- Ну вот, так она меня достала, ты просто не представляешь… Взял я тогда нож со стола и думаю, все, сейчас зарежу. Ну вот. Взял и пошел к ней. А она стоит. А тут ее дочка и говорит: «Не убивай, маму». И смотрит на меня. И глаза такие… Как у тебя сейчас. И как что-то щелкнуло в голове. Положил я нож. Выпил. И хорошо что не убил. Да. Хорошо.
Вот так он говорил в тот вечер. А она смотрела. А я лежал метрах в десяти и все слышал. И все видел. Почти все. А они меня не замечали. Прошли мимо, мельком посмотрели и направились в скамейке. Ну кого интересует пьяный мужик валяющийся в блевотине. Я видел ее глаза. И слышал, как она сказала:
- Милый, это все не важно. Все прошлом.
И я знаю, что потом она сжала ему руку. Откуда я знаю? Просто, если бы она не сказала бы то, что сказала и не сжала руку, то он бы ушел. А он остался и продолжил:
- Странные были времена. Жили мы таком притоне что ли. Все пили. Зарабатывали и пропивали. Когда у нее были месячные она вталкивала в себя кусок тряпки, отрывая от простыни. А потом простыня кончилась. И спали на голом матрасе.
Я видел ее глаза. И читал в них любовь, что бывает одна на миллион. И сгорает быстро или продолжается вечно. Или и сгорает и навсегда. А его глаз я не видел. Но я знал, что он сжимает ей руку. Я это знаю, потому, что если бы он ее не сжимал, то в ее глазах не мерцали бы, еще не видимые при свете уходящего дня звезды.
А мне снова захотелось блевать. Я видел, как в траву падают полупереваренные остатки пищи: колбаса (200грамм за 90 рублей), лук зеленый (пучок за 10 рублей), сардина в масле (1 банка за 30 рублей). И все это заливается портвейном (одна бутылка за 80 рублей). Мне казалось, калькулятор в голове (бухгалтер все же, хотя и бывший) щелкает. Руки судорожно сжимали бутылку. Плохо было Глядя в траву, я узнал, чем вчера закусывал, но не помнил, как умудрился так напиться. Впрочем, я не мог вспомнить этого каждое утро. Я точно знал, что утром встал с паперти у церкви и пошел к себе подвал. А по дороге… Что же по дороге? Встретил Андрюху Беззубого. Тот вроде предложил выпить. Ну да.. Выпить. Андрюха же больше ничего не предлагает. Собрал я хорошо, потому и согласился. Впрочем, он всегда соглашался. И пошли мы в магазин. Кажется. Или в палатку. И купили там? Ну, это понятно. Портвейна. Бутылок, наверное, пять. Или шесть. Закуски на двоих. Вот она, рядом лежит. В траве. А потом что? Опять пошли, но куда непонятно. Сейчас, однако, точно вечер. Во как вокруг быстро темнеет.
А эти на скамейке все сидели. И невидимые звезды становились видимыми над ними. Но вот они встали. И снова прошли рядом. В его руках был пакет. Сквозь прозрачный пластик я видел колбасу, пирожные, сок. И тут из дырки в пакете выпала небольшая золотистую луковица и покатилась ко мне. И в ее блестящей кожуре я увидел. Но это неважно, что я увидел. Главное, что внезапно прибавилось сил.
Я встал. Пора. В подвал. И они шли взявшись за руки и таяли в сумерках. Потому что я брел медленно, а около кулинарии вовсе сел на землю передохнуть. И тут вышли они. Они, как обычно, держались за руки. Он говорил:
- Знаешь, все как в сказке. Ты знаешь, я и не думал, что встречу такую как ты.
Она спросила:
- Какую?
- Такую. Девушку из церковного хора, способную полюбить такого как я.
Она смотрела в его глаза:
- Самого лучшего.
Я побрел дальше. В сумерки. Около входа дома, где был подвал остановился и сел на скамейку и закурил. А потом еще долго сидел, как будто ожидая. Как будто знал, что еще не время спускаться в подвал. И дождался. Они прошли мимо и зашли в подъезд. В зажегшемся окне я видел, как он обнял ее.
А я думал, что все начну сначала. Завтра и начну…И встречу девушку из церковного хора...
…Степан не мог подняться. Ноги не слушались. Он видел только лужу. Степан подумал, что надо похмелиться. С трудом, онемевшей рукой, он поднес ко рту бутылку и… Замер. Закусить-то нечем. Это было плохо. Можно опять начать блевать. И тут, около плохо переваренной колбасы он заметил луковку. Золотую. Остроконечную. Степан подумал, что ее кто-то потерял. Степан стал тянуться к ней. Но не мог достать. Он заплакал от собственного бессилия и слезы капали в лужу. Луковка манила своей желтизной, сочностью, подмигивала ему. Степан снова собрался силами, вытянул руку и, как ему показалось, схватил луковку. Только в руке не оказалось ничего, кроме холодной воды. А луковка вдруг расплылась, стала переливаться в лунном свете. И Степан понял, что это купол храма. Иван застонал, дернулся и упал со скамейки лицом в лужу. И луковка исчезла. Золотая холодная вода наполнила рот теплом и светом.
Утром наряд милиции нашел у реки труп бомжа . Когда его подняли, то увидели, что у мертвого блаженное и счастливое выражением лица. А под головой лежит раздавленная луковка.