ГЕННАДИЙ ЛАГУТИН - ВТОРОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ "ПЕРВЫЙ СНЕГ" ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Памяти великого доброго сказочника Павла Бажова
посвящаю я этот сказ.
Жил при заводе у нас мужичок один, по прозвищу Гореваня. Жил с сынишкой, Федюшкой, да собачкой Пустолайкой. Вот и все домочадцы Горевани.
А почему такое прозвище носил, потому как случались с ним всякие несчастья непрестанно. То одно, то другое. То изба горела, хорошо хоть что-то миром спасли, то жена его, Пелагеюшка, померла. Да и по малому всякие неприятности случались. Как порчу кто напустил.
Мужик из кожи вон лезет, надрывается, старается жизнь наладить, а оно никак…Избёшку из несгоревшего срубил. Хоть крохотная, а все жилье.
А в тот год совсем худо стало. Зима затянулась. Дровишки пожгли уж, а на дворе снег еще лежит. В доме холод, поесть приготовить не на чем.
Лес он от рядом, только хозяин, Обольянинов граф, не велел мужикам лес рубить. А если кто допустит это – батогами бить нещадно. Двоих нарушивших запрет так и забили.
Граф все больше в Петербурхе, а за всеми делами приглядывал управляющий, по прозвищу Козья Морда.
Его именем детишек пугали. Скажи только : «Вон Козья Морда идет!», так детишек как ветром сдувало. Только и Козья Морда не часто на заводишко жаловал.
Заводишек – то у Обольянинова много и деревенек не одна, потому всем у нас приказчик управлял, Лукьянович.
Хороший мужик, строгий, но справедливый, из заводских. Он Обольяниновскую дочку и женку его спас, когда лошади испугались чего-то и понесли. Вот Обольянинов такую ему награду сделал – приказчиком назначил.
Понурился Лукьянович, а ничего не сделаешь. Пришлось благодарить барина за милость такую.
Пошел Гореваня к Лукьяновичу, поклонился, обсказал как от холода страдает. Лукьянович выслушал его и говорит: « Ладно! Сруби в лесу сухостоин несколько, все одно не лес это, может и протянешь до весны. Леснику я скажу. И о лошадке позабочусь. Один ведь не справишься? Степана возьми с собой, он тоже нуждается в дровишках. А вот мой сказ тебе о другом будет. Пелагеюшка померла, царствие ей небесное, а ты не женишься. Козья Морда о том узнает, враз тебе женку найдет из вдовых. Я ему пока не обсказываю о том, а придется. Ты же понимаешь? Оно надо тебе? А то велит жениться на кривой, да горбатой Парамонихе – наплачешься. Так что ты уж сам постарайся! Пелагеюшку не вернешь!»
Весь вечер просидел в думах Гореваня. Прав был Лукьянович. Козья Морда мог до него добраться. Тогда не сдобровать. Не хотелось Гореване, чтобы у Федюшки мачеха была, да еще и непонятно какая…Холодно было в доме, как на душе у Горевани. Не мог забыть он свою Пелагеюшку.
Утром Гореваня жарко натопил печь остатками дров, дождался Степана, который принес в тулупчике друга Федюшкиного Демьяна. Дети росли, одежонки не напасешься, потому и проводили все зимы в избах.
Демьянко тот сразу к Федюшке на печку полез и зачали они там борьбу – кто кого на лопатки положит. А Пустолайка визжит тоже к ним просится. И ее втащили. Так уже втроем боролись. А мужики топоры за кушаки засунули, наказали чадам чтоб не озоровали и вышли в стужу ледяную.
День зимний хоть и короток, а чада наигрались вволю: и бабки на полу покатали и с Пустолайкой наигрались, и брюквы печеной поели…А потом придумали – привязали к к хвосту Пустолайки тряпочку. Вот тут и началась потеха. Пустолайка крутится на одном месте, а никак тряпочку не достанет, сорвать чтобы. Федюшка и Демьянко со смеху катались. Демьянко до того досмеялся, что по нужде малой захотел.
Вышиб задом дверь забухшую и, как был в одной рубашонке, на крыльцо. Только как вскочит обратно!!! Глаза круглые и трусится весь со страху. Баба, грит, пришла.
-Какая такая баба? – Федюшка спрашивает.
-Снеговая! Вот какая! – Демьянко отвечает.
-Так чего ты колотишься? Снеговых баб не видал никогда?
-Так не было ее там! А сейчас стоит!
-Ну и что из того? Скатал кто-то! Айда, поглядим!
Выскочили огольцы в чем были на улицу. Глядят, у ворот, и впрямь, баба снеговая стоит и улыбается ртом сажей намазанным. Весело ей, видно.
Федюшка и Демьянко к той бабе подбежали, и верно – не было ее тут ране. Стоят, прыгают с ноги на ногу – студено больно. А Федюшка углядел, что на шее у бабы, бусы нацеплены из ягод рябиновых.
Захотел Федюшка те бусы снять, рябиной полакомиться. Прикоснулся к бабе и руку отдернул.
-Чего ты? – Демьянко спрашивает.
-Так теплая она! Сама из снега, а теплая! Диво дивное!
Демьянко приложил ладошку: - Холодная, как и снег, обманщик!
А Федюшка ладошки прикладывает и руки греет. Тепло ему. Спиной прислонился – тепло.
-Да ну тебя! Больно студено люто! – сказал Демьянко и в дом побежал.
Что делать и Федюшка за ним. Залезли на печь, греются. Да все спорят, теплая али холодная баба была. А как отогрелись – снова наружу выскочили.
Только бабы снежной нет. Как и не было. Исчезла та баба.
Подивились чада диковинке такой и опять на печь. Да и заснули незаметно. И Пустолайка с ними. Время от позднее уж было, как раз для сна.
Не проснулись, не слышали, как Гореваня и Степан приехали, свалили дрова во дворе. Демьянко так и не почуял, как Степан его в тулуп укутал и домой увез, а Гореваня к Федюньке на печь залез – отогреваться. Зазяб до зубной дрожи.
Утром проснулся Федюшка – батянька уж на завод ушел. А к батькиному возвращению и совсем забыло чадо историю про бабу снежную.
А скоро и весна пришла. Да, скорая такая. Потекло все вокруг, снег стаял. Теплеть начало. Вот тут и приключилось все.
Как-то глянул Гореваня в окошко, а у ворот женщина стоит. Не входит, будто ждет чего-то. Гореваня вышел, Федюшка с Пустолайкой за ним.
-Надо чего? – спрашивает Гореваня женщину ту.
-Надо! – та отвечает. По одежде глядеть, так наша, заводская. Лицо доброе, милое, только вроде страх в глазах.
Так чего надо-то? – снова Гореваня спрашивает.
-Просьба у меня к тебе, Иван Никифорофич. Возьми меня в жены к себе. Буду тебе женой верной и сынку твоему матерью хорошей. Возьми – не пожалеешь! Полиной меня зовут.
От такого Гореваня языка лишился. Не было еще такого, чтобы женки сами себя сватали, а тут…И вдруг видит Гореваня, что Пустолайка у той женщины у ног на задних лапках стоит, передними обнимает, поскуливает сумасшедше радостно, вроде на руки просится.
-Федюшка! – позвала женщина. – Возьмешь меня в мамки, сынок?
Федюшка растерялся, на женщину смотрит, и видит вдруг, что на груди у нее бусы из рябины. И стоит она на том же месте, где зимой баба снежная стояла. Как во сне двинулся Федюшка к женщине той, идет и, кажется ему, что это мамка- покойница, Пелагея перед ним. И говорит так же, и смотрит, и лицом смахивает. Бросился Федюшка к женщине, охватил руками и как закричит: « Мамушка моя! Где ты была так долго?»
А женщина одной рукой Федюшку по голове гладит, другой Пустолайку ласкает, а сама на Гореваню смотрит, какое, мол, твое решение будет? Гореваня только руками развел. Вот так у них все и сложилось. И началась у Горевани с Федюшкой совсем новая жизнь.
В избе блестит все, одежонка у отца и сына, хоть старенькая, но чистая и латаная аккуратно. Соседи так быстро привыкли к новой женке Горевани, что, по привычке, многие забывшись ее Пелагей звали. Да и не обижалась она. Потому все в ней души не чаяли. А уж Федюшка и совсем не помнил умершую маму. Для него она будто уходила куда, а потом вернулась. И Гореваня тоже такое чувствовал. Да и Гореваней его все меньше звали. Иваном больше.
А тут пошел сплав по реке, бревна поплыли. Велела Полинушка Гореване со Степаном бревен повытаскивать, сколько на избу надо. Повытаскивали и сруб для пристройки дома изготовили.
Приказчик Лукьянович все видел, но словом не обмолвился. Проходил мимо молча. Мало ли чьи плоты по реке плывут? Не было у него указа плоты сохранять.
А вдруг пожаловал на заводишко Козья Морда. Пожаловал, да исчез странно. Искали его, искали, так и не нашли ничего. Будто его и не было никогда. В воздухе растворился.
И только три человека правду знали: Полина, приказчик Лукьянович и Федюшка. Подсмотрел нечаянно, потому что на крыше сидел и все видел.
А было это так. Прутся по улице Козья Морда с двумя своими кнутобойцами. Управляющий бороду вперед, руки сзади под поддевку и отчитывает Лукьяновича. А тут вдруг увидел сруб свежий. Аж позеленел от злости. И шасть во двор! А там Полина.
-А ну-ка в кнуты ее, живо! Я не велел лес рубить!
А Полюшка повернулась так и говорит: - А ты кто такой, козел душнОй, чтоб кричать здесь? А ну вон с моего двора, а то воняет дюже!
-В кнуты ее, женку скверную !- завизжал Козья Морда.
А Полюшка, так спокойно в воздухе рукой провела сверху вниз, в направлении Козьей Морды и превратился он в ледяную глыбу. Потом по кнутобойцам провела. И стали во дворе три глыбы ледяные. Постояли немножко и рассыпались. Только лужи воды от них остались.
Посмотрели друг на друга Полюшка и Лукьянович, тот плечами пожал и пошел со двора по делам своим. Больше Козью Морду и не вспоминали никогда.
А Иван с Полиной прожили в согласии много лет, внуков дождались и правнуков. А потом умерла Полина. И только тогда понял старый Иван, что не Полина это была, а его Пелагеюшка назад вернулась – выпросила милости у Господа, чтобы правнуков своих увидеть. Вот как бывает.