Синтетические верёвки, которыми были связанны мои руки, врезались в кожу. Отчаянно, до крика хотелось освободиться от этих пут, не ради спасения жизни, просто чтоб не было больше боли. Но просить ослабить верёвки было бы бесполезно. Да, Вирр ушел, но Камерон был так же отстранён, холоден и опасен, как и прежде.
На левой ноге, там, где штанина джинсов была закатана, нога соприкасалась с шерстяным одеялом, которым был застелен топчан. Отвратительное ощущение колющей ткани и дребезжащий тон акустической гитары придавали моей плачевной ситуации еще более мрачный оттенок, хотя куда уж темнее! Я безоружна, связанна, безответно влюблена и без пяти минут мертва. Не знаю кто как, а я отнюдь не нахожу лицо смерти привлекательным. А вот убийцы… Я покосилась на своего стража и будущего палача. В длинных тёмных волосах плясали блики, бросаемые от огня в печи, пальцы бешеной судорогой скользили по струнам в быстром переборе. Его лицо было безмятежно-спокойным, а тени от его длинных ресниц придавали очарование карающего ангела. Гитара в его руках была грозным оружием, каждый новый аккорд, каждая вибрация воздуха отдавалась в голове болезненным спазмом. Нет, Камерон был превосходным музыкантом, но я в таком состоянии воспринимала каждое его действие как очередную пытку.
Я попыталась сконцентрироваться на попытке вырваться из плена. Лихорадочно неорганизованные мысли постепенно выстраивались в слова, которые я должна произнести с максимальной искренностью, на которую способна: «Послушай, я боюсь за Вирра. Поверь, я не хочу его смерти. Но он может не найти растяжки и взлетит на воздух вместе со схороном. Если мы сейчас выйдем ему вдогонку, то успеем перехватить, и я покажу, как обойти мины. Вы ведь ничего не теряете от этого предложения.» Это бы дало мне шанс набрести вместе с Камероном и Виром на засаду, которую устроили на мародеров, и спастись.
Я уже вдохнула новую порцию относительно тёплого воздуха, чтоб произнести свою маленькую речь, когда вдруг поняла, что мне противно. Что я устала врать. Моя старая привычка теперь казалась мне мерзкой, а собственная душа неприглядной испачканной зверушкой, забившейся в угол. Поэтому я решила хоть раз в жизни, которая оказалась неожиданно короткой, побыть искренней.
Я еще раз повернулась к Камерону и сказала, сама удивляясь, каким слабым и надломленным казался мой голос:
- Знаешь, ты напоминаешь мне Хаула. Это чародей из одной книги, он, как и ты, играл на гитаре и поговаривали, что он похищает души девушек. Он стал магом, поймав падающую звезду. Он ничего не боялся. А ты боишься чего-нибудь? Я боюсь... Боюсь смерти. Как думаешь, что там впереди, когда перестаёт биться сердце?
Он так долго молчал, продолжая перебирать струны, что я подумала, он вообще не ответит. Но, наконец, его ровный голос разбавил осточертевшую за столько времени музыку:
- Ходячий замок... забавное кино... - он начал наигрывать композицию Джо Хисаиси который написал музыку для этого фильма. - Я давно перестал бояться... тем более смерти.
Эти его слова показались мне удивительными, странными, но всё же сомневаться в бесстрашии этого барда не приходилось. Слишком решительным было лицо, слишком бесчувственным сердце.
- Что с тобой произошло, после чего ты перестал бояться? – Спросила я с неподдельным интересом. Длительное безмолвие было мне ответом. Доиграв мелодию, Камерон поднялся и подвинул в центр комнаты табурет, увенчав её тоненькой свечёй. Поджигая фитиль, он вымолвил жестокие судьбоносные слова: «Как только погаснет свеча, ты умрёшь».
И снова засомневаться в искренности его намерений мне не пришло в голову. Стало страшно до тошноты. Он вернулся на прежнее место, подвинул поближе пистолет и принялся напевать под гитару:
Дождь за окном надоел давным-давно,
И увидеть блики солнца мне не суждено.
Я слушала его тёплый голос и зачарованно смотрела на зябкое вздрагивание пламени одинокой свечи. Ненадёжный огонёк танцевал, не попадая в ритм, торопясь и шипя. Есть моменты, когда ты знаешь, как правильно, но поступаешь так, как хочется. Именно поэтому мой простуженный голос опять раздался в комнатке семь на четыре метра.
- Можно подойти к тебе? – эти слова растратили всю отвагу, что была в моём измученном сердце.
Он отложил музыкальный инструмент в сторону и взял в руку пистолет. Движением оружия, Камерон показал, что я могу двинуться к нему. Но прежде чем я смогла решиться сделать первый шаг, пришлось переждать несколько ударов сердца. К этому времени свеча уже сгорела на одну шестую.
Лишившись опоры в виде топчана, я едва не упала на пол. Затёкшие от длительного бездействия ноги едва двигались, ступни стало покалывать невидимыми иголочками. Связанные впереди руки не давали привычно балансировать. Каждое движение приходилось делать очень медленно и осторожно. Тоненький язычок огня, венчавший свечу моей жизни, мог угаснуть от самого слабого дуновения. Преодолев два десятка шажков, отделявших меня от Камерона, я опустилась перед ним на колени. Рана, оставленная покойной ныне плотью отдалась ощутимой болью. Я закусила губу, чтоб не вскрикнуть. Дуло пистолета упёрлось мне в грудь, но, не смотря на все эти признаки реальности, казалось, что мир иллюзорен. Даже проклятая свеча казалась дополнением к романтическому вечеру. Я закинула связанные руки ему за шею, и мои губы медленно преодолели расстояние к его сухим губам. Когда наши губы почти соприкоснулись, я не смело спросила: «Можно?». Последние миллиметры преодолел он сам, захватив меня нежностью поцелуя. И я, закрыв глаза, получала дивиденды от своего рискованного предприятия. Пистолет скользнул по одежде, сместившись к левому боку. Выстрел мгновенно и беспрепятственно попадёт в сердце. А вы когда-нибудь целовались под прицелом?
Если вашим партнёром в этом эксперименте станет кто-либо хоть немного похожий на Камерона, вы не пожелаете прекращать это опасное и захватывающее занятие. Разве что за вас всё решит кто-нибудь другой. Так произошло и с нами.
Я вздрогнула, услышав свой стон удовольствия. Глядя в его блестящие глаза, я отважилась сказать: «Давай пока забудем про свечу, мне всё равно никуда не деться, и ты убьёшь меня, если пожелаешь, мы оба это знаем».
Вместо его ответа послышался хруст снега. Кто-то подходил к двери. Я успела прошептать: «Осторожно, это может быть кто-нибудь чужой!» Камерон уже сбросил левой рукой с себя мои связанные руки и, сместив пистолет, выстрелил в меня. Бок обожгло резкой болью, и тут же одежда стала мокрой и липкой от крови. Я почувствовала, что падаю. Усилием воли пыталась не закрывать глаза, я хотела еще раз взглянуть в его лицо. Оно стало серьёзным, глаза сузились. Костяшки на пальцах, сжимавших пистолет, побелели. В открытую дверь вошёл Вирр, всем своим видом выказывая негодование. Камерон, однако, не смягчился, увидев в посетителе старого друга.
Голоса парней звучали глухо и как-то замедленно что ли:
- Ну что, наебала? – вязкие слова слетали с языка моего возлюбленного.
- Сука, там ничего не было. – Злобствуя, процедил Вирр, стягивая куртку. Он с интересом взглянул в мою сторону, брезгливо поморщился. – Что, кончил суку?
- Да кончаю… - бесцветно ответил Камерон, выпуская остаток обоймы в Вирра.
Я так удивилась, что почти передумала умирать. Между четвёртым и пятым выстрелом Камерона отбросило в сторону так, будто ему дали невидимую затрещину. Он стёк по стене и упал без сознания. Я сверхчеловеческим усилием кинулась к нему, оставляя за собой на паркете кровавый след. Камерон был жив. А Вирр мёртв. Я оказалась где-то по середине, поиски аптечки продвигались непозволительно медленно. Наконец я смогла оказать себе первую помощь. Прислонившись к стене, я заставляла себя стоять, чтоб не расслабится и не позволить сознанию улизнуть в обморок. Последний удар, который одолел Камерона, вызывал смутные неприятные предчувствия. Слишком похоже на пси-удар. Где-то по близости контролер.