Телефон звонил долго и упорно, а мужчина, которому на вид было к тридцати, даже не особо торопился поднять трубку. Он аккуратно похлопал себя по щекам и внимательно рассмотрел свое лицо в большом зеркале в ванной, потрогал длинный, изящный нос и улыбнулся своему отражению.
Телефон продолжал звонить. Мужчина вздохнул, и все-таки подошел к телефону, который надрывался в прихожей. Положив руку на трубку, он еще несколько секунд постучал пальцами по ней, а затем все-таки ответил:
- Я слушаю, - лицо мужчины приобрело настолько равнодушный вид, что даже глаза его, теплого карего цвета, как будто бы поледенели и выцвели.
- Джон, мальчик мой! Наконец-то я до тебя дозвонилась! Почему ты мне не отвечаешь? Джон! – в высоком женском голосе на том проводе чувствовалось волнение.
- Мне некогда, - мужчина взглянула на свои розоватые ногти.
- Как это некогда, Джон?! Мы с отцом переволновались тут уже в конец. Ты постоянно переезжаешь из штата в штат, я устала уже…
- Тебе есть еще, что мне сказать? – грубо прервал женский голос мужчина.
- Да! То есть, нет… Джон. Мы ждем тебя домой. Хватит играть из себя невесть что. Это глупо, разве ты не понимаешь? Джеки Дэвис недавно… - женщина на том конце проводе была сначала потрясена, затем оправилась.
- Я не знаю ее. Ты можешь не звонить мне с подобными разговорами?
- Джон… - послышались всхлипы, - То, что происходит просто ужасно, я не нахожу себе место… Умоляю тебя, мальчик мой, вернись домой, ты еще такой…
- Глупый, да? – мужчина облокотился на стенку и макушкой головы прижался к ней.
- Нет, нет! Я вовсе не это… - всхлипы резко прекратились.
- Именно это. Нет, ну кому ты рассказываешь?
- Знаешь, что я хочу тебе сказать? Нет, меня даже не интересует твой ответ, ибо он все равно будет отрицательный… - женский голос стал железным.
- И откуда только такая проницательность… - мужчина усмехнулся.
Не обращая внимания на едкую реплику, женщина продолжила:
- Ты всегда был наш. Только наш и больше ничей. Вся жизнь, ты слушаешь? Вся жизнь была положена на тебя, только тебя. Мы мечтали, что ты продолжишь дело отца, что ты будешь надеждой нашей семьи! Ты должен понимать, что мы не молодеем с каждым годом, нам нужна поддержка и опора. Ты понимаешь, что происходит? Ты три года уже как отсутствуешь дома. Отец не хочет с тобой разговаривать, как ты понимаешь, - женщина выдохнула.
- Знаешь, это у нас взаимно, - воспользовавшись паузой в пламенной речи, ответил мужчина.
- Ты правда не понимаешь? Нет, ты просто правда не понимаешь, что разрушил все, что мог. Этим своим бездарным поведением, этими своими жалкими попытками доказать нам что-то с отцом. Мы-то знаем, какой ты, уж мы-то точно знаем.
- Да ни черта вы не знаете…
- Значит так, сынок, слушай меня… - к железному голосу еще добавился и менторский тон.
- Ты правда считаешь, что подобными словами сможешь заставить приехать меня домой?
- Да ты сам не можешь принять никаких решений! О чем вообще может идти речь! Я просто настаиваю на том, чтобы ты вернулся домой. И как можно скорее. Я поговорю с отцом, он попробует тебя простить…
- Попробует! Ах какая велика благодать! – голос мужчины сорвался, и это не скрылось от внимания собеседника.
- Джонни… Ты же всегда был таким милым, славным мальчиком. А помнишь, как ты сидел у отца на коленях? А как вы с ним хорошо общались? Как ты рад был вернуться домой из школы. Боже мой, Джонни, я никогда еще не видела тебя таким счастливым, как тогда! Ты же закончил школу с отличием! Что ты говорил на выпускной речи? Мне процитировать тебе, Джонни? Я, стоя рядом с отцом тогда, была тронута тем, какой у нас растет сын. Неужели все, что ты говорил, было неправда? Неужели ты нагло врал, стоя перед таким количеством народа. Неужели ты врал нам, Джонни? – женщина на том конце проводе говорила все это на одном дыхании, губы у мужчины задрожали, он поджал их и закрыл глаза, которые стали стеклянными от слез, - Ты слышишь меня, Джонни? Сколько прекрасных мгновений мы провели все вместе! Неужели ты этого никогда не вспоминал? Конечно же, не вспоминаешь… Ты хочешь из себя что-то изобразить. Пойти против воли отца. Зачем тебе это, мальчик мой? Зачем? Ты помнишь золотую медаль отца? Она тебе очень нравилась. Отец любил ее несказанно, холил и лелеял – она досталась ему с большим трудом. А что он сделал, когда ты попросил его дать тебе эту медаль? Что он сделал? Он моментально отдал ее тебе. А что ты сделал? Джонни. Нет, ты мне сейчас ответь, что ты сделал.
Голос мужчины дрожал, но он даже не пытался это скрывать, слезы текли по щекам, он зажмурился и после недолгой паузы начал, выговаривая каждое слово.
- Ты не поверишь, я помню все это. И не только это. В основном я помню другое – то, что всегда ускользало от твоего взора, все, что как тебе казалось, что мне во благо.
- О чем ты вообще? – женщина была искренне удивлена.
- Ты говоришь только о себе с отцом. Что вам тяжело, вы хотели, вы не знали, вы думали. Вы завели себе вещь, которая должна была выполнять все ваши прихоти и желания, воплотить все ваши мечты. Но вы никогда не думали, что же хочет сама вещь. Ну разумеется! Вещи же ничего не хотят. Им, можно сказать, в счастье и радость выполнить чужую прихоть! Прихоть каких-то неизвестных мне людей, - женщина ахнула, - Я помню только понукания и наставления отца, что я должен, я повторюсь, должен, продолжить его дела, что не должен порочить лицо семьи, что обязан посветить свою жизнь вам. «Джонни, не расстраивай маму», «Джонни, ты опять занимаешься ерундой!», «Джонни, что ты творишь такое! Это ужасно!», «Джонни, так нельзя!» «Джонни, нельзя!», «Джонни, тебе нельзя!» Знаешь, нет, ты знаешь, как меня дразнили в школе? Особенно после того, как Ошби Лори, мальчишка-оборвыш, никто, черт побери, видел, как я хотел забраться на дерево, потому что у нас с ним был спор. Как ты думаешь, когда отец заметил это, что он сделал? Нет! Ты мне скажи, что он сделал! С криками и воплями «Джонни, нельзя!!» Она за ногу содрал меня с дерева и при всех, никого не стесняясь, видимо, в порыве бешенной любви ко мне, оттаскал за ухо и утащил домой. После этого я неделю был на домашнем аресте и ходил только в школу и со школы и то, в сопровождении отца, бросающего на меня презрительные взгляды. Так знаешь, как меня дразнили?
- Джонни…
- Ну? Ты же знаешь! Все об этом знали!
- Джонни, мы же хотели…
- Джонни-нельзя! Меня дразнили Джонни-нелья! Мне плевать, черт побери, плевать, что вы хотели! Вы даже не удосуживались спросить, что хочу я! – голос мужчины сорвался на рыдания.
- Возвращайся домой…
- Я ненавижу вас. Ненавижу отца, уничтожившего меня, тебя, так искусно потакавшей ему! Я ненавижу вас, ненавижу всем сердцем, всей душой. Я не хочу больше слышать вас, ни думать о вас, не знать вас. Я ненавижу вас за то, что вы были в моей жизни. Уйдите прочь, уйдите прочь и никогда больше не возвращайтесь!
- Джонни!..
- Я ненавижу вас! Ненавижу! – мужчина бросил трубку и съехав спиной по стене, уселся на пол, сотрясаясь в рыданиях.
Солидно одетый мужчина, опираясь на палку с крупным набалдашником, хромая, медленно шел по вымощенным аллеям кладбища. Казалось бы, у него не было никакой цели – он просто бродил, рассматривая памятники на могилах.
Молодая девушка, поправляя цветы на одной из могил, высказалась вслух, обращаясь непосредственно к стоящему рядом с ней охранником:
- Какой странный мужчина. Что ему нужно?
- Я знаю его. Она часто сюда приходит, - посмотрев в сторону прохаживающегося мужчины, ответил охранник, - Это Джон Олден, владелец холдинга по продаже автомобилей.
- И часто он тут бывает? – девушка не на шутку заинтересовалась.
- Достаточно, - охранник пожал плечами.
В это время, мужчина неожиданно остановился у одной из могил. Он долго смотрел на ее огромной монолит, на который было написано «Грегор Хаксли Олден, 1921-1975 «Джонни, я всегда любил тебя…»»
- Лицемерный мерзавец… - процедил сквозь зубы мужчина и с ненавистью наступил на одни из расцветающих цветков на клумбе, начал вдавливать его в землю и только когда цветок жалобно хрустнул под тяжелой подошвой, а лепестки остались на земле, мужчина с чувством выполненного долга развернулся и пошел прочь с кладбища. Он знал, что за ним в этот момент смотрели. Это была месть. Запоздалая, но сладкая месть.