Война началась внезапно, как ночь вдруг падает на душный южный город. Незадолго они с женой получили приказ о переводе в Ленинград. Прадед мой уехал на месяц раньше, она же осталась собирать вещи, детей, прощаться долго, по-русски, с соседями. В тот день она одела сыну новые шорты и белые гольфы, нарядила дочь в парадные, еще с майских, бантики и отправилась на вокзал, где уже на перроне услышала знаменитые, до ужаса щемящие, слова Молотова: "Сегодня в 4 часа утра без объявления войны германские войска напали на нашу страну..."
Моего прадеда звали Крылов Иван Алексеевич. Он был командиром бронепоезда, который ходил под обстрелом Пулковких высот. Да-да, там, где сейчас стоят аэродромы, КАД, федералка и "Лента". Состав их отряда часто менялся - эта железная дорога была самая пристрелянная у фашистов. И самая доступная для смерти.
С начала блокады он день и ночь вел борьбу, бок о бок с такими же голодными, онемевшими от холода и страха ребятами. Из последних сил, на жилах и силе воли, за каждый метр родной земли, за каждый прогон их дающих надежду рельс.
Он получил тяжелое ранение зимой 42-го и был отправлен в госпиталь, откуда тут же, еще недолеченный, попросился обратно на фронт. Его друзья, на радости, что командир вернулся, собрали часть своих пайков и отдали ему.
В блокадном Ленинграде - полбуханки хлеба - это не счастье, это недосягаемая мечта, о которой и думать не смели. Он умер этой же ночью от заворота; в звании капитана; в безумной зиме 42-го; в 36 лет.
Он прошел всю Финскую войну, удостоился многих наград и получил от теперешней родины неверную запись в "Книге памяти".
Он сражался за нее; за людей; он сражался за меня. Как и его ребята, как и сотни, тысячи, миллионы сражались ради тех, кто может вспомнить сегодня этот день: 27 января, шестьдесят шесть лет спустя.
Вечная вам память, совершившим невозможное.