двести 42

Дмитрий Муратов
Её лицо было совсем близко – взгляд погрузился в него целиком и полностью, а потому казалось, что оно бесконечно – два глаза, прикрывшихся кремовым, нежно-кофейного цвета одеялом, пара бровей из тонких полосок шоколада, карамельная горка носика.
«Наверное, я хочу есть», - подумалось ему в те мгновенья, когда мир стал обретать иные черты – не только её лица – кровать, устланная вышитыми цветами, коротко подстриженная синеватая трава мягкого ковра, ненужное, а потому неяркое свечение молекулы солнца,  пойманной в красный овал светильника...

- Я хотел бы попросить Вас об одном одолжении, - он вновь приблизил её лицо, теперь пробудившееся, успевшее уже прикрыть глаза сновиденья, уже повернувшееся к свету раннего льняного утра. – Во мне всё яснее и яснее проявляются признаки болезни. Душевной, психической болезни. И я хотел бы попросить Вас...
- Доброе утро, - она чуть приподнялась, сияющий квадратный сосуд окна стал ближе, и парное солнечное молоко растеклось по её лицу.
«Какой же породы дерево, из которого сделана её кожа? – негромко подумал он. – Ольха?»
- Ольга? – зачем-то прошептал он вслед своим мыслям. После громче добавил: – Доброе утро... Болезнь моя достаточно распространенная. Ничего страшного. Неизлечима вот только. Я начинаю терять память. Забываю свое прошлое, перестаю помнить свои мысли, для меня пропадают какие-то слова... Знаете, как иногда бывает – разговариваешь с человеком, отвернулся на миг, а его уже нет, исчез, ушел незаметно... Окликаешь, зовешь, а он не слышит – уже далеко. О чём я?.. Ах, да... Становлюсь несносно рассеянным, растерянным... Начинаю совершать странные поступки...
Она смотрела на него пристально, но без какого-то определенного выражения лица, почти не моргая.
- Ольга, понимаете... Я хочу попросить Вас стать... Моей памятью. У меня есть деньги, много денег. Нет, не о том... Быть постоянно со мной, запоминать, что я делаю, что говорю. Быть моим сознанием, моей совестью. Нет, снова не то... Если я буду делать что-то совершенно несуразное – пытаться прикурить карандаш, например - Вы будете останавливать меня. Почему Вы молчите, Ольга?..
Как ребенок обхватывает игрушку, как взрослый обнимает ребенка, она приникла к нему, сомкнула руки у него за спиной.
- Дорогой мой... Ну, хватит. Я уже давно и твоя совесть, и твой разум. И твоя память, конечно. Ты же одно и тоже говоришь мне каждое утро. Забываешь, и снова говоришь. Бедный мой...
- Да? Правда?.. – его глаза вдруг возжелали захлебнуться. – Вы... Ты давно моя память?.. Правда?..
- Давно. Я всё запоминаю за тебя. Всё-всё. Вот сегодня... Ты, проснувшись, увидел, что моё лицо совсем близко – твой взгляд погрузился в моё лицо целиком и полностью, а потому тебе показалось, что оно бесконечно...
- Но как же ты смогла... Увидеть то, что я... Боже мой, это совсем неважно!.. - его щеки становились всё мокрее, глаза видели всё хуже. – Как же я... Как же я благодарен тебе за то, что ты... Что ты... Ольга?.. Ольга?.. Где же... Где ты? Ольга?! Ольга! Где ты?!