и предателям будут применяться самые строгие меры, вплоть до расстрела. Я выразил уверенность, что экипаж не уронит звания и традиций гвардейцев военных лет.
Моя эмоциональная речь была выслушана с большим вниманием. Я прошел вдоль строя, стремясь посмотреть в глаза каждому. Матросы и старшины стояли спокойно, никто из них не отвел взгляд. Они были уверены в своем командире, я был уверен в каждом из них. Могу отметить тот факт, что за все пребывание в зоне опасного конфликта на корабле не было ни одного случая нарушения воинской дисциплины.


2. Конвойная служба ВМФ

Конвойная служба ВМФ – это система специальных мероприятий, проводимых в военное время с целью обеспечения безопасности морских перевозок, являющаяся составной частью морских операций и систематических боевых действий сил флота по обороне своих морских сообщений.
Основные мероприятия конвойной службы (КС) – это определение маршрутов следования конвоя в соответствии с планами морских перевозок, организация подготовки транспортов и других судов для следования в составе конвоя, организация связи, использования оружия, прикрытия и другие мероприятия.
Как форма ведения систематических боевых действий конвойная служба имеет большую историю. Еще в древности торговый флот морских государств потребовал защиты от неприятеля во время войны и от пиратов в мирное время. Во время Второй мировой войны КС получила особое развитие в Атлантике, создаваясь с целью обеспечения безопасности перехода судов с войсками и грузами на Атлантический театр военных действий. За период 1938-1943 годы через Атлантику совершили переход около 2200 конвоев, насчитывающих до 75 тысяч торговых судов. С целью блокады Англии немцы использовали в первую очередь подводные лодки и достигли колоссальных успехов. Достаточно сказать, что в 1942 году Англия оказалась на грани топливного кризиса, поскольку ни один танкер не мог прорваться через кордоны немецких подводных лодок.
Союзные конвои в СССР в 1941-1945 годах создавались союзниками с целью обеспечения безопасности прохода судов с грузами из портов Северной Атлантики в советские северные порты. Они доставляли оружие и технику в СССР из США и Англии, а из СССР – стратегическое сырье для этих стран. Переход конвоев обеспечивали корабли Великобритании. В операционной зоне Северного флота охранение усиливалось советскими кораблями и авиацией. За время войны в СССР прибыли 42 конвоя (722 транспорта), а из СССР было отправлено 26 конвоев (682 транспорта).
Известна печальная судьба РQ-17 в июле 1942 года, понесшего самые крупные потери (23 транспорта из 36) из-за преступных действий английского адмиралтейства, оставившего транспорты без прикрытия кораблями охранения. При этом преследовались политические цели – сорвать отправку грузов в самый напряженный период Сталинградской битвы.
Это, так сказать, небольшой экскурс в историческое прошлое.Нам же предстояло впервые в условиях боевой службы осуществить проводку наших транспортов. Далее события развивались следующим образом.


3. На грани войны

11 октября 1973 года я встретил транспорт «Академик Зелинский» на выходе из пролива Карпатос. Вышел с ним на связь по УКВ, поставил задачу, уточнил и назначил скорость на переход, курс следования и начал занимать позицию впереди по курсу транспорта на расстоянии 200 кбт. Сразу стало ясно, что предписанная боевым распоряжением позиция в 200 кбт ни в коем случае не обеспечивает ни надежное наблюдение, ни оборону, ни связь на УКВ. Я доложил об этом на ЦКП и предложил проводку транспорта осуществлять на дистанции от него в 15-20 кбт. Мое предложение было утверждено. Это давало возможность обеспечить круговую оборону от всех видов нападения, устойчивую как зрительную связь, так и на УКВ, а также свободу маневра корабля охранения.
Северо-восточная часть острова Кипр вытянута узким полуостровом. Там, где кончается суша, еще несколько миль тянется шельф узкой полосой с глубинами 50-80 м. На этом шельфе-отмели вне территориальных вод Кипра была определена точка якорной стоянки № 55 для кораблей и судов боевой службы. Мне приходилось в прежние годы иногда стоять в этой точке. Там хорошее песчаное дно, отлично держат якоря, и район закрыт от ветров всех направлений, за исключением западных. Наш курс следования в порт Латакия от острова Карпатос проходил через эту точку. В обычное время корабли и суда, следуя в порт Латакия, пройдя точку № 55, поворачивали на курс, ведущий прямо в порт Латакия. Мне с ЦКП рекомендовали проследовать через точку курсом 90° до входа в территориальные воды Сирии, затем уже в территориальных водах следовать на юг в порт.
Около часа ночи 13 октября наш конвой повернул на юг. Шли ходом 10 узлов, чтобы с рассветом подойти к порту. На корабле была объявлена боевая готовность № 1, ночь тихая, темная, на море – небольшая зыбь. Около 2 часов ночи сигнальщики, затем и все, кто находился на ходовом мостике, увидели вспышки на берегу в районе порта Латакия, затем зарево от пожаров, стали слышны слабые звуки разрывов. По-видимому, на подходе к порту шел бой. Как оказалось, ракетные катера Израиля действительно в эту ночь совершили набеговые действия и нанесли удар крылатыми ракетами по порту, нефтехранилищам и артиллерийским позициям в районе Латакии. Через 30-40 минут выстрелы прекратились, но пожары на берегу продолжались. Видимость ухудшилась, горизонт затянуло дымкой. Мы продолжали спускаться на юг, имея ход 9-10 узлов. И вдруг доклад из БИПа: «Малоразмерная цель, пеленг – … , дистанция – …». Через несколько секунд: «Цель скрылась». Прошло 20-30 секунд, и снова доклад о малоразмерной цели. И опять: «Цель скрылась!».
Предполагаю, что это подводная лодка под перископом выходит в атаку. Принимаю решение: разворотом корабля влево прикрыть транспорт своим бортом и одновременно атаковать подводную лодку всем имеющимся на борту противолодочным оружием. Даю команды на маневр, увеличиваю ход и командую: «Атака подводной лодки …». По УКВ даю указание капитану танкера: уклониться вправо и полным ходом выходить курсом на запад. Но вот молчат акустики, которые на таком расстоянии уже должны были установить гидроакустический контакт. Все действия происходят в считанные секунды.
Начинается рассвет, и я слышу доклад сигнальщика: «Наблюдаю всплеск впереди по курсу, дистанция 20 кабельтовых!». Корабль продолжает циркуляцию влево. Теперь и я вижу три всплеска. Понял, что береговая артиллерия перенесла огонь на нашу группу, посчитав ее неприятельской. На связи наш военный советник в порту Латакия, и я передаю ему: «Ваша артиллерия ведет огонь по нашим кораблям». Продолжаю циркулировать на 270° и затем вслед за транспортом выхожу из территориальных вод и зоны обстрела. Советник оправдывается. Я ему по УКВ: «Бог простит!». Конечно, мы сами виноваты. Не надо было входить в территориальные воды, тем более ночью. Все это совпало с нападением ракетных катеров. Можно понять и сирийских артиллеристов. Шел бой, а тут с севера двигаются две цели с ходовыми огнями. Вот и перенесли огонь. Возможно, они и оповещение о нас не имели.
К 6 часам утра рассвело, мы вышли на траверз порта Латакия. Я пропускаю транспорт вперед, следую за ним в 5-7 кбт и наблюдаю, как транспорт входит на внутренний рейд Латакии. В 20-30 кбт от входа, застопорив ход, наблюдаю проход транспортом боновых ворот. Убедившись, что транспорт благополучно проходит боны, самым полным ходом выхожу из территориальных вод Сирии. Следую в точку № 55. Советник на связи: «Командир, не докладывай наверх об обстреле. Хорошо?». «Ладно, до встречи», – я великодушен, транспорт благополучно доставлен в порт назначения. Докладываю на ЦКП ВМФ о выполнении задачи. Через несколько минут оперативный дежурный ЦКП ВМФ передал по БПЧ ЗАС радиограмму примерно такого содержания: «Главком ВМФ объявляет благодарность командиру и всему экипажу бпк «Красный Кавказ» за отличное выполнение боевой задачи и ставит в пример всему ВМФ». Я ответил короткой радиограммой: «Прошу передать Главнокомандующему: служим Советскому Союзу!».
Встал на якорь в точке № 55. Через час-полтора меня вызвал к аппарату БПЧ начальник штаба эскадры капитан 1 ранга Ушаков:
– Почему не докладываете об обстреле береговой артиллерией? Доложите подробности.
Ах ты, Коля-особист! Доложил-таки по своим каналам о происшествии. Он был на ходовом мостике, когда случился обстрел, был свидетелем, как я отреагировал на этот факт. Он не слышал, что я пообещал советнику в Латакии не докладывать факт обстрела. Поспешил доложить первым.
Начальнику штаба я доложил следующее:
– В 4 часа при движении на юг наблюдал в районе порта Латакия бой береговой артиллерии с израильскими ракетными катерами. В порту – пожары. Продолжил движение, с рассветом наблюдал по РЛС и визуально взрывы от снарядов у себя по курсу в 30 кабельтовых. Чтобы не входить в зону огня, отвернул на запад и вышел из территориальных вод. Вышел на связь с советником и без замечаний завел транспорт в порт. Считаю, что никакого обстрела не было. Доклад окончен.
– Ясно, вопросов к вам нет.
На этом разговор с начальником штаба закончился. Особисту я ничего не сказал. Потом, через несколько лет, при встрече Николай мне сказал:
– Юрий Леонидович, во время событий в 1973 году все особисты были награждены медалями «За боевые заслуги». Мне за необъективный доклад представления не написали.
– Коля, ты сам виноват. Мы с тобой договаривались: если в чем-то сомневаешься, лучше посоветуйся со мной. Или хотя бы спросил, буду ли я докладывать о произошедшем случае.
В дальнейшем определилась система нашего конвоирования: в соответствии с боевым распоряжением, в котором указывались название транспорта и порт проводки, корабль-конвоир в 22-23 часа, как правило, на исходе суток встречал транспорт на меридиане 33°. К востоку от этого меридиана начинался объявленный Израилем район боевых действий. Производили опознавание. Я выходил на связь с капитаном, запрашивал, каким ходом может следовать судно, уточнял пункт прибытия. Рассчитывал время прибытия в порт назначения. Давались указания на случай нападения противника и другие уточняющие моменты.
Маршрут проходил вдоль побережья Турции к точке № 55, от нее конвой следовал к подходной точке порта Латакия или порта Тартус. Вход в порт производился в светлое время суток, большей частью с рассветом. В первое время возникали трудности при встрече транспортов. Опасаясь встречи с неприятелем, капитаны прижимались к берегу, шли в территориальных водах Турции, не сразу выходили на связь по УКВ, не отвечали на вызов прожектором, проявляя осторожность. Ведь встречи, особенно в первое время, происходили в темное время суток. Обнаружив транспорт, мы подавали прожектором фразу: «Я советский корабль». И так несколько раз. Давали свои позывные, и только через какое-то время транспорт отвечал прожектором, затем на УКВ. Обо всех этих трудностях я докладывал в итоговом донесении. Спустя несколько дней, когда на транспорты посадили группы связи из военных радистов и сигнальщиков во главе с флотскими офицерами, трудности в организации встречи, опознавания и управления на переходе были преодолены.
Третий транспорт, который я конвоировал, следовал в порт Тартус. Это было в ночь с 14 на 15 октября. За 3-4 часа до подхода к порту РЛС «Ангара» обнаружила группу малоразмерных целей на дистанции 210-230 кабельтовых. В это время года в восточной части Средиземного моря установилась сверхдальняя радиолокационная наблюдаемость. Группа из 4 целей следовала в кильватерном строю курсом «норд» навстречу нам со скоростью 10-14 узлов. Точнее скорость с помощью РЛС воздушного обнаружения определить невозможно. На дистанции 190 кбт группа перестроилась в строй фронта, продолжая идти на сближение. Стало очевидно: по характеру маневрирования, месту встречи, малым размерам это были катера противника.
Что делать? Какое решение командира в данной ситуации? По боевой трансляции объявил: «Обнаружены ракетные катера противника!». На корабле объявлена боевая тревога. Даю приказания: командиру БЧ-2 капитан-лейтенанту В.А. Кулику: «Произвести целераспределение ракетным и артиллерийским комплексам. Готовность к открытию огня – немедленная»; командиру БЧ-4 старшему лейтенанту М.С. Журавскому: «Передать на ЦКП: Обнаружил катера противника. Пеленг… Дальность… Продолжаю следовать в порт Тартус». Так как связь с ЦКП постоянная, то радиограмма сразу же идет оперативному ВМФ. Далее даю приказание командиру БЧ-4 приготовить к передаче сигнал по СБД: «Подвергся нападению противника, вступил в бой». Капитану транспорта передал: «Обнаружил ракетные катера. Если вступлю в бой, уходи в Латакию». Продолжаем идти прежним курсом, скоростью 9 узлов. Дистанция сокращается, нервы на пределе. Теперь и навигационная РЛС хорошо наблюдает группу. Командир БЧ-2 дал целеуказание на стрельбовые носовые станции «Турель» и «Ятаган». Кормовые комплексы в «мертвой зоне». Дистанция сокращается: 170, 160, 150, 140… Если катера будут атаковать, то с дистанции 90-100 кбт. Вводить кормовые комплекты в зону стрельбы не пришлось. На дистанции 125 кбт наблюдаем поворот целей на обратный курс. Катера, повернув на юг, увеличили ход и скрылись в южном направлении. Доложил об этом на ЦКП. Успокоил капитана судна. Установил по кораблю боевую готовность № 2.
Какие задачи преследовали эти катера? Возможно, они имели приказ нанести повторный удар по порту Латакия? А мы своим присутствием сорвали этот план? Возможно, хотели продемонстрировать решительные действия и тем самым заставить нас отказаться от проводки судов в сирийские порты? Можно только предполагать. По боевой трансляции я объявил благодарность экипажу за четкие действия в боевой обстановке.
С рассветом подошли к внешнему рейду порта Тартус. В ночь с 11 на 12 октября Израиль нанес по этому порту авиационный удар. Тогда были повреждены два судна – греческое и японское, потоплен наш транспорт. К моменту нашего захода греческий транспорт дымился, японский с креном на левый борт стоял на якоре у самого входа на внешний рейд.
Мы проводили наш транспорт до входа во внутренний порт, я доложил о проводке и проследовал в точку № 55. Там нас уже ожидал наш танкер «Десна» Черноморского флота. Он находился там до конца боевых действий, обеспечивая нас топливом, водой и, частично, продовольствием.
В тот момент, когда «Красный Кавказ» организовывал первые проводки транспортов, в Севастополе происходили события, которые можно назвать из ряда вон выходящими.
А происходило следующее. В середине октября на квартире некоторых наших офицеров и мичманов в ночное время стали раздаваться телефонные звонки. Незнакомый голос в трубке говорил примерно следующее: «Ну как ты там, спишь? А корабль твоего муженька захватили. Командир, зам и парторг в тюрьме, а остальные в лагере. И будут их судить». Звонили на квартиру старшего помощника его жене Юлии, звонили жене мичмана Афанасьева, жене замполита Ларисе и другим. Женщины в панике. Звонят в политотдел дивизии, но там какое-то второстепенное лицо ничего не может объяснить. Группа женщин собралась у матери Виктора Фомина – нашего секретаря партийной организации – Екатерины Степановны. Позвонили моей жене Инессе Леонидовне, затем пришли всей группой. Инесса Леонидовна встретила их, напоила чаем, кофе, выслушала, попыталась успокоить. Она объяснила им, что это намеренная провокация, что Израиль и Советский Союз не находятся в состоянии войны, а следовательно, подобные действия не могут быть совершены. И если бы что-то случилось с кораблем, она узнала бы от отца или на работе (в Гидрографической службе флота).
Несколько успокоившись, женщины все же пошли на Минную стенку, где размещался политотдел. Кто-то из офицеров с ними встретился и сказал, что они такими сведениями не располагают. Я не знаю, кто это был из офицеров политотдела или штаба дивизии, да и знать не хочу. Будь он ответственным офицером, нашел бы слова, доводы, чтобы успокоить женщин.
Теперь в продолжение этой темы. Через 2-3 дня в моей квартире раздался звонок. Жена открыла дверь. У порога стояли два офицера – капитаны 2 ранга. Тревожно сжалось сердце: что случилось? Офицеры, увидев тревогу в глазах одновременно воскликнули: «Все нормально, все нормально!», пытаясь успокоить жену и разрядить обстановку. «Мы к вам с хорошей новостью и с просьбой», – продолжали они. Оказалось, оба из редакции: капитан 2 ранга Д. Румянцев из газеты «Флаг Родины» и капитан 2 ранга Н. Радченко из газеты «Красная звезда». Они объяснили Инессе Леонидовне, что обстановка в Средиземном море сложная, гвардейский бпк «Красный Кавказ» успешно решает задачи, получил высокую оценку Главкома. Газета «Флаг Родины» готовит цикл статей о командирах кораблей, отличившихся в Средиземном море. И первая статья будет о командире капитане 2 ранга Ю.Л. Кручинине. Поэтому они пришли попросить Инессу Леонидовну рассказать о ее муже, ответить на несколько вопросов и подобрать несколько фотографий. Дальше беседа проходила в спокойной обстановке за чашкой кофе. А 23 октября в газете «Флаг Родины» была опубликована статья «Командир «Красного Кавказа».
Обо всех этих событиях в городе мы узнали уже после возвращения, когда улеглись тревоги и радость встречи, и вспоминали, как какую-то шутку. Однако теперь, по прошествии длительного времени, я почему-то думаю, что звонки в ночное время были не шуткой, а попыткой посеять в семьях беспокойство и страх. Кто это организовал, кто руководил этой провокацией в закрытом военном городе? Все это останется тайной.
16-17 октября в район порта Латакия прибыл эсминец «Сознательный» (командир – капитан 2 ранга Вениамин Саможенов). На эсминце прибыл штаб 70-й бригады во главе с командиром бригады капитаном 1 ранга Николаем Яковлевичем Ясаковым. Я вздохнул с облегчением. Наконец-то я не один! Командир бригады, штаб, эсминец – это что-то значит! Я доложил Николаю Яковлевичу обстановку в районе, особенности проводки, маршруты, происшедшие события. Конвойной службой стал управлять штаб 70-й бпк. Десять суток «Красному Кавказу» и его командиру пришлось действовать в сложной, непредсказуемой обстановке. Все было впервые. Была огромная ответственность перед командованием, правительством за наши действия, за возможные последствия от неверно принятого решения.
В книге И.В. Касатонова «Флот вышел в океан» о событиях тех дней вспоминает адмирал В.М. Гришанов: «Я мысленно переносился на большой противолодочный корабль «Красный Кавказ», находившийся в Средиземном море. Командиру этого корабля капитану 2 ранга Ю.Л. Кручинину, всему экипажу приходилось действовать в обстановке, близкой к боевой. Личный состав, состоявший из молодых моряков, словно преобразился. Люди с необыкновенным чувством ответственности четко несли вахту на боевых постах. Они на деле подтвердили, что достойно несут имя своего корабля, предшественник которого в годы войны отличился в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Экипаж современного корабля преумножил славу корабля-героя. Главком направил в адрес экипажа радиограмму, в которой отметил мужество, смелость, мастерство личного состава» (И. Касатонов. «Флот вышел в океан», стр. 532).
Транспорты и суда следовали один за другим. Теперь уже и днем, и ночью осуществлялась проводка. Закончив проводку, корабли самым полным ходом шли на встречу со следующим. Эсминец «Сознательный» сопровождал транспорты в Латакию, гбпк «Красный Кавказ» – в Тартус. Три или четыре транспорта из шести болгарских транспортов пришлось сопровождать мне. Должен отметить хорошую подготовку, грамотные действия, понимание задачи болгарскими капитанами. Они четко несли связь, быстро отвечали на семафорные вызовы и сигналы. На все запросы они отвечали с характерным ударением на втором слоге: «Поняvл, поняvл». И всегда благодарили за совместную работу.
28 октября конвойная служба для бпк «Красный Кавказ» закончилась. Я получил приказание на слежение за вертолетоносцем «Гвадалканал» в районе острова Крит, заправился топливом от танкера «Десна» и проследовал в район Крита. В результате конвойной службы гбпк «Красный Кавказ» и эм «Сознательный» провели в порты Латакия и Тартус 23 транспорта и корабля, в том числе два ракетных катера под буксирами и 6 болгарских судов.
Слежение за вертолетоносцем продолжалось около недели. К концу октября обстановка в восточной части Средиземного моря разрядилась. Корабли эскадры намертво сковали действия 6-го флота США, держа на прицеле все ударные корабли американцев. Не дождавшись реальной помощи 6-го флота, чувствуя, что война приобретает затяжной характер, и испытывая сильное противодействие арабов, получающих военную помощь от Советского Союза, Израиль пошел на переговоры.


4. Мы вернулись домой

5 ноября я получил шифровку об окончании боевой службы. Боевая служба в 1973 году была самой яркой страницей в жизни корабля и насыщена многочисленными событиями как мирного характера, так и боевой деятельности.
Впервые в период локальных конфликтов кораблям ВМФ пришлось участвовать в систематических боевых действиях, одной из форм которых является конвойная служба. Были выработаны тактика действий корабля охранения и охраняемого судна, место встречи, выбор маршрута, скорость на переходе и характер маневрирования, организация связи, управления, взаимодействие с КП военного советника в порту Латакия, организация пополнения запасов, эксплуатация техники и оружия при длительном пребывании корабля на ходу и другие вопросы.
Боевая служба и конвойная служба, в частности, показали хорошую тактическую подготовку офицеров, специальную подготовку личного состава. Молодые офицеры прошли хорошую школу вахтенного офицера, став надежными помощниками командира в вопросах совместного плавания, уклонения от противника и его оружия, внезапного применения оружия в целях самообороны.
Отличную выучку показали связисты под командованием командира БЧ-4 старшего лейтенанта М.С. Журавского. Отлично работали радиометристы и акустики начальника РТС старшего лейтенанта Турыгина. Четко, грамотно, профессионально действовал личный состав БЧ-5 со своим командиром капитан-лейтенантом С.Р. Мироновым. Станислав Романович оказался профессионалом высокого класса. О таких на флоте говорят: «механик от Бога». Он часто находился в ПЭЖ (пост энергетики и живучести), контролируя вахтенного механика, обходя посты и проверяя несение вахты. Часто, на ходу, делались предупредительные осмотры и ремонты. Во время конвоирования судов вышел из строя один из четырех турбогенератор ГТУ-6. Корабль лишился 25% электрической мощности. В боевых условиях это серьезная потеря. Поломка конструктивная, связанная с центровкой и компенсационными устройствами высокооборотного газотурбинного двигателя. Ремонт по всем требованиям руководящих документов должен выполняться рабочими ремонтного предприятия. Где же их взять в Средиземном море? Приняли решение устранить поломку силами личного состава. Работу возглавил командир БЧ-5, и она была выполнена, ГТУ-6 № 4 введен в строй.
Мы следовали домой с чувством честно выполненного долга. Возвращались в Севастополь 9 ноября. Бедные наши жены всеми способами и силами пытались разузнать: когда, куда придет корабль? А на Минной им отвечали, что еще ничего неясно.
С раннего утра 9 ноября семьи – жены с детьми – собрались у Минной стенки. Ожидают. И вдруг узнают, что корабли заходят в бухту в 9 утра, а швартоваться будут на Северной стороне, у причала № 14. Вся толпа женщин бросилась на рейсовый катер, чтобы перебраться на Северную. А там пешком пошли на 14-й причал.
Накануне в Севастополе выпал снег, резко похолодало. Вот нас и встречали: кто-то из представителей командования флота и замерзшие, продрогшие родные и близкие. Встречавшие нас, ожидавшие окончания официального доклада на пирсе под холодным ветром, с мокрыми ногами, окончательно продрогли.
К сожалению, мы не проверили нашу систему отопления и не были готовы к похолоданию в Севастополе. Когда пригласили всех на корабль, там тоже было нежарко. А в каютах даже электрогрелки не были готовы. Единственное спасение – отправить свободных офицеров вместе с семьями по домам. Что и было немедленно сделано. Жена с сыном дожидались, пока я освобожусь, и кто-то из штабных офицеров отвез нас домой. В августе жене предложили 3-комнатную квартиру в только что построенном доме на проспекте Генерала Острякова. Ей помогли переехать наши знакомые, так что я впервые ехал в новую квартиру.
Последствия встречи сказались: жена и сын простыли, около двух недель пришлось лечиться. Так холодно – и в прямом, и в переносном смысле – встретил флот своих «героев». Я всегда удивлялся равнодушию наших политических органов, вышестоящего командования в вопросах организации проводов и встреч кораблей. Нас постоянно убеждали, что это связано с режимом секретности, что это обычная деятельность флота и не надо особенно заострять внимание: «пошли и пошли», «пришли и пришли». Что в этом особенного? Ну при чем здесь семья, жены, дети? Почему нельзя было заблаговременно оповестить семьи о времени и месте прихода корабля, организовать их сбор, отправку, доставку, какую-то помощь встречающим детям? Откуда идет такое равнодушие?
В конце ноября я получил отпуск. Флагманский врач дивизии предложил парную путевку в санаторий «Аврора» в Хосте. Мы выехали, оставив сына-третьеклассника на попечение бабушки. Кроме дома отдыха в Геленджике, куда мы приезжали отдыхать с Дальнего Востока, это был первый санаторий за все время службы на флоте. Мы разместились в номере «люкс», наслаждались прекрасной погодой, обилием осенних фруктов, тисовой рощей в окрестностях санатория.
В начале декабря я получил телеграмму: «Поздравляю назначением начальником штаба. Рябинский». Еще в октябре я получил предложение командира 11-й бригады противолодочных кораблей капитана 1 ранга Н.Г. Легкого стать начальником штаба этой бригады. Я дал согласие. После возвращения из отпуска я прибыл в бригаду. Оказалось, приказом Главкома я назначен начальником штаба 150-й бригады противолодочных кораблей. Командир дивизии посчитал, что целесообразно назначить противолодочника на ракетную бригаду, в которой командир – ракетчик, академию не заканчивал, вот и будет Кручинин подстраховывать комбрига и в штабных, и в противолодочных вопросах.
Назначение состоялось. Состоялось после 3,5 лет окончания академии. К этому времени мои однокашники по академии уже командовали бригадами и штабами дивизий. Был назначен новый командир «Красного Кавказа». В течение нескольких дней я сдал дела. Закончилась моя командирская служба. Закончился целый этап деятельности флотского офицера. Счастливо ли сложилась моя командирская судьба? Видимо, да. Сбылась моя юношеская мечта – стать морским офицером. Сбылась и курсантская мечта – стать командиром корабля. Путь к командирским телеграфам был долог, труден и сложен. Моя служба на флоте совпала с непростыми событиями в истории флота и страны в целом. И все же цель достигнута – я стал командиром современного большого противолодочного корабля.
Мои командирские годы совпали с бурным развитием Советского Военно-Морского Флота, выходом флота в океан. Я был участником первых боевых служб – этого нового вида боевой деятельности флота в мирное время. Тогда отрабатывались новые тактические приемы при поиске и уничтожении подводных лодок и морского боя против ударных авианосцев. На практике проверялись теоретические положения, вошедшие позже в Руководство по боевой деятельности против АУГ разнородных сил флота. Мне было доверено быть полномочным представителем Советского правительства в международных водах при заходах в иностранные порты, демонстрировать современный военный корабль, его мощь, Советский Военно-Морской Флот.
И я оправдал это доверие. Мое командирское счастье не покидало меня в течение 6 лет командования кораблями. Я ни разу не поставил корабли в аварийную ситуацию. И самое главное в моей командирской судьбе – я не потерял ни одного матроса, старшину, офицера. Ни одна мать не обвинит, не упрекнет меня в потере сына. Я могу честно и прямо смотреть им в глаза.
Возможно, это командирская удача, но я думаю, что она подкреплялась жесткой требовательностью к экипажу, особенно в вопросах беспрекословного выполнения корабельных правил, мер безопасности, нетерпимостью к разгильдяйству, разболтанности, неисполнительности. Ни одного случая так называемой «годковщины», даже в самых незначительных случаях ее проявления, не было на корабле. Этот вопрос я лично и постоянно держал под контролем. Мне было небезразлично, как и чем питается личный состав. На «Красном Кавказе» был лучший на соединении камбуз, а кок-инструктор мичман А.К. Красов – лучшим коком. Я всегда выполнял то, что обещал. И обещал то, что мог выполнить.
Командованием флота я был представлен к награде и награжден орденом Красного Знамени. Это итог и оценка моей командирской деятельности. Уходя, я оставил озамечательный офицерский коллектив, надежный, сплоченный экипаж, отличный корабль.