БОРЬБА С ПЬЯНСТВОМ
Борьба с пьянством была особой заботой коммунистической партии и советского правительства. Рабочий класс, коллективизированное крестьянство и трудовая интеллигенция, сплотившись вокруг них с единственной целью - построить коммунистическое общество, обмывала свои политические и трудовые успехи, как говорится, не квасом, а более крепкими напитками. Главное свойство советской «огненной воды» заключалось в её удивительной дешевизне при сильном одурманивающем действии. Поговаривали, что в спиртные напитки добавляют особые химические средства, дабы у пьющих не возникало желание взять колья и пойти разбираться с начальством. Если кто и брал в руки колья по пьянке, то не доходил до парадных подъездов, а обламывал их о головы своих же собутыльников и не мог объяснить при протрезвлении по какой причине он это сделал.
В те моменты, когда у большинства населения начинали трястись руки, и в стране, догоняющей и перегоняющей экономически развитую Америку, резко падала производительность труда, сверху подавалась команда нещадно бороться с пьянством.
Теперь на праздничных коллективных застольях, комсомольских свадьбах и юбилеях на столах стояли не бутылки с водкой и вином, а самовары для чая и графины для фруктовых соков. Трудящиеся, вдохновленные указаниями партии и правительства, непрерывно «дули» чай и тянули фруктовые воды. Оказывается, можно обойтись и без спиртного! Можно и на трезвую голову петь, плясать и веселиться! Однако, почему это Коля тракторист упал под стол и не может подняться? Почему главный бухгалтер сцепился с главным экономистом, и мутузят друг друга? Почему Танька, передовая птичница, комсомолка, спортсменка, не замужем, повисла на шее у директора фабрики и пытается присосаться к его губам? Почему вдруг все стали как пьяные: поют нестройно, танцуют разухабисто и откровенно, ходят криво? Вот это - чай! Вот это - соки!
Кто-то из язвенников задал эти вопросы в письме, направленном в горком партии. Может быть, жена нашего директора приревновала супруга к птичнице Таньке? Теперь пиши объяснения товарищ директор, народный депутат!
После вызова директора в райком партии для разбора жалобы на пьянство в коллективе птицефабрики пришла пора по настоящему закручивать гайки! Тракториста Колю – лишить премии, главному экономисту и главному бухгалтеру – по выговору! Всем – последнее предупреждение! И с завтрашнего дня оставаться на сверхурочные работы – надо перевыполнять план! Надо показать всем, что мы умеем не только гулять, но и работать! Тебе, Татьяна-птичница, особое задание – выдать две нормы по яйценоскости! Хоть сама яйца неси, а выдай! Коллектив поможет! Не трусь!
Не прошло и месяца, как директор птицефабрики доложил начальству о новых трудовых успехах протрезвевшего коллектива.
ПРЕРЫВАНИЕ ЗАПОЯ
Художник Дома культуры птицефабрики «Пригородная», дядя Боря, в трезвом состоянии человек интеллигентный, ушел в очередной запой. В силу своей интеллигентности в периоды протрезвления он обращался к соотечественникам со словами: «Господа! Господин! Сударь! Сударыня!», чем очень веселил или пугал народ в зависимости от их партийной принадлежности и уровня образования. К любимым живописным жанрам мастера кисти относился рисунок ударника коммунистического труда. Его шедевры, портреты ударников, вывешивались на стенде «ИМИ ГОРДИТСЯ НАША ПТИЦЕФАБРИКА!» возле проходной и были очень популярны в народе. Соавторы художника пририсовывали к портретам усики, бороды, очки, синяки под глазом, оживляя официальное выражение ударных лиц.
Кисть и резец дяди Бори без устали трудились во время подготовки партийных съездов, революционных праздников, юбилеев вождей и военных парадов. Наглядная агитация, талантливо оформленная дядей Борей, вызывала неизменное одобрение партийного начальства и являлась индульгенцией его постоянных запоев.
Перед запоем местный художественный талант творил для души. Творец писал маслом мрачные натюрморты, напоминающие цветы на свежих могилах, или разрушенные церкви без крестов, или летящих высоко в небе птиц. В нижнем правом углу картин, написанных в период вдохновения, всегда плыл маленький белый кораблик на фоне ярко-красного восходящего Солнца. Казалось, кораблик вот-вот вспыхнет и сгорит ярким пламенем.
Перед очередным приступом белой горячки дядя Боря кричал в лицо своим уже ничего не соображающим от низкопробного портвейна собутыльникам: «Темнота! Невежество! Это - мой корабль! Это - мой талант горит!»
Директору птицефабрики Ильичёву, депутату областного Совета, приходилось подниматься на чердак Дома культуры, где была устроена художественная мастерская и жил выдающийся художник, и уговаривать дядю Борю отправиться в местную больничку под капельницу. Других он не слушался и сопротивлялся физическому насилию.
- Сударь! Я вас уважаю! Вы - народный депутат! Вы должны знать чаяния простых людей! Вы чувствуете, что мне нужна очистка крови от алкоголя. У вас, определённо, есть художественное воображение! Все остальные – темный лес! Что они знают? Что они понимают в искусстве! Быдло! Птичницы! Яйцееды!- кричал свободный художник, сходя с трапа своего чердака-корабля и садясь в директорскую «Волгу».
Его собутыльники вяло махали руками вслед и уныло разбредались кто куда, лишенные смысла жизни – остатков отвратительного портвейна, вылитого директором в помойное ведро.
ОТРАВЛЕНИЕ
Голова заместителя директора института, заведующего лабораторией земледелия, Чернова, разбухала до невероятных размеров. Ему казалось, что сейчас она лопнет, как воздушный шарик, и на этом его мучения кончатся. Но, голова начинала сжиматься и превращалась в маленький шарик для настольного тенниса, такой же лёгкий и пустой. В таком пульсирующем режиме голова находилась уже больше часа, и никто не мог сказать, чем это закончится.
«Пора кончать пить!» - в очередной раз сказал себе Чернов и попросил жену принести молока.
Жена, перепуганная происшествием, протянула трёхлитровую бутылку парного молока:
- Как же ты ухитрился отравиться, Виталий? Говоришь, спирт развели не дистиллированной водой, а раствором хлористого бария? Ты знаешь, что хлористый барий смертельно опасен даже в малых дозах? Надо вызвать врача!
- Ты с ума сошла! Не хватало ещё огласки! Попрут и из партии, и с должности! Ничего с нами не случится – выпили по рюмашке, и сразу всех вырвало. Если бы отравились серьёзно, то сразу бы сдохли.
На следующее утро Чернов собрал сотрудников, с которыми ездил на полевые работы в опытное хозяйство для оказания шефской помощи. Все были живы, но насчёт здоровья отвечали:
-Так себе. Плоховато. Слабость какая-то. Голова болит.
У всех отмечались явные симптомы горького похмелья, как будто выпили не по пятьдесят грамм, а по поллитре на брата.
- Сегодня отпускаю домой – восстанавливать силы и не болтайте лишнего. Самим же будет хуже, - строго сказал Чернов.
- А ты, Люся, - обратился он к лаборантке, с испуганным видом стоящей рядом, - в следующий раз, когда будешь разводить спирт, внимательно прочитай этикетку на бутылке.
- Я же говорила, что на бутылке было написано: «Дистиллированная вода». Кто-то по ошибке налил в неё хлористый барий – заплакала Люся.
- Не реви! Скажи спасибо, не знаю кому, что мы остались живы. Сидеть бы тебе за неумышленное убийство в тюрьме, - припугнул её для порядка Чернов.
Отравления химическими реактивами в институте случались нередко. Слабая вентиляция, теснота в лабораториях, неквалифицированный штат лаборанток. Последних всегда не хватало – зарплата низкая, условия кислотно-щелочные.
Совсем недавно, трое рабочих забрались в шкаф с реактивами, перепутали бутылку со спиртом с ёмкостью, наполненной этиленгликолем. Нашли бедолаг на берегу реки, где они распивали ядовитую жидкость, применяемую для разложения белков в аминокислотном анализаторе. Выжил только один, и тот ослеп.
Вернувшись из лаборатории в свой кабинет, Чернов написал проект приказа «О дополнительных мерах по усилению контроля над хранением и использованием спирта, ядохимикатов и химикатов», в котором спирт приравнивался к ядохимикатам.
ЭПИДЕМИЯ
На этот раз институтское отчётно-выборное партийное собрание почти совпало с банкетом по поводу годового отчёта профсоюзного комитета, прошедшего накануне. Многие члены парткома и профкома, загулявшие заполночь, не успели проспаться. Плохо себя чувствовал и парторг Смирнов, перебравший лишнего в пылу споров с профоргом Курмагиным о роли профсоюза «Солидарность» в Польше.
По регламенту собрание должен был вести старейший член партии. Самым старым партийцем был профессор Губкин, но он дискредитировал себя разводом с молодой женой. С лёгкой подачи его жены о сексуальных подвигах заслуженного коммуниста говорил весь институт.
Перебрав кандидатуры на председателя собрания, остановились на секретаре партячейки селекционного центра, Рогожине. Он отличался не только большим партийным стажем, но и способностью пить, не пьянея.
Рогожин, накануне принявший активное участие в профсоюзном застолье, бодро поднялся на трибуну и объявил собрание открытым. После этого он прочитал повестку дня собрания и поставил её на голосование. Объявив выступление с отчётным докладом парторга, он возвратился на своё место в президиуме и твёрдо сел на стул.
На второй странице доклада, когда закончился перечень наград и титулов Генерального секретаря КПСС, по реакции зала докладчик почувствовал что-то неладное. Он оторвал взгляд от бумажки и посмотрел в зал. Кто-то в зале дремал, кто-то шептался, а кто-то весело улыбался глядя в сторону президиума. Смирнов повернулся и увидел председателя собрания, мирно спящего на столе президиума, положив руки под голову. Председатель начинал подхрапывать и медленно сползать со стула. Члены почётного президиума, сидящие рядом с ним, пытались поддержать председателя, не вставая со стульев, но делали это как-то неуклюже. Наконец, председатель сполз под стол. Его стул сиротливо и пусто смотрел в зал заседаний.
- Ему же плохо! Выведите его и положите на диван в приёмной! Вызовите «Скорую помощь!» – громко распорядился директор института Семкин, сидевший в первом ряду рядом с инструктором райкома партии.
Рогожина извлекли из-под стола и вынесли из зала заседаний.
Смирнов решил продолжить чтение доклада и открыл рот. Но, звук не шёл. Горло так иссохло после спиртного, что голосовые связки, поработав чуть-чуть, ушли в отказ. Смирнов, открыв несколько раз беззвучно рот, налил из графина полный стакан воды и медленно, с трудом его выпил. Голос проявился.
- У вас эпидемия гриппа? – спросил после собрания инструктор райкома.
- Что-то вроде этого, - ответил директор института Семкин, показав за его спиной кулак парторгу.