Лазареты Петрограда

Юрий Виноградов
Серия брошюр для друзей Ю.А. Виноградова
;                КСТАТИ                ;
26.11.2002                № 49                экз.126               
Лазареты Петрограда 
времен Первой Мировой или 2-й Отечественной войны
 и Cолдатское кладбище в Обухово
Ю.А. Виноградов
СПб союз ученых
               
Ю.П. Голиков
Зав. музеем ИЭМ
А.М. Соколов
полковник авиации
в отставке,
академик ПАНИ

 
       К лету 1914 в столице Российской империи действовали военные медицинские учре-ждения мирного времени. В основном, это были госпитали Императорской военно-медицинской академии, сосредоточенные на Выборгской стороне еще с доакадемических времен 18 века: Клинический военный госпиталь на Пироговской наб. 3 с 13 отделениями (Нач. И.И. Маккавеев); Михайловская клиническая больница баронета Виллие на Б. Сампсоньевском 5, с 5 клиниками (зав. Терапевт. отд-нием Н.Я. Чистович). Николаевский военный госпиталь на Суворовском пр. 63 (1665 штатных кроватей) с Отд-нием душевно-больных на Костромской 6. Семеновский Александровский военный госпиталь в Лазарет-ном 2 (400 штатных кроватей для воинских нижних чинов. Гл. врач. Д.м. Пав. П. Милаев-ский, ординатор Г.В. Миштовт) Были и военные лазареты, так в те времена называли ле-чебные заведения с постоянными кроватями «для пользования больных и раненых воин-ских чинов, и отчасти рабочих военно-технических мастерских и заводов» – Лейб-гвардейские: в полках Конном на Благовещенской 10 (Ст врач Н.П. Бровцын), Преобра-женском на Кирочной 37 (Ст врач. Ф.Р. Гептнер),  Усиленный  (на 220 кроватей) в Фин-ляндском на Б. Проспекте В.О. 65  и во 2-й Артбригаде им. ЕИВ Александры Иосифовны на Измайловском 9.   
      С августа 1914 почти все воинские лазареты отбыли на театр военных действий, оста-лись только «местные» лазареты Конного, Московского и Финляндского полков.
      События первых же недель войны показали жестокий лик современных сражений и потребовали срочного создания дополнительной сети лазаретов и госпиталей, переобору-дования гражданских лечебных заведений для лечения раненых. Но скоро их стало не хватать, раненые, контуженные, заболевшие (в том числе психически) стали прибывать в Петроград в таких количествах, что для их лечения и выхаживания понадобилась помощь общества. И люди с началом войны проявили множество примеров милосердия и велико-душия.
      В короткий срок в городе были учреждены на частные средства и пожертвования сот-ни лазаретов. Более чем на 250 проспектах, улицах и в переулках Петрограда их было от одного до нескольких. В Царском Селе  было 40 лазаретов. И почти все их открыли и со-держали на частные пожертвования  отдельные горожане - врачи, купцы, ученые, профес-сора и преподаватели, объединения их, благотворительные, попечительские советы и фонды, предприятия, банки, учебные заведения. По примеру столицы скоро во многих го-родах  России – Киеве, Москве, Харькове и других были устроены такие же лазареты и госпитали.
      Только на одном Невском проспекте действовали 10  лазаретов: на Невском 24 – Лаза-рет устроила на свои средства фирмы русских немцев «Книп и Вернер». Напротив, на Невском 25 – Лазарет, устроенный попечением Казанского собора. В доме 30 – Лазарет открыл Петроградский учетный и ссудный банк. В д. 63 – Петроградский Тульский позе-мельный банк содержал Лазарет «имени Ее Императорского Величества, великой княжны Ольги Николаевны». Дом 70 занимал Лазарет  Петроградского купеческого общества взаимопомощи. В доме 82 действовал Лазарет Российской лиги равноправия женщин. В 86 доме –  Лазарет Петроградского собрания сельских хозяев.
       Была группа лазаретов, открытых на средства членов царской семьи, или их имени. Например, Лазарет им. Ея Имп. Высочества  Принцессы Евгении Максимилиановны Оль-денбургской» на Миллионной ул. 1., Лазарет им. Великого князя Константина Константи-новича для раненых воинов, состоящий под покровительством ЕИВ Елисаветы Маврики-евны при Императорской Академии наук (Университетская линия 1).
       Многие промышленники открывали свои лечебные заведения для раненых воинов. К примеру  «Товарищество Нобель и служащие». Были лазареты содержавшиеся
       Несколько лазаретов и госпиталей открыли в Петрограде наши  союзники из стран Антанты: Лазарет Американской колонии был на Спасской 15. Действовал Лазарет имени Бельгийского короля Альберта.  Голландский лазарет был на Английской наб. 68. Лазарет Датского отряда и Российского о-ва КК на Сергиевской 11. Датский лазарет для нижних чинов под покровительством ЕИВ Государыни императрицы Марии Федоровны на Поч-тамтской 13. А на углу Итальянской и Екатерининского канала (Грибоедова) 27/2 был Японский лазарет. На Лесной дороге в Кушелевку 12 был Лазарет Французского общества Красного Креста и Союза женщин Франции. Был лазарет Швейцарской колонии.
      Целый ряд лазаретов был в пригородах Петербурга. В полуверсте от ст. Белоостров был устроен Раяйокский лазарет Финляндского сената для раненых и больных воинов. В Царском Селе – Русско-голландский отдел Лазарета ЕИВ Государыни Императрицы Ма-рии Федоровны при Царскосельском детском санатории.
      Некоторые лазареты имели точный профиль, вроде Лазарета Сербского короля Петра I для ушных, носовых и горловых повреждений на Адмиралтейской наб. 8. Лазарет № 246 Его Императорского  Высочества Принца Александра Петровича Ольденбургского» для челюстных раненых, который на свои средства принц устроил в  д. 135 по Невскому про-спекту. Был и другой Лазарет имени ЕИВ Принца А.П. Ольденбургского на Каменноост-ровском проспекте 36.
      Англичане имели отношение к пяти госпиталям и лазаретам в Петрограде. Невский 41 занимал крупный Англо-Русский госпиталь Англичане помогали  Лазарету № 171 имени Английского Короля Георга V на Невском 55. Госпиталь Англо-Русского собрания распо-лагался на Дворцовой наб. 16. А на Васильевском острове, на Большом проспекте 77 при Покровской общине был Великобританский лазарет для раненных русских воинов.
     Жительница Лондона, леди Мюриэль Педжит, желала помочь русским в войне против Германской империи. Она вложила свои деньги и организовала сбор средств на приобре-тение 20 санитарных автомобилей «Форд», операционного и другого оборудования, инст-рументов, медикаментов, перевязочных средств, горючего, палаток  и всего, что было нужно для нескольких полевых лазаретов и одного госпиталя в Петрограде. Сама  сопро-водила все это в Россию, наняв англичан – врачей, шоферов и обслуживающий персонал. Она лично работала в России, в том числе в полевых лазаретах, до 1917. Будучи главным куратором медицинской помощи Русской армии от Великобритании, она бывала в Петро-граде, приезжая  с фронта и следила за работой английских госпиталей.
       Замечательный русский мемуарист, бывший капитан Семеновского полка Ю.В. Мака-ров, в книге «Моя служба в старой гвардии. 1905-1917. Мирное время и война»  (Буэнос-Айрес, 1951. – С.354-355) так описал свое знакомство с английскими медиками на рус-ском фронте. После ранения в ногу летом 1916 Макарова вез в тыловой госпиталь его денщик Смуров.
            «Через несколько времени Смуров мне говорит:
           – Вашесбродие, до Луцка еще часа два ехать, а вы устали. Я узнал, тут сразу за   по-воротом английский госпиталь стоит. Очень у них, говорят, хорошо. Давайте у них пере-ночуем, а утром – в Луцк! –
          – Богатая мысль! Поворачивай к англичанам… –
          Приехали к англичанам.
          Полевой госпиталь человек на 60. Несколько прекрасных палаток. Все в госпитале, от флага и до самого последнего помойного ведра, самое прочное, добротное и дорогое. Все самого лучшего качества... Настоящее «аглицкое».
          Госпиталь оказался совершенно пустой. Весь персонал и ни одного пациента.   Встретили нас как родных. А когда узнали, что я умею по-ихнему объясняться, еще боль-ше обрадовались. Отвели мне одному целую палатку. В соседней, тоже пустой, поместили   Смурова.
      . Дали нам с дороги умыться, а затем выкатили головокружительный чай. Чай,  как у   них полагается, совершенно черный. Пьется всегда с молоком. А к нему дали какой-то   миндальный торт, особенные булочки, сандвичи, апельсиновую пастилу в жестянке, ка-кие-то  печенья,  одним  словом  гибель  всяких  вкусных вещей.
         Такой же «чай» в соседней палатке был сервирован и Смурову. Он его потом долго вспоминал.
         После чая взяли меня на перевязку.
         Перевязочная палатка по оборудованию и по обилию всяких блестящих инструмен-тов, тоже самых доброкачественных, дорогих и прочных, - производила самое отличное впечатление.
         Но зато сама перевязка мне уже гораздо меньше понравилась. Высокий краснорожий доктор,  сняв наружные бинты, присохшую марлю с раны просто сорвал. Что было, во-первых неожиданно, а во-вторых здорово больно. Мне потом объяснили, что это новый европейский способ, так сказать, последнее слово перевязочной науки. Но, Бог с ним, с этим новым способом. Старый русский, когда присохшую марлю отмачивали спиртом и потихоньку, осторожно снимали, был много приятнее…
          Нужно сказать, что и руки у англичанина были грубоваты, и приемы в достаточной мере лошадиные…
          Вообще, за мою жизнь, побывав в руках у французских, немецких и английских   докторов, я пришел к убеждению, что в смысле ловкости, нежности, мягкости и безболез-ненности обращения с больными, лучше наших русских врачей на свете нет.
          Часов в 8 вечера дали нам обед, тоже обильный, но гораздо хуже, чем чай. Особенно плох был суп. Супы англичане готовить вообще не умеют.
         Спал я на славу. На какой-то особенной пружинно-походной постели. Таких потом я никогда не видал.
         На следующее утро в дверях моей палатки появилось странное существо. Не то  мужчина, не то женщина. Сухая, лет 50 длиннозубая дама, одетая во френч, желтые гали-фе и высокие желтые сапоги со шнуровкой.
         По справкам оказалась леди Мьюриель Педжит, которая на свои средства привезла из Лондона 20 фордов, в целях помочь восьмимиллионной русской армии справиться с немцами.
         Кроме настоящих шоферов и механиков, обслуживали ее отряд человек 40 ловких, элегантных людей, более чем призывного возраста. Самый старый не выше 26 лет. Все из богатеньких петербургских семей. Прямая дорога им была бы на ускоренный курс воен-ного училища, а там в прапорщики, в пехоту… Тем более, что образование у большинства было не ниже университетского. Среди них я узнал двух моих коллег из Министерства   иностранных дел. Но кататься на автомобилях в тылу было, конечно, много интереснее и  много  вольготнее.
         Не успел я переварить мой утренний чай, как два элегантных санитара погрузили меня на носилки и впихнули в форд. Чтобы было не скучно, со мной села сама леди Мью-риель, а на козлы посадили Смурова.
         Во время дороги качало, трясло и швыряло невероятно и я не раз с сожалением вспоминал моего вчерашнего «севастопольского» возницу. С. 35
         Через полчаса мы были в Луцке и подкатили прямо к военному госпиталю.
         Для нас это было маленькое разочарование. Мы, т.е., главным образом, Смуров, це-лились на Краснокрестный госпиталь. Они были в 10 раз лучше военных. Оно и понятно.    Военно-санитарное ведомство могло тратить на человека в день, кажется, что-то около   75 копеек. А Красный Крест из своих миллионных средств широкой рукой сыпал рубли.    Ясно, что и офицеры и солдаты ловчились попасть именно туда, а не в военные госпиталя.
          Но объяснить все это иностранке было не очень удобно, и я сделал вид, что она при-везла меня именно туда, куда я хотел» (Макаров Ю.В. Моя служба в старой гвардии. Мирное время и война. 1905-1917.  Буэнос-Айрес, 1951)
       Патриотическое отношение населения Петербурга и России было исключительно вы-соким. Было много лазаретов, открытых национальными общинами  Петербурга – Поль-ский, Эстонской колонии в Успенском пер. 3. В Госпиталях рядовыми сестрами милосер-дия наряду с множеством простых горожанок служили жены академиков (в Главном зда-нии Императорской академии наук), женщины из семей высокопоставленных лиц,  вклю-чая четырёх  дочерей царя Николая II.
       Почти все эти частные медицинские учреждения закрылись в 1917 году после Фев-ральской революции в течение нескольких месяцев.
***
       В те годы, Первую Мировую называли Великой войной или Второй Отечественной. Как на всякой войне, часть тяжело раненных или больных воинов в лазаретах и госпита-лях умирали от ран, их осложнений или болезней. При этом умерших в столице родствен-ники хоронили на самых разных кладбищах, некоторых погибших воинов из богатых се-мей увозили из Петрограда в родные места. Умерших солдат или «нижних чинов», не имевших родственников в столице, везли, в частности, в район чуть севернее станции Обухово Николаевской железной дороги, на Преображенское кладбище. Видимо, не слу-чайно. Начало и название ему дали солдатские, воинские захоронения чинов Преображен-ского полка.
       Усопших в госпиталях воинов из Петрограда на кладбище доставлял особый похо-ронный поезд. Хоронили погибших солдат, большей частью молодых крестьянских пар-ней, чьи родные жили в далеких провинциях. Видимо, даже если родители знали, где бы-ли похоронены сыновья, погибшие от ран или болезней, они не имели возможности при-езжать в Петроград. У жителей ближайшей местности – Александровской Фермы, это ме-сто с могилками носило название Солдатского кладбища.
       К концу войны солдатские холмики с крестами занимали пространство восточнее на-сыпи железной дороги вплоть до Римско-католического или Польского кладбища. Поль-ское кладбище было очень давним, сейчас трудно сказать, когда поляки делали последние захоронения на нем. Во всяком случае, к 1930-м оно было уже весьма заброшенным. К тому же поляки в 1930-е подверглись репрессиям, и если не были расстреляны в Левашо-во, то высланы далеко на восток.  Ни у поляков, ни у солдат не оставалось родственников, которые могли бы позаботиться о сохранении могил. А государство после революции не было заинтересовано сохранением этих кладбищ.
      За Польским кладбищем дальше от железной дороги с дореволюционных времен рас-полагалось Иудейское или Еврейское кладбище.  Оно, а также Польского и Солдатское кладбища находились в границах Преображенского кладбища. До 1941 Еврейское клад-бище было огорожено высокой кирпичной стеной 2-2,5 метров в высоту. Позднее ограду со стороны железной дороги разрушили и стали хоронить в сторону Польского кладбища. Теперь там, в  основном еврейские могилы, но есть и захоронения других национально-стей.
   . На Польском и Солдатском кладбищах в предвоенные годы тренировали планеристов: запускали при помощи резиновых амортизаторов одноместные планеры. Для этого ровня-ли кладбищенское пространство от «неровностей» – могильных холмиков. 
      В результате эти кладбища были разорены, крестов уже не было. Солдатское кладбище к 1941 очертания  еще сохраняло, но жалкие холмики почти сравнялись с землей, и место было заброшенным.  Уже в довоенные годы о нем сохранялась скорее память, чем сами солдатские могилы.
     Там же в первые месяцы войны тренировали бойцов Народного ополчения примене-нию бутылок с зажигательной смесью и ручных гранат. Вырыли окопчики, в которых на занятиях бойцы пропускали над собой танк и, вскочив, вслед ему бросали учебную грана-ту в район над моторным отсеком. Бойцы в окопе менялись, танк разворачивался, утюжа могильные следы, и снова надвигался на окопы. Сейчас по части Солдатского кладбища, окончательно срытого при расширении Октябрьской железной дороги, проходят грузовые маневровые линии магистрали Петербург-Москва.
      Со стороны Еврейского кладбища – вдоль западной его границы и мимо Польского и Солдатского кладбищ дорога шла на подъем по земляной насыпи, «валу», как его называ-ли местные жители, к мосту через железную дорогу. При прокладке многих дополнитель-ных путей старый, короткий мост над путями ликвидировали, а «вал» срыли. Вблизи прежнего «главного хода» Октябрьской магистрали находился памятник одному из глав-ных строителей Николаевской железной дороги И.Ф. Кенигу. Он прожил всего 58 лет и умер в 1880 году. На старинной памятной надписи, в традициях древнеримских надгро-бий, стоят латинские буквы “S. p.” (сокращенное «Sine prole», то есть «без потомства»): генерал корпуса инженеров путей сообщения умер бездетным. Расширяя территорию ма-гистрали, железнодорожники перенесли памятник ближе к станции Обухово, на юго-западный угол Преображенского или Еврейского кладбища. При этом они выделили его как самостоятельный мемориал, значительно улучшили общий облик прежнего памятни-ка, подняв его еще на  две ступени полированного гранита. Так они отдали дань уважения одному из «родителей» главной железнодорожной магистрали России,
         Об уважительном отношении руководителей Октябрьской железной дороги к памяти замечательного человека и патриота, жившего в царской России, можно  говорить как о примере, достойном подражания.
         К сожалению, о солдатах – защитниках России, погибших в Первую Мировую и за-хороненных у железной дороги, сейчас мало кто помнит.  О них напомнил один из соав-торов этой статьи, Андрей Моисеевич Соколов, военный летчик, историк войны, академик Петровской академии наук и искусств, живший в этом районе в довоенное время.
        Мы считаем, что было бы справедливым возродить память о погибших защит-никах Родины. Например, поставить мемориальную стелу с добрыми словами на свободном месте, которое и сейчас нетрудно найти на месте бывшего Солдатского кладбища.
     .
Ю.А. Виноградов   Ю.П. Голиков                А.М. Соколов
СПб союз учёных   Институт экспериментальной    полковник авиации в отставке, акаде-   
5970506 д.                медицины РАМН  2342900 сл.  демик Петровской академии наук и ис 
                кусств2470450 д.               
 

         Небезынтересны и следующие сведения А.М. Соколова. Часть Преображенского кладбища к западу от железной дороги назвали кладбищем Жертв 9 января 1905. Есть там и братские могилы погибших в блокаду. Состояние их оставляет желать лучшего, в отли-чие от Пискаревского мемориала. Сюда не привозят иностранных гостей и редко  бывают руководители  города и другие официальные лица. На оконечности его, отгороженное от Русского земляным валом, было небольшое, так называемое, Самоубийское кладбище. В плане это был равнобедренный треугольник со стороной примерно метров 10. В отличие от православного обычая самоубийц не отпевали, и над могилами крестов не ставили. И потому на том треугольнике не было крестов, священники не отпевали усопших. Тоже были простые холмики, но более отчетливые, по сравнению с Солдатскими. Рядом с ним было невеликое Немецкое кладбище, Над ним возвышался единственный гранитный па-мятник – по местной легенде немецкому летчику – чуть сужающаяся кверху четырехгран-ная стела со стороной около метра и метра 4 высотой. Навершием стелы был Мальтий-ский крест, символ и нашего Георгиевского креста и «Железного креста» – германской военной награды за подвиги. Памятник еще существовал до войны 1941.
       Преображенское кладбище окружал земляной вал и его в начале войны, летом 1941, приспособили под противотанковый рубеж. Ленинградцы, мобилизованные для оборони-тельных работ, сделали вдоль вала ров с вертикальной стеной, высотой  4-5 метров. Танк, оказавшийся во рву, далее двигаться уже не смог бы. На территории части Преображен-ского кладбища к лету 1941 росли довольно крупные деревья. Под их прикрытием размес-тили во время войны военные склады под постоянной охраной солдат.
Экз.126 
      Дорогому Саше на память о поколениях, лишь частью переживших войны, с благодар-ностью  и уважением за доброту и интерес к истории.               
      Держитесь, дорогие Вейсбейны другу друга, и не изменяйте себе! Симпатизирующий Вам Юрий Виноградов  23.02.2004