Автомат в коридоре уже не в первый раз сожрал червонец, а налить в пластиковый стаканчик коричневую жидкость гордо именуемую «горячий шоколад» отказывался категорически.
Девушка в сером костюме, топнув ногой, показала автомату язык и процедила сквозь зубы: «Вот же сволочь»… Пару раз безрезультатно пнув металлическую махину, она развернулась на каблуках и уже была готова метнуться в офис, чтобы успеть налить себе хотя бы чай, пока любезные сослуживцы не доцедили воду из кулера, как налетела на Егора.
- Макеева, звезда моя… ты как всегда прекрасна в гневе! Когда ты уже согласишься со мной поужинать? – и, воспользовавшись ее секундным замешательством, не преминул притянуть к себе и прихватить ее своими ручищами гораздо ниже талии…
- Егор, ты животное. До сих пор удивляюсь, как тебя еще не вышибли с работы за твое хамство, - Яна уперлась в него обеими руками и решительно отодвинула от себя, - твои методы обольщения женщин вызывают только два стойких рефлекса: желание дать по морде и рвотный, особенно когда ты приходишь на работу с бодуна и производишь аналогичные действия.
- Фу, Яна, какая ты грубая… - и он картинно вздохнул, глядя на нее.
- Ты прям Иван-царевич! – она фыркнула и отвернулась, но он удержал ее за руку…
- Я ведь серьезно спрашиваю, Ян…
- А я тебе серьезно в сотый раз уже отвечаю – я не встречаюсь с коллегами. Тебе мало что ли баб? Ты и так тут как в малиннике работаешь, так что выбирай любую… одна Катерина чего стоит. Уже прям к нам зачастила своими приходами, ну наверное не на Михалыча полюбоваться…
- Почему?
- Что почему? Почему не на Михалыча?
- Почему ты не встречаешься с коллегами?
- А почему я должна тебе объяснять причины? Не встречаюсь и все…
- Неужели Комарова права?
- В чем?
- М-м-м-м… - протянул он и закатил глаза, нагоняя таинственность…
- В чем? – переспросила Яна и вопросительно посмотрела на Егора, ожидая ответа, - давай уже, говори, тебе загадочность идет, как корове седло… Что там эта старая вешалка в очередной раз проповедовала?
- Она говорит, что ты… этого… ну того…
- Очень понятно все сразу стало, а как-то конкретнее можно?
- Ну, типа девочек любишь…, - и Егор сам не понял из-за чего смутился…
- Что? Ты серьезно? – и Яна пронзительно захохотала, складываясь пополам и прикрывая рот рукой, - да уж… Такого поворота событий я не ожидала…
- Так что?
- Что – что?
- Это правда? – и Егору показалось, что кончики его ушей начали гореть огнем…
- То, что я лесбиянка? Ну-у-у… э-э-э-э… как тебе сказать, - потянула Янка, но заметив, что ее мнимая задумчивость повергла Егора как минимум в культурный шок, решила сберечь его нервы, поэтому продолжила свой монолог уже без излишних «э-э-э», - по сути нет, но в принципе каждый волен думать так, как ему хочется…
Яна внимательно посмотрела на него, явно впавшего в ступор, и произнесла:
- Но тебе-то собственно чего по этому поводу париться? - и, махнув рукой на прощание, Янка все еще прихихикивая пошла в сторону офиса…
А Егор стоял и смотрел вслед, зрительно растворяясь в облаке ее светлых волос и слушая, как ритмично цокают каблуки ее туфель по коридору… Он не желал думать о том, что такое тело, каким обладала Янка, не досталось мужикам. Это было как-то обидно… и за всех мужиков в принципе и за себя конкретно, потому как вот уже несколько месяцев ему никак не удавалась найти к ней подход …
Чем конкретно она ему была интересна, он не знал. Может быть тем, что он ничего о ней не знал, но в его понятии в ней определенно было что-то такое, чего не было ни в вечно краснеющей при его появлении Лиде на ресепшн, ни в раскрепощенной блондинке Кате с четвертого этажа, целующейся с ним в лифте и так запросто запускающей свои пальчики с ярким маникюром за пояс его брюк, ни в томной чернобровой Карине, которая каждый раз закусывает губу, наклоняясь к его столу, и почти вываливает ему на документы из декольте грудь пятого размера…
Он мог бы выбрать любую, и он это знал наверняка. Без особых проблем он мог бы закрутить служебный роман с любой из них, но интересовала его на данный момент только Яна, которой он был нужен, как прошлогодний снег…
__________________________________
Заглянув к ней в кабинет, он понял, что не опоздал – она как раз обматывала шарфик вокруг шеи и критически разглядывала себя в зеркало, прищуривая то один, то другой глаз…
Заметив его появление в зеркальном отражении, она развернулась и на выдохе произнесла:
- Опять ты? Что на этот раз? Кому-то во мне привиделась феминистка?
- Феминистка в тебе привидится разве только мне, учитывая сколько раз ты меня отшила…
Нырнув в светло-розовый плащ, она взяла со стола сумочку и, вытолкав Егора в коридор, закрыла дверь на ключ.
- Ян, я все же хочу тебя пригласить…
- Рр-р-р-р… мы с тобой уже об этом разговаривали, - и она захлопала пушистыми ресницами, - сколько раз? Сто? Или двести? Нет. Какая часть слова «нет» тебе не понятна?
- Да все мне понятно, - буркнул Егор и пнул ни в чем не повинный стул, стоящий у стены в коридоре, - просто я никак не пойму твоего упрямства! Тем более что ты толком так и не сказала, почему нет!
- Слушай, твою бы энергию, да в мирных целях… Будь я заинтересована в отношениях, я бы конечно весьма возрадовалась твоей настойчивости, но так как это все работает в холостую, то кроме раздражения ничего в себе не несет… так что прости, Егор, но давай не будем портить и без того не идеальные отношения между нами? Нам еще вместе работать… И обойдя Егора, Яна приподнялась на цыпочки, и поцеловала его в щеку в знак примирения…
- Не обижайся на меня… но ты не поймешь, а я не объясню… До завтра, - и она побежала вниз по ступенькам, не дожидаясь лифта…
Что Егора бесило больше – ее несговорчивость или собственные неудачи – он пока так и не вычислил, но чем больше он злился, тем больше удивлялся сам себе, а вернее тому, что эта злость заставляла его не плюнуть на все и не послать ее к черту, а искать все новые и новые ходы для решения этой головоломки. И решив так просто не сдаваться, он нагнал ее у выхода…
- Я что такое говно по-твоему, что со мной даже нельзя выпить чашку кофе?
- А я что так сказала хоть раз? – она округлила глаза и уставилась на него в ожидании объяснений.
- Ты просто так шарахаешься от меня, что я уже не знаю, что думать… Я вроде не прокаженный… и не урод. Ты замужем? У тебя есть кто-то? Дети? У тебя какие-то пристрастия, о которых тебе не хочется рассказывать никому?
- Ты не урод, - ответила Яна и вымученно улыбнулась, - и дело не в муже… и детей у меня нет. И я надеюсь, что никаких ужасных пристрастий, о коих мне было бы стыдно поведать окружающим, у меня тоже нет и не появится…
- Тогда почему такое категоричное «нет» всегда? Я не такой развязный, каким порой веду себя на работе. Я на порядок скромнее, Ян. Я просто тут соответствую тем ярлыкам, которые на меня наклеили: «ох, ах… Егорушка. Ни дать, ни взять - дамский угодник»…
Она с любопытством посмотрела на него и спросила:
- А зачем?
- Что зачем?
- Ради чего ты соответствуешь этим ярлыкам?
- Ну…
Собственно он и сам не знал, зачем он с таким завидным упорством играет навязанную ему роль, но это уже было больше похоже на привычку и даже не вызывало каких-то негативных эмоций в восприятии… Пока он размышлял о том, как бы получше ответить, чтобы еще ниже не опуститься в ее глазах, она подошла к нему и взяла его под руку:
- А знаешь, я пожалуй проведу с тобой сегодняшний вечер, но только с одним условием – говорить сегодня буду я, а ты будешь слушать и задавать вопросы, если захочешь. Я тебе расскажу, что ты так хотел узнать… а ты будешь обо мне думать, – и тут она посмотрела на него, - да… ты будешь обо мне думать. Пока будешь ехать домой, пока будешь перед сном крутиться в кровати… Ты можешь прийти к разным выводам по итогам сегодняшнего вечера, но если ты поймешь, что я была права, когда сказала тебе, что нам не стоит встречаться, то завтра просто придешь на работу, скажешь мне «привет» и мы сделаем вид, что сегодня ничего не было…
Он ничего не понял. Ни к каким выводам он должен прийти, ни того, что удивительного в том, что он будет думать о ней, когда он и так о ней думает, но решительно произнес:
- Обещаю…
- Не надо… Обещаний давать не надо. Вообще ничего не обещай. Никогда…
- Почему?
- Потому что многие, кто что-либо обещает, не сдерживают своих обещаний... И вообще не надо никогда ничего никому обещать.
- Но если я могу? Или если я уверен, что смогу это сделать, например? Почему нет?
- Я перестала обещать… Говоря «я обещаю», будто подписываешь негласный договор и ставишь себя в положение должника. Ничто так не тяготит, как чувство долга или обида того, кому пообещал, но в силу каких-то обстоятельств не выполнил… А еще перестала потому, что иной раз, давая кому-то обещание, действительно хочешь его выполнить. И можешь… Но проходит время и вдруг понимаешь, что этот человек просто не стоит того самого обещания… и ты просто ошибся…
- Так это значит, что на тебя вообще ни в чем нельзя положиться?
- Почему? Просто теперь я вооружилась другими словами: «постараюсь» и «попробую». Ты и представить себе не можете, как это здорово, когда в голове не стучит: должна, не забыть, обещала же… День стал определенно длиннее. Попробуй, станешь сразу свободнее и счастливее…
- Я уже счастлив, между прочим… без всяких обещаний. Идем…
Пока они ехали в такси, она говорила ему о том, что все люди, как пузырьки из-под дорогих духов или афишные тумбы – все оклеены бумажками и этикетками, как диктует общество. И эти бумажки становятся за нас нашим лицом, нашим опознавательным знаком. Но приходит время, и однажды ты начинаешь все это с себя сдирать и становишься чистым, как был изначально. Начинаешь открывать от себя все то наносное, с чем уже нет силы жить дальше… потому что приняв однажды свою этикетку, ты потеряешь самого себя. Ты будешь мучиться, терпеть, будешь сидеть за столом, боясь шевельнуться, думать о том, а не покажется ли кому-то, что твой галстук завязан слишком небрежно или что пуговицы вдруг застегнул не так, как надо… Жить, шаркая левой ножкой, и кланяться… И вот ты будешь слушать, стискивать зубы чуть не плача, биться в отчаянии и стараться чему-то соответствовать до седьмого пота… И бояться, бояться, бояться, вместо того, чтобы просто сказать, а пошли бы вы к черту! Ты можешь быть сверкающей красивой бутылкой, когда этикетка к тебе будет хорошо подобрана, но солнце все равно не будет отражаться в твоем стекле…
__________________________
Провалившись в глубокий и мягкий диван кафе, она поглядывала на Егора и с упоением потягивала янтарный коньяк из пузатого бокала, изредка втягивая тонкими ноздрями острый и насыщенный аромат…
- Надеюсь, ты на меня не обижаешься, что заменила кофе кое-чем покрепче?
- Да нет, дело твое… Не думал, что ты пьешь коньяк…
Егор отвечал как-то механически, почти выпадая из реальности и погружаясь в свои собственные мысли… «Тонкие запястья, длинные пальцы, умело подкрашенные веки под разлетом бровей... Что ты скрываешь, Янка? Ведь ты не такая простая, какой кажешься… слишком грустные порой у тебя глаза»
- Эй… ты еще со мной?
- Что? А, да… прости. Задумался.
- Я говорю, я его не пью… а меееедленно тяну, - нараспев произнесла Яна, - и получаю удовольствие.
- Удовольствие, - эхом повторил он…
- Да, а что тут такого? Удовольствие от вечера, напитка… тебя, - чуть помедлив, добавила она… а ты между прочим уже второй бокал пива допиваешь.
- Ну и что? Я просто коньяк не хочу…
- Ничего, просто скоро пора будет очередь в туалет занимать, - хихикнула Яна, и откинув прядь волос со лба, спросила – так о чем ты хотел меня спросить?
- Я просто хотел понять, чем я тебе настолько противен, что ты даже не хочешь со мной поужинать…
- Ну вот ужинаю ведь…
- Ну это да, но это скорее твое настроенческое… Расскажи мне про свои вечера? Чем ты занимаешься, что я так давно не могу занять в твоем вечере час времени?
- Все просто, никаких тайн… Сейчас приеду с работы домой и еще часа два буду клеить обои в комнате. Да-да, не смотри на меня так… я не псих. Просто решила кое-что поменять, поэтому у меня ремонт. Потом приму душ и что-нибудь почитаю полчасика, а после спать.
- Ну доклеишь ты эти обои – и что? Чем ты будешь заниматься?
- Тем же, чем и обычно… Я приезжаю с работы, иду в душ… После душа включаю музыку и расчесываю волосы, подпеваю радиостанциям… Наливаю себе чашку душистого чая, а иногда и бокал вина, брожу по квартире без тапочек, думаю о жизни… Иногда сажусь на подоконник и смотрю в окно или читаю книжку, забравшись с ногами в кресло… иногда сижу с интернете, иногда болтаю с подружкой по телефону… так что ничего криминального.
- А выходные?
- Что выходные? Такие же дни… Дела по дому, шопинг, маникюр… Звоню иногда друзьям, вытаскиваю их на прогулки или покатать шары в боулинге. Иногда наоборот - они меня вытаскивают…
- А как же личная жизнь? Неужели у тебя никого нет?
- Ну, я не знаю как тебе ответить на этот вопрос… И стоит ли на него отвечать…
- Ты обещала…
- Ты забыл? Я ничего не обещаю… Я просто сказала, что расскажу тебе многое из того, что ты хочешь знать… но про то, что буду обнажать перед тобой душу речи не было.
- Так значит твоя тайна именно в этом?
- Да нет никаких тайн, - и Яна замолчала, поглядывая на Егора, который по-детски насупился и с деланым интересом стал разглядывать посетителей в зале…
- Ну ты что? Обиделся что ли? – и, протянув ногу, Яна коснулась под столом ноги Егора, - не сердись. Хорошо, я расскажу тебе, только не дуйся…
- Я и не дуюсь, - буркнул Егор, - просто если ты мне не доверяешь, то так бы и сказала сразу…
Яна улыбнулась. На самом деле Егор ей нравился своей непосредственностью. Он часто говорил то, что думал, никогда не лебезил и, несмотря на всю свою разнузданность, всегда был отличным собеседником… «Наверное, он отличный друг», - порой думала Яна, у которой не было ни друга, ни подруги из разряда тех, которым без сомнений изливают душу и звонят в три часа ночи, чтобы рассказать, каким козлом оказался бывший или что урод-начальник заставил работать сверхурочно…
- Я расскажу тебе, - медленно протянула Яна, - только ты не перебивай, пожалуйста.
Егор кивнул и весь превратился в слух, а Яна выдохнула и начала рассказ:
- Иногда вместо встреч с друзьями и вечеров в одиночестве я иду в клуб, знакомлюсь с кем-нибудь, - она кинула на Егора быстрый взгляд и тише добавила, - с мужчиной… Я не спрашиваю его ни о чем, потому что мне не о чем его спрашивать, да мне это и не интересно. Приятный вечер в компании, выбранной мной самой, а после… А после как получится. Как захочется… Единственное что – я никогда не приглашаю к себе домой, потому что дом - это мое… точка возврата если хочешь. Не вижу смысла тащить туда одноразового любовника. Да мне и самой порой бывает трудно войти в чей-то незнакомый дом, ощущение будто вламываешься в чью-то душу, поэтому зачастую это нейтральная территория…
- Погоди, погоди, - от удивления Егор чуть не поперхнулся пивом, - ты хочешь сказать, что вот так вот просто можешь заняться любовью с первым встречным?
- А кто говорил о любви? – и Яна вопросительно приподняла бровь, - я о сексе говорю. Любовь тут совсем не причем. Это страсть, инстинкт, желание – назови как хочешь… Это адреналин, эмоции позволяющие жить и думать, что ты чего-то хочешь, можешь… А любовь – это близость не только тела, но и души. Это когда ты протягиваешь руки и чувствуешь тепло, большое, словно стог сена…
Она подалась чуть вперед и закрыла глаза, пытаясь обхватить руками тот самый воображаемый стог сена. Он непроизвольно улыбнулся ее движению, и почему-то подумал о том, что оно какое-то детское, молочно-щенячье…
- Впрочем, это я отвлеклась, - вернулась она в реальность, - так что, Егор, как видишь, я живу так, как мне хочется… Все это лишь поначалу кажется непонятным, но я так живу и в моей жизни все это существует. Эти невидимые связи между вещами, казалось, никак не связанными между собою…
Извинившись, она встала и вышла «попудрить носик», а он поймал себя на мысли о том, что ревнует ее к каким-то вот таким вот случайным мужчинам в ее жизни… Представляя, как чьи-то руки касаются кружева ее белья, а после и мягкой кожи, как чьи-то губы целуют ее, а она по-кошачьи выгибает спину от чьих-то прикосновений… он дошел до того, что врезал кулаком по столу и стоящие на нем стаканы жалобно тренькнули.
- Будьте добры, коньяк, повторите, пожалуйста. А еще лучше двойной, - кинул он пробегавшему мимо официанту…
В голове была куча мыслей, но одна никак не давала покоя и все больше и больше накручивала мозг: почему не он? Она ведь наверняка даже не рассматривала его, как возможный вариант проведения своего вечера… Почему? Как она выбирает себе любовника? Цвет глаз? Волос? Что в нем было не так?
Она пришла и улыбнулась ему, а он серьезно посмотрел на нее и спросил:
- Почему так?
Он думал, что она переспросит, потому что просто не поймет о чем он спрашивает, но она по-смотрела ему в глаза и ответила:
- Можно сойти с ума, если нет у тебя своей собственной правды… У меня она есть. И она в том, что я живу так, как мне нравится. Я ни под кого не подстраиваюсь, никому не кланяюсь. Я не хватаюсь за кого-то одного, как за спасательный круг, чтобы всю оставшуюся жизнь бояться его потерять…
- Разве это плохо?
- Что?
- Любить кого-то? Быть кому-то нужным? Приходить домой и знать, что тебя ждут?
- Это не плохо… но мне этого не нужно. Печаль - она свободна. Я счастлива в той жизни, в которой живу сейчас и не хочу ее менять. Обещать верность навечно, навсегда, на всю жизнь… или обещать любовь, как молят влюбленные – это бред. Требовать чего-то изо дня в день и обещать…
- Ты странные вещи говоришь, непонятные…
- А что непонятного? Уж тебе, играющему роль, это должно быть понятно без лишних слов…
- Я не играю. Не с тобой… не здесь…, - огонек зажигалки на миг осветил его лицо, и белый клуб дыма проплыл мимо столика, растворяясь в пространстве зала…
- В чём моя роль, скажи? В чем ты видишь ее?
- Ну…, - задумался Егор и вновь затянулся сигаретой…
- Вот именно, что ну… Где будет моя правда? В чем? Прихотливо изгибать губы, глядя в глаза, улыбаться в тридцать два зуба и трепетно пожимать чужие потные ладони? Покупать стринги, подчеркивая тем самым свою сексуальность и переставлять крест-накрест ноги, вдетые в узкие туфли на умопомрачительной шпильке? Иметь в своем багаже ворох узорных чулок и пятнадцать красных помад разного оттенка или вытачивать коготки алмазными пилочками? А может, пить снотворное каждый вечер, потому что мои мысли гулко стучат в моей голове барабанными палочками и хотят устроить бунт, чтобы вырваться наружу? Или учиться разговаривать с человеком, который воспринимает меня как собирательный образ, а не тем, кем я на самом деле являюсь? Что мне остается? Пахнуть дорогими духами и скрывать голодный блеск сиротливых глаз, потому что ни в холодильнике, ни в квартире ничего и никого нет? Если я не буду жить так, как мне хочется, мне просто придется умереть…
- Тогда скажи, а почему не я? Почему ты не выберешь меня? Ведь ты не выберешь…, - и он обреченно наклонил голову и сделал большой глоток из недавно принесенного бокала. Обжигающая жидкость отозвалась теплом в теле, но пульсирующей болью в голове…
- Ты так и не понял, - Яна медленно приблизила к нему свое лицо и уставилась в его глаза… Огромные, как два блюдца, серо-голубые… сейчас в сигаретном дыму и полумраке кафе они казались бездонно синими, почти черными… Она продолжала вглядываться в его лицо и была так близко, что он чувствовал на щеке ее теплое дыхание и запах ее духов…
- Ты хороший, - она провела пальцем по его губам, - наверное, слишком…
Сердце у него заколотилось в два раза быстрее. Он никогда не думал, что такой элементарный жест может так повышать адреналин в крови… и, выдавив, наконец, из себя свой вопрос, он не узнал собственный голос:
- Чего слишком?
- Хороший, - повторила она и села на свое место, давая понять, что аудиенция закончена…
- Подожди… Ян. Скажи… Тебя кто-то обидел?
- Обидел? Да нет… Это не обида. Просто я больше не привязываюсь к людям… потому что все, кого ты любишь, уходят. Всегда уходят. Это не их бзик – это жизнь. И дело даже не в том, что приходится каждый раз отрывать по кусочку своей души, оставляя ее с кем-то, а в том, что когда кто-то уходит – ты перестаешь верить. Ты даже любить уже не можешь, как прежде, потому что все время живешь в ожидании подвоха… кажется, что вот бы сейчас… раскрыться, вспомнить, как оно может быть… и раскрываешься. А тебе р-р-раз… и удар. В тот самый момент, когда не ожидаешь… как будто кто-то с самого детства тренировался и ждал именно этого момента, когда ты будешь меньше всего этого ожидать…
- Так вот в чем дело? Ты рассталась с кем-то и теперь думаешь, что все мужики козлы?
- Я думаю, что каждый из нас может однажды не вернуться. Просто уйти и не вернуться… и ни на минуточку, а навсегда. Задуматься о том, как больно ты делаешь при этом кому-то – это значит обречь себя на жизнь, которую ты не выбрал, ты просто ей пожертвуешь ради кого-то, кто может оценит это, а может и нет… и просто однажды сделает тоже самое – не вернется. А не задумываться о том, как твое невозвращение отразится на ком-то еще – это значит, просто никого не любить… Но еще проще просто не давать надежды. Может ли капля, оторвавшаяся от сосульки, сказать, что она отрывается на минуточку? Может ли на минутку улететь стрела? Жестоко? Наверно. Но в этом ничего не изменить. Я знаю мгновенья, длинные, словно день, и дни, короткие, как мгновенья, когда бывало трудно уйти. Много труднее, чем остаться и…
Она замолчала, а после подняла на Егора глаза и выпалила:
- Вот посмотри на меня, - она придвинулась к нему и взяла его за руки, - посмотри и пообещай мне даль. А в этой дали меня и тебя, нас обоих, вместе, на веки веков. Ну? Просто возьми и пообещай, чтобы навсегда…
Он молчал и смотрел на нее, пытаясь уловить направление ее мыслей, а она продолжала говорить:
- Вот и я теперь никогда ничего не обещаю. Когда лезешь куда-то выше, дальше, туда, куда тебе и не надо вовсе – застреваешь в сети как рыба по самые жабры, путаешься и запутываешься, сеть путается и запутывается, и ты теряешь ощущение бесконечности. И перспективы. И тогда хочешь, чтобы кто-то тебе что-нибудь пообещал, не важно что! Что угодно… потому что обещанье — это тоже перспектива, если другой на данный момент нет… А когда никто ничего не обещает, то просто бросаешь сам себе три запасных спасательных круга в виде слов возможно... наверно... и быть может... Это многоточие надежды. Это тоже перспектива. Но только не та…
Она на миг замолчала, как будто взвешивая все «за» и «против», и решившись, медленно произнесла:
- Я тебе расскажу одну историю… Вот такого вот одного знакомства, чтобы ты понял. Мы с ним пересеклись на какой-то вечеринке у общих знакомых, он с полчаса жег глазами мою грудь в глубоком бесстыжем декольте, я делала вид, что абсолютно этого не замечаю… Он пригласил меня на танец и быть может, прижал к себе чуть сильнее, чем было прилично… а после предложил мне выпить шампанского на террасе... Он – лет тридцати пяти, вполне симпатичный, высокий брюнет спортивного телосложения… Пара взглядов, пара фраз… И на террасе без особых прелюдий он провел языком по моей шее... Моя трепетная романтичная натура нахмурила брови и хотела дать решительный отпор, но тело молниеносно откликнулась на призыв, безжалостно затоптав трепетную натуру... А после мы летели по ночному городу в душной кабине такси и он медленно освобождал мои ноги от тесного подола юбки... Мы вошли к нему в квартиру, и он не стал включать свет... В окно светили тонкими веточками ночные фонари, он усадил меня на маленький столик и стал медленно стягивать чулки и расстегивать и без того немногочисленные пуговицы на блузе... Безумная, какая-то невероятно трепетная истома плотно сжала меня в кольцо своих восковых рук, и я стала покорной... Сумасшедший секс, сумасшедшая ночь. И уходя, он выдавил из меня это самое «обещаю»… Я пообещала вернуться, пообещала, что еще одной такой же ночью мои губы коснуться его… И я вернулась… И возвращалась еще несколько недель и его присутствие наблюдалось в каждой клетке моего тела. Он был везде. Он переполнял собой даже самые неуязвимые участки моего обитания, проникая в каждое ощущение, каждую мысль… И он снова и снова просил – «обещай мне»… И я обещала. А он всегда медлил и ничего не обещал. Горстями раздавал полунамеки, полуискушения, а порой пропадал. Отключал телефон, или менял сим-карту. С легкостью проглатывал мольбы, отчаяния… и получал от этого неожиданное удовольствие.
А я и сама не заметила, как завязала своими обещаниями тугой узел на собственной шее, пока однажды не позвонила в дверь и мне ее не открыла худенькая, почти прозрачная женщина с невероятно яркими зелеными глазами на потухшем лице… Как будто ее глаза жили какой-то отдельной, своей жизнью, которой не было в ней самой… а из-за нее выглядывала русая девчушка лет четырех с точно такими же бездонными, как омуты, глазами… и прижимая к себе плюшевого уродца, жалась к ноге этой женщины, с любопытством и одновременно с испугом глазея на незнакомую тетю…
И потом я узнала, что это его жена… и его дочь. И что он оказывается счастлив в браке. И что пока ее не было в городе, я самозабвенно целовала ее мужа в ее постели… Единственное, чего захотелось тогда - не быть… наверное, это первый и последний раз, когда я так себя ненавидела… За свою тупую доверчивость, за эту страсть, за рисование радужных перспектив… за придуманную жизнь, в которой я не только не жила, но в которой для меня в принципе не было места. И я решила, что больше никогда. И плевать мне на все эти «обещаю»…
А он нашел меня в богом забытом месте. И в какой-то нелепый дождливый вечер в пропахшей сыростью комнате он целовал меня в шею и прижимал к себе, прося снова и снова – обещай мне… А я ненавидела его и любила, и чувствовала, как ломаюсь от его прикосновений снова и снова, как становлюсь похожей на эскимо, готовая простить все… но я уже не могла ничего обещать. Меня разрывало внутри на куски от противоречий, которые не давали мне свободно дышать… И тут он предложил мне деньги. Представляешь? Мне… Деньги... Как уличной шлюхе, которую снял на пару часов. Он хотел купить мое «обещаю», а вместе с ним и меня…
Любовь работает над личностью. Она ампутирует. Она вырезает куски, и ты не можешь нормально существовать. Ты стремишься раствориться в другом человеке...
И даже через много лет, стараясь вернуть ту часть себя, которую когда-то безвозмездно подарил, ты оказываешься ни с чем. Все тщетно - другая личность уже давно переварила подарок и выплеснула его естественным путем...
Она замолчала и откинулась на спинку дивана, неспешно допила коньяк и посмотрела на Егора. А Егор сидел и боялся пошевелиться. Ему казалось, что дерни он сейчас хоть одним мускулом, она как робкая яркая птичка сорвется с ветки и растворится в темноте города…
- Так что теперь у меня новая жизнь. Новая игра. Новая сцена. Новое платье… Новые связи. Новые чувства. Новые правила... Теперь по пятницам я собираюсь в ночь - быть не с ним… Сегодня вот я с тобой. Ты спрашивал, почему не ты? Да просто потому, что ты хороший… не хочется тебя обижать… ведь никаких обещаний я теперь не даю.
- А я и не прошу, Ян… не надо ничего обещать. Но неужели никто из тех, с кем ты встречалась, не захотел увидеть тебя еще раз?
- Хотели… но мне это совсем неважно. И не нужно. Я не хочу знать про отсутствие в чьей-то жизни книжек или кино, о том, как плоха была его первая школа или заочный институт, как унылы по вечерам посиделки во дворе с пивком или как скучен редкий секс с женой… Я не хочу говорить в телефонную трубку «Бедный… бедный… ну и как же ты будешь дальше, если вдруг тебя уволят?»…
Мне неинтересно, понимаешь? Я ничего не хочу знать…
А они звонят мне и звонят, а я не подхожу к телефону, потому что знаю, что каждый из них скажет, знаю, что им нужно. Они будут долго выспрашивать как у меня дела, все ли со всем в порядке и будут говорить, что очень рады за меня, что нужно встретиться, чтобы я заходила в гости. Все эти слова только для того, чтобы в который раз убедиться, что мы красиво расстались и что я не злюсь… Бедные, некоторые до сих пор мучаются этим… Все никак не поймут, что я не простительная организация, я вообще прощать не умею, впрочем, как и злиться, и помнить об этом. А они все звонят и звонят…
- Ян… я тебя научу, слышишь? Научу заново верить… ты только разреши мне. Я тебе докажу, что может быть иначе, - и Егор в запале вскочил с дивана.
- Милый мой, хороший…, - она поднялась вслед за ним и ее тонкие пальцы коснулись его щеки, - ты достоин большего. Много большего, чем реанимировать чье-то разбитое сердце. Даже размеренно застучав, оно уже не сможет никого любить так, как могло тогда… в том дне, когда его еще не постигло жестокое разочарование. Я буду твоей иллюзией, хочешь? Магией полета… всем неформальным и манящим, но не надо возлагать на меня своих надежд - я больше не обещаю…
__________________________
Яна возилась с толстой папкой, пытаясь впихнуть в ее и без того набитое нутро еще пару важных документов, и не слышала его шагов… Она вздрогнула, когда услышала над ухом его «Доброе утро»… и едва прижатый замок щелкнул и отлетел, а папка наконец выдохнула и выпятила все свое содержимое наружу…
- Тебя стучаться не учили? – она нахмурила бровь и сжала губы в ниточку…
- Не сердись, хотел сделать тебе сюрприз…
- Считай, что сделал… что-нибудь еще?
- Заметь, я не сказал «привет»… Я сказал «доброе утро»…
- Я заметила…
- Это тебе… принес тебе креативную ромашку, - и он протянул ей оранжевую герберу…
Она улыбнулась и села… покрутив в руках бумажки, которые ей были сейчас абсолютно неинтересны, она посмотрела на Егора и произнесла:
- Давай сделаем вид, что вчера ничего не произошло и мы ни о чем не разговаривали, ладно? Всем так будет проще… и мне так будет проще, ок?
- Неа… совсем не «ок»…
- Не вынуждай меня говорить слова, о которых я после пожалею…, - и, не справившись с эмоциями, Янка смахнула со стола аккуратно сложенные документы…
Они на минуту замолчали и вместе проследили глазами за тем, как опускается на пол последний листок, больше напоминающий опавший кленовый лист, чем акт сдачи-приемки…
Яна вздохнула, и не глядя на Егора, присела на корточки и стала собирать разбросанные бумаги… а он смотрел на нее и хотел только одного – обнять. Прижать ее к себе и защитить от этого проклятого мира, от людей когда бы то ни было обидевших ее, от всего острого и холодного в этой жизни… Вчера она оказалась права – он думал о ней. Он не спал всю ночь и курил в открытую форточку… И думал. Много думал.
И даже о том, что она права – так легче. Не обещать. Особенно когда было больно так, что не хватало воздуху для вдоха… Не обещать. Так никогда не будешь расстраиваться, если ждёшь чего-то обещанного, а ничего не происходит. Просто живёшь и думаешь: «А вдруг сегодня повезёт?», «а вдруг кто-то приедет просто посидеть рядом?»...
А еще он знал наверняка, что если сейчас он выйдет за эту дверь, то никогда больше в нее не войдет. Не потому, что не захочет, а просто потому, что не сможет проломить стену, которую быстренько выстроят в дверном проеме, едва за ним закроется дверь…
- Не обещай…, - произнес Егор и замолчал…
Яна подняла на него глаза и спросила:
- Ты о чем?
- Не обещай ничего, просто будь. Никаких обещаний… никаких. Никогда мне ничего не обещай. Не обещай, что все будет хорошо, не обещай, что я буду всегда счастлив, не обещай мне ничего и никогда… Я просто хочу быть с тобой… Этой ночью, завтрашним днем… без слов, молча, в тишине. И никаких обещаний…
Янка, собиравшая по полу листы, замерла над документами. Почему-то неимоверно защипало в носу и на глазах выступили слезы… Она не поднимала головы, она вслушивалась в саму себя, пытаясь понять, что происходит в ее маленьком мире…
Он наклонился к ней, и, обняв за плечи, поставил на ноги…
- Да брось ты свои бумажки. И ответь мне хоть один раз, не прикрываясь своими правдами и неправдами… Я не прошу мне верить, я просто прошу себе шанс. Один маленький шансик… чтобы ты убедилась, что те, кто рядом, умеют делать не только больно… а еще они дарят радость. Они заставляют смотреть на этот мир шире, не замечать его серости. Ради них ты преодолеваешь препятствия и достигаешь целей, они дают тебе ощущение, что ты сильнее всех обстоятельств вместе взятых… И ты не задумываясь даришь им эмоции и хорошее настроение… просто потому, что любишь. Просто потому, что надо любить… И можно при этом ничего не обещать. Надо просто любить. Любить сегодня, любить всей душой, любить так, чтобы больше ничего не оставалось, - и это и будет тем самым «навсегда», которое так ищут… И это будет и первое, и последнее, и единственное. И вечное…
Скрупулезно собранные документы посыпались из Янкиных рук и уже во второй раз застелили собой пол, представляя собой белый ковер… но оказалось, что уже никто не обращает на это внимания.
Яна уткнулась в Егора, пряча лицо в его свитере, и лихорадочно выдохнула… а он, обхватив ее руками, поцеловал ее в русый затылок и на какой-то известный лишь ему одному «всякий случай» покрепче прижал к себе…
За офисной дверью тактично и терпеливо ждал мир… Они ведь еще не видели своего завтра. Да и вообще никто никогда не видел своего завтра. О нём можно только мечтать, или предчувствовать его, или представлять, или бояться. Только если любишь сегодня, завтра никогда не пугает…
Мудрая жизнь, неустанно и жёстко воспитывает нас. Сотни раз души разрывали разлуки… Разлуки, данные в искупление или в испытание, а может в помощь.
Боль – учитель с патриархально-белым воротничком и розгой, терпеливо выводит истину: "Не прирастай". Но кажется урок вновь не выучен. Влюбляясь, прирастаешь всей душой, зная наперёд - придётся расстаться.
Зная - руки разожмутся, глаза простятся. Но сейчас…
Может это и есть тот самый смысл – любить?