Родина
Мне вспомнился эпизод из моего детства. Мать принесла нам с братом по пачке вафель... И мне тоже... Наелся после половинки первого же хрустящего прямоугольника, но их принесла моя мама... и мне тоже... съел все три прямоугольные вафли, так хотелось насладится вниманием, которое получил. После этого до двадцати пяти лет на вафли смотреть спокойно не мог, тошнило от одного их запаха.
Покупка произошла после очередной маминой поездки в другой город. Меня, позже, тоже брали в такие поездки. Мама отправлялась с большим мешком семечек в соседний город и торговала на вокзале или на базаре. Женщина она была беспартийная, неграмотная, поэтому бояться ей по этому поводу было нечего, тем более, глядя на обихоженных деток, ни у кого не хватило бы духу осудить ее. Может быть, это были первые зачатки новых отношений, хотя по большому счету вся страна, так или иначе крутилась в этих новых отношениях, недаром после перестройки все быстренько перестроились, и стали брать что-то от жизни по-новому.
Я помню, как мы высадились на вокзале, стараясь пройти мимо милиционеров (им по штату было положено гонять торговок, а лицензий никаких тогда не выдавали). Помню ощущение суетливости и таинственности, с которой мама совершала всю торговлю. Самое удивительное, что в том государстве и привлечь за это могли, она, стараясь прокормить своих многочисленных отпрысков, вынуждена была нарушать закон. Когда мне теперь говорят, что хорошо было в то время, у меня сразу возникает пугливое лицо моей матери, которая сидела рядом с мешком, и, завидя милиционера, быстро прятала стакан. Хотя, думаю, милиционер прекрасно знал, чем занималась моя мать, но смотрел на это сквозь пальцы. Причины такого взгляда мне неизвестны, может быть, они и были в денежном исполнении, ничего не могу об этом вспомнить. Но торговка была обязана соблюдать осторожность в любом случае, чтобы соблюсти внешнее приличие. Тогда, вообще, была страна внешних приличий! Она, собственно, у нас и осталась, только одни приличия и витрину, заменили другими приличиями и витриной. Теперь все наши приличия и витрина — наша столица. Там капитализм, там бизнес, там все приличия, а в остальной стране сплошное ремесленничество.
Государство обмануло маму. Я плачу над ее порывом! Все, что она с трудом, с какой-то упорной скаредностью копила, обесценилось в единый миг, все четырнадцать тысяч. Кто помнит то время, те цены, тот может себе представить какие это были деньги! Никогда не будет будущего у страны, которая постоянно лишает возможности работать на маленькое будущее, на свое продолжение! Не на очередные красивые идеи, не только на будущее страны (особенно такой, которая прочно, на генетическом уровне, вбила недоверие к себе), а на то будущее, которое растет каждый день рядом, в каждой семье, в каждом доме — ничего не получится, чуда не будет. Понятие “страна” неизменно сужается до кучки людей при власти, зубастых людей, как только дело касается материального. Так всегда получается. Может им это больше всех надо — кто его разберет. Только бы не врали в лицо...
Даже мою маленькую, вовсе не героическую семью, государство своими шараханиями и нововведениями обирало до нитки три раза, на протяжении трех поколений. Старшие ничего не могли оставить своим детям, кроме маленького огонька веры в Христа, веры в лучшую долю. И неважно было, что доля эта предполагалась уже после окончания существования в этом пространстве! Этот “опиум” помогал выжить роду, выжить и пронести маленький огонек веры, двал смысл продолжения своей семьи. По большому счету, мне кажется, что Христос слишком уж несправедлив был к нашему “колену”, постоянно ввергая его в испытания, которые начались еще с девятнадцатого века, когда нашего пращура, отца прадеда, как “инородца”, “не русского”, попавшего по ошибке в центр города, куда запрещалось проходить инородцам, забили до смерти в полицейском участке. Но не мне об этом судить.
Меня несколько раз лишали средств к существованию по причине моей “нестандартности” (некондиции?). Однажды это произошло после трех лет добросовестного исполнения своих обязанностей. Врачиха формально оказалась права, отказав мне в праве на труд, только она не учла, что мне ничто не мешало три года работать по этой специальности и доказать ей что-то было невозможно! В следущий раз меня отставили через два года после добросовестного исполнения обязанностей, потом через четыре года, все по тем же самым медицинским показателям! Вначале они не мешали мне устраиваться на эти специальности, но потом мешали работать спокойно дальше! Мне это порядком надоело, эти формалистки — фригидные врачихи и начальницы (везет же мне на них, как утопленнику!), и я решил больше не тыркаться по учереждениям.
Нас всех ломали на выживаемость, делая это с упорным постоянством и последовательностью. Что ж, еще не вечер.
Эту энергию бы, да в мирных целях. Если бы половину всех военных бюджетов мира направили в мирное русло, то он давно бы победить и голод, и нищету, и спокойно занялся бы увеселением жизни. Не этого ли добиваемся мы? Увеселения, вкуса к жизни, которого даже после смерти надеемся искать, а при жизни не можем даже простого мира найти.
Я знаю точно: пока страна не предоставит возможности работать на свое будущее, ничего не будет!
Я уважаю свою страну — Россию, и готов сделать для нее все, что могу, готов предпринять усилия для процветания собственной страны, для ее укрепления, для ее престижа! Наша страна живая! Чуточку человечности ей не помешало бы! Все эти “березки” и “матрешки” порядком надоели, когда знаешь, что возвращаться в холодную квартиру, в холодном тролейбусе, через темный переулок, где тебя могут встретить такие бедолаги, как и ты. “Страсть” в России переменчивая штука, сегодня страстно любим капитализм, завтра страстно его ненавидим. Россия такая ветреница, право, такая модница, такая капризная дама! Не прогадать бы с прогнозом! А то она еще может “коня на скаку”, и “в горящую избу”.