В десятом классе я была той единственной девочкой, которая еще ни с кем не целовалась и не носила мини-юбку. На мне была школьная форма длиной чуть ниже колена, черный фартук и белый воротничок, который менялся каждую неделю на другой белый воротничок. А этот – стирался туалетным мылом теплой водой из крана, высушивался и гладился, еще немного влажный, горячим утюгом.
Я вообще думала, что зачатие происходит потому, что половые органы только слегка соприкасаются на пару секунд. А когда танцевала на школьных дискотеках медленный танец, мне в живот всегда упиралось что-то этакое твердое, и партнер дрожал и нервно дышал, но мне казалось, что это так и надо. С таким багажом знаний я поступила в университет.
Нравы в общежитии №4 были более чем свободные, а молодежь – со всего мира, но я и тут отличилась, оставшись единственной девственницей к третьему курсу. Нельзя сказать, что это меня как-то напрягало. И нельзя сказать, что я не влюблялась (увы, безнадежно, всегда безнадежно), и что мужской пол избегал меня – наоборот, разноязыкие поклонники окружали довольно плотной толпой, и среди них выделялся атлет Павел из Чехословакии. Вообще он был словак, бодибилдер, танцор, невозможный красавец и флегматик. С его профиля можно было бы чеканить римские монеты. В буквальном смысле он носил меня на руках, я не запрещала – если человеку нравится, пусть... Любовь Павла ко мне была совершенно безответной, ибо я относилась к нему исключительно как в хорошему приятелю. Я только потом поняла, как его мучила. Например, раздевалась при нем и ложилась спать (натурально), в то время как несчастный Павел, не имея сил уйти из комнаты, сидел в темноте рядом и слушал мое ровное дыхание. Представляю, что у него творилось в душе и теле! Это я сейчас представляю, а тогда просто отходила ко сну.
У моей подруги Гали был роман с сальвадорцем Антонио, с трудом приходившим в себя после отъезда его возлюбленной венгерки. Антонио очень страдал, а Галя потом сделала тяжелый аборт, я помню ее бледное лицо на больничной подушке... Но пока что роман у них разгорался, и как-то Антонио пригласил нас с Галей к себе в гости, там присутствовал еще один сальвадорец – студент режиссерского факультета театрального института. Я где-то уже писала об этом случае, не хочу повторяться. Короче, у нас была назначена встреча с Павлом, но я ушла с Галей, словак пришел ко мне, ему сообщили, где я, и он, забыв о том, что является по темпераменту флегматиком, рванулся ломать дверь в комнату сальвадорца. Когда стало ясно, что дверь не выдержит третьего удара мощного кулака (кажется, Павел бился об нее и всем телом), сальвадорцы впустили разъяренного словака внутрь. Он обвел гневным взглядом комнату, сфокусировался на мне, его тонкие ноздри трепетали, а лицо было бледным, очень бледным... Он схватил меня за руку и вывел из комнаты. Сальвадорцы остались, разинув рты (до этого мы мирно танцевали), я, растерянно улыбаясь, покивала им, типа: ничего, я ненадолго... но Павел решительно вел меня куда-то прочь. Наконец, я остановилась, и он со мной.
- Что ты себе позволяешь?! – воскликнула я сердито. – Ты что?
- Зачем ты туда пошла? – спросил Павел, его словацкий акцент стал очень явным, а так он говорил по-русски неплохо.
- Это мое дело! Как ты смеешь?!
Он смотрел на меня с болью в глазах. Боль и страх за меня – вот что там было.
- Ты скверная девчонка, - сказал он.
Так мы поругались и долго не общались, пару месяцев, наверно. А помирились зимой. В аудитории был дикий холод, Павел сидел на следующем за мной ряду, я мерзла и вдруг почувствовала, как теплая большая куртка укрыла меня – это мой рыцарь молча спас меня от замерзания...
Но мы уже не общались так часто, как прежде, у меня была своя личная жизнь, у него своя – я видела его с разными девушками (все они были маленькие, темноволосые), а однажды увидела, что он стоит под лестницей и курит. Заметив меня, он смутился и сделал попытку спрятать сигарету.
Потом мы как-то упустили друг друга из виду, он, кажется, переехал из общежития, у него были отношения с какой-то взрослой женщиной, и в последний раз мы столкнулись на улице, я сказала, что сегодня улетаю. Павел спросил, нужно ли проводить? Я сказала, что не стоит. Вещей только одна сумка, я доеду до аэропорта на экспрессе. Тем не менее, он проводил до этого экспресса и, прощаясь, полушутливо сказал:
- Я мог бы донести тебя на руках вместе с этой сумкой.
- Автобус довезет! – сказала я.
Он поцеловал меня, по обыкновению, в щечку. Отъезжая, я видела, что он стоит на остановке и смотрит вслед.