История Барта, или Тонкости свободы

Аристар
История Барта, или Тонкости свободы
Аристар

Жанр: экшн, драма.
Рейтинг: G
Содержание:
О взлетах и падениях взобравшегося на самую нижнюю ступеньку иерархии Хоста новичка Дэрека Смита и крепко стоящего на ногах юнит-лидера Барта Приггера.
О том, с каким настроением можно уходить и возвращаться. О цене свободы, предателях и судьбе.
О том, зачем Шону Дэрек и зачем Дэреку Шон.

Предупреждение:
история непосредственно продолжает события  «Серьёзнее, чем кажется». Помимо жизнеописания заявленного в названии персонажа, содержит информацию о Дэреке Смите, начале его жизни в Хосте и его восхождении.



***

1

Барт Приггер и его люди в числе первых присоединились к Хосту в период его бурного роста. Пятнадцати-шестнадцатилетние парни с радостью вливались в потенциально мощную структуру, чувствуя перспективы: ведь вдесятером не осмелишься на многое, что легко провернуть, когда вас в пять раз больше, и куда спокойнее всегда рассчитывать на поддержку в нужный момент, а не только на свои силы.
Амбиций Барту было не занимать. Он действительно считался толковым вожаком, отлично стрелял и водил, умел быстро соображать и любил, когда ему подчинялись. В момент выбора: присоединиться к Хосту или выступить против – третьего варианта не было – он поступил здраво, прикинув, что сто пятьдесят человек сомнут их вмиг, если захотят. Став же полноправным Хостовским, Барт ничего не терял. Дэлмор никогда не перекраивал сложившиеся компании, просто они становились юнитами, сохраняя определенную обособленность, и Барт, естественно, остался лидером своей группы, из-за сработанности часто выделявшейся на фоне остальных, собранных из иногда даже не знакомых друг с другом парней.
Приггер был на хорошем счету, его ребятам доверялись рискованные, интересные и денежные дела, они чувствовали себя героями.
Но однажды появился тот, кого Барт вскоре возненавидел всей душой.

В один из обычных дней, который парни проводили на недавно сооруженном своими силами стрельбище, к ним подошел Шон в компании какого-то угрюмого, мрачного, болезненно худого мальчишки, в котором едва угадывался их ровесник.
– Это Дэрек, – представил его Шон. – Пока будет с вами.
Барт состроил презрительную физиономию, но возразить Дэлмору впрямую не осмелился. Тут он был не одинок в своих опасениях – количество людей, которые себе такое позволяли, стремилось к нулю.
Успешный юнит-лидер Хоста лениво приблизился к напряженному новичку, осмотрел его с головы до ног. Результатом остался недоволен: шмотки явно с чужого плеча висели на парне, как на вешалке, грязные волосы падали на лицо и топорщились на затылке, мерцавшие в подступающих сумерках темные настороженные глаза и до боли сжатые челюсти делали его похожим на зверька, готового вцепиться в горло.
Барт протянул:
– Ты хоть стрелять-то умеешь, как там тебя?
Дэрек промолчал, будто не слышал.
Шон приказал одному из парней:
– Саймон, дай ему ствол.
Дэрек взял оружие настолько неуклюже, что всем свидетелям стало неотвратимо ясно – ему непривычно вообще держать пистолет в руках. В принципе, он, естественно, знал, как это делается, но опыта катастрофически недоставало, безобидным пацифистом Дэрека Смита называть никто бы не стал, но он до сей поры как-то обходился иначе.
Дэрек вытянул руку в сторону далекой мишени, изрытой следами многих попаданий, и, сощурившись, нажал на спуск.
Когда пистолет не издал ничего, кроме тихого щелчка, он так озадаченно на него уставился, будто там, где-нибудь на рукоятке или стволе, была написана причина срыва. Взрыв дикого хохота разнесся по полю. Приггеровские парни просто корчились от нарочито неудержимого смеха, держась друг за друга. Немного найдется вещей слаще, чем чуять свое превосходство.
Громче всех ржал Барт, едва сумев выдавить:
– Там есть такая штучка… предохранитель... Бля, ну и недоумок!
Шон молчал. Дэрек чувствовал его непонятный взгляд, даже опустив голову. Опозоренный парень сжимал рукоятку бесполезного оружия так, что суставы побелели, стоял посреди тех, кого веселило его неумение, его ущербность. Одинокий, как всегда.
У него не было сил на то, чтобы поднять глаза и обреченно понять – Дэлмор разочарован в своем решении взять с него долг работой, а не кровью или еще чем. Так облажаться при первой же проверке – это… невыносимо. Вроде сколько раз уже доказано, показано: ты никто и звать никак, настырно выжившее непонятно ради чего недоразумение… Куда ты лезешь. Нахера кому ты сдался, забывший про предохранитель взрослый файтер. Хочешь из себя что-то покорчить? Чуть не подох, мозги в лихорадке порастерял и повелся, как идиот, на издевательскую подставу? Он сейчас тоже стоит и смеется вместе с ними.
Дэрек в этот момент всей душой Шона ненавидел.
А тот негромко произнес:
– Хватит.
И его услышали все. Он шагнул к утомленному развлечением Барту, кивнул на мишень.
– Выбей десятку.
– Запросто! Я-то не вчера родился.
Приггер хмыкнул, выдернул из руки Дэрека пистолет, секунду выцеливал и уверенно спустил курок. С торжествующим видом развернулся:
– Ну вот!
Шон спокойно продолжил:
– А теперь ножом.
– …Чего? – протянул Барт. – Ножом? Ха, я ж не найфер, да и далеко. Это невозможно, – убежденно заявил он.
Шон повернулся к Дэреку, который задержал дыхание в тот самый момент, когда прозвучало слово «нож».
– А ты, Дэр? Сумеешь?
Шанс.
А он, оказывается, вовсе не смеялся, тот человек, который знал и на своей шкуре помнил, как не раздобывший себе в свое время пистолета мальчишка обращался с заменой огнестрела, требовавшей большей искусности в использовании.
Без лишних слов парень молниеносно выдернул из кожаных ножен на бедре тяжелый метательный нож, и показалось, что волосы у стоявших рядом шевельнулись от волны тугого воздуха.
Нож торчал в центре мишени, в той самой выбоине, которую оставила пуля Барта.
В полной тишине Шон проговорил, глядя в глаза смущенному Приггеру:
– Знаешь, стрелять он научится. Это несложно. Очень скоро Дэрек станет в этом деле не хуже тебя. Но я не верю, что ты когда-нибудь повторишь то, что сейчас сделал он.
Шон отвернулся и зашагал к кромке поля.
На Дэрека, настороженно замершего в круге своих будущих товарищей по оружию, уже смотрели по-другому: уважительно и даже не без восхищения.
– Парень, …Дэрек, да?.. а круто ты.
– Нормально!
Кто-то тут же попросил:
– Эй, а покажешь, как это делается, а? Хоть немного!
Только Барт молча, злобно проводил взглядом унизившего его Дэлмора, а когда перевел глаза на навязанного лидером гребаного новичка, увидел в нем не такую логичную и греющую душу затравленность, как пять минут назад, а возмутительное затаенное торжество.
Барт не терял надежды и даже просто обязан был чисто ради себя вернуть пошатнувшийся авторитет. Оскалившись на Дэрека, он крикнул вслед Шону:
– Ерунда! Ему просто повезло!
Шон остановился. Но не повернулся.
В тишине, под взглядами всех, кто здесь был, он медленно отвел в сторону правую руку, в которой в сгустившейся уже темноте тускло блеснуло неизвестно откуда взявшееся лезвие. Всё так же не оборачиваясь, Шон замер на мгновение и вдруг с невероятной быстротой раскрутился, без какого бы то ни было прицела метнув нож в ту же мишень, едва различимую в остатках серого света уходящего дня.
Барт взвизгнул и шарахнулся, прижимая руки к лицу. На грани истерики он ожесточенно тёр правую половину головы, стряхивая на землю срезанные пряди. Но ни капли крови не было на его трясущихся ладонях: нож прошел в миллиметре от кожи, оставив Барту только запоминающуюся метку в виде простриженной полосы в шевелюре.
Один из парней успел сбегать к мишени, и все в суеверном ужасе уставились на нож Шона на одной его ладони и нож Дэрека с расколотой надвое рукояткой – на другой. Саймон, державший их, пытался выдавить, задыхаясь:
– …Чёрт! Один в другом! Прямо… Никогда такого не видел!
Шон холодно усмехнулся, глядя в напуганные глаза Барта.
– Мне что, скажешь, тоже повезло?
Тот промолчал, тяжело дыша, но кто-то пробормотал:
– Сдается мне, что повезло тут тебе, Приггер… Я вот никогда теперь не буду стоять между найферами и мишенью, не-а, мало ли чего.
Ситуация слегка разрядилась, ребята зашевелились.
Шон подошел к Дэреку, незаметно ободряюще кивнул ему.
– Прости за нож, мне жаль. Оставь себе мой, если ты не против.
Не справившийся с собой до такой степени, чтобы отвечать, Дэрек молча спрятал в ножны гораздо более серьезное оружие, чем его прежний клинок, проводил уходящего парня странным взглядом, в котором затеплилась неверящая, потрясенная, болезненная, неловкая благодарность.

Приггер, стиснув кулаки, шагнул к едва нарисовавшемуся, но уже изнахалившемуся подчиненному, из-за которого стряслось порядочно дерьма. Он горел желанием вцепиться в гаденыша и не оставить от него ничего, кроме клочков… Но тот почему-то не отступил, не шугнулся, не смутился даже, стоял прямо и уверенно, чутко фиксировал малейшее движение разъяренного Приггера, чуть отведя руку поближе к ножнам.
Несколько секунд эти двое сверлили друг друга глазами, и Барт, не чувствуя особой поддержки своих, отступил. Демонстративно решил не связываться и пощадить «щенка», отложив расплату на потом. При должной фантазии есть множество способов сделать жизнь зависящего от тебя невыносимой.
Знай он тогда, кем со временем станет этот диковатый грязный парень и во что выльется их моментально вспыхнувшее противостояние, Барт нашел бы способ устранить его, несмотря на незаслуженную защиту лидера Хоста.
Но чутья у Приггера не было, зато имелся амбициозный, нетерпимый характер, который в столкновении с не менее взрывоопасной смесью эмоций по имени Дэрек Смит не приведет своего обладателя ни к чему хорошему.

2

Дэрек начинал драйвером.
Это низшая ступень иерархии, для этого статуса надо просто уметь водить, с чем у Дэрека, промышлявшего несколько лет угонами, проблем не было, и знать топографию Underworld, что он тоже моментально освоил. Довольно быстро маниакально упорный парень подтянулся до общего уровня, днюя и ночуя на стрельбище и изведя ящик патронов, после чего Барт вынужден был сделать его полноценным файтером, а место драйвера занял очередной новичок, каких в то время было много.
Барт не знал, как относиться к строптивому, по-звериному опасному Смиту. Он то пытался его сломать, подчинить, то игнорировал. Усиленно не замечал, как иногда, и даже часто, у Смита срабатывает коммер, тот меняется в лице, только увидев номер вызова на дисплее, а поднеся к уху, тихим, особым голосом «ни для кого, кроме» отвечает:
– Да, Шон?
Потом срывается с места, игнорируя в свою очередь абсолютно всё, связанное с собственным юнит-лидером и его летящими вслед приказами, исчезает надолго неизвестно где, совершенно недоступный совсем и никак,  возвращается выжатый, как лимон, грязный, изодранный и счастливый, падает спать на полсуток, и Барт инстинктивно опасается его будить. Потому что у никчемного раздражающего придурка, темного настолько, что не знал о предохранителе, всё чаще проявляются в деле какие-то запредельные, кошмарно профессиональные навыки и реакции. Его тело уже не тощее и угловатое, он мощный, легкий, хищный и стремительный, он умеет больше многих, если не больше всех, он молчит и не выделывается, но парни спрашивают у него совета, как будто не у кого, и он не огрызается, а молча точно показывает, как надо.
Его часто видят с Дэлмором. Причем не в компании Монстров, не вместе с Роем, а как-то скорее на пару. Что очень неприятно. Шон раньше к себе непонятно кого не допускал так несправедливо близко. И Барту, который тут уже чуть ли не год с лишним и не в пример выше по статусу, Дэлмор ни разу не звонил лично, только общий вызов юнита…
Смит держался независимо, дерзко, в периоды обострения трений с Бартом не стеснялся крыть его талантливо жутким матом и побеждал по очкам. С народом без инициативы, но всё же общался, и даже неплохо ладил, его зауважали за упрямство и бесстрашие, хотя сторонились за постоянную подозрительную настороженность и абсолютное отсутствие улыбки.
Он без раздумий лез в драку и впадал в бешенство от несправедливости. При Смите нельзя было прикалываться над новичками. Совсем нельзя. Милз, Пинчесс и остальные хотели без всякой задней мысли устроить посвящение Айку, свежему юркому забавному мальчишке-драйверу, а кончилось всё двумя сломанными челюстями, а ребра и синяки никто не считал.
Пару раз Шон поставил Дэрека на место, и тот усвоил азы дисциплины, но на юнит-лидера смотрел, сцепив зубы и явно с усилием смиряя бешенство. Ненависть у них двоих была на удивление взаимной.
Чем дальше, тем становилось всё хуже и хуже.
Командир с подчиненным сталкивались уже в открытую, всё чаще стояли нос к носу, стискивая кулаки, от применения которых по назначению Приггера удерживало то соображение, что мерзкий продуманный Смит как-то хитро через его голову взял и завязался с Дэлмором, а волосы справа заметно короче до сих пор. Дэрек же очень быстро стервенел по любому достойному поводу, надвигался на Барта, но неизменно останавливался, словно упершись лбом в прозрачную стену, и бессильно скрежетал зубами, бормоча проклятия.
Юнит-лидер не знал, сколькими изощренными способами мысленно Дэрек его уже изничтожил, и каких нервов ему стоило вовремя вспоминать о выставленном жестоким Шоном требовании учиться жить, как все.
Дэрек покорялся из последних сил, но взрыв назревал.

Однажды, в перестрелке с передовым отрядом оборзевших латинос из соседнего цветного гетто с глупым названием Канал, Дэрек переломил себя и обратился к Барту, перекрикивая треск очередей:
– Приггер, надо уходить!
Тот усмехнулся, разгоряченный, захваченный боем:
– Испугался, Смит? Домой захотелось?
Дэрек заорал:
– Ты что, идиот?! Не видишь – это же компания Ногейры, их вообще больше двадцати, а здесь только девять! Значит, сейчас к ним придет подмога, а нас всего семеро! Это глупо, держать бой на таких условиях!
– Так я и думал… – протянул Барт. – Ты трус, Смит. Вали-ка отсюда, недоносок, – он махнул рукой, – и остальные тоже, а я останусь, надеру этим цветным задницы. Эран, Сонни – вы со мной?
Двое мальчишек, вчерашние малолетки из новичков, восторженно кивнули, не осознавая опасности.
Дэрек колебался.
– Барт…
– Уходи. Это приказ, – презрительно бросил тот.
– Я приведу помощь, – сказал Дэрек, но не ему, а тем двоим, что оставались, и исчез.
Через несколько часов, вечером того же дня, после успешно решенной силами юнита Стэна заварухи, Дэрек заметил потрепанного, перевязанного, но в общем целого Барта в толпе на улице Квартала и, расталкивая всех, устремился к нему. Рывком развернул, тяжело дыша, прошипел:
– Ну?! Где Сонни? Где Эран?
Барт попытался освободиться от захвата, пробормотал:
– Твое какое дело… Они были мои люди, не твои, отцепись, пока не размазал!
Дэрек всё понял.
– С-сволочь, – и ударил Приггера изо всех сил.
Любое терпение когда-нибудь иссякнет. К чёртовой матери необходимость жить, как все, если это значит иметь над собой такую мразь.
Они покатились, ничего не замечая в ярости, и долго еще их не могли разнять.

Дэрек угрюмо коротал вечер в одиночестве на ступеньках заднего крыльца одного из домов, когда перед ним неожиданно возник из темноты Шон. Молча сел рядом. Из-за облаков вышла луна, стало довольно светло, и стоило Дэреку коротко покоситься в сторону пришедшего, тот сразу хмыкнул, увидев его лицо.
– Н-да. Надеюсь, тому, с кем ты дрался, тоже досталось.
О, значит, он еще не знает… Не может такого быть, чтобы Приггер не нажаловался. Не в его стиле. Раньше-то со всяким мелким компроматом прямиком к лидеру заявлялся, не стеснялся… хотя, давненько уже такого не было. Шон по-прежнему всё знал о дэрековых приключениях, но Приггер бросил козырять тем, что заложит. Почему? Кто их там знает…
А вот после долгожданного масштабного мордобоя при свидетелях юнит-лидер с таким чудным характером, как у Барта, не поднял вселенский кипиш? Дэрек вообще-то тут морально готовился в числе прочего даже к вылету под зад коленом за то, что поднял руку на старшего. А тот затихарился… не хочет, чтоб ему Шон за пацанов сам добавил? Ха, заслонять милого командира Дэрек по-любому после всего хорошего не станет.
Осторожно трогая разбитую скулу, парень мрачно пробормотал:
– Вызови Приггера и полюбуйся сам.
Шон посерьезнел.
– Ты опять сцепился с Бартом?
Дэрек резко развернулся.
– Да!
– И словами вы уже не обошлись?
– Нет! Шон, видит дьявол, я терпел, но сколько ж можно! Этот ублюдок на моих глазах угробил двоих только из-за того, чтобы сделать не так, как я предложил! Ему плевать, что я был прав, главное, всё наоборот, чтоб назло…
– Он твой командир, – напомнил Шон.
– К чёрту такого командира! Он, конечно, может, и умный, всё такое, но я же вижу, он иногда творит такую хрень!
– Я так понял, Барт тебя не устраивает?
– Не то слово! – Дэрек закусил губу, с трудом передавил свой настрой на вопли и вдруг тихо попросил: – Шон, отпусти меня оттуда, а? Где угодно, кем угодно, мне всё равно, хоть опять драйвером, но не с Приггером. Я так больше не могу, это чем-то кончится – или я его убью, или он меня…
Он вглядывался в лицо Шона в поисках ответа. Имеет ли рядовой боец право требовать перевода в другой юнит только из-за личных трений с командиром? А если и у нового юнит-лидера начнутся претензии, если строптивый неудобный парень и там не приживется, если дело не в Приггере, который всех остальных худо-бедно устраивает, а вовсе даже в Дэреке Смите? Юнит Барта прекрасно работал до появления Дэрека. Причем избавиться от последнего гораздо проще, чем от давнего знакомого, накрепко завязанного в структуру…
Дэрек запоздало проклял себя в который уже раз.
Великолепно выходит, здорово придумано, качать несуществующие права! Взяли-то сюда из милости, и выпрут легко, нечего было ерепениться, ну вот ведь враг сам себе, других не надо! Ну и что, что Шон тратит личное время на подобранного бродягу, шлифует так, что стружка летит, тянет вверх так, что кости трещат. Зачем он? А может, он тут так с каждым… хотя не похоже. Хрен разберет… Ума хватает брать, пока дают, учиться, пока делятся, впитывать жадно, пока не перекрыли источник, глотать и давиться, копить на будущее. Везение-то может и ёкнуться. Особенно с такими заявками…
– Значит, так, – ровно и окончательно заявил лидер. – От Приггера ты уйдешь, нечего там напряг создавать, но ни в одну другую группу я тебя не поставлю. Везде своих хватает.
Дэрек похолодел.
Вот-вот. Допрыгался. Довыпендривался. Не сумел задавить долбаный темперамент, вали теперь отсюда в свой подва-а-ал… создавай там напряги кому хочешь. Себе в первую очередь, ага.
– Я… значит, мне… Ты хочешь сказать…
Шон его перебил, не слушая:
– Я хочу сказать, что ты наберешь себе свой юнит.
– Что?!
Дэрек опешил от неожиданности, даже голос позорно сорвался. Охерел лидер, так вот в лоб издеваться?! Свой юнит?!
Командовать кем-то парню, на которого всю его гребаную жизнь смотрели сверху вниз с холодным омерзением? Кто себе-то нихера наладить не может? Кто за себя-то ответственность на кого-нибудь навесить бы рад, да вот до недавних пор желающих на эту роль как-то не находилось?
Весело… это наказание такое или просто прикол?
– Что слышал. Ты же говоришь, что видишь, в чем не прав Барт. Значит, знаешь, как надо. Так действуй, у тебя есть все данные для этого. Тебе будут подчиняться.
Какие нафиг данные! Знать-то и видеть, положим, действительно иногда и получается, но какого чёрта ему будут подчиняться! Да никто сроду не сделал так, как Дэрек Смит сказал, ничего его слово не значит, всё сроду было наоборот.
Шептал «не трогайте» – били, орал «отпустите» – ломали, стонал «сдохните, твари» – смеялись…
Даже думалось: может, стоит говорить всё наоборот, раз уж такая странная особенность наблюдается, может, хоть тогда, если зарычать «оставьте меня в покое», хоть кто-то услышит верно и останется…
И как тут на таких условиях кому-то что-то приказывать?! Тащить в дерьмо не себя одного, а кучу невиноватого народа вдобавок?! Это ж несправедливо. А отвыкать тащить именно туда, искать новые пути и как-то что-то в себе менять… да вы что. Где на такое силы брать? Зачем?
Хотя… есть зачем.
С другой стороны – отказаться? Заявить – вот еще, что за дурь, у меня подчиняться-то не выходит, куда ж мне там рулить! Сказать так и ни за что не суметь посмотреть потом ему в глаза. Потому что если ни того, ни другого не можешь, то нахрена ты сдался тогда вообще?!
Получается, раз уж облажался полностью в одной роли, будь добр наизнанку теперь вывернуться, чтобы хоть оставшееся осилить. Назад дороги нет, не в подвал же на самом деле?
– Но… – Дэрек в растерянности провел рукой по волосам. – Чёрт. Я не думал…
– Я думал, – негромко ответил Шон. – Я ждал, когда ты вскипишь. Ты будешь не хуже Приггера, уверен, я сразу это сказал. А то и… – но он осекся и замолк.
Вот новости.
Пророк нашелся, мать его… про стрельбу же речь шла, а тут? Тяжело, оказывается, жить, когда в тебя кто-то верит, притом, что сам ты насчет себя в мучительных сомнениях по уши.
Это что теперь, если реально прикидывать офигенные перемены в жизни – так всё и будет? Куче парней обеспечивать выживание и лечить от дури? А они верить тебе будут, в рот смотреть и слова ловить, делать, как скажешь? Ведь так и будут, потому что вообще-то в Хосте бунтовать чертовски не принято, Дэрек тут один такой.
Ох и попал…
Дэлмор, зараза, что ж он творит. Не по плечу такое! Что он скажет, когда всё сорвется нахрен? Да он и промолчать может так, что горьким затошнит… Ну какого чёрта он тогда спасал, если теперь жизнь делает совершенно невыносимой?
А что лучше – торчать в том вонючем подвале или биться тут: с Бартом, со своей ленью, со своей…трусостью?
Ох ты ж бля, неужели придется.
А тем ребятам, что пойдут под его начало – кому-то же достанется, вот не позавидуешь! – а вдруг им не понравится? Да не вдруг, а точно не понравится, как пить дать. Пусть тогда валят куда хотят, Дэрека же вот от постылого юнит-лидера отпустили, да еще с повышением.
А ощущение такое, что это способ не для всех.
Что не каждого бунтаря в Хосте будут слушать и снабжать широкими правами. Что не каждого неумелого новичка лидер заслонит лично. Что не каждого он будет натаскивать на пределе его возможностей, так, что кажется – вот-вот, и рухнешь, и так изо дня в день, но в конце месяца оглянешься и неожиданно поймешь: то, что в начале месяца заставляло тебя потеть кровью, сегодня тебе отдых, разминка перед настоящей жутью, которая в свою очередь через месяц станет фигней…
Что, он зря, что ли, это всё делает? Ну не дурак же он, вкладываться в не стоящее того? Ха, осталось задрать нос от гордости… Сначала соберись и докажи ему, что он поставил верно.
А какого хрена на самом деле он исхитрился с такой причудливой ставкой, так это ему самому виднее, а спрашивать его язык не повернется.
После долгого молчания Дэрек неуверенно проговорил:
– Юнит набери… А как я наберу? Как это делается?
– Просто. Ты ведь многих знаешь, и тебя многие знают. Ну вот хоть у Рэддера ты с кем контачишь?
– Да не контачу я!
– Назови имена.
– Бля… О'Лири? Марк, Бранн… Малхолланд.
– У Стэна?
– Вильямс. Тэд… ну, Ханди.
– Вот видишь. Они пойдут, если предложишь. Семеро – нормально для начала, а там, знаешь, само получится. На улице подберешь, по подвалам пройдешься… – Шон с улыбкой глянул на слегка покрасневшего парня. – Короче, бери всё в свои руки, даю зеленый свет. Сделай Приггера не в драке, Дэрек, обставь его в деле.
Шон хлопнул его по плечу, встал и пошел к забору. Дэрек тоже встал, глядя ему вслед, и неожиданно громко хрипло произнес:
– Спасибо. За доверие.
В ответ он услышал:
– Если не можешь жить, как все… остается одно: живи, как немногие, парень.

3

Барт не подал виду, что заметил перемены в статусе Дэрека. Стало гораздо легче его игнорировать, чем когда он был подчиненным. На заинтересованные вопросы своих Барт уклончиво ответил в духе: пусть творят что хотят, у Дэлмора спросите, чтозанах такой со Смитом. Авось отчитается он перед вами, а я вызнавать не стану, мне до фени.
Стало спокойнее, Смит и Приггер подчеркнуто разошлись по разным углам ринга.
Дэрек загребся в огромной куче дел, он почти не спал и постоянно где-то крутился, решая новые проблемы.
Барт в душе тихо бесился, но молчал, помня о том, что Дэлмор явно или неявно, но Смита выделяет. Причем скорее явно и откровенно, а значит, тем более.
А юнит Дэрека, потратившего полгода на подъем от драйвера до юнит-лидера, стал вполне крепким и успешным. Дэрек оказался, как ни странно, неплохим командиром: жёстким, но справедливым. Он не ставил себя выше других, как Барт, не звездил и не заносился. Он работал не то что наравне с рядовыми – он брал на себя больше, не облегчая себе жизнь статусом ни на йоту. Он подчеркнуто требовал с себя ничуть не меньше, чем со своих, и люди это видели.
Видели подчиненные, считавшие недостойным сачковать, если уж парень выше них молча вкалывает по-серьезному на таких трудоёмких работах, как расчистка территории или стройка новых нужных сооружений, типа арсенала и бункера.
Видели другие юнит-лидеры, одни из которых фыркали и кривились, а другие пожимали плечами и решали лишний раз сходить с мелкими на стрельбище, так, на всякий случай, что, они хуже, что ли?
Дэрек не пытался контролировать своих людей всё время, позволял им расслабляться свободно в той мере, в какой они были доступны по делу, но его приказ в бою не обсуждался.
Нрав Дэрека, буйный и взрывной, никуда не делся и создавал проблемы тем, кто не соответствовал его чётким и простым требованиям. Ему не пришло бы в голову дергать уставших парней просто так, ради тренировки, он слишком уставал сам после своих собственных, индивидуальных, но если кто-то дурил без веских к тому причин – тут Смит не сдерживался, а в его исполнении несдержанность походила на торнадо.
Он быстро соображал в экстремальных ситуациях, его решения были рискованны, но не безумны, все дела, порученные ему, выполнялись, хотя иногда не без перехлестов. Он мог уйти в рейд в город за едой, а вернуться с банковскими мешками, набитыми наличкой. Мог с парой надежных ребят пробраться на склады Фэктори и хулигански лишить Заводских запасов бухла на месяц.
Ненависть к копам довела до того, что Дэрек со своими бросился вслед за перевозкой для арестантов, внутри которой было четверо Хостовских, и отбил всех, хотя их юнит-лидер Ник Вебстер отказался от преследования и хотел, чтобы делом занимался сам Шон.
Дэрек наорал на Монстра, обозвал помимо всего прочего перестраховщиком и трусом, указал, что отбить своих надо в любом случае, и чем скорее, тем проще, потому что фургон с конвоем доступнее, чем полицейский участок или тюряга. Ник не сдвинулся с места, ставя по коммеру Шона в известность, что сейчас на его глазах потери возрастут с четверых до четырнадцати, но вскоре вынужден был признать, что потери снизились до нуля.
Подъехавший Шон смерил взглядом флегматичного Вебстера, разгоряченного воинственного Дэрека, счастливых виноватых несостоявшихся пленников, гордых и уставших парней из юнита Смита…
Лидер устроил разгон всем без исключения – кому за то, что попались, кому за то, что против копов можно было действовать быстрее и чётче, кому за излишнюю пассивность, кому за излишнюю активность. По итогам Вебстер был поставлен перед фактом, что от полевых боевых задач он отстраняется в пользу возни с тачками в гараже, причем тот был рад до смерти, а Шон с Дэреком избавились от подчиненных и ушли пить к «Дэну».
Шон был им доволен.
А у Дэрека впервые в жизни было дело.
После побега из приюта он бродяжничал, скитался в поисках еды на сегодня, угонял машины, чтобы продать их за гроши на Джанк-Ярд, и воровал по мелочи. Попав в Хост, сперва планировал тихо отчалить, не завязываясь в какие-либо отношения, но нарвался на сформулированный долг, и пришлось остаться.
Целый год отработки маячил впереди страшной глыбой неизвестности… но всё оказалось неизмеримо лучше, чем он ожидал. Он жил в доме, буквально нормальное жилье со стенами и крышей, даже теплое зимой, даже в комнате всего трое, а не три десятка, как в приюте… ему готовили еду, даже не дерьмовую.
У него всегда водились деньги, которые теперь можно было спокойно добывать – имелись способы и средства, с приличным оружием и в приличной компании это совсем не так трудно, как казалось раньше. Вечерами есть возможность отдохнуть с Шоном или даже с тем белобрысым веселым придурком Роем в баре, где не самая плохая выпивка и сговорчивые недорогие девочки… да рай земной!
А главное – столько знакомых. Столько ребят, которые между собой перекинутся: «Дэрек? Это вон тот, видишь? Да нет, тот, что покруче. Нет, ты что, к нему в юнит не получится, там своих полно уже, один ты, что ли, такой умный…»
Столько людей, которые знают его по имени. И даже в лицо. И даже просто о нем.
А из снов постепенно уходят муть, чернота и боль, первой реакцией на неожиданность становится не порыв сжаться и прикрыть голову руками, а порыв стиснуть зубы и рукоять оружия, разворачиваясь грудью к опасности. Если теперь есть что противопоставить гребаному миру – так нечего под него больше прогибаться.
Бешеный звереныш, просыпавшийся в парне тогда, когда всё человеческое в нем погибало от страха, понемногу превращался в матерого хищника, знающего свою силу и право на достоинство.
Сейчас он чувствовал свою нужность и значимость. Никто не смотрел сквозь, никто не презирал, его принимали всерьёз. Дэрек давно перестал относиться к пребыванию в Хосте как к обязанности, он вкладывал себя в любое дело, он врос в эту жизнь…
Он забыл, что он здесь временно.

Однажды вечером они вчетвером сидели в доме на центральной площади Квартала, там, где жили Шон с Роем и девчонка, которая им готовила. Та самая Бэсс.
Ее Дэрек заметил сразу, едва придя в сознание на территории Хоста. Это ей Шон приказал поставить на ноги очень нехорошо больного парня, и она сделала всё необходимое и даже немного сверху. Дэрек помнил и не считал глюком, как она гладила его, мечущегося в лихорадке, по волосам и уговаривала потерпеть еще немножко… Переодевала, ворочала, кормила с ложечки дурного от жара, мазала-растирала…
Как после такого можно подбивать к ней клинья?! Ну как?!
Единственное, что получалось, это типа притвориться, что ничего такого не было, и Дэрек Смит обычный парень из таких, каких полно тут.
Ну подумаешь, что Бэсс не врач, других больных другие девчонки восстанавливают, так может, у нее время свободное было? Подумаешь, что обедает Дэрек в этом доме чаще, чем в своем, так тут вкуснее, да?
А влезать в сложные до предела отношения, едва освоив элементарные – это просто самоубийство. Ясно стало, вообще-то, что, несмотря на былые подозрения, Бэсс тут вроде бы ничья, в смысле, сама по себе. Не Шона.
Но не упрощало это ничего, хоть тресни, ведь судя по тому, что она на него смотрела, а он на нее – не слишком, она не прочь бы стать «его», а он какого-то чёрта не рвется застолбить доступное…
На этом мозг Дэрека сдавался. Оставалось ощущение, что нефиг лезть в непонятные дебри, у них там и так, и без Дэрека сложно, а впороться в середину чужой проблемы – дело крайне лишнее. Причем при наличии прекрасного места под названием Рэд-стрит всё это дивно терпит. Если в борьбе за благосклонность хорошей девчонки есть вероятность поломать что-то, связанное с Шоном Дэлмором – Дэрек Смит думать над выбором долго не станет.
Частенько Дэрек приходил в этот дом вечерами.
Сначала Шон звал, вместе с Монстрами, например, обсудить чего-нибудь деловое, или Рой затаскивал пособутыльничать, блондин вообще ни в чем неловкости отродясь не знал. А Шон их ловил вдвоем на кухне над пивом и не злился на чужака в доме.
И на ночь однажды Дэрека оставил, после особо впечатляющей вечеринки «У Дэна», когда накачавшийся там парень нечаянно врубил машину в стену неподалеку и как раз ставил себе сверхзадачу дошататься мимо синего дома на площади к своему, юнитовому, через три улицы. Дэрек тогда проснулся утром без понятия насчёт текущего статуса и местонахождения, а Бэсс его обнаружила на диване в холле, изругалась и отпоила какой-то гадостью.
Как-то так и повелось, что Смит тут ошивался не реже Стэна с Ирландцем, а то и чаще.
Некоторые юнит-лидеры – вроде Барта, например – держались больше со своими, жили плотными компашками и не лезли к остальным, да и к себе не слишком подпускали. А вот Дэрек к своим не настолько сильно прикипел по-бытовому, чтобы ценить их общество выше, чем общество Шона. Благо тот был не против частого гостя, всегда спокойно кивал ему, несмело возникавшему на пороге, чтоб заходил, и за диван, испачканный бензином, глиной, кровью из разбитого носа и еще бог знает чем, претензий почему-то не предъявил.

Сегодня, в обычный зимний вечер, Дэрек улизнул от парней, рыкнув на них, чтоб или делом занялись, или отдохнули бы, или же пошли бы нахер и самое главное, отстали от него.
Пришел в синий дом, откуда его еще ни разу в жизни не прогнали. Он никогда не стоял здесь у порога дольше пары секунд, ему моментально находилось место, где сесть, открытая бутылка, полная тарелка, чья-то улыбка.
Не имея никаких формальных прав вертеться в доме лидера больше, чем надо по делу, Дэрек со всем своим обостренным чутьем на негатив отторжения тут не чуял.
Его сюда тянуло.
Уже минут двадцать Дэрек о чем-то ругался с Роем, но с Картером так или иначе долго ругаться было невозможно, и тот в конце концов свел всё к несерьёзному хохоту.
В этот момент Шон позвал:
– Эй, Дэр. Ты помнишь, что сегодня за день?
Тот, всё еще расслабленный, повернулся к нему.
– Нет, не помню, а что? Должен?
Легкое настроение исчезло. Растворилось, стерлось. Парень задержал дыхание, как оглушенный, напрягся… мрачно произнес побелевшими губами:
– Год прошел, да? – и голос его казался совсем чужим.
Рой и Бэсс непонимающе переглянулись.
Шон с совершенно непроницаемым лицом ровно подтвердил:
– Прошел. День в день. Отныне ты ничего не должен, свободен и вправе идти куда хочешь.
Дэрек встал. Зачем-то огляделся, потерянно и слепо, потом уставился в пол. Медленно шагнул от дивана.
Это было слишком неожиданно для него, да и для всех тоже, лишь хладнокровный Дэлмор следил за ним цепко и неотрывно.
Только что всё было, как всегда.
Этим словом Дэреку приятнее было называть ту жизнь, которой он наслаждался всего лишь навсего, как оказалось, год. Заранее оговоренный срок отработки. А теперь он должен отправиться в свое настоящее «всегда», в ту гнилую бездну, о которой так опрометчиво быстро забыл.
Дэрек, борясь с тошнотой, выдавил:
– Мне… уйти?
Шон повторил, не дав чёткого ответа:
– Ты свободен. Долг исчерпан, силой тебя здесь не держат.
Понятно.
Напомнили, в лицо кинули, что не свой, что всего лишь наёмник, и в его услугах больше не нуждаются. Здорово. Зашибись.
Он ведь и правда тогда сказал: на год ты станешь одним из моих людей. На год. Стоило бы об этом помнить… стоило бы рассчитывать, что срок подойдет к концу. И довольно скоро. Стоило бы как-то подготовиться… Ха, чего уж теперь. Как пришел с пустыми руками, так и уйти придется.
Дэрек положил на стол пистолет.
Хоть шмотки не надо возвращать? Они тут не настолько мелочны?
Какой же дура-а-ак… вляпался по самую макушку. Заигрался. Что-то там осмелился планировать на будущее. Какое к дьяволу будущее?! Забыл. Только зачем вот надо было так… так… всерьёз?
Зачем все эти тренировки, все эти уроки и кошмарные нагрузки, если это всё Шону никакой отдачи не принесет? Если работа на него исчерпана гребаным годом? Лучшим, мать его, годом в жизни…
Так, нет, стоп, он же буквально вчера еще говорил – ты реально метаешь нож лучше, чем кто-либо, кого я знаю, но в ближнем бою есть пара недочетов, скоро я тебе покажу, как лучше. Какое нахер скоро?!
У него-то память отличная, он знал, что завтра скажет – ты свободен… Что за долбаные приколы?! Это жестоко, разве он не понимает, лучше бы… нет, глупо будет сказать – лучше б не спасал.
Лучше б выгнал сразу, лучше б дал уйти тогда. Зачем этот год? Научить драться, стрелять, плавать, с людьми разговаривать, управляться с техникой, оценивать риск, командовать… на себя в зеркало смотреть без позыва на сблевать. Зачем?
Нахера готовить к жизни – и эту самую жизнь взять и отобрать?!
Отличное слово «свободен».
Год назад казалось таким важным. Теперь от него почему-то тошнит. Разозлиться, что ли, чтобы легче было уйти… а не получается. Грустно, жалко, муторно, непонятно… и страшно даже.
Не только потому, что во внешний мир из Underworld придется валить.
Потому еще, что раньше с полпинка разозлился бы. И проклял бы, и обматерил, и поверил бы легко и сразу, что поманили, показали краешек и выдернули. Предали. А тут…
До сих пор не верится. Хотя не так уж много и прошло с момента «освобождения», Рой с девчонкой еще офигевшие сидят-молчат.
Не верится. Что он так поступает.
А раньше Дэрек людям не верил, никому из них. Страшно ему было понять в те длинные секунды, что за год он порядочно изменился, и как теперь жить с этим, он не знал. Отдался, распахнулся, как последний идиот, зря щиты внутри строил, если они так легко прахом пошли, зарекался же идти на контакт, ну вот кто докажет, что иметь и терять – не больнее, чем не знать совсем?!
Первый шаг к выходу стал и последним.
Не ожидая и в то же время исступленно надеясь, Дэрек всё-таки вздрогнул от тихого окрика:
– Стой.
Обернулся. Шон стоял напротив.
– Что-то ты не выглядишь радостным. Ты не ждал этого дня?
Год назад у Дэрека нашлись бы только грубые издевки, за которыми он похоронил бы правду, но сейчас душившая его горечь выплеснулась наружу, нашла себя в честных словах:
– Чему мне радоваться, а?! Тому, что я опять одиночка? «Ты свободен, грязный бродяга, вали отсюда», да? Пожил как человек, и хватит, убирайся? Хорошего понемногу?!
Дэрек помолчал, потом сказал намного тише:
– Знаешь, у меня никогда не было ничего, больше похожего на дом, чем это место.
Откровенничать вслух он тоже научился за этот год, где-то между нюансами отключения разных типов сигнализации и получением навыков промышленного альпинизма.
– И ты думаешь, Дэлмор, я ждал того дня, когда снова окажусь на улице? Где сдохну от голода через пару недель или через пару дней с пулей в башке загнусь в канаве?! Ты меня таким тупым считаешь или сам тупарь совсем?!
Неожиданно для Дэрека Шон улыбнулся.
– Честно говоря, я надеялся, что ты не захочешь уходить. Пойми, парень, я обязан был напомнить тебе о сроке долга, я обязан был тебя отпустить. Вернуть тебе свободу и право решать за себя самому. Если хочешь знать, мне было бы чертовски жаль лишаться такого человека, как ты, я вроде как много в тебя вложил и не планировал прекращать. В несчастный год трудновато вместить то, чем я готов поделиться. Заинтересован в продолжении – оставайся, Дэрек, я буду рад.

«Такого человека, как ты»… эй-эй, подурнело как-то резко, будто жахнуло тяжелым, или в мозг какой-нибудь Адской пылью. Ногти надо вогнать в ладони, во рту что-нибудь прикусить понезаметнее, но до крови, чтоб протрезветь. Очень, очень не хотелось бы, чтоб всё услышанное оказалось на поверку глюком.
«Такого человека, как ты»… это уже не просто поднять из дерьма на общий уровень, дать шанс научиться и вздохнуть полной грудью. Это уже другое. Это уже круче. Это уже выше. Это уже как бы не для всех. Как он там говорил: «живи как немногие»?
Тоже примерещилось?
Он не врал с теми приёмчиками для ближнего боя. Он действительно хотел продолжать и хочет до сих пор, он не выгоняет, он сказал – оставайся… Он не врал. Не врал. Неужели удалось найти человека, который не врет?!
– Дэрек, я ведь не сказал, что ты обязан уйти, я сказал, что ты свободен. Значит, свободен и остаться.
А зачем он заставил считать, что всё, конец?! Зачем дал время на шаг к двери? Позволил всё это осознать и проболеть?
Жестоко, нет?
А может, так было надо. Теперь, по крайней мере, Дэрек прекрасно знал, где он хочет быть на самом деле, и чего стоит его свобода. Куда именно отправляться его надоевшей до чёртиков воле.
Теперь Дэрек никогда в жизни не скажет, что его кто-то принудил.
Интересно, на сколько шагов хватило бы терпения самому Смиту, прежде чем он обернулся бы первым.
Что бы он тогда сказал? Просил бы? Ломал гордость? Боролся сам с собой: та его часть, что хотела существовать и даже нормально жить, с той частью, что ценила вариант сдохнуть, но достойно?
Достойно – чего?!
Но Шон избавил Дэрека от этого, взяв инициативу на себя. Как на улице Полосы год назад, как в подвале с предложением подвезти, как на улице Квартала с таким удобным для всех долгом, который обязал к тому, чего искренне хотелось. Как сильные люди берут на себя решения, давая остальным шанс подчиниться с облегчением.
Как еще не раз поступит Шон с Дэреком.
Шон окрикнул первым, потому что если хотят оба, а одному проще, то нет смысла мучить второго.
– В том случае, если ты согласен, я предлагаю тебе, Дэрек Смит – будь со мной не как должник, а как друг. Так будет честнее. Я брал тебя рядовым, но ты так показал себя… завтра я планирую поставить всех в известность, что у нас тут ожидаются некоторые перемены. Я официально заявляю, что беру себе координаторов.
– Кого?.. – прошептал Рой.
– Помощников. Представителей. Тех, кто возглавит отдельные области, возьмет на себя определенные сферы. Жизнь в Квартале с материальной и всех прочих точек зрения – раз, контроль за женской и малолетней частью населения – два, контроль за дисциплиной среди файтеров – три. Я оставляю за собой право окончательного решения в любой сфере и полную ответственность за всё. И вместе мы будем называться… ну, хотя бы Джойнт. Хватит мне тащить всё на себе в одиночку, мне нужны надежные люди.
– …И… кто? Кто это будет? Монстры, да? – не громче Роя выдавила Бэсс.
Шон выразительно скривился, обведя всех присутствующих притворно раздраженным взглядом.
– Так, не стоит начинать с того, чтобы разочаровывать меня своей непонятливостью. Рой, на тебе Квартал, а не девчонки, ты осознал?
Загоревшийся было Картер в диком разочаровании бухнулся в кресло.
– А счастье было так близко…
Оставив двоих привыкать к мысли о резко изменившемся статусе, Шон подошел к так и стоявшему в отдалении Дэреку.
– Смит, ты по-прежнему свободен уйти, если хочешь, но ты должен знать – я нуждаюсь в тебе, как в человеке, которому я могу доверять. Полностью. Даже чужие жизни. Я год наблюдал за тобой, ты справишься. Я ставлю тебя главным над файтерами, над юнит-лидерами, над Монстрами, в конце концов. Над тобой остаюсь только я, никого больше, ведь всё равно никому другому ты подчиняться не станешь, – усмехнулся Шон. – Ты достойно сладил с семерыми, потом с двумя десятками, я вижу в тебе большее, я отдам тебе тысячу. Военный координатор Хоста, старший координатор Хоста, моя правая рука. Дверь открыта, – кивнул Дэлмор в ту сторону, – но… на таких условиях ты согласен остаться с нами? Со мной?
Дэрек долго молчал, глядя в пол.
– Ты… издеваешься, ведь так?
Но в глазах была надежда. «Как друг»… не может быть.
– Я абсолютно серьезно, – уверенно подтвердил Шон.
Взгляд Дэрека вдруг потеплел, он широко улыбнулся впервые в жизни.
– Я подумаю, ага!
Шон взял его за плечо и подтолкнул к законному теперь месту:
– Нечего тут думать, парень.

4

Узнав о том, что теперь он является подчиненным Дэрека, Барт впал в буйную истерику.
Хост разросся, насчитывая более тысячи человек, новый контролирующий пост назревал, это понимали все, только версий было много. В глубине души Барт был уверен, что и сам вполне достоин занять это место. Но – Смит?!
Ослепленный яростью Приггер не желал видеть, что Дэрек становился неплохим профессионалом – надежный и умевший верно действовать навскидку, помнивший об остальных, экономный на жертвы, ценивший порядок и умевший его добиваться. Импульсивность была, конечно, его недостатком, но ради всего другого с этим можно было мириться.
По большому счету никто не возразил против решения Шона в пользу Дэрека, даже изначально сформировавшие основной костяк Киллрой, Райвери, Вебстер и Йорк. Четвёрку устраивало, что никто из них не возвысился и не оторвался от остальных, Монстры остались Монстрами, а Дэрек, бывший одиночка… Почему бы и нет, а файтер он стоящий, да и парень неплохой.
Барт думал иначе.
Он стал злобно кидаться на всех, кто рядом, потому что ничего не мог сделать тем, кто бесил его по-настоящему – Смиту и Дэлмору.
Потом, перессорившись со своими, всё же понял, что это не выход. Люди ему нужны. Приггер слегка изменился, стал почти прежним, но за его внешним спокойствием зрела взведенная до предела пружина.
Формально его юнит подчинялся Стэну, который занимался частично добычей – вместе с Мораном – и полностью обороной и оружием. Барт вполне нормально ладил с Райвери, приказы и наводки продолжал получать от него лично, а тот факт, что Стэн согласовывает всё с гребаным Смитом, старался пропускать мимо сознания.
Даже став ровней Приггеру, Дэрек отошел от него далеко, а уж поднявшись на недосягаемую высоту, вообще перестал пересекаться. Координатору Хоста не было дела до одного конкретного из десятков обычных юнит-лидеров, а его змеиный, завистливый взгляд в спину Дэрек не чуял.
Приггер думал, и даже часто, о том, как бы напомнить Смиту о себе, да так, чтобы мало не показалось, но надежного и мудрого варианта не приходило в голову. Сам ублюдок уже не так доступен, как во времена своего начала, и что б не придавить его, пока моглось?! Как было бы просто, пуля в затылок на рейде, и делов…
Поздно. Так легко к нему уже не подберешься. Живет в Джойнте, своих хоть и распустил, потому что теперь под ним все вообще, но таскается постоянно с Дэлмором, а тот… если он тогда за новичка чуть лезвие в глаз не загнал, то страшно подумать, что он сейчас за своего координатора выдаст.

Промучившись так до начала осени, Барт однажды уловил свежий ветерок удачи. Что-то произошло между Смитом и Картером, никто не знал доподлинно, что именно, очевидцев то ли не было, то ли под чьей-то волей они благоразумно наглухо заткнулись, но по слухам речь шла чуть ли не о стычке со стрельбой.
И Смит исчез надолго...
Рой, собственно, тоже не появлялся, но, по крайней мере, он-то находился в Квартале, просто из дома не выходил. К нему пробирались Моран с Йорком, когда Шона дома гарантированно не было, но потом из них ничего не получалось вытащить, ни одного намека. Конспираторы хреновы.
А Дэлмора в Джойнте в те месяцы совсем, считай, и не было, потому что в отсутствие обоих координаторов он вертелся со всеми проблемами огромной структуры в одиночку. Причем злой, как сам сатана. К нему никто не лез не то что с расспросами, не то что с разговорами, от него шарахались заранее.
Но Приггер-то не дурак, он почуял лазейку, шанс обратить на себя внимание, выпендриться и оказаться под рукой в самый нужный момент. Смит либо сдох, либо больше не вернется, что без разницы. Слава кому-нибудь там! Барт навел осторожные справочки у Райвери, как там, типа, может надо чего… помочь, например, плечо подставить, взять на себя чего-нибудь ответственное? Стэн грубо отмахнулся и послал с этим не то к дьяволу, не то к Дэлмору.
Что ж, есть в этом смысл, через него – через второго – тут всё и делается, так самое время заявить о себе. Юнит у Приггера ценный, крепко сбитый, один из лучших, вообще стартовая площадка для всяких там… Да, кстати, как раз. Одного координатора его юнит дал, так в чем проблема? Есть и еще варианты, да более логичные и стоящие, вот, скажем…
В итоге своей саморекламной, подогретой для храбрости алкоголем речи Барт нарвался на такой ответ Шона, что с кристальной четкостью понял – ловить здесь больше нечего.
Вообще. В принципе.
Дэлмор, не дослушав, остановил на нем полыхнувший адской ртутной жутью взгляд, оскалился, отрезал:
– …Надорвешься.
И ушел, пальцем не коснулся, но Барт живо, как наяву, прочувствовал треск своей плоти под его сминающей силой, а когда протрезвел, этот неприятный глюк всё равно помнил в мельчайших подробностях.
Вызвать подобное… вот повезло. Что-то в расчетах оказалось изначально обломным. Вместо продвижения остаться в таком охеренном минусе?! Это теперь и не облажаешься лишний раз. Накопленные баллы сняты подчистую, любой промах будет посчитан по максимуму. Бля…
И тут Смит подгадил, даже в свое отсутствие, ведь его место рядом с собой лидер явно вакантным не считает. Кто б раньше сказал, Стэн, сука, почему не предупредил? Все они сволочи.
Нефиг тут больше делать. Надоело.
И тогда Барт стал готовить себе пути отхода, обрабатывая своих парней, а влиять он всегда умел, особенно на тех, кто привык ему верить.
В довершение всех бед вернулся Смит, и всё стало по-прежнему.
А Барта Приггера это прежнее уже категорически не устраивало.

Совсем скоро он выбрал подходящий момент для удара.
Благо, Шон пришел в норму практически сразу после того, как Рой снова стал маячить в Квартале то тут, то там и пропадать ночами «У Дэна», а поначалу смурной и осторожный Дэрек осмелел и опять ни на шаг от лидера не отходил. С Дэлмором уже стало не так страшно находиться рядом всем остальным. Жизнь после пары дурных месяцев устаканилась, но Приггера ждала и звала жизнь совсем иная.
Подловив Шона на улице Квартала в одиночестве, ибо не хватало еще доставлять удовольствие Смиту, Барт отошел от настороженно молчавших своих и нарочито уверенно окликнул:
– Шон, подожди. Разговор есть.
Тот остановился и молча ждал продолжения. Смелость вдруг предсказуемо изменила Барту, как он ни надеялся на обратное, из перехваченного горла вырывалось только:
– Э... Ну, мы, то есть я… Короче…
Шон раздраженно повторил с другой интонацией:
– Короче.
Барт собрался и выпалил:
– Мы решили, что уходим. Все. Отделяемся.
Подобные слова впервые прозвучали в Квартале.
Он почти выкрикнул, торопливо и слишком напористо для запланированной железной твердости:
– У нас есть такое право, Дэлмор!
Про право на отъединение Приггер сочинил сам, никаких законов на эту тему не предусмотрено, и тем более прецедентов не случалось, потому что из Хоста никто не уходил по своей воле, но ведь Дэлмор сам когда-то сказал: «Я никого сюда не звал и никого тут не держу».

Это он заявил одному типу, который пришел из города в Underworld только затем, чтобы помериться силой с Хостовским лидером. Тот парень держался с вызовом, и было чем гордиться – он уже раскидал четверых на Периметре, прошел внутрь, держа на мушке Морана, и сразу же отпустил его, получив аудиенцию с Дэлмором на середине главной площади. Чужак сообщил только свое прозвище – Клык, и бросил вызов, поставив условием в случае своей победы получить Дэлмора в должники.
- А в случае твоего поражения? – усмехнулся тот.
Клык обещал верность.
Шон положил парня не сразу, сначала дал показать арсенал неплохих отточенных приёмов, а оценив, перешел в нападение. В результате серии из двух простых ударов гость рухнул на колени и сплюнул зуб.
Смит – тогда свеженазначенный координатор – осведомился под ржание остальных, не тот ли это самый клык, а парень окрысился, взметнулся и кинулся на него. Дэрек – не Шон, и всё было уже не так быстро, зато гораздо зрелищней, но итог остался прежним: Смит шатался, но стоял, а парень сидел и крутил гудящей головой.
Шон одобрительно кивнул своему.
Правда, встал Клык тоже почти сразу, встряхнулся, зыркнул на обоих, доказавших свое превосходство, хотел что-то сказать… а обиженный Моран решил стать третьим, втоптавшим чужака в грязь, до комплекта.
Грязи Киллрой наелся сам, причем нехилую такую порцию скормил ему сэкономивший какие-то силы Клык, но прекратить их драку было несложно: Шону понадобилось одно слово.
– Остановись.
И парень погас, не стал ни добивать плывущего Морана, ни ломать его более-менее серьёзно. Он исподлобья оглядел молчащую толпу Хостовских, в которой тогда был и Барт, опустил глаза на пытавшегося встать рыжего Ирландца – и протянул ему руку.
Первый и Второй следили за ним. Моран через пару секунд уцепился, дернул парня на себя, но не завалил, не срубил подсечкой, хотя могло получиться. Принял помощь, отплевался, выругался и ухромал домой.
А Клык указал на Дэлмора:
– Тебя слушать буду. Его, – на Дэрека, – …ладно, тоже. Но остальные идут нахер!
– До тех пор, пока не сделают тебя в бою? – уточнил Шон.
– Не будет такого! – отрезал тот, кто доказал свой уровень.
– Не исключено, – кивнул лидер. – Значит, будешь с ним.
Парень угрюмо посмотрел на пожавшего плечами Смита, который тоже от восторга не сиял. А Шон шагнул к Клыку, поймал его взгляд и тихо произнес:
– Запомни, я тебя сюда не звал и удерживать не собираюсь. И никого не звал, и никого не держу. Но если ты сам пришел и это тебе нужно – выполняй свои собственные обещания.
Парень хрипло ответил:
– Буду.
Подошел к Дэреку, сплюнул кровью в сторону, криво усмехнулся.
– Ну, и куда мне теперь, босс?
Смит лаконично послал странного новичка в ближайший дом мыться и зализывать раны, а сам подскочил к Шону с вопросом, что теперь с этим чудом делать дальше. Барт слышал, как Дэлмор со Смитом сошлись в высокой оценке городского типа как бойца и решили его, такого особого, пока придержать отдельно, в юниты не совать, а то он и там везде начнет самоутверждаться, или мода пойдет на попытки его сломать, а это всё лишнее. Пусть живет пока так, места много, там видно будет.
Еще Шон Дэреку начал что-то про какой-то специальный юнит… но Барта тогда это не волновало, да и сейчас подавно.

Куда более ценен тот факт, что лидера после той ситуации можно поймать на слове, что пожизненных обязательств находиться в Хосте под его командованием никто на себя не брал. Что при желании – а оно есть, еще как – свалить отсюда он не имеет права удерживать! Никакого!
Да, Барт когда-то сам пришел, и своих привел, тогда всё казалось вполне прикольным. Хорошо еще, драться ни с кем не пришлось.
А теперь тут создалась совершенно невыносимая атмосфера.
Никаких обещаний, никаких тупых клятв дурацкой верности не было, так что Дэлмору придется признать, что Барт может скинуть нафиг надоевшую власть тех, кто его не ценит, и отчалить в свои собственные моря! Вот только пусть попробует возразить, завести речь про какие-нибудь гнилые обязательства – не прокатит! Давить на Барта Приггера не выйдет, у него есть полное право и он об этом прекрасно знает!
Шон абсолютно равнодушно подтвердил:
– Есть. Это всё?
– Д-да… – протянул Барт, ожидавший другой реакции.
Хоть какой-то реакции.
– Без проблем. Свободен.
Шон двинулся дальше, в сторону дома, удаляясь от ошарашенного Барта, который неделю набирался смелости на эти несколько фраз. Выстраивал линию защиты, формулировал аргументы, дословно вспоминал тот давнишний эпизод, проигрывал в голове исход…
– Подожди, – слабым голосом проговорил ничего не понимавший юнит-лидер, – и… это – так просто?
Дэлмор обернулся, остановился метрах в пяти, холодно рассматривая замершего Приггера.
– Естественно, просто. А как еще? Ты думал, я буду… – он сделал паузу, выделив голосом нечто весьма его позабавившее, – …просить тебя остаться? Нет. Ты такого не стоишь, поверь. Приггер, на самом деле, есть ты, нет тебя, – Шон покачал головой, – я не замечу.
Барт усилием воли удержал головокружение.
Как-то оно всё шло не так.
Неожиданно, и даже оскорбительно… как это он не заметит?! Его? Барта Приггера? Ведь с самого же начала вместе! Ну, не так чтобы прям вместе, но… Ага, а когда Смит делся нахер, можно было с катушек съезжать, на нормальных людей вызверяться и не придавать никакого должного значения их искренним порывам помочь родному Хосту?!
Ублюдок Смит, куда ни плюнь, всюду он!
Стоп, но если всё так слёту решается, если Дэлмор не впал в бешенство, а с полпинка отпустил… как насчет помощи родного Хоста давнему и почетному гражданину, который столько сделал на его благо?
– А… территория?
Шон поднял бровь.
– Вопрос не ко мне. Есть нейтральные районы – выбирай, осваивай, обороняйся. Не нравится – отвоевывай, дело твое. С этого момента ты для меня лидер конкурирующей структуры, и этим всё сказано. Полезешь за мою границу – пожалеть не успеешь.
Вот как, да?
Барт слушал и боролся со всплывающим мерзким ощущением, что он сделал большую глупость. Хреновато прозвучало… «лидер конкурирующей структуры». Нет, с одной стороны даже круто, сравняться по статусу не то что с гребаным Дэреком, но с самим Дэлмором! Это здорово, но… радость портит среднее слово из трех.
Конкурировать с Хостом Барт как-то изначально не планировал.
А с кем? С Каналом? Там, вообще-то, сотен шесть злых отвязных цветных, которых Приггер никогда мочить не стеснялся, и они это наверняка не забыли запомнить.
Фэктори? Десятков пятнадцать-шестнадцать… тоже как-то не очень выходит, у Барта на порядок меньше. На порядок.
Странно, кстати: так легко было фыркать на мелких Заводских придурков-слабаков, которых раз-два и обчелся. Легко, будучи одним из тысячи. А вот будучи одним из… жутковато сразу. Масштаб как-то… здорово искажается.
С кем же отныне конкурировать? Хороший вопрос. Но решиться он в свое время наверняка успеет, а пока надо показать себя достойно.
Барт прошипел:
– Прекрасно! Мы развернемся, и ты еще обо мне услышишь, Дэлмор!
– Обязательно напрягу слух. Кстати, пошел вон, Приггер, ты на моей земле, и мне это не нравится. У тебя пять минут.
Барт оскалился – Хостовский нагло рушил хрупкий нейтралитет двух структур! Хотел еще что-то сказать, но Шон неторопливо достал из-за ремня пистолет и демонстративно снял его с предохранителя.
– Четыре минуты пятьдесят секунд. Интересно, ты успеешь убраться отсюда пешком?
Об этом Барт даже не подумал. То есть, об этом он не подумал совсем. Настолько привычно было взять любую тачку из десятков стоящих в вебстеровском гараже… А теперь туда путь заказан? А… еще сюрпризы будут?
Чёрт, многое теряется. Но обратного хода нет.

5

Сначала им было даже хорошо: четырнадцать парней плюс лидер с комфортом расположились в пустом доме в Полосе, нейтральной зоне между городом и Underworld. «Для начала», многообещающе намекал Барт.
Никакой охраны Периметра, никаких заданий типа «принеси то, добудь это», никаких патрулей районов – рай! Спи сколько хочешь, хоть весь день проваляйся, задрав ноги, никто слова поперек не скажет, все сами вповалку отдыхают. Мебель, правда, в дефиците, кровати пришлось стаскивать со всей улочки, дома на которой все как один словно пережили бомбежку, а то и не единственную. На всех, как водится, не хватило, самые молодые устроились на лежанках по углам, но так же всё равно лучше!
Сами себе хозяева, спиртное рекой, вот только на Рэд-стрит выбраться пока не осмеливались, но и так неплохо, учитывая, что Милз притащил десять граммов «мета». Если бы его поймали на этом в Хосте, лучше б ему тогда вообще не рождаться, а так – кому какое дело?!
Через неделю деньги кончились.
Причем как-то настораживающе резко и у всех сразу.
Встал вопрос – где их добыть? Раньше это проблемой не считалось: заикнешься, что на мели, сразу наведут, подскажут, где что плохо привинчено, просто по городским угодьям пройдешься, а лень так далеко шляться – соберешь с местных торговцев, только тогда надо их припугнуть как следует, чтоб молчали, а то Дэлмор, бывало, за такое кое-кому и руки ломал. А не повезет ни с чем, или срочно надо – так кому-то из знакомых точно повезло, не сегодня, так на днях, попросишь – поделятся, потом вернешь, когда повезет тебе…
В Полосе не было ничего, кроме развалин – обиталищ бродяг, совсем уж на людей не похожих. С них ничего не возьмешь, как ни пугай.
Все мало-мальски перспективные места заняты. В основном Хостом, чтоб его. Есть еще Канал, Фэктори… Есть-то есть, ничего тут не поменялось, и раньше вполне в порядке вещей было в том же количестве перехлестнуться со сравнимыми компаниями что оттуда, что оттуда. Поточили друг на друга зубы, почесали кулаки, поизвели патронов, и в итоге так или иначе разошлись, потому что всем миром за обиженных своих мстить не полезут ни Заводские, ни латинос. Ведь тогда Дэлмор усмехнется – простой заварухи мало, решили поднять уровень? И бросит в драку подразделения именно что другого уровня, и тогда придется мстителям несладко. Предугадывая такое развитие событий, другие структуры Зоны на рожон не лезли.
А теперь Приггер хрен кого за себя приплетет. Уровень, весь, какой есть – весь тут, сидит и чешет в затылках, где б срубить на пожрать. Н-да. Столкнуться с кем-то теперь, не имея за спиной мощи сотен стволов поддержки… нечего и думать.
Барт кусал губы в поисках решения. И оно нашлось!
Есть же еще город.
А там территории помельче, структуры разрядом пониже – японцы, арабы, итальянцы, ирландцы… Уж там-то есть шанс. Придавить националов должно быть не так уж сложно.

Сперва им даже повезло.
Они не без шика грабанули магазинчик в китайском районе, затарились на неделю какой-то странной, но жратвой, выгребли у молчаливого хозяина всю кассу и возвращались с триумфом.
Но их догнали. То ли сыновья, то ли контролёры из местных, их было много, и они были не с пустыми руками. Парни Барта шли на дело ввосьмером, пришли втроем. Хорошо еще, убежище не засветили.
Похоронили тех двоих из погибших, которые доехали до места на пассажирских сиденьях. Прикопали во дворе, в углу, придавили куском стены. Остальные трое остались в городе, за ними даже не стали возвращаться. Деньги, кстати, были как раз у них, у Пинчесса, кто их там хоронил, неизвестно, но он на этом наварился, факт.
Помянули трофейной китайской жратвой. Джонс стал было прикидывать, как бы в следующий раз сделать поумнее, может, у макаронников не так чётко всё организовано? Барт только отмахнулся. Он и так выбрал самый слабый объект. С парнями из якудза или воинственными соотечественниками Морана Киллроя нечего и пробовать, не говоря уже про Шамиля.

Стало плохо. Голодно. Ноябрь… Дожди и ледяной ветер. «О чем он думал, ведь зима впереди» – шептались парни. Этот барак не отапливался, в отличие от нормально оборудованных домов Кварталa.
Что-то им перепадало, конечно, по мелочи.
Очень скоро напрочь забылись налеты на любые охраняемые объекты, вплоть до бензоколонок и ночных супермаркетов, столкновение с полицейским патрулем стало бы еще одной катастрофой, после того, как копы открыли огонь вслед засветившимся добытчикам, и Рори остался в грязи с пробитым черепом. Приггеровским оставалось лазить по окрестным городским домам, где жили люди немногим богаче, чем они сами, или потрошить поздних прохожих. Однако прохожие в таком районе на далекую полицию не полагались, и Саймон получил от одного пожилого безобидного на вид типа нож в бедро. Рана загноилась, парень выбыл из строя, от боли вгрызаясь себе в руку на дальнем топчане в единственной комнате их дома, где держалось тепло – рваными одеялами и тряпками оббили стены и законопатили свистящие углы.
Они начали считать никелевые монетки. Патроны подходили к концу. И откуда их брал Дэлмор… Кто-то стал спать в машинах, угнанных в хорошие времена, когда они еще отваживались на дальние вылазки. Там было теплее.
Барт решил подбодрить своих, затеяв нападение на знакомый склад в городе, который когда-то частенько опустошали как нечего делать. Это обещало решить проблемы хоть с едой. Но впервые его люди отказались.
Да, причины они привели такие, что не поспоришь: две неполные обоймы на десять стволов, три машины из четырех давно превращены в жилые помещения по примеру местных бездомных, у единственной тачки, что на ходу пока, неисправный мотор, который подведет в любой момент и который некому перебрать, и вообще, здоровых у них из девяти четверо… а тот склад под крышей Хоста.
- Нет, – сказал Джонс, – извини, при всем желании не потянем.
Барт был в ярости. Он стремительно терял авторитет – тот оказался напрямую связан с уровнем комфорта и безопасности, который способен обеспечить лидер.
С безопасностью, в довершение всех бед, тоже было хреново.
Бродяги, чуя наступление холодов, осмелели и лезли воровать внаглую, Милз с Джонсом поймали одного и отколотили, а тот привел каких-то уродов, и те спалили все машины: и жилые, и ту единственную с мотором. Чудом никто не сгорел.
Потеснились те, кто жил в комнате, вместе теплее.
Мстить сволочам не было сил.
Трое вконец отчаявшихся исчезли без предупреждения. Через сутки из них вернулся только Айк, исхудавший к тому времени так, что казался ребенком – напуганный, но целый. Он стучал зубами, пока в него не влили драгоценный НЗ-шный запас виски, и признался, что они с Милзом и Эгри нарушили границу Канала, моментально вляпались в дерьмо на самой окраине Холмов и нарвались на Агирре с его colegas.
Латинос брезгливо отшвырнули мальчишку в сторону, а взрослых бывших Хостовских забрали с собой, причем Айк, сутки добиравшийся до своих, молча помотал головой – нет, смысла нет. Не потому что не сумеем, хотя и это тоже, а потому что поздно. Агирре прекрасно узнал людей Приггера и был доволен добычей, так что – не за кем дергаться. Их уже нет.
Осталось семеро.

– Барт, ты как хочешь, а мы уходим отсюда.
Голос Джонса был хриплым от затяжной простуды, но твердым.
Барт уже давно ждал чего-то подобного, хоть и давил поганые мысли изо всех сил, но всё равно задержал дыхание.
– В смысле?
– В прямом. Чего уж теперь, ты должен признать, что это была плохая идея.
– Ничего я не должен!
– Ладно тебе, Барт. Всё же ясно. Не выгорело. Времени-то прошло всего ничего, а нас уже вдвое меньше, а еще Билли вряд ли поправится... Саймону нужно срочно в нормальные условия, Зак начал кровью кашлять. Мы тут подыхаем медленно, вот и всё. До весны никого не останется.
Кто-то из темноты согласился:
– Чёрта с два. Правильно, Джонси. Уходим.
И еще один голос:
– Возвращаемся. Эх, только бы он нас не вышвырнул снова после этого всего…
– Что? – выдохнул Барт. – Возвращаетесь?
– Ну да, куда же нам еще податься. Попытаемся, если возьмет. Хоть бы повезло. Есть надежда, что ему на нас не наплевать.
– …Как тебе, – припечатал кто-то невидимый.
– Что? – Барт не верил своим ушам.
– Повторяешься. Что слышал. Ты для чего всю эту херню затеял?
– Ради вас! Ради свободной жизни, без этой армейской принудиловки и приказов!
– Врешь, – хлестко прозвучали слова из темноты.
– Тебе не по нутру было, что Дэрек в Джойнте, а ты под ним. У тебя личный мотив, свои интересы, а Рори, Чэд, Милз и остальные за это жизнями заплатили. – Джонс говорил устало и убежденно. – За твою гордость.
– Ты в дерьме и нас затянул, не постеснялся. Как теперь?
– Если не умеешь, так куда ты, мать твою, лез?!
– А мы, безмозглые, на тебя повелись.
– Тебе, Барт, вообще как дышится, когда за тебя столько ребят ответили и сгнили?!
– Ладно, пошли, – оборвал всех Джонс. – Нечего тянуть.
Барт, не веря, смотрел, как они все – все! – хмуро поднимались, плотнее запахивались в рваные куртки. «До чего на бродяг похожи»… – почему-то пронеслось у него в голове вместе с легким уколом совести. Смесь злобы, отчаяния и растерянности делала его немым и беспомощным.
Айк, которого когда-то Барт лично отбил у каких-то ублюдков с Фэктори, всё же подошел к нему, несмело предложил:
– Может, давай с нами? Вместе лучше… чего ты тут?
Приггер, у которого злоба перевесила, сказал, как выплюнул:
– Никогда! Я лучше сдохну!
Айк грустно пожал плечами:
– Ну, как хочешь, – и отвернулся.
В этот момент Барт вдруг понял, что насчёт «сдохнуть» – это не громкое слово, а тупая и настоящая реальность. Не погодным, а другим, жутким холодом тянуло от той плиты на заднем дворе, от пустовавшей постели Рори, которую он так долго и тщательно устраивал, и ее так потом никто и не занял, не разорил.
Даже от Билли – его тащили двое, обмякшего и бледного до синевы, от Саймона, чья нога раздулась и тяжело пахла. От всего этого проклятого дома, от всей этой долбаной херни.
Но идти к Дэлмору?! К ним, к этим гадам, которые…
Нет. Ни за что.
Барт не сдвинулся с места, провожая глазами своих… уже не своих людей: тех, с кем он был вместе не один год, тех, кто ему верил, а теперь низложил. Глядя, как они один за другим исчезают в снежной мгле, он бессильно бросил им вслед:
– Предатели!
Джонс, уходивший последним, обернулся и исподлобья взглянул на бывшего предводителя, но не с ненавистью, которой тлели остальные, а с какой-то жалостью, что ли… и это было невыносимо. Бесконечно долго они не отводили глаз, и никто не знал, чего это Барту стоило.
Джонс ничего не сказал, исчез, оставив дверь открытой, будто давая еще один шанс гордому Приггеру. Но тот рванулся вперед, захлопнул ее за ними так, что она чуть не треснула, и привалился к ледяным доскам спиной, сполз на холодный заметенный снегом пол, радуясь, что некому увидеть его лицо.
Барт остался один.

6

Кончался январь.
Страшный, вьюжный, морозный январь. Вернувшиеся в середине декабря остатки группы Приггера были без лишних слов приняты обратно, и девчонки в Клинике потратили немало сил, реанимируя отощавших, больных и феноменально грязных парней. Много нелестных слов было сказано в адрес Барта.
Но прошло время, пришедших в себя Джонса, Саймона, Айка и остальных распределили по другим группам, и история забылась. О Приггере тоже никто не вспоминал.

– Рой, ну что ты за человек, ты и в бункере умудришься заблудиться…
– Не вредничай, женщина, ты что, не видишь, какие заносы? Это же Северный Полюс, а не Нью-Йорк!
– Ты на джипе повышенной проходимости, а не на кабриолете, мог бы и напролом.
– Ага, она еще будет учить меня водить.
– Кто-то должен взять это на себя, не так ли? Я не планирую сидеть до утра в сугробе!
Бесконечная привычная перебранка помогала скоротать дорогу домой. Если бы младшие координаторы не смешили друг друга, эта суровая ночь, которая своим ледяным ветром и секущим снегом пыталась вскрыть их машину, как консервную банку, была бы чересчур мрачной.
Хоть внутри было тепло, даже жарко от работающего обогрева, Бэсс инстинктивно куталась в меховую куртку. Она не любила снег… он был несколько лет назад последним, что она увидела перед тем, как провалиться в радужную белизну надежного последнего беспамятства. Такой же дикий и неистовый январь чуть не убил ее, и с тех пор девушка терпеть не могла зиму.
Рой, чьим любимым делом было необидно издеваться над южанкой, сидел за рулем в одной майке, от чего ее передергивало, и гордо полагал, что совершенство его обнаженной мускулатуры не дает ей покоя.
Вдруг парень подался вперед, вглядываясь в непроницаемую снежную круговерть, и врубил дальний свет. Неверяще протянул:
– Да будь я проклят, это же…
Развернувшись, резко сбавил ход, уравнял скорость джипа с бредущей по колено в снегу одинокой фигурой.
– Какие люди! Барт Приггер собственной персоной?
Рой опустил стекло со своей стороны, и злая зима тут же ворвалась внутрь вихрем колючих разящих снежинок. Бэсс прикрыла лицо рукой, сощурилась, пытаясь разглядеть, не сошел ли Картер с ума. Вообще-то, того парня считали скорее мертвым.
Человек на улице замер на миг, но не остановился, слепо, механически поплелся дальше, всё так же медленно – быстрее не давал ветер, почти сбивавший с ног.
Рой выкрикнул наружу:
– Хреново выглядишь. Одиночество тебе не на пользу, а?
Бэсс толкнула его в бок.
– Это что, правда он?
– Он самый. Барт, что ж ты не здороваешься со старыми знакомыми? Язык отморозил?
– Рой, заткнись, – прошипела Бэсс.
Наконец ее глаза смогли различить сгорбленного, казавшегося очень маленьким, закостеневшего парня в каких-то лохмотьях. Он едва волочил ноги, шатался не то от ветра, не то от слабости.
– Картер, останови.
– Чего? Вот еще, было бы ради кого. Ты не помнишь, какими вернулись его ребята? До чего он их довел? Сколько их вернулось?
В ее глазах полыхнул опасный огонек.
– Я сказала – останови. Ты что, не видишь, он же полумертвый!
– И чёрт с ним! Это только справедливо!
Вместо ответа она с силой надавила на ногу Роя на педали тормоза своим острым каблуком, от чего парень зашипел от боли, но джип встал.
Бэсс перегнулась назад, распахнула пассажирскую дверь, крикнула:
– Садись!
Прохожий-самоубийца в нерешительности остановился, и она повторила:
– Барт, садись! Давай внутрь, быстро!
Рой проворчал:
– Ну и глупо.
От застывшего насквозь человека на заднем сиденье холод, казалось, распространился по всему нагретому салону. Бэсс в ужасе смотрела на Барта – похожего на скелет, с почерневшими провалами глаз, запекшимися губами, иссиня-бледного и жутко худого. Он был одет во что-то невероятное, дышал с хрипом, в зрачках плескалось безумие.
Рой еще по инерции проворчал:
– Всё сиденье мне загадит, – но было видно, что такого он действительно не ожидал.
Барт молчал и не смотрел ни на кого. Его взгляд был нацелен куда-то в район приборной панели, и Бэсс, проследив за этим направлением, заметила там недоеденный огрызок гамбургера, черствый и забытый. Она еще раз оглянулась на Барта – да, он не мог отвести глаз от объедков.
Она медленно протянула руку и взяла еду, неуверенно показала:
– Но.. Он же уже…
Барту было всё равно. Едва пища оказалась в зоне его досягаемости, он мгновенно схватил кусок костлявой рукой и вонзил в него темные зубы, не замечая ничего вокруг.
Рой и Бэсс переглянулись с одинаковым испугом.
– Господи, сколько ж ты не ел, парень? – прошептала она, а Рой, забывший о своем былом негодовании, пошарил под сиденьем и протянул ей сверток с чем-то съедобным. Кивнул назад:
– Ты это… дай ему, что ли.
Она так и сделала, и еда исчезла тут же. Барт по-прежнему молчал, только зубы принялись отстукивать быстрый ритм. Его начинала сотрясать видимая сильная дрожь.
Рой потянулся было за бутылкой, но Бэсс мягко покачала головой:
– Сейчас нельзя, совсем плохо будет. Потом, потом.
Это как же надо было настрадаться, чтобы кинуться в чужую машину ненавистных Хостовских – инстинкт самосохранения не устоял перед волной удушающего тепла, а потом сметать огрызки у них на глазах, давиться и рвать ссохшиеся губы об острые края корок, царапать отвыкшее горло. Очень, как оказалось, мало человеку нужно, чтобы скатиться нахер до полнейшей животности слабого тела.
Вот только хуже всего то, что мозги еще что-то помнят о прежнем владельце тела, о том, кем он был, и способны осознать, во что он превратился.
Парень на заднем сиденье сжался в комок, низко опустил голову, впился в свалявшиеся волосы пальцами, содрогнулся от жутких задавленных слез. Короткий всхлип – и протяжный тонкий звук, неудержимый, горький… в нем всё: стыд, жалость к себе, и позор, и отчаяние.
– Мать твою… – пробормотал Рой. Ему очень не по себе, и голос уже совсем другой. – Н-да, парень, тебе досталось. Загнешься ты так, надо что-то делать. Никто такого не заслуживает, даже ты, Приггер.
С этими словами он тронул с места.
Барт поднял грязное лицо. По дрожащему подбородку сбежала тонкая струйка крови из лопнувшей воспаленной губы.
– К-куда?..
– Не догадываешься? Мы ж не звери. – Помолчав, Рой добавил: – И он, кстати, тоже.
Так же, как не мог Барт не рвануться в тепло, замерзая, он не мог не прошептать:
– Думаете, …есть шанс?
Надежда – самая упрямая вещь на свете. А еще она бессмертна, потому что когда ее нет и не может быть, она всё равно есть.
Вместо ответа Рой пожал плечами, но Бэсс повернулась назад и посмотрела Приггеру в глаза.
– Я буду на твоей стороне. Обещаю.

В обширном забетонированном ангаре гаража Хоста не было ни ветра, ни снега. Едва въехав, Рой указал на ждавшего их Шона, тормознул и выскочил из машины, выставив ладони в жесте – сидите, начну разговор я сам.
Бэсс видела, как Рой рассказывал, бурно жестикулируя, но выражения лица Шона различить не могла. Выждав пару минут, открыла дверь:
– Давай, Барт, пошли.
Тот неуверенно сделал несколько шагов на подгибающихся от волнения ногах по такому знакомому серому полу – сколько же вечностей он уже тут не появлялся… три месяца?
Чистые строгие линии гулкого помещения делали его будто дворцом в смятенном восприятии Барта. Храмом.
Так же чуждо он себя тут ощущал, такая же скованность мешала дышать. В глазах рябило, даже подташнивало – он так наелся натощак… а внутри всё трясется не поэтому. Еще ни разу, наверное, его судьба настолько не зависела от чужого решения.
Барт не раз, не два и не десять попадал под прицел и умел гасить эмоции по этому поводу, бравировать бесстрашием, но тогда речь шла о жизни и смерти. Банальный переход, который даже не почувствуешь, сорвавшись с первого и провалившись во второе.
Сейчас Дэлмор держит в руках его смерть – и жизнь. Совсем другое дело, разница колоссальная.
Ничего не слыша сквозь шум в ушах, Барт поднял голову.
И натолкнулся на жёсткий, холодный взгляд Дэлмора. Рой за его плечом тихо сказал:
– Вот видишь, я же говорил…
Шон равнодушно поднял бровь.
– Ну и что? Зачем вы его притащили?
Рой замялся, повисло молчание. Слово дается тому, кто сегодня поставлен на кон.
И Барт заговорил:
– Шон, я… Я был неправ.
Хрип больных легких мешает, но тратить драгоценное время и терпение Дэлмора на то, чтобы откашляться, невозможно. Барт Приггер признает что угодно перед кем угодно, как он жрал буквально что угодно последний месяц.
– Я облажался, всё вышло настолько хреново, мне так жаль, не представляешь!.. Я всё понял, я не могу больше так, я... Позволь мне вернуться, прошу.
Он вложил в эти слова всё, что мог. Никто еще не возносил мольбы такого накала в храмах-гаражных ангарах.
– Я больше никогда… Ты увидишь, я не повторю, я всё сделаю, я докажу, ты не пожалеешь! Прими меня… ну пожалуйста! Или убей прямо здесь.
И Барт упал на колени – так будет вернее.
Всё равно уже не было никаких сил бороться с тошнотой, дурные душные волны захлестывали, дрожь сотрясала измученное тело. Дэлмор должен оценить такой жест…
Он всё равно не пристрелит, если бы Барт заслужил в его глазах мгновенную смерть, он объявил бы Хант еще тогда. И не было бы этой омерзительной долгой агонии. Дэлмор всегда был жестоким ублюдком.
Он может только взять назад – или прогнать обратно, а там, на воле, так непередаваемо погано, что не только на колени рухнешь, но и к ботинкам его потянешься… губами.
Барт едва услышал голос, с легкой ноткой брезгливости бросивший ему:
– Встань, Приггер.
Взгляд Шона не изменился, и слова были такими же, как январь за стенами.
– Ты свой выбор давно уже сделал. И, помнится, был чертовски уверен.
У парня перехватило дыхание. Он все же надеялся...
Мало ли что когда было? Всё меняется, все меняются – только Дэлмор остается такой же сволочью!
Почему? Чего не хватило? Что еще придумать, как прогнуться, что пообещать, как распластаться?! Нет, только не опять туда…
В этот момент Бэсс встала рядом с ним.
– Шон. Если тебе мало его просьбы, то я… тоже прошу. За него. Дай ему шанс, что тебе стоит?
Барт замер, боясь пошевелиться. Шон вопросительно взглянул на девушку:
– Тебе-то какое до него дело?
Она ответила тихо, но твердо:
– Ничего личного. Просто знаешь, я почему-то по-особому отношусь к одиноким, бездомным и… замерзающим.
Рой ничего не понял, но Шон, чуть усмехнувшись, отвел глаза и кивнул. Сразу же повернулся к Барту.
Никаких колебаний, чашки весов не дрожали ни мига – слово Барта легче одной снежинки, слово же девчонки сейчас для Дэлмора весомее камня.
– Помнишь, я говорил, что отсутствия твоего я не замечу? Так вот, мне и на присутствие твое тоже по большому счету плевать. Ладно, Приггер. Ты принят. Еще раз.
Барт задохнулся от невыносимого чувства. В ушах звенело, в происходящее просто не верилось…
О господи, прокатило. Ну до чего ж удачно всё сложилось! И с копами, согнавшими с насиженного места в норах Джанк-Ярд, и с этими двоими в машине, что катались в такую ночь, а главное, с извращенским непонятным пунктиком Флэйм на замерзающих.
Дэлмор послушал ее, кто бы мог подумать: Дэлмор – девчонку, но ведь как здорово! Теперь не завалить, не испортить, не спугнуть. Ради того, чтобы снова быть по праву здесь, в тепле и сытости, можно сделать что хотите.
Он прошептал, глядя на Шона сквозь счастливую муть в глазах:
– Спасибо…
Тот указал на Бэсс:
– Ее благодари, мое мнение о тебе известно и не изменилось. Да, насчет возвращения. Есть условия.
Барт выставил вперед руки в драных перчатках с отрезанными пальцами и быстро пробормотал:
– Всё, что скажешь.
– Естественно, ты больше не командир. Ни о каком юните и речи нет.
Приггер мелко кивал, соглашаясь. Больно надо. Предатели.
– Отныне ты рядовой.
Печально, но неплохо. С Джанк-Ярд никакого сравнения, факт.
Шон сделал паузу.
– Драйвер.
Барт задержал дыхание, но не пикнул. Ничего, прорвемся, главное, зацепиться здесь ногтями и зубами. Не в его положении возражать.
И Шон закончил, пристально глядя ему в глаза:
– Драйвер без права повышения в спец-юните Дэрека Смита.
Барт даже отшатнулся.
Несколько секунд на его лице сменялись какие-то эмоции, и Шон внимательно за этим наблюдал. Усмехнулся:
– Устраивает?
Это… дьявольщина. Так не может быть, просто несправедливо. Нереально. У Смита? Внутри шевельнулось что-то такое угловато-колючее, похожее на мерзкое предчувствие или тоненько визжащий ужас.
Такие, значит, условия обратного билета в Хост? Дэлмор просто невероятен, неподражаем… он не может не понимать, он нарочно. Мразь. И как смотрит… ловит, ждет малейшего повода послать, несмотря ни на какую Флэйм. Он хочет подарить игрушку своему драгоценному Второму, возможность вздрочнуть самолюбием, расквитаться за всё хорошее… Вот так отзеркалить – ему смешно?
Им обоим зашибись как весело. Но хорошо смеется тот, кто огорчит всех остальных.
Нет, всё прекрасно. Обратный билет на самом деле большая ценность, а платить надо будет унижением? Ладно. Утремся. Здесь, внутри Периметра, по-любому гораздо лучше. Комфортнее, безопаснее, теплее, сытнее, больше шансов держаться поближе к интересным людям… сделать в благодарность их жизнь еще интереснее.
Посмотрим.
И Барт Приггер прошептал, глядя в пол:
– Да, устраивает.

7

Когда Бэсс увела фантастически съехавшего по иерархической лестнице бывшего командира, Рой фыркнул и, качая головой, заявил:
– Знаешь, лидер, это было жестоко! Насчёт драйвера у этих… его ж сожрут. И косточек не останется.
– Тебе он дорог? – осведомился тот. – Что-то личное?
– Да нет, но… А что скажет Дэрек?
– Мне почему-то кажется, что он против не будет. И вообще, насколько я Смита знаю… – задумчиво прищурился Шон, – он всякое гнилье жрать завязал, и даже не соблазнится.
У Дэрека, несмотря на его высокий суматошный статус, с некоторых пор всё же был свой персональный юнит.
Не та первоначальная компания Дэрека - юнит-лидера, былой принадлежностью к которой по сей день козыряли Ханди, Малхолланд и остальные, а спец-юнит, составленный из отборных головорезов, безбашенных любителей насилия, с трудом признававших над собой власть. Они подчинялись только тому, кто недвусмысленно и неопровержимо докажет, что круче.
Первым из них стал когда-то Клык.
Постепенно к нему присоединились ему подобные: один угрюмый парень из Гарлема, по неизвестной причине лютейшим образом ненавидевший своих. Болтливый расхлябанный блондин, жадно шизевший вмиг не то что от вида крови – от ее легкого запаха, от упоминания о красном цвете. Не снимавший хаки парень, вернувшийся с какой-то войны и оставивший там душу.
Были двое, которые перед Дэлмором переглянулись, сказали друг другу: «Да, это он», и попросили, если можно, принять их без ритуального поединка с лидером Хоста. Тот присмотрелся, усмехнулся, спросил, что же так сильно им разонравилось в их прежней профессии. Один молча показал плохо затянувшиеся рубцы на месте снятой с груди, плеч и живота кожи, другой отвел глаза.
Шон не стал настаивать, сказал: «Я помню, видел вас на ринге. Пойдет и так. Приняты». Парни, видевшие там же Дэлмора, признали его над собой без дополнительных доказательств.
Шон принял одного типа, который сбежал из тюряги в соседнем штате и в обмен на охрану от копов обещал помощь с банковскими сейфами и компьютерной херней. С ним Дэлмор драться не стал, проверил как-то иначе и сказал Дэреку, что этого – беречь. Правда, потом убил технаря сам после того, как тот набросился на девчонку, и ее еле спасли.
Клык привел брата, мальчишку, который дрался не хуже него, несмотря на отсутствие левого глаза и пальцев на левой же руке. Подросток не произносил ни слова, никому не смотрел в лицо, механически подчинялся тем, на кого указал брат.
Однажды проснулся в тот момент, когда Клыка рядом не было – ушел в рейд, а в доме оставался только Дэрек, который своих не опекал, поскольку они отличались от обычных файтеров и действовать привыкли сами, на свой страх и риск, поэтому перебарщивать с командирством было опасно. Дэреку пришлось физически выложиться чуть ли не на все сто, чтобы скрутить осатаневшего без причины пацана, а пока растерянный Смит озирался, чем бы его вырубить или хоть связать до прихода старшего, мальчик обмяк в его захвате и всхлипнул. Вернувшийся Клык обнаружил обоих перед телевизором за каким-то китайским боевиком и был поражен.
Двое из спец-юнита, принятые почти одновременно, невзлюбили друг друга особенно рьяно, у них были какие-то кардинально-полярные разногласия, понятные исключительно им, и это кончилось плохо: один подлил второму кислоту в стакан со спиртным, и тот, плюясь кровью, в последнем порыве осмысленности вогнал наслаждавшемуся зрелищем отравителю пулю в глаз.
Бывали и другие… наёмники, порвавшие со своими изгои, которым было что предложить новому хозяину. Сборище опасных, лихо перешибленных каждый по-своему отморозков, которые постоянно грызлись, скалились друг на друга и на всех, покорялись только грубой силе и чему-то такому, что для каждого там было тоже свое. Смит сумел стать для каждого из этих убийц авторитетом в силу неявной, но вполне достаточной причины – он был тех же кровей и оттуда же родом.
Этих парней использовали для психической атаки, для устрашения и для уничтожения. Это был спецназ Хоста. Самоутвердиться там мог только такой же, как они, или тот, в ком они почуют крутизну той же пробы, а других ждала незавидная участь.
А Барт думал, что основной проблемой будет суметь сделаться подчиненным Смита в самом низком ранге.

Дэрек отреагировал на его появление действительно почти спокойно.
Барт еле нашел стоявший на отшибе дом спец-юнита, где у порога его ненавязчиво остановили поджидавшие свежее мясо обитатели.
– О, новичок!
– Нихера, я его где-то видел. – Комиссованный солдат вертел на одном пальце кольт и нежно улыбался.
– Тебя сроду глючит, Грэг.
– Куда мне до тебя, Гемоглобин. Я его видел. – Кольт замер, указывая в переносицу Барту. – Я не люблю это ощущение.
– Уроды, это наш новый драйвер, – лениво объяснил щелкнувший зажигалкой Клык. – Не знаю, куда он нас катать будет...
– Мы его сами для начала обкатаем, – активный ярко крашенный блондин скользнул вперед, к шарахнувшемуся Приггеру, нацелившись на его обметанные кровавой коркой губы.
В полутьме коридора моргнуло что-то массивное, и оказалось, что это не темнота, а громадный чернокожий с розовыми белками нездоровых глаз.
На диване в холле сидел полураздетый парнишка, сосредоточенно строгал метательным ножом зажатый между коленями толстый деревянный кол.
Жутко изуродованный тип, с торсом которого случилось нечто отвратительное, прошел между облизнувшимся Гемоглобином и невменяемым Бартом, а в довершение всего сверху спустился Дэрек Смит.
Коротким движением руки заставил замолчать всех.
Парни заткнулись, но явно только в присутствии командира.
Дэрек усмехнулся. Неторопливо пересек всю комнату, принимая как должное, что перед ним расступались. Остановился в двух шагах от сжавшегося, жалкого новичка.
Смерил взглядом, медленно, снисходительно процедил:
– Драйвер, бля… вот как оно бывает, да? Ты водить-то не разучился, как там тебя?
У Барта непроизвольно расширились зрачки.
Пахнуло тем далеким вечером на стрельбище, когда это он стоял свободно и прямо, чувствуя за спиной своих, и беззаботно ржал над неопытным одиночкой. И, судя по словам Смита  – вряд ли он забыл имя своего первого командира – тот тоже чуял ветер того воспоминания.
Приггер в тот момент дорого бы дал за то, чтобы появился как по волшебству кто-то, кто сказал бы Смиту, им всем, этим уродам: «Хватит». Только за Барта некому заступиться теперь, когда роли поменялись. Никто их не осадит. Кошмарный способ самоубийства, лучше было остаться на Джанк-Ярд!
Сейчас он отплатит. Дэлмор разрешает ему всё. Он прикажет своим псам… или нет, он ни с кем не поделится таким удовольствием… он сам… а то, что останется, кинет им. Освежеванный сделает с Бартом то же самое, ужасающий ребенок всадит ему в сердце кол, Гемоглобин напьется досыта…
Дэрек устало отмахнулся, произнес ленивым тоном человека, привыкшего распоряжаться:
– Приггер, пошел вон. Сотрись отсюда нахер моментально и не смей в дом соваться никогда. Здесь и без тебя веселуха нескончаемая.
Барт моргнул. М-можно уйти? Сейчас?.. До резни… или даже вместо?
– Ты драйвер, что ли? Ну и вали по назначению. Твое место в гараже, ночевать будешь там же. Поверь, тебе больше понравится. Спросишь, где наши тачки, и вылижешь их до блеска. А если меня не устроит результат, будешь тренироваться на… них. Вон Гем не откажется.
Он указал на ржущих парней и сверкавшего хищной приглашающей улыбкой блондина.
– Ясно?
Барт кивнул и вылетел за дверь. Легкой жизни не будет.

На деле всё оказалось не так уж страшно.
Ник Вебстер бровью не повел, выслушивая сбивчивую речь Приггера на тему – можно ли тут устроиться на ночь, вероятно, не на одну, и, собственно, короче, где. Смит сказал.
- В мастерской в углу, но там всё разложено в полнейшем порядке, и не дай бог сдвинешь… – почесал в затылке хозяин гаража.
На непрофессиональный взгляд Барта, в мастерской царил вселенский бардак, но злить еще и Монстра – не-ет уж.
В конце концов, предложив Барту спать в одной из машин его юнита, что вогнало того в предобморочное состояние, Ник додумался до сектора сломанных тачек, где можно было с комфортом устроиться в каком-то экзотическом вьетнамском фургоне, который пригнали безнадежные идиоты в припадке коллекционной горячки, и который никому сто лет не нужен.
Там Барт и обжился. Вещей у него не накопилось, одеяло спёр в доме у малолеток, там полно сушилось во дворе.
Парни из группы предпочитали сами сидеть за рулем. Обнаруживая чистые, заправленные и отлаженные машины на одних и тех же привычных местах, они не настаивали на продолжении личного знакомства с парковщиком и уборщиком, а Барт занимался своей работой по утрам, когда маловероятно было наткнуться на кого-нибудь из коллег.
Издалека наблюдал за ними.
Видел, как Клык с братом вытаскивают из багажника ящики – жратва и бухло в дом, не стандартное, от добытчиков, а свое, по вкусу. У них нет девушки на кухне – ха, кто пойдет! – они там сами справлялись. Что-нибудь извращенское, наверное. На одном ящике вообще маркировка не еды, а игрушек. Психи.
Грэг водил открытый военный "хамви", негр ездил на неожиданно раздолбанной малолитражке, которую что мой, что не мой… но не злился, если Барт пропускал пятно грязи среди пятен ржавчины. Остальные ничем особым не отличались, вот только у Гемоглобина был мощный джип с отбойником, с которого частенько приходилось счищать запекшиеся сгустки. Не иначе парень расслаблялся на Холмах с тамошней живностью. Чем лучше Барт вытирал, тем реже появлялось новое: если Гему не напоминать, он, видимо, отвлекался.
Маньяк с фиксацией на крови иногда замирал в экстазе, рассматривая ярко-алую "мазерати" на другом конце ангара, в чужом секторе, одном из центральных, и ноздри у него трепетали. Но он не брал ту тачку никогда, даже не подходил.
Значит, чья-то.
Смит постоянно где-то мотался, естественно, сам, без водителя, жил в Джойнте, но своих умудрялся неукоснительно проведывать в произвольно выбранное время суток, а редкие свободные часы проводил с Шоном и остальными «У Дэна», не особо волнуясь о Барте и не вынашивая никаких планов мести. Где-то через неделю Барт это осознал, и ему парадоксально стало еще хреновее.
Ужасно глупо – получить укол неприятного чувства из-за того, что тебя не собираются уничтожать. Обратили внимание буквально на пару минут, заставили чуть ли не обгадиться, обронили пару слов и… выкинули из головы. Причем отзеркалив первую фразу их давнего знакомства, Дэрек ясно дал понять, что не забыл ничего. Так ему что – неважно? Он настолько, типа, тут вырос, что ему уже до лампочки?
А Барт никто и звать, что характерно, никак?!
И Дэлмор со своим «я не замечу», и этот туда же, «как тебя там»… нет, это просто обидно. Суки!
Вообще, парадоксальным образом Барту спокойнее существовалось именно так, обособленно и незаметно.
Он практически не высовывался из гаража, не шлялся по Кварталу, ангар ведь находился за Периметром, за воротами, не на жилой, а на заводской территории, очень удобно. Туда прибегали обычно торопливо, прыгали в тачку и стартовали по делам, а возвращаясь, тоже торопились – домой.
Барту было некуда спешить.
Он настороженно отступал в тень, заслышав чьи-нибудь шаги или голоса. В нескончаемых рядах машин так легко затеряться и спрятаться. Он не мог представить себе встречу с Саймоном, например. С Джонсом. Лицом к лицу… нет, ни за что. Барт прекрасно знал, в каких юнитах сейчас его бывшие люди, и держался как можно дальше от их секторов.
За едой он ходил в самый ближайший дом, в двадцати метрах от забора. В таком непрестижном месте жили немногие, основная активность кипела ближе к центру, а там Приггеру было не место. Он пробирался на кухню, находил небрежно приготовленный ему пакет – инструкции насчет него девчонка-хозяйка получила. Сама старалась не пересекаться с этим навязанным ей непонятным дикарем, однажды с визгом умчалась от него в комнаты, хотя он просто хотел спросить, как ее зовут.
Сверху ссыпались здешние парни, окружили Барта и развлекались с ним минут двадцать.
Тот орал, что он вообще-то из спец-юнита Смита, но они сказали: «Мы знаем, кто ты такой».
С тех пор пакет ждал его снаружи на пороге.
Контакты с людьми после возвращения у Барта получались из рук вон плохо.
Бэсс, поставив машину в сектор Джойнта, изредка останавливалась в проходе, и тогда Барт выходил к ней. Они перекидывались парой слов, Барт говорил, что у него всё хорошо. Она грустно улыбалась. Однажды подарила ему бутылку хорошего виски – от их запасов же не убавилось ничуть, и Барт попросил назавтра еще одну. Если не жалко.
Она принесла. Вскоре он уже караулил ее, жадно высматривая белую "тойоту". В фургоне копились запасы на черный день: недопитым из найденных на полу машин бутылок он тоже не брезговал. Всё было относительно прекрасно до того момента, когда он встретил Бэсс под утро с какой-то гулянки, сам при этом пьяный в дым, и полез к ней под юбку прямо у бетонной стены.
Барт промахнулся, считая ее участие скрытым неравнодушием. Она дотянулась до ножа и еле сдержалась, чтобы не перерезать ему горло. Он мигом протрезвел, вместо извинений испуганно пролепетал: «Только им не говори!..»
Вот только этого не хватало… После того, как Приггер, всхлипывая, начал сползать на пол к ее ногам, Бэсс с презрением ответила, чтоб он забыл, как она выглядит, и ушла. Ее "тойоту" забрал подозрительно оглядывавшийся Смит. Судя по тому, что Барт остался жив, Флэйм действительно ничего не сказала ни ему, ни Дэлмору. Машину с тех пор она оставляла у дома.
Приггер обрубил последнюю нить человеческих отношений.
Он жил, как призрак, как невидимка, все смотрели сквозь него, не видя, девушки в том числе. Ну кто же согласится иметь дело с Приггером, ну помните – тем самым…
Новички, не знавшие Барта в его хорошие времена, абсолютно не догадались бы, что вот этот сторонящийся всех тип, гаражная тень с ведром и тряпкой, когда-то был юнит-лидером не из последних, гордым и знавшим себе цену. Может быть, им полезно было бы видеть и понять, как вещи подчас обесцениваются.
Он пил, глуша горечь жизни из милости, и тихо зверел.

В гараже стояла полнейшая тишина, несмотря на то, что человек двадцать сгрудились вокруг чего-то, не двигаясь.
– А он знает?
– Нет… мы послали за ним Гарлемца. Должен прийти.
Когда у входа зазвучали шаги Дэрека, кто-то тоскливо проговорил:
– Бля, что щас будет.
Дэрек растолкал парней и …застыл перед своей машиной.
"Мазерати". Своей гордостью. Бывшей. Та была разбита о стену вдребезги, успокоилась в конце широкого центрального проезда грудой железа, казавшегося окровавленным.
Рядом сидел на корточках Гемоглобин, не в самом своем невменяемом состоянии, поскольку настоящей кровью там не пахло, трупа на переднем сиденье не было. Парень, не касаясь, водил ладонью над ярко-красными острыми кусками. При появлении хозяина сразу же скользнул к остальным.
Не так давно Дэрек присмотрел индивидуально тюнингованную "мазерати" последней модели у сына мэра города, лично провернул сложный угон, показал Шону, и они вместе проторчали с ней в гараже дня три.
Барта в то время здесь уже не было, или еще не было.
Это вчера он совершенно случайно увидел, как Смит выходит из обтекаемого, стремительного, подобного летящей пуле автомобиля, который занял свое место между черным "ягуаром" и несколькими дорогими японскими байками в закрытом секторе гаража.
Использовалась ценная машина нечасто, Дэрек наслаждался скорее пассивным обладанием, но тем не менее каждый в Хосте знал, что приблизиться к этой тачке ближе, чем на пять метров, означает моментально огрести кучу проблем с разъяренным хозяином. Исключений не было, даже вездесущие пацаны не пересекали границу сектора, вздыхали на расстоянии, но четко соблюдали дистанцию.
А теперь остатки "мазерати" блестели развороченными внутренностями под яркими холодными лампами. Удар был так силен, что вся передняя часть оказалась просто вмята в салон, ни о каком восстановлении нечего было и думать.
Еще не пришедший в себя Дэрек, раздувая ноздри, оглядел трассу движения, оценил отсутствие следов водителя, красноречивое отсутствие тормозного следа и сделал единственный возможный вывод: машину просто разогнали и врубили в стену намеренно.
– Кто.
Он обвел подавшуюся назад толпу сдержанным внимательным взглядом, за которым слепой бы почуял атомное по накалу бешенство.
Зеваки ненавязчиво уплотнились за спинами парней из спец-юнита. Темнокожий замер, как статуя, Грэг сочувственно почесывался, у Гема в глазах стояли чуть ли не слёзы. Клык положил руку на плечо брату, тихо сказал:
– Ты на нас так не смотри, босс. Мы б не стали. Ты же знаешь.
Дэрек медленно выдохнул. Закусил губу, глядя в сторону, куда-то под колеса чужого "БМВ" в правом ряду, словно не желал снова видеть дорогую для него вещь так безжалостно разрушенной. Он простоял так секунд пять… и насторожился.
Ничто не сдвинулось в зале, сам Дэрек не изменил позу, ни звука, ни намека – но Смит учуял. Подобрался, затаил дыхание, настроился на что-то, доступное не поддающемуся учету чувству… и резко развернулся.
Не назад, к убитой "мазерати" – вбок, куда-то в сторону, вглубь массива ровных рядов, туда, где Приггер с неприкрытым торжеством в глазах поспешил шагнуть за колонну.
Он не успел скрыть даже свое удовлетворение, разве смог бы он скрыться сам?
Дэрек сорвался с места одновременно с ним, перелетел через крыши машин в параллельный проезд и в прыжке настиг Барта, срубив его всей массой. Проехавшись грудью и лицом по бетону, тот растянулся на полу, а Дэрек принялся отводить душу…
Удерживаясь от смертельных ударов, он бил так, как когда-то его научил Шон – чтобы не убить и не искалечить, а причинить максимум боли, заставить страдать, не теряя сознание. Приёмы из арсенала мастеров пыток, изощренные хлещущие, рубящие и выворачивающие прикосновения, которые не давали милосердной отключки, а, напротив, подбадривали, чтобы наказание было длительным, сладким, и прекратилось бы только по воле того, кто его вершил.
Зная болевые точки человеческого тела, Дэрек показал Барту ад. За коварство, за мелочную подлость, за всё.
Когда Барт уже не мог кричать, из толпы шагнул вперед Джонс, слишком хорошо когда-то Приггера знавший. Он спросил у Дэрека:
– Ты его убьешь? За тачку?
Тот, сидя на распластанной жертве верхом, тяжело опёрся на сбитые костяшки пальцев, перевел дух. Встряхнул ладонью, прочертив на сером цепочку бурых пятен, ответил мрачно:
– Хотел бы – убил.
Медленно поднялся.
Опьяневший Гем выдрался из тисков Клыка и Грэга, кинулся к нему с мольбой:
– …Отдай!
Дэрек, не глядя, оттолкнул его пятерней в лицо.
– Не трожь эту падаль. – Рявкнул на своих: – Уберите его!
Кто-то бросился к Гему, который жадно облизывал попавшую с пальцев Дэрека на губы кровь, кто-то к самому Барту.
– Его куда?
Смит пнул лежащего еще раз, постоял над ним, сплюнул:
– В Клинику, куда еще, бля, – и ушел.
Джонс отстранил двоих друзей-бойцов, уже тащивших тело за руки так, что голова моталась и билась затылком о бетон. Присел рядом с Бартом, посмотрел на его залитое кровью лицо, вздохнул:
– Дурак ты, Приггер… – и тоже ушел.

8

Сколько точно Барт провалялся в недавно созданной Клинике, он не сказал бы. Очнулся далеко не сразу, перевязанный-заклеенный с ног до головы, а под бинтами – он видел в момент смены повязок – весь багрово-синий. На собственной шкуре он явственно осознал, что кожа – самый большой орган человеческого тела, и как раз он у него болел нещадно. А еще мышцы, тоже все до единой.
Словно пропустили сквозь жернова, только кости почему-то остались целыми, ну, пара ребер не в счёт, и трещина в челюсти не самое худшее в его положении, если подумать.
В самом начале зашла хозяйка Клиники, принявшая дело из рук Тревиса, чарующе красивая девушка арабских кровей. У Лейлы были такие мягкие пальцы, такой потрясающий голос… Тайгеру Джори, Второму с Фэктори, с которым она согласилась выпить кофе в самом приличном баре Underworld, какой он только найдет, завидовали все, по слухам, даже Дэлмор. Но Барту, которому было больно дышать, двигаться и думать, было не до ее прелести.
Лейла присела рядом с новым пациентом – не на постель, он бы застонал от сотрясения, а на стул. Сочувственно вгляделась в распухшее лицо, наполовину скрытое бинтами, невесомо коснулась плеча.
– Кто же тебя так, парень?
В порыве поделиться хоть с кем-нибудь всем этим дерьмом, в надежде на жалость Барт собрался с силами – плевать на челюсть и онемевшие губы… Выдохнул:
– …Смит!
Одновременно с его шепотом Лейла уже задала следующий вопрос, видимо, решив, что не дождется ответа на первый:
– Шон знает?
Барт промолчал.
Знает ли он. Кто бы сомневался. За полутруп Хостовского на больничной койке обидчик получил бы свое, сто процентов, но только не в том случае, если эта пара есть конкретно Барт и Дэрек Смит.
Лейла промолчала тоже.
Она услышала, она всё поняла. Кого избил Дэрек, люди знали, и Шон, разумеется, тоже. Ее лицо помрачнело, Лейла отвела руку от его плеча. Так вот кто этот пациент.
В глазах парня плеснулось что-то горькое, болезненное, быстро переросло в желчную агрессию: мог бы он – заорал бы на нее, может, схватил бы, оттолкнул… Но не мог, только дышал тяжело. Ну конечно, он же тут прокажённый!
А она думала не о нем.
Не о том, что с опальным парнем не стоит иметь что-то общее.
Лейла не делила тех, кому могла помочь, на своих и чужих, на Хостовских или иных, она не боялась никого и могла диктовать кому угодно, когда речь шла о ее сфере. Она могла выгнать Дэлмора из палаты, и он скрипел зубами, но уходил.
Это к ней спустя несколько лет Дэрек притащит практически уходящего за грань Стэна с разбитой головой, шепнет:
– Спрячь его! Это Шон его так, он рехнулся, я не знаю, в чем дело, какого ****ского хрена на него нашло, но если он увидит – добьет, и его, и меня, и тебя заодно… Лейла, пожалуйста, не бросай парня, я прошу тебя, но будь готова Дэлмору врать. Сможешь?
Она примет хрипящего Райвери, медленно кивнет в знак того, что поняла, что есть, большего не спросит и готова ко всему. Найдет в себе силы улыбнуться сумасшедшему от напряжения Дэреку, прошепчет ему вслед заклинание на удачу и проведет в подвале здания Клиники у постели Стэна три дня, не отходя, чтобы последним, что встретил бы Дэлмор на пути к своей недобитой жертве, были бы ее ногти и зубы.
Ее не остановило бы мнение ни Дэлмора, ни тем более Смита.
Лейла отстранилась от Барта, вспомнив, как умер на ее руках Билли.
Получивший общее заражение крови, плакавший от боли в гниющем теле когда-то красивый и здоровый парень, который звал в беспамятстве родителей, а придя в себя незадолго до конца, пожалел, что ушел из дома, и всхлипнул, срываясь обратно в палящие страдания:
– Барт, ты же сказал, что будет классно…
Лейла переглянулась тогда с Тревисом, помогавшим ей с шестерыми изможденными, насквозь больными ребятами, из которых Билли был самым.
Тревис остановил взгляд на инъекторе с морфием. Лейла ввела максимум, остановила палец на поршне. Тревис прикрыл глаза, задержал дыхание. Тихо-тихо сказал:
– Морфия не жаль. Его – да. Хочешь, я сам?
Но она отвернулась, побледнела… а потом сделала так, что Билли улыбнулся, широко и освобожденно, и затих с разгладившимся лицом.
Лейла проплакала час.
Затем умылась, взяла себя в руки и пошла помогать Тревису спасать Саймону ногу от ампутации, вводить антибиотики Джонсу и Айку, ставить внутривенное питание Заку, менять повязки на ссадинах, мозолях и обморожениях.
Она вспомнила.
Встала, вышла из комнаты Барта и не вернулась.
О нем заботились ее помощницы, бойкие девчонки, которые приходили по две, аккуратно обрабатывали его тело, перебрасываясь над его головой сплетнями и треща о мальчиках. Только одна из них, тоненькая хрупкая Ким, однажды улыбнулась ему, но Барт прошипел:
– Сотрись, сучка узкоглазая! – и стиснул зубы.

Он здорово удивился в первый момент, увидев на пороге палаты Грэга.
Во второй момент Барт напугался до спазма в желудке.
Парень в защитном комбинезоне, разгрузке, шлеме и с М-16 на плече – Грэг и спал практически так же – промаршировал к постели, вздернул сжавшегося Барта, критически осмотрел:
– Ну что, солдат? Снова в строю?
Тот прохрипел:
– Да я ж… н-неделю только…
– Отлично! – бодро заявил Грэг. – Только малолеткам нужно больше. Смир-рно! А ну, снять всю эту херню!
Барт трясущимися руками стянул большинство бинтов. Желто-зеленые разводы казались почти такой же камуфляжной раскраской, какую Грэг наводил перед каждой боевой операцией.
– Ничего. Молодцом. Слушай вводную: через полчаса сядешь за руль, есть дело.
– Но я… еще…
– Ты еще драйвер или уже сопливая девка? Ага, надо было всё-таки послать к тебе Гема. Он так хотел.
– Н-нет, – судорожно отмахнулся Приггер. – В смысле… еще да. Драйвер. Порядок.
– Ну вот и чудесно. В случае саботажа и срыва я имею право тебя пристрелить.
– Я всё сделаю, сказал же!
– Надо отвечать: так точно, сэр. Я тебя еще научу.
Не получивший никаких иных вводных Барт замер за рулем непривычного транспорта – огромного армейского джипа на десяток человек. Пустынно, никого, вечно запертые ворота резервного выезда с территории распахнуты, жутковато и непонятно. Отвыкшая кожа трется об одежду – больничная рубашка и чужие джинсы, хорошо, нашлись хоть эти в соседней палате у постели спящего парня со сломанной ногой. Ему без надобности надолго, а Грэг ждать бы не стал, и правда пришил бы, с него станется.
Ни оружия, ни коммера. Как голый вообще. Холодно и страшно. А вот еще и эти показались... все, в полной выкладке… и впереди Смит с Гемом.
Увидев Барта за рулем, Дэрек скривился, раздраженно плюнул под ноги, резко развернулся и, уцепив довольного собой Грэга, хряпнул его спиной о бетонный забор. До машины долетало:
– Ты… мать твою… недоделанный… никого лучше не нашел?!
– Да я… но он… его же работа!
– На нормальное дело! А если…
– Да что…
– Я тебе… придурь армейская… хрен вытащишь. А ну…
– Да поздно же! Не успеем… как же Клем?
Названный парень, один из двоих бывших бойцов, держался излишне прямо, бледный и напряженный чуть ли не до судорог. Рядом с ним маячил его друг, отзывавшийся теперь не на забытое громкое ring-name Свирепый, а на более логичную после очень болезненного проигрыша найферу-мяснику кличку Ньюд [голый].
Дэрек посмотрел на них, задумался на пару секунд, взвесил, успеют ли они действительно обзавестись кем-то нормальным… Ньюд покосился на кусавшего губы Клема, незаметно для него покачал головой, за спиной друга сложил для Дэрека пальцы в кодовом жесте, означавшем: «Время».
– Ай, бля, чтоб вас всех… – простонал Смит, несильно двинул Грэга по шее и уселся рядом с Приггером, сгорая от эмоций.
Остальные устроились сзади, на жестких сиденьях. Клем залез последним, занял самый угол, стараясь не встречаться глазами ни с кем. Ньюд приобнял его, но парень скинул руку. Гемоглобин набрал воздуху на какой-то комментарий, но Клык, обычно вовремя это засекавший и принимавший меры, сейчас почему-то не сводил глаз с брата, хотя тот был совершенно спокоен и собран. Гема пихнул под ребра негр, причем так, что блондин закашлялся.
– Заткнись сразу, бледная болтливая зараза.
– Да ты охерел, головешка… Я не про Клема, я про этого!
Гемоглобин указал на стучавшего зубами Барта.
– Всё равно зашей пасть, слушать тебя не хочу.
Выруливавший из ворот Приггер ощутил мимолетную признательность, которая, впрочем, тут же была перекрыта осознанием факта, что Смит находится на расстоянии полуметра и остановил, кажется, на нем свой взгляд.
– Ты, ублюдище, тут очень не к месту, – тихо процедил Дэрек. – Я б лучше с Клемом поменялся, чем тебя терпел. Но раз так всё складывается… Дело нетрудное. Стоишь в тихом месте, слышишь вызов, забираешь с точки. Тупое дело драйвера, стандарт. Облажаешься – я тебе такое устрою, прежнее лаской покажется. Усёк?
Барт быстро кивнул несколько раз, чувствуя, что дрожь доконает его больные мышцы.
– Адрес: Юг, промзона, до конца Гарроу-стрит и налево до упора. Знаешь?
Кивки усилились.
– Подберешься в объезд, недоумок. Номер у тебя тот же?
Барт кивнул еще пару раз по инерции, но потом осекся.
– Э… я…
– Что, бля?! – моментально вспыхнул Дэрек при звуке полузабытого голоса.
У Барта передавило горло живым воспоминанием разрушительной злости его проклятого юнит-лидера, он вообще онемел, и спасителем выступил Грэг.
– А у него, небось, коммера нет, сэр. Я не видел, чтоб он на склад при Клинике заходил, сэр.
Смит набрал полную грудь воздуха, стиснул кулаки, медленно и неотвратимо, как пушка на башне танка, развернулся к исполнительному солдату. Тот, не дожидаясь взрыва, выставил ладони:
– Я не виноват, что он расхлябанный! Ты сказал быстро, я быстро, ты сказал драйвера, я…
– Убью нах!
– Дэрек, это не проблема! Пусть возьмет мой, сэр. – Грэг резво подался вперед, буквально кинул Барту на колени коммер, от чего джип чуть не слетел на обочину. – А у меня есть вот что!
Парень повертел перед бешеными глазами Дэрека армейской рацией более примитивного образца, чем коммеры спецназначения из арсенала оборудования АНБ.
– Что за херь!
– Она работает, точно, и номер я на ней продублировал!
– Я обещал тебя за это урыть, вояка хренов?!
– Да, но ведь пригодилось же. Сэр.
Дэрек высказал еще несколько здравых соображений о качестве мозга подчиненного, пообещал скормить Грэгу это устройство по частям, как только они вернутся, и слегка успокоился.
Клем сидел вполоборота к остальным, смотрел только назад, на убегавшую из-под колес дорогу. Парни косились на него, но молчали, даже Гем. Общались между собой, обсуждали, как и что будут делать на точке, распределялись на пары, проверяли оружие.

Час назад в холл дома спец-юнита, заполненный обедавшими и отдыхавшими, спустились со второго этажа двое, причем Клем, которого Ньюд буквально волочил за собой, вырвался на середине лестницы, но, поколебавшись, наверх всё же не вернулся. Присел на ступеньки, согнулся и спрятал лицо.
Озадаченные этим парни отвлеклись. Клык кинул пульт от телевизора брату, тот ловко прижал его к колену изуродованной рукой, Гарлемец отпустил Гема, из рукава которого вытряхивал козырной туз. Дэрек поднял голову.
Ньюд выдохнул, готовясь сказать важное.
– Нам нужна помощь. - В тишине уточнил: – Ему. И мне, потому что я в деле по-любому. А этого мало, парой мы нихера не сделаем. А надо.
Собравшись, Ньюд заговорил, чувствуя себя в центре внимания.
– Мы с ним, – он махнул на Клема, – раньше на боях зарабатывали, ну, вы в курсе. Потом я проиграл. Покуражился надо мной один гад, я его лицо до сих пор на белой стене вижу. Я думал, не выберусь, заразу схватил, подыхал… а Клем со мной таскался. Кормил меня, до острого добраться не давал, орал, когда надо было, за руку держал, когда еще нужнее. И в тот день он на ринг пошел тоже ради меня.
Парень на ступеньках шевельнулся, но говоривший зло отмахнулся:
– Да не возражай, что я, не знаю?! Ты тогда еще с прошлого раза нихера не восстановился, двоих на себе тянул три месяца, а мне еще надо было упаковку какой-то химии, последний курс, ты и двинул… А там были гости, наш обычный зал пригласил команду из Калифорнии. Хорошие ставки. Клем принял, вышел против одного, тамошнего главного, и… проиграл.
Ньюд в тишине нервно взъерошил волосы, глянул на неподвижного друга.
– В общем, знаете, своего найфера я потом нашел. Я с него срезал раз в пять больше, и то он подох только после того, как я его кишки на горло ему намотал и придушил. А тот Поршень калифорнийский убрался домой, и мы его так и не достали. Никак. А я знаю, я, бля, суперхорошо знаю, как жить погано, если не отквитаешься.
Оживившийся при упоминании о кишках Гемоглобин начал:
– И…
– …И он в городе. Нам передали старые контакты. Сейчас он там же, в том зале на Юге, еще одни гастроли, с-сука… Мы идем туда. Немедленно, потому что он на ринге, а это на пару часов еще, потом он опять сотрется надолго. Я… в общем… – парень стиснул кулаки, оскалился, – повезет если, то я всё сделаю, чтобы Клем его получил. Не повезет – ну, значит, ляжем оба, но я не поверну. Я обязан, что б он там ни говорил. Я всё равно пойду. Там из вооруженных десяток охраны, посты мы знаем, но там еще бойцы, а это не просто так. 
Ньюд оглядел Хостовских.
– Он против, но я подумал. Может, вы… хоть кто-то.
Нарушить молчание первым после этих слов успел тот же Гемоглобин. Звонкий голос, громкий вопрос:
– А как ты проиграл, Клем?
Ньюд метнулся к нему:
– Да заткнись ты!..
Но Клем встал.
– Брось, ладно. Что уж теперь. – Он вяло махнул другу, незаметно положил руку на перила и сжал пальцы до белизны. – Я скажу, если интересно. У него не зря кличка Поршень, он меня отымел.
У Гема сузились зрачки. Темнокожий шумно выдохнул, но сразу же задержал дыхание. Грэг непонимающе переводил глаза с одного бойца на другого, а Клык, стоявший за спинкой дивана, положил сидевшему брату ладонь на вздрогнувшее плечо.
– Ага, на ринге, перед всеми. Врезал так, что у меня кровь из ушей полилась, на канатах пристроил и натянул. Офигенно много взял на этом, всем дико понравилось. Мне – нет, но меня не спросили. Короче… понимаете, я хочу калифорнийца достать. Сильно хочу. Но я не как он, – Клем кивнул на друга, – я не готов любой ценой! Я-то одно, по большому счёту, мне давно плевать, и я хотел один, но он рвется! Вбил себе в башку, что должен, недоумок, ну как объяснить… Мы запросто можем проиграть еще раз, теперь оба. Нас всего двое. А я тогда себе не прощу.
Дэрек тихо сказал:
– И с чего ты, кретин, только взял, что вас всего двое.
Обернулся, молча вгляделся в лицо каждому: закаменевшему Гарлемцу, слепому от напряжения Клыку, Грэгу, который резко застегнул молнию на комбинезоне до горла, часто дышавшему приоткрытым ртом Гему.
Кивнул, шагнул вперед, туда, где спустившийся с лестницы Клем уже присоединился к Ньюду.
– По меньшей мере семеро, факт. – Дэрек полез за коммером. – А плюс к тому…
– Нет! – Это слово Клем почти выкрикнул, не обращая внимания на друга, и поморщился, как от боли, повторил: – Нет, не надо.
– Но ведь будет вернее! – прошипел Ньюд.
Клем глянул на него так, что тот отвел глаза.
– Знаете, парни, я… ну, вам сказал. Вам. Мы тут вроде как сами по себе. А если больше… всё равно всплывет. Не хочу. Можно?
Дэрек тоже поморщился, отвел руку от кармана, задавил какие-то рвавшиеся слова и признал:
– Понял я. Не проблема, парень. Десяток охранников и стадо скотов, на внезапности и точной наводке на позицию – сумеем, по-любому. Сейчас в арсенал за нормальными стволами, и как нехер делать, даже всемером.
Вдруг в комнате прозвучал голос, от которого вздрогнули все. Не потому что он был громок или внезапен – обычный, может, немного слишком высокий, тонкий и хриплый.
А еще - его ни разу не слышал здесь никто.
– Нет. Не семь.
Побледневший, напуганный Клык отшатнулся от вставшего с дивана подростка.
– …Джесс?! Джесси!
Тот смотрел только на Дэрека, единственный здоровый глаз сиял страшной ясной решимостью.
– Восемь. Я иду тоже.
Жутко растерянный старший брат одним прыжком перелетел через спинку дивана к мальчишке, но он властно отстранил его.
– Эшер, не лезь. Я хочу. Я иду. Ведь так?
Дэрек чуял на себе сумасшедший взгляд Клыка, но не позволил себе отвлечься на него. Как будто всё было в порядке вещей, поднял бровь, оценивающе смерил худого болезненного парнишку с головы до ног. Нож, с которым тот не расставался больше, чем на десять минут, чуть подрагивал в сведенной напряжением, исцарапанной вкривь и вкось руке.
– Тебе четырнадцать?
– Шестнадцать, – ровно ответил Джесс.
Дэрек помолчал лишь пару секунд.
– Ты файтер. Ты в полном праве, если хочешь.
– Да.
– Значит, восемь.

***

Барт сидел в машине, загнанной в неприметный тупик между высоченной стеной и оградой свалки, уже почти полчаса.
В нескольких сотнях метров от цели налета – какой именно, его даже не поставили в известность – он ждал вызова и нервничал. Грыз ногти, смотрел в никуда, то морщась от неприятных воспоминаний, то кривясь от боли в плохо заживших ранах.
Очень это всё неприятно. Прямые обязанности драйвера в этом безумном юните его совершенно не привлекали. Мало им, что он тачки в порядок приводит? Развалюху ниггера обихаживает, гемовскую мерзость оттирает? Неужели некому у них сесть за руль на рейде…
Стартанули резче некуда, понеслись, как вспугнутые, что, много бабла нарисовалось? Да еще арсенал распатронили, крутые все из себя. Пацан этот неполноценный вождение не осилил бы, что ли? Пальцы же ему не все отрезали, а вот язык походу точно.
Сволочи, изуродовали практически ни за что, а потом даже отваляться положенное время не дали.
Вози их теперь.
Он глупо подскочил на месте от непривычного сигнала чужого коммера. Едва нажав на кнопку, снова инстинктивно шарахнулся: с такой силой из динамика хлестнули автоматные очереди.
Сквозь них прорвался далекий, но четкий голос Дэрека:
– Бля, тут копы, дохрена!.. Скажи Шону – S.W.A.T., мать их… Стэна сразу вызови и давай сюда, понял?!
В голове Барта вихрем понеслись отрывочные мысли.
Налет, видать, сорвался – копы, да не просто!
Перестрелка, похоже, жаркая, если не сказать больше – их надо забирать, а то перебьют.
Стэна нет и еще долго не будет – Дэлмор узнает, но пока сюда доберется…
Особенно если…
Если… не узнает.
Если никого не вызывать! – …И не ездить ни за кем.
Не веря своей удаче, Приггер медленно, с горящими глазами поднес коммер к губам, с которых еще не сошли разрывы от кулаков того, кто был на связи.
Раздельно произнес:
– Связь плохая. Ничего не слышно.
Динамик выплюнул очередную порцию выстрелов и криков, но голос Дэрека не исчез.
– Какого дьявола, связь есть!
Барт оскалился и повторил очень разборчиво:
– Помехи. Я не слышу. Ни слова, Смит. Конец связи.
После паузы, в момент относительной тишины Дэрек медленно проговорил:
– Приггер, ты… понимаешь, что ты делаешь?
На что Барт с огромным удовольствием ответил:
– Да, Смит, разумеется. Понимаю. Прощай.
И отключился.
Широко улыбаясь, взвесил на руке коммер, подкинул его пару раз и с силой зашвырнул в кучи мусора. Чувствуя себя счастливым впервые за уже неизвестно сколько времени, откинулся на спинку сиденья и прошептал, глядя в небо:
– Сдохни, ублюдок! Я тебя переиграл.

Дэрек ответил ему чуть позже.
Страшно избитый, в наручниках на полу полицейского фургона, ценный трофей S.W.A.T.а, он сумел подтянуться на решетке, которой было забрано толстое стекло окошка в задней двери, и смотрел, как выносят из подвального зала тела, как бережно сажают в машины скорой помощи раненных полицейских, как валят в груды для труповозок отдельно вооруженных, отдельно полуголых бойцов, отдельно зрителей.
Застегивают черные и темно-синие мешки, равнодушно утрамбовывают торчащие руки.
В стороне, у стены, особый ряд, пока без мешков. Дэрек видит их лучше, чем хотел бы, лучше, чем вообще объективно может видеть сквозь двойную муть: стекло и глаза.
Там счастливый Грэг, ушедший в бою, как и хотел, в свою Вальгаллу, там так и оставшийся чужим для всех парень из Гарлема, и срезанные одной очередью Эшер и Джесс, обнявший старшего беспалой рукой.
Там Клем, которого так и не смогли пока оторвать от изуродованного мощного незнакомца, Ньюд, лишенный теперь и снесенного пулей лица, но всё равно узнаваемый по шрамам, и довольный, сытый навсегда Гем, покрытый любимой жидкостью так, словно сбылась его мечта в ней искупаться.
Их там восемь, но Дэрек здесь, в клетке, и это резало его изнутри не хуже лезвия.
Сползая на пол, сжимаясь в комок, он еле сумел выдавить:
– …Мы еще увидимся.
Возможно, не Барт Приггер был тем, кто стоил этих слов.


9

За две недели, что Дэрек провел в камере, им овладела полнейшая апатия.
Сперва, конечно, ни вялым, ни смирившимся со своей участью его никто бы не назвал: профессионально измордованный пятью разозленными S.W.A.T.овцами, парень всё же нашел в себе силы спрыгнуть с подножки фургона так, чтобы один из копов захлебнулся кровью – таранный удар головой, даже не замаскированный под неловкость, порадует какого-нибудь дантиста и хирурга-пластика, которому придется сшивать расплющенные губы. Когда арестанта сгребли, он в последний момент успел использовать захват как упор и подарить еще одному ингловскому бойцу отпуск по ранению – ребра три-четыре сдались под сдвоенным давлением тяжелой военной обуви Хостовского.
Ну, а потом он предусмотрительно смылся от них всех в беспамятство.
Придя в себя в распределителе следственного изолятора, не имеющий совести бандит развязал очередную драку, бессмысленную, лишенную даже намека на потенциальный благоприятный исход, отчаянную. Кидался слепо и жадно, как животное, к дверям не прорывался, о свободе не вспоминал, самоубийственно шел на вооруженных с откровенной улыбкой-оскалом, словно, если он был в сознании, ему непременно нужно было кого-то бить, и так до следующего отруба.
На отключение его классическими методами желаемой интенсивности было изначально наложено вето, отводить душу на прекрасно подходящем объекте, который сам напрашивался – да еще как! – шеф S.W.A.T. Питер Ингл запретил лично, внятно и категорически. Парень должен был дойти до суда сравнительно неповрежденным, даже несмотря на то, что общественный адвокат предсказуемо не станет слишком усердствовать в защите не достойного никакого снисхождения уличного ублюдка.
Судьба его была предрешена изначально – никого не хвалили за отсутствие зримых результатов борьбы со структурами Underworld, а значит, такую непревзойденную возможность отрапортовать о собственной небесполезности никто не упустит. Второй из Хоста, важный человек, не будет оскорблен долгим тягостным ожиданием приговора.
Всё будет решено молниеносно, чётко и безупречно.

В очередной раз, на следующий день после ареста, Дэрек очнулся в камере-одиночке изолятора, где набрасываться было не на кого. Тишина, пустота, голые стены… и то, что внутри. Самое невыносимое. От чего уже не сбежишь, не закроешься.
Злоба на Барта, который так ловко предал – лишь приправа в основном жутком вареве из ненависти, мучительного бессилия, обреченности, негодования и саднящей досады на себя. А тем жарким, едким огнем, благодаря которому эта мерзость неостановимо клокотала, бурлила и жгла, было одно, главное и мешавшее дышать – чувство вины.
Он видел их, даже изо всех сил зажмурившись. Он вжимал кулаки себе в лицо, добиваясь временной слепоты, сумасшедшего мельтешения плывущих радужных пятен, но они по-прежнему были здесь.
Их голоса, разные, злые и смеющиеся, вспышки кадров, где кто-то из них внезапно оборачивался и смотрел в глаза. Ощущение в разбитых дрожащих пальцах, когда вспоминалось: до сосредоточенного Джесса в последний раз он дотрагивался, когда сунул ему в руки свою запасную обойму, пробегая мимо в узком подвальном коридоре, до Клыка – когда тот срубил охранника за миг до того, как Дэрек лишился бы затылка, и они потом в запарке боя мимолетно ударили по рукам, до Грэга – когда Дэрек схватил его еще там, дома, и вышиб воздух ему из легких об стенку… А потом пообещал устроить разгон по возвращении за несанкционированную рацию, и устроил бы, факт.
Да вот некому теперь.
Дальше думать было больно. Больно глазам, стиснутым челюстям, ладоням от ногтей, в груди за ребрами. Больно до того, что хотелось не то рычать, не то скулить, до крови из закушенного кулака… и из-за этого такого знакомого вкуса вспоминался яркий живучий Гем.
И хотелось потерять сознание. Снова туда, в пустую немую черноту, хоть немного поближе к ним.
Дэрек потерял счет времени в своей одиночке, истерзал всю душу в онемевшие лохмотья, а потом затих. Перестал метаться по крохотному забетонированному пространству, замедлился, нащупал откидную лавку и устроился там, подтянув ноги и обняв колени.
Скалой, о которую разбилось его исступление, было слово: «Всё».
Вряд ли ему уже исполнится двадцать.
Воздуха глотнуть еще получится, потому что в изоляторе нет ни камеры смертников, ни оборудования для казней. А без этого не обойдется. Надеяться на качественно другой исход быстрого и справедливого суда было бы непростительно наивно.
Но вот этот воздух только и достанется ему от свободы – Второй из Хоста возьмет на себя всё, что делали его люди под его командованием. Сотни человек сейчас заняты лишь тем, что пишут тысячи страниц обвинительных материалов, формулируют его промахи, раскладывают его жизнь, его счастье быть кому-то нужным и где-то не последним на точные колонки цифр с указанием нанесенного обществу ущерба.
Ты хотел быть кем-то?
Ты выл от одиночества и боялся опускать глаза в дождливую погоду, потому что однажды приснилось: ты наклонился над лужей, а там – никого? Ты сжимался в грязных углах на груде картона и тряпок, голодный, замерзший и грустный, потому что злиться уже не осталось сил, и тебе хотелось так много, так много всего… но можно было свести к одному – чтоб заметили.
Обратили внимание, а не зыркнули. Чтобы кто-то посмотрел в глаза. И желательно не высокомерно и не брезгливо. Для разнообразия.
Чтобы жизнь, быстрая, мощная и убийственно яркая, несущаяся где-то там, наверху, по гладким ухоженным шоссе, позволила протиснуться сквозь частую решетку водостока, из-под которой так сложно различить детали. Понятно только одно: все там, а я здесь, запрессованный в дерьмо и отбросы, недодавленный, пока живой.
А решетка добротная, приварена намертво, пальцы скользят и раз за разом срываются, на следующую попытку остается всё меньше сил, но страшнее всего, что и желания тоже.
Часто эти, верхние, смотрят под ноги? Какое им дело до шевеления под асфальтом?
Заметили тебя.
Чудо из чудес.
Притормозили, присмотрелись, поколебались, но недолго, и решетка покинула пазы, а ты – согретое уже остывавшим телом место в грязи. Подтянули, подтолкнули, показали, где отмыться и где жратва.
Хотел – живи наверху, рвался – принимай здешние законы, пойми, что в своем затишке ты больше не отсидишься. Что ты мог раньше? Мелкая возня, наказать тебя за которую даже погнушались бы, ну, отшвырнули да плюнули бы вслед. А теперь, добившись полноценности, будь готов к тому, что подойдут с другими мерками.
Хотел свободы? Буря на открытом пространстве бьет больнее, чем там, внизу.
Решил сыграть в полную силу? Принимай итог.
Может, лучше было не лезть так упрямо, не выныривать из придонного ила на вечно штормящую поверхность, не брать на себя то, что уронил, не вцепляться в то, что знал же – не потянешь…
Быть никем обиднее, но гораздо проще.
Никто, умирая, никого за собой не берет.
Никто и звать никак… это существо давно подохло в подвале, а оттуда выбрался – не сам, без сознания, обвисший на чужих руках – Дэрек.
Потому что появился один из тех, верхних, который это имя спросил и с тех пор знал.
Он и закрутил всю эту херню, будь он проклят…
Как он подставил, сволочь!
Физически? Буквально? Да вряд ли... Нет, чёрт возьми. Нет. Он не мог, никто не мог загадать несколько лет назад, составить план и вести к его исполнению такими трудно различимыми тропами. Сделать себе Второго и бросить его в пекло вместо себя.
Ведь нет?
Представить на миг, что он здесь, и этот упрек можно швырнуть в лицо. Как он ответит?
Ухмыльнется торжествующе – ты разгадал, да поздно, недоумок. Я тебя приметил, вывел, задурил тебе голову и отдал вместо действительно дорогих мне людей. Я послал тебя на Юг, я вызвал S.W.A.T., я знал, что ты гибнешь, и был удовлетворен.
Или… он промолчит, услышав такое обвинение. Промолчит, отведет глаза, встанет и исчезнет. Уйдет, как тогда в подвале. Только на этот раз – не вернется никогда.
Во что больше верится?
Шон, прости.
Прости.
Но другое…
Он не рассчитал. Он, поверив, подставил обоих: и себя, и того, кого выбрал в момент неверных решений. Как он посмел быть таким слепым, как он ошибся! Зачем разбрасываться шансами для недостойных? Ублюдок, гад, обманщик.
Сам себя обманул? И чёрт с ним, так ему и надо.
Не стоило шляться по гнилым местам и вглядываться в темноту под водосточными решетками. Наблюдательный. Нет там ничего хорошего и сроду не водилось.
Обвинить его в том, что убил? Что спас, то и отнял? Переоценил и толкнул туда, где чересчур опасно, неподготовленным? Хрен ли, неподготовленным… месяцы кровавых мозолей и дрожи в утомленных мышцах бесследно не прошли. Спасенное им, сделанное им тело не подвело.
А что подвело?
Люди?
Нет! Только не они снова, нет…
Но не подвели же они. Ничуть, совершенно, абсолютно. За двенадцать охранников заплачено было оцарапанным ухом Гарлемца и задетым плечом Гема, что ему еще, помнится, даже понравилось.
Быстро, чётко, безупречно. Грэга не зря кормили военные, он взял на себя уродов с ринга и вместе с Эшером нейтрализовал всех, чтобы Клем прошел к своей цели. Цель давно захлебнулась воплями, Дэрек уже перемигнулся с парнями, что надо бы уматывать, пока переполошенное стадо, устроившее давку в дверях, не привлекло излишнего внимания…
Они не виноваты.
Виноваты не они.
А подвела-то, похоже, судьба.
Та самая сучка драная, хитрая и мстительная, которая угомонилась на время, отползла в угол, притворилась дохлой и вроде бы уступила место какой-то другой судьбе, чужой, сильной и надежной, заимствованной. У той еще были такие странные светлые серые глаза.
И показалось ненадолго, что всё уже на других рельсах, что нахер прошлое, оно так не похоже на настоящее, что ничего общего. Прошлое сгинуло и можно расслабиться.
А вот нет.
Настоящее отвлеклось, и прошлое дождалось.
Родная коварная мразь превратилась в S.W.A.T., устроивший плановую облаву на Южный притон, где, судя по информации из надежных источников, занимались нелегальным развлекательным бизнесом, да еще на такую широкую ногу, что принимали гастролирующие команды из других штатов.
Старший отряда был дьявольски удивлен, обнаружив разворошенное осиное гнездо, кровь, трупы и панику, а также явно не местных парней, неизвестно что тут потерявших. Их оказалось не так уж много, в сравнении с силами закона – всего-ничего, пятикратный перевес в численности.
И всё равно они – Хостовские, как выяснилось – в бешеном сопротивлении положили гораздо больше, чем было их самих.
Попавшие под пули полицейские выжили не все, из этих – не выжил никто. После того, как взяли их главаря, старший яростно кинул: «Зачистка». Некого тут щадить. Трупы гражданских прекрасно впишутся в общую картину частных разборок Юга и Северо-Запада, а невероятно удачно подвернувшийся один из списка «Most wanted»… такой бонус.
Премия и повышение за громкий арест.
Судьба тщательно сверила часы трех сошедшихся в одной точке вероятностей, она ехидно улыбалась, наблюдая из-за угла, а потом учуяла еще одного причастного неподалеку и не поленилась поцеловать его в губы.
Это она разложила перед Дэреком тела тех, кто ему верил, и изуверски не разрешила лечь рядом. Ее планы на него шли дальше – но не слишком далеко, если честно.
Так, последний аккорд, завершающий мазок, дуновение совершенства.
Поверил в себя? Обломись.
Многое взял на себя? Слушай, как хрустят твои кости под весом.
Не хотел умирать тихо и мирно, в уютной родной грязи, сам по себе, как выпадает почти всем – что ж, умри громко и ярко, как избранные. Пусть тебя проклинают вслед, и пусть тебя встретят за чертой теми же проклятиями.
Ты так хотел к ним? К тем, кто наверху, к нормальным? Возьми на себя их грехи и сдохни.
Больше ты ни на что не годен.
Это и есть – всё.

***

Последние дни сливались в одно, текли мимо, неотличимые и однотонные, в глухом месте, где ничего не случалось. Даже то, что счетчик отведенного жизни времени стремился к нулю, не трогало и не задевало. Всё сделано, всё передумано, всё отгорело… кажется.
Но это к лучшему, сколько можно грызть себя? Уже грызть нечего. Да и было ли, что.
Дэрек в новом состоянии поначалу нашел кайф в ровной серости бетонной стены. В какой-то момент ему стало казаться, что еще немного – и на ней что-то начнет проявляться… Он поспешил зажмуриться. Полегчало. Некоторое время спустя чернота заклубилась было образами, но он снова ее обманул пустым цветом мертвого бетона. Так, неподвижно, пассивно, тупо, мёртво, чередуя уловки, можно было – не жить, нет.
Ждать.
В один из безликих часов неизвестного дня смутно знакомый голос послышался в конце коридора.
Кто-то долго болтал со смертельно скучающим охранником, обрадовавшимся компании. Потом зажегся свет, резанул по неудачно открытым на тот момент глазам. Звякнула решетка там, вдалеке, потом еще одна, ближе, и тот же голос произнес:
– Ну всё, Кинли, давай на пост, у тебя в том секторе все маньяки разбегутся. Дальше я сам. Нет, мне ж не надо вскрывать его камеру! Что я, дурак совсем, к этому бешеному лезть? За меня не волнуйся, правила знаю, дистанция два метра, всё о-кей.
На бурчание Кинли ответом было безапелляционное:
– Не надо меня пасти, я не вчера родился, парень, у нас в нарк-отделе идиотов не держат. Я тут наедине быстренько выбью из этого ублюдка кое-что по нашему профилю, прошли намеки, что он полезен. А тебе не по рангу нашу специнформацию слушать, уж извини, приятель, наши правила ты тоже должен соблюдать.
Снова скрежет ближней решетки, звон, удаляющееся досадливое покашливание, дальняя решетка.
И шаги уже прямо здесь.
Пришелец дисциплинированно встал на расстоянии, предусмотренном требованиями безопасности, помахал далекому Кинли и, наконец, развернулся к камере.
Любопытно. Изголодавшийся по впечатлениям мозг не смог не отреагировать, уставшие от однообразия глаза сами скосились на яркое и чуждое, а знакомый голос обрел и знакомое лицо.
Дэрек медленно сел, но не встал, потому что даже от незначительного усилия почему-то затошнило.
Или, может, оттого, что это самое яркое, ураганное настоящее… нет, уже прошлое… не поймешь толком, вот та самая дурная поманившая и обманувшая жизнь вдруг беспардонно сунулась опять в тот момент, когда от нее уже почти получилось отделаться. Человек оттуда стоял, дышал, смотрел исподлобья, переминался с ноги на ногу и не желал оказываться картинкой на противоположной стене.
И в наглухо закупоренном изоляторе словно пронесся свежий сквозняк: прежний Дэрек, Дэрек-до подвала, с готовностью растаял, несмотря на все усилия считать именно его настоящим и единственно верным, а его место занял новый, version 2.0, «тот, что покруче». Небезнадежный.
Тот, кто познакомился и общался с гостем в рамках совершенно другой реальности.
Той реальности, где сотрудника нарк-отдела и уличного бандита связывала не специнформация о наркотиках, которой не было и быть не могло, а кто-то третий. Вставший почти ощутимым призраком в пустом коридоре изолятора, властно кинувший свою тень на обоих, изменивший их – одного значительно, другого тотально – и влиявший даже сейчас.
Иначе одному из них нечего было бы тут делать, а другой не ожил бы, сам от себя такого не ожидая.
Пленник угрюмо смерил полицейского взглядом, прищурился.
– Как ты меня назвал? Ублюдок, говоришь? Сам ты ублюдок, Ракер.
Хэри тяжело вздохнул, возражать не стал, сдержался. Не для того тут. Помолчал, достал сигареты, показал:
– Будешь?
Дэрек проигнорировал, но когда Хэри ловко кинул сквозь прутья пачку с торчавшей оттуда зажигалкой, угодив на край постели, узник тут же подхватил. Жадно закурил, даже зажмурился на миг, стряхнул пепел.
– Ты здесь по службе или как?
– Или как. Привет передать зашел.
– Реально?
Дэрек указал глазами на помигивающую точку камеры в верхнем углу коридора, метрах в пяти. Хэри снова вздохнул.
– Не считай копов по умолчанию идиотами, Смит. Звук не фиксируется. Пока ты на меня не кинулся, или пока я не стал подбирать отмычку, всё считается штатным. Даже такие вот подмазки вроде тщательно предварительно проверенных охраной сигарет.
Ракер был подсознательно готов к попыткам развить тему отмычки, но Дэрек резко подался вперед, чуть не поломав дистанцию, и горячо заговорил:
– Ты вот что, Ракер, раз уж здесь, слушай и запоминай! Скажи ему, что это Приггер. Я не вру, и мне не кажется! Это на тысячу процентов так, он нас всех подставил, из-за него…
Дэрек сжал горящую сигарету в кулаке и не заметил.
– Передай, пусть он придавит эту сволочь, и тот сам всё выложит, да быстрее, пока еще кого-нибудь не засыпал! Я не отомщу – так пусть он за меня…
Хэри сосредоточенно кивнул:
– Приггер. Ясно.
– И еще.
Дэрек встал, но только для того, чтобы отойти к дальней стене. Тяжело оперся ладонями, закрыв глаза, прижался на миг пылающим лбом к холодному бетону.
– Зачем он тебя прислал, какой же дурак… не ты, я о нем. А вдруг тут камеры всё-таки со звуком. Зачем так рисковать, дело совсем того не стоит.
– Не стоит? – Хэри старался сохранять спокойствие и изъясняться, не слишком шевеля губами. – Ну да, ты прав. Именно поэтому он лично средь бела дня встретил меня у дверей Управления и поставил в известность, что у вас там после гибели спец-юнита буквально «красный» режим тревоги.
Вместо ответа Дэрек безжалостно вдавил в стену кулак, сдирая едва зажившую кожу.
– Еще он приказал найти способ попасть сюда. Ему плевать, что это не так просто и довольно долго со всеми оформлениями пропусков, не говоря уж о том, чтобы придумать приличный повод. Он сказал, чтобы я внимательно запоминал дорогу.
Хэри передернуло, Дэрек же, хватая ртом воздух, развернулся так, словно его рванули за плечо.
– Что?!
– Не хочу даже начинать думать, чем это всё кончится.
– Он… совсем рехнулся?!
– Не иначе. После такой наглости, как открытый штурм окружного изолятора, Underworld могут лишить статуса Зоны свободного огня. Но ему… плевать, Смит.
– Ты уверен, что…
– Что я правильно его понял? Господи, я уточнял до тех пор, пока он меня немножко не придушил.
Дэрек выматерился, на что Хэри покивал:
– Да-да, именно. Натуральный псих. Сказал передать, что на этот раз в деле.
– Чего?
– А того, Смит, что я задолбался к тебе на свидания бегать. Помнишь, я тебе уже передавал всякие приветы, когда ты парился в СИЗО при Полицейском Департаменте? Сам он неважно себя чувствовал после какой-то херни, которую почему-то называли падением с восьмиэтажного дома, а придурки из Департамента потеряли тебя на выездном следственном эксперименте не без участия этих ваших… Чудовищ. До чего удачные у вас клички. Так вот – на этот раз он с дома не падал.
– Он собирается?..
– Смит, он же тебя здесь не оставит, – Хэри пожал плечами с таким видом, что это же само собой.
Дэреку пришлось задержать дыхание.
Он – не оставит?
Да какого хрена он так привязался...
Он что, не хочет видеть, что это – уже всё? Нечего рыпаться, нечего дурить и чего-то там планировать. Совершенно лишнее, абсолютно не по адресу, никак того не заслуживает. Невероятная глупость. Беспримерный идиотизм.
Вот Клему надо было отомстить. Просто надо, и всё. И никто не думал даже, вплетаясь за него, нет, его точно никто не упрекнул, когда они там встретились, по ту сторону. Он того стоил.
А вот то, что Дэлмор задумал… он с ума сошел! Он что, не понимает? Разве совпадает важность? Разве оправдан риск хоть на полпроцента?! Объективно нет ни малейшей надежды, но если бы и была – да что ж он собрался натворить?! Это не игры, здесь другой масштаб, это предельно серьёзно, и при всем желании не в силах Хоста помочь.
Стоп, да какое еще желание?! Ну и вообразил ты о себе, бродяга грязных кровей… Ну, жили по соседству, работали вместе, развлекались, знали друг друга - так что теперь, кто-то из них решит вплетаться за него, грубого, любящего распускать кулаки, неуживчивого? Даже если когда-то и верилось немного, что ниточек вокруг завязалось уже больше, чем одна, то долгие ночи в одиночке дивно лечат от подобных заблуждений.
Неужели кто-то может реально хотеть помочь...
Хотя… ну… ради справедливости… на этого непостижимого любителя гулять по подвалам слегка похоже, да.
Может, еще… нет уверенности, но они, может быть, тоже. Парни, пожалуй, могли бы, и уж точно бы не струсили. Но те, кто рискнул бы столкнуться со S.W.A.T., лежали сейчас в черных мешках в морге, а другие просто не потянут, не захотят и хотеть не обязаны. Даже после приказов лидера. Ему мало крови?
Мало он уже навесил неподъемного? А если ляжет кто-то еще? Нет ничего хуже, как он не понимает?!
Было бы, ради кого.
Распрямившись, Дэрек заговорил вполголоса, но очень чётко, уверенно, со всем нажимом, на который только был способен:
– Скажи ему, что пусть ничего не делают. Чтоб он, мать его, не с-смел лезть в пекло из-за меня. Скажи, что я против, и всё такое. Ты лучше меня сможешь объяснить, насколько это нереально. Всё равно ничего не выйдет, пусть не вздумает гробить парней! Ты понял?!
Хэри поморщился:
– Не кричи, примчатся же… Передать-то я передам, но что-то сильно я сомневаюсь, что он меня послушает.
– Пускай меня послушает, скажи, что я настаиваю! Я имею право голоса, не так ли? Я хочу, чтоб всё осталось, как есть. Значит, судьба моя такая, пусть не лезет ко мне больше! Ну сколько можно...
Недовольный своей ролью посредника в таких разговорах Хэри пробормотал сквозь зубы:
– Да если б не он, насколько я знаю, судьба твоя была – сдохнуть под забором. Только далеко ты от того забора ушел, Смит.
Дэрек неторопливо оторвался от своей стенки, сделал два размеренных шага к решетке, заставив Хэри вжаться в противоположную стену ради сохранения конфиденциальности разговора, и спокойно осведомился:
– Ты, Ракер, хочешь, чтоб мне пересмотрели приговор из-за того, что я оторвал тебе башку?
– Да в твоем приговоре уже плюсовать-то некуда, – нервно хмыкнул тот. Уже другим тоном добавил: – Понял я. Передам всё.
Почти дойдя до первой решетки, успев даже помахать нерасторопному Кинли, Хэралд Ракер обернулся к Смиту, который, неосознанно прижавшись к прутьям клетки, смотрел ему вслед.
– Ты знаешь, Дэрек… – тихо-тихо, но очень разборчиво произнес полицейский, – он ведь из-за тебя однажды руку себе до костей сжёг, и я это видел. Не говоря уж о том, что он ради тебя был мне должен, хотя не позволил бы себе такое при любом другом раскладе. Так что, вряд ли он перестанет к тебе …лезть. Твоя воля, конечно, как именно это называть, но я бы на твоем месте как-то по-другому к этому относился.
 
***

Небольшая бронемашина шла по пустынному шоссе на закате. По инструкции ее сопровождал эскорт из четырех полицейских "фордов".
Небо сияло красным над далекими холмами, за одним из которых мягкие изгибы природных ландшафтов нарушались строгими прямыми линиями укреплений крупнейшего в штате пенитенциарного комплекса Лоу-Спрингз. Там не было недостатка в хороших камерах слежения, в профессиональных охранниках, там знали толк в современных технологичных способах приведения приговоров в исполнение.
Там всё готово к приёму гостей, пребывание которых надолго не затягивается.
Неожиданно на дорогу перед кавалькадой упала тень. Полицейские из охраны успели удивиться, зачем и так увеличенный вдвое от нормы эскорт усилен еще и полицейским вертолетом, да не примитивным патрульным, а практически боевым, с крупными буквами S.W.A.T. на борту. Но никто уже не успел выразить свои эмоции по поводу того, как из этого вертолета по машинам был открыт огонь.
Четыре управляемых ракеты, четыре трассы реверсивного следа, столько же неминуемых взрывов.
В виде дымящихся остовов патрульные автомобили остались на обочинах. Бронемашина пыталась еще вилять, но скрыться от вертолета на пустоши просто негде, а заполошные сигналы о нападении зафиксированы, конечно, но подмоге нужно время.
Всегда так.
Лавина скученных попаданий из минигана, за три секунды несколько сотен, безнадежно разворотила кабину, однако, камера для транспортировки заключенных, прокувыркавшись под откос, осталась без видимых серьёзных повреждений.
Вертолет сел. Из него на пыльную землю мягко спрыгнул человек в камуфляже. На шее болтались наушники. Тела прежнего пилота и стрелка остались в кабине, он теперь был за них обоих.
Несколькими выстрелами разбив замок камеры, необычный сопровождающий бережно вытащил наружу оглушенного взрывом и крушением заключенного. Встал на колени перед распростертым телом, стёр кровь с его лба, умело нажал на мало кому известные точки, и лежащий тут же очнулся.
– …Ты? – произнес еле слышно, вглядываясь в лицо спустившегося за ним с небес.
– Ну кто же еще? – усмехнулся тот. – Вставай, некогда валяться. Двигаем отсюда, я уже их слышу.
Дальнейшее слабо запомнилось парню, пришедшему в себя процентов от силы на двадцать. Лежа на трупах, не особенно этим озабоченный, он отрывочно видел погоню – звено таких же вертолетов, севших на хвост угонщикам. Скорость и азарт, трассирующие ленты выстрелов, виртуозные маневры - над городом такое было бы неосуществимо, но на открытом пространстве можно развернуться в полную силу. Гонка более чем в двух измерениях, стандартные навыки профессиональных пилотов, каждый день проходящих практический тренинг над улицами, против облегченно рванувшихся на свободу навыков того, кто совладал бы не только с гражданским геликоптером, но и с военным. Да и не только с геликоптером.
Когда на горизонте замаячило едва различимое в сумерках побережье, один из преследующих экипажей отстал, задетый, теряющий высоту, и над водой, неизвестно куда, прочь от континента, понеслись две машины за одной.
Шон отвлекся от управления, растолкал Дэрека, который за собой не уследил и к тому моменту отключился.
– Эй, очнись! Такое пропускаешь…
– А?.. – рванулся тот и тут же скривился от боли.
Шон сочувственно сжал ему плечо. Приходилось орать, чтобы быть услышанным, но Дэрек понимал.
– Еще немного, парень, потерпи. Напрягись чуть-чуть, уже почти всё! А сейчас надо будет прыгнуть. Под нами океан, до берега метров двести. Продержись на воде сколько сможешь, а я закончу с ними и найду тебя, помогу выбраться. Сделаешь?
Дэрек молча кивнул. Он слабо понимал происходящее, но этому человеку доверял и подчинялся слепо.
Он сказал прыгнуть? Значит, надо прыгнуть.
Океан там, бетон, земля или болото – неважно… Если всё мерещится в тревожном сне по пути в тюрягу, то какая разница. Во сне опять возникает этот светлоглазый? Ну, не первый раз. Давно уже желанный гость любого сна и в чем-то даже хозяин.
Не сон?.. Всё равно. Если он хочет, чтобы Дэрек Смит выжил – Дэрек Смит выживет. Из-за него, ради него. Есть вариант, что он действительно рассчитал так, что никому не придется подыхать. Чёрт побери, с чего бы… но вероятность есть.
Шагнуть в никуда по одному его слову? Легко.
У него давно все права на жизнь Дэрека Смита при любом раскладе.
Если там, внизу, метров пятьдесят до асфальта – что ж, это будет сюрпризом. Не так чтобы на все сто неожиданным. Это тоже вариант, потому что если он хочет собственноручно отправить вслед за ребятами, никто и не возразит. Вполне справедливо.
И пусть лучше так, чем если он прогонит.
Посмотрим, увидим. Пора?
Не вопрос.
Дэрек даже не посмотрел вниз, прежде чем исчезнуть в густой темноте за бортом.

Снизившийся до опасного предела в три метра вертолет после прыжка Дэрека набрал высоту.
Пилот развернулся навстречу нагонявшим, которые держались параллельным курсом на небольшом расстоянии друг от друга, и недрогнувшей рукой самоубийственно направил машину в середину просвета между вертолетами преследователей.
Лопасти успешно зацепились и справа, и слева, превратив летательные аппараты в поломанные неуклюжие будки.
Погоня завершена.
Из огненного облака он плавно и незаметно ушел вниз, в черную глубину, не воспользовавшись, в отличие от остальных, ярко-оранжевым спасательным жилетом. А в раскрошенной взрывом кабине затонувшего на немалой глубине изуродованного вертолета осталось два фрагментированных тела, которые будут опознаны далеко не сразу: заключенный, не доехавший до своей тюрьмы, и дерзкий нападавший.
Ночь скрыла всё.
Дэрек окончательно вырубился от удара о поверхность.
Захлебываясь, в последний миг успел улыбнуться: вода оказалась не так уж далеко.
Совсем-совсем близко.

10

А очнулся он утром, в машине, в лесу.
Это оказалось так внезапно и крышесносно, что парню понадобилось не меньше нескольких минут на то, чтобы разобраться и осознать, что за сюрприз подкинут его жестоко перетряхнутой голове.
Незнакомая машина, опущенное стекло, приоткрытая задняя дверь, и оттуда – легкий пахучий ветерок, там – много-много, от земли до неба, странно зеленое и настораживающе подвижное… Проморгавшись, растерев глаза кулаком до боли, Дэрек распознал, что это явно не город.
Не может там быть так тихо, до отупения безмолвно: ни гудков, ни голосов, ни всегдашнего неощутимого шумового фона. Когда он есть, его не замечаешь, а когда нет – сразу чувствуется. Только потом слегка восстановившийся слух подкидывает городскому жителю неяркие впечатления вроде постукивания веток, шелеста, редкого далекого непонятного треска и даже птиц. Не киношных, реальных.
Это …вышибало.
Заставляло сомневаться во всем – либо привиделись поездки в один конец, аттракционы «сосчитай костями потолок и стенки», забавные полеты и купания… либо глючится этот несоразмерный, глухой, в чем-то бесчеловечный отстраненный покой.
Сочетаться в масштабах отдельно взятой жизни, да еще так сжато по времени, это всё просто не могло.
Как часто в последнее время, если задуматься, появляются поводы не доверять реальности.
Вот как началось когда-то, так и понеслось.
Перемен дико хотелось, а едва они накатили и потащили в бурлящей пене на гребне шальной волны, так сразу охота спрятаться, будто в сто раз спокойнее, если «не со мной».
С некоторых пор пришлось научиться просыпаться с осторожностью.
Нет, всегда, конечно, надо было озираться: кто вокруг, чем двинут и куда рвануть, чтоб не успели. Но хотя бы места были предсказуемые, вроде приюта или ночлежек.
Тут же… напрягала смена ландшафтов и интерьеров. Неестественно белые комнаты, чужие приличные дома, бордельные каморки в компании необиженных улыбчивых девчонок, незнакомые диваны, слишком жёсткие для раскалывающейся с перепою башки.
А тот раз, когда Дэрек проснулся после того, что не умещалось в простое слово «заснул»?
Авария, грохот, полыхнувший в лицо безжалостный вонючий зной… и тьма.
Сон, да. Тот, из которого нет пути обратно.
Потом, спустя неизвестно сколько – резкий переход, даже нет, никто никуда не переходил, это был выброс, сопоставимый со взрывом. Спонтанный, жахнувший по всему телу целиком ураган силы, напоивший все клетки до последней, распутавший все узлы, загладивший все недостатки, убивший всё несовершенное. То ощущение всемогущества, собственного физического совершенства Дэрек помнил, никто не смог бы забыть. Неужели кто-то постоянно живет на таком заоблачном уровне?
А еще он помнил свое недоумение: почему столько крови? Что это за мерзкие черные хлопья-ошметки, покрывающие всё тело, как вторая кожа, сплошь, всюду, даже под опаленной тканью того, что раньше было одеждой? Почему тачка всмятку, шмотки в пыль, кроссовки обугленные, а… ничего не болит?
И… почему Шон разлегся в той же луже крови?
Это было самое лучшее и самое худшее, самое невероятное пробуждение, которое ни за что на свете не тянет повторять.
Гораздо приятнее, но, на самом деле, почти не менее удивительно просыпаться в своей комнате.
В своей.
Дэрек даже поймал себя как-то на том, что повторяет это слово вслух. Лежать на своей постели у окна, смотреть в потолок, потемневший, потому что можно курить лежа и никто не гоняет, под рукой пульт от своей аудиосистемы, о которой мечталось всю сознательную жизнь, на столе пиво и кучка вкусной жратвы, в шкафу – нормальная одежда, своя, даже много, по карманам – деньги, коммер и ключи от хорошей машины. В голове – блаженная пустота.
Никто не отнимает. Все вокруг почему-то уверены, что ты имеешь на это право. Странные такие…
До чего же было здорово просыпаться так. Там. Даже если приходилось на миг задерживать дыхание, чтобы убедиться – оно? Свое? Не привиделось?
Нет, эффект был довольно стойкий, и такие пробуждения повторять как раз тянуло.
Но вот очнуться за решеткой, пьяному от своей вины, слепому от ярости – не каждый день такое, и не дай бог. Камера, одиночка, склеп, могила.
Что из этого естественнее – своя комната или эти убивающие стены – еще вопрос, из разряда тех, ответ на которые знать неохота.
Оставалось совсем немного, несколько просыпаний в ничем не отличимой другой одиночке и финал – срыв в небытие на неудобном стуле или на жёсткой кушетке в тоже белой-белой комнате, но совсем-совсем не той, как первая, далекая и приснившаяся, наверное, как и всё это «свое»…
Но как же это было – вдруг.
Монотонная дорожная тряска, взрыв, удар, провал.
Боль, скрежет, дурнота, острейшая боль, ясность и его лицо. Провал.
Холод, ослепительный грохот, вонь крови и топлива, снова он. Свежесть, полет, провал.
И – лес…
Мать вашу, так и с ума сойти недолго. Людям противопоказаны такие встряски. Никто не удивится, если в следующий раз это будет космос, например, или райские облака. Космос вероятнее.

***

Шон сидел на поляне у костра. На огне жарилось мясо, вокруг разложены какие-то сумки, вещи, посуда. На краю поляны, под кроной мощной ели, установлена почти незаметная, умело закамуфлированная шестиместная палатка военного типа.
Заметив движение в машине, он положил вертел свежей стороной, встал, отряхнулся и подошел.
– Наконец-то ты очухался.
При виде усилий Дэрека приподняться на локтях улыбнулся:
– Нет, я ничего, я не ворчу, у тебя вполне приличные темпы. Всегда говорил, что ты не хлипкий. Сухая одежда на переднем сиденье, видел?
В костре стрельнула ветка. Шон заторопился:
– Если я сейчас всё спалю… Переоденешься – иди есть.
Чёрт.
Во всей этой кошмарной чехарде, что последнее довольно-таки продолжительное время называлась жизнью Дэрека Смита, похоже, присутствует офигенно незыблемая константа.
Фильтр, неизменно и эффективно преграждавший путь неизбежному. Ниточка, которая когда-то наживую привязала к ускользавшему миру и стала с годами надежнейшим из самых прочных креплением из легированной стали.
Парень, который был рядом, когда был нужен - а значит, постоянно, который помогал, учил, подсказывал, наказывал, позволил иметь что-то свое, мог дать по зубам за дело, мог приобнять и подлить в стакан виски, парень, который не забывал о Дэреке, злился на него, смеялся вместе с ним, принимал его всерьёз и не врал.
Заметил. Заклеймил шрамом на ладони, который сам потом и стёр – после того, как Дэрек судорожно отряхнулся от жирного пепла в той луже черной крови, шрамы с его тела сошли все.
И с души… начинали.
С этим не так всё просто, это никогда обычно ни у кого не получается, но ведь с кожи-то застарелые памятные рубцы сглаживаются тоже крайне редко, не сказать – никогда. Ничего на сто процентов нереального не осталось в жизни Дэрека с того дня, когда ему так безумно удачно приглянулась неплохая тачка на летней улочке недалеко от кинотеатра.
У того парня было всё – по крайней мере, так казалось, или он мог заполучить при желании что угодно, или право имел на очень многое. Он был фантастически щедр, легко и естественно делился не только фигней вроде денег и жратвы – нет, это не фигня, нет! Но он мог поделиться и настоящими сокровищами.
Властью. Уважением людей. Знаниями. Уверенностью в будущем. Не только протянуть руку и подтянуть наверх, но и потом не отпустить. Потянуть за собой.
А взамен он захотел так мало.
Дэрека Смита целиком, в комплексе, complete edition.
Продешевил? Сам виноват тогда, но от таких предложений откажется только тот, кто не понимает, что такое грань.

Шатаясь, Дэрек выбрался наружу.
Довольно трудным делом оказалось оторваться от борта и сделать шаг самостоятельно. Штормило, подташнивало, вело… ничего удивительного, ага. Даже пришлось согнуться в три погибели и отплеваться от какой-то дряни. Постоять, подышать, собрать силы… нет, не Дэреку в этой истории выпало самое поганое.
До костра с грехом пополам он доковылял. При попытке открыть рот жутко закашлялся, шлепнулся на колени, подняв крохотный вихрь искорок, от чего пламя испуганно лизнуло тревожно зашипевшее мясо.
Шон быстро сдвинул в сторону готовую еду. Глянул на бледного, мокрого теперь уже от пота Дэрека, мягко усмехнулся.
– Наглотался, да? Еще как, конечно же. Я ведь тебя со дна достал, утопленник. – Сочувственно добавил: – Тебе досталось, не поспоришь. Прости, что не вышло аккуратнее.
Дэрек заморгал, поперхнулся. То есть, он – живой, целый, свободный, спрятанный, уже переодетый, сейчас будет накормленный, и за это надо извиняться? За то, что появилась пара синяков вместо контактов на черепе или иглы в вене? Это перебор, это же издевка уже, разве нет?!
Спасенный промолчал, но в его взгляде было что-то, от чего Шон смутился и отвел глаза. Подвинул к Дэреку полную неровных дымящихся кусков картонную тарелку, подмокшую пахучим жиром.
– Ладно… молчи и ешь. Официально мы с тобой на данный момент вроде как погибли. Всё это, – Шон кивнул на деревья вокруг, – заповедник в семидесяти милях от побережья в совершенно другом штате. Пока не уляжется шумиха, тут перекантуемся, потом вернемся, когда они справятся с экспертизой. Смысл тут сидеть тогда пропадет, да и ты в себя к тому времени придешь, я надеюсь.
Внимательно следя за лицом Дэрека, не притронувшегося к еде, Шон ответил на его незаданный вопрос:
– Я ценю, что ты волнуешься о деле. Нет, всё будет нормально. Мы с тобой, Смит, собрали не так уж мало парней, и далеко не все из них тупые. Я ведь пропал не резко, я всё разъяснил и, хотелось бы верить, почти всё предусмотрел. Копы сейчас в счастливом заблуждении, они сытые. Они считают, что сожрали нас обоих. Пусть… Они не сильно горят атаковать. Получить подтверждение наших смертей для официальных действий будет непросто с материалом в соленой воде, который унесло сильным течением неизвестно куда. Со временем, вероятно, они ударили бы мощно, чтобы добить, но пока они Хост не тронут… будут следить, как народ там сам себя примется уничтожать в схватке за власть. Эти сволочи когда-то затем и устроили Зону свободного огня – наблюдать, как мы сами себя косим. Экономные.
Шон расслабил неосознанно сжатый кулак, потряс рукой.
– Массированная облава будет не завтра. С мелочью ребята справятся, копам будет идти дозированная информация, Рой с Мораном успешно залепят им уши. К тому времени, как появится ясность, появимся мы сами, всё подхватим. Так что расслабься, мы тут в полном порядке.
– …В полном? – еле сумел выдавить Дэрек.
Шон прищурился:
– Ты думаешь, что без нас парни действительно передерутся? Дэрек…
Но тот оборвал, не дослушал, мучительно-звенящим голосом почти крикнул:
– Шон, я не в полном порядке! Шон, ты что, не помнишь?! – крик сменился хриплым шепотом: – Шон, я угробил юнит.
Тот помрачнел, нахмурился, но Дэрек не замолкал, глядя куда-то мимо:
– Шон, они ведь все. Шон, я так не могу. Мы пошли – я думал, всё получится, но я не сумел. Я дерьмо. Хуже всего то, что я не вижу, где ошибка. Шон, я тысячу раз всё прокрутил – я не вижу. А она есть, иначе б… но я ноль. Ты всё зря. Шон, ты всё затеял зря, слышишь?! И мне их отдал, и вот здесь… и вообще, нечего было со мной начинать! Зря ты…
Дэлмор протянул руку, сильно тряхнул дрожащего парня за плечо, заставил поднять голову.
– Э, нет. Я знаю твою милую привычку валить всё на себя, но тут не пройдет. Послушай меня: это не твоя вина, и это не просто слова. Считай я иначе, мы бы тут вдвоем не сидели, Смит. Ты взялся помочь Клему – да, я знаю… – другого я от тебя и не ждал. Ты сделал так, что они пошли все. Я уверен, что это был не приказ. Я уверен, что ты достаточно хорош как лидер, чтобы они захотели этого сами. Ты сделал из них людей, Дэрек, это очень… это просто удивительно, парень.
– Я?..
– Это твой юнит. А потом – ты верно рассчитал с охраной. Вы сделали всё правильно, вы вернулись бы с победой, но… Дэрек, S.W.A.T. предусмотреть не мог никто. Так бывает, это форс-мажор, это mala suerte, «черная удача». Дьявольское совпадение, а не повод грызть себе душу. Ты ни в чем не облажался. Ты не видишь ошибки, потому что ее попросту нет.
– Они мертвы!..
– Да. Но ты не виноват. Знаешь, на твоем месте я тоже повел бы семерых в тот зал. Я принял бы то же решение в тех же обстоятельствах, и тоже налетел бы на S.W.A.T., и так же потерял бы весь юнит.
– Не ври мне.
– И не думал. Пятикратное преимущество – приговор для тех условий. Сам бы я выжил, да… как ты. - Шон стиснул зубы, тихо договорил: – И точно как ты, я бы себя за это ненавидел. Только сильнее. Я полностью тебя понимаю, Дэрек, и это тоже не просто слова. Подобная херня в жизни случается, в такой жизни, как наша с тобой – гораздо чаще, чем обычно, и с этим надо как-то жить. Особенно, если есть зачем, если от тебя зависят. Кстати, знал бы ты, Смит, как остро ощущается твое отсутствие, когда ты куда-то смываешься.
Шон чуть изменил интонацию:
– Да, и еще – перед тем, как окончательно сожрать себя, ты учел не все факторы. Так, но это всё терпит и никуда не денется, а сейчас я встану, пойду за дровами, и в том случае, если, вернувшись, я обнаружу мясо несъеденным, ты пострадаешь. Вообще, если я увижу тебя не в палатке и не спящим, ты пострадаешь. Дошло?
Дошло…
С огромным трудом, через глухое изумление, усталость и непрошенное облегчение высветилось: да он такой же невероятный и неправильный, как… как этот лес вместо серого бетона.
Он слышит вопросы, которые сам себе ставишь, только отвечает не так, как ты, и при этом не врет. С ним как-то получается, что правд становится больше, чем одна – твоя собственная, выстраданная, колючая, злая и самоубийственная, рядом с другой, огромной, крепкой и несдвигаемой.
Сдающийся от всех перегрузок мозг видит это так: ты бредешь из последних сил по болотистой равнине неизвестно где и в никакой час, тащишься неизвестно куда по колено, по бедро в тягучем и жадном, и вдруг наталкиваешься на непонятное.
Перед тобой из воздуха сгущается нереальное и чуждое, то, чего не может быть – прозрачное, но видимое, вроде стеклянное, но ничуть не хрупкое плоское пространство, на которое можно в первый момент лечь животом, распластаться, прижаться к прохладному щекой и перевести дух, забыв про опасность утонуть и необходимость постоянного движения. Нечто колоссальное, солидное, надежное. Сквозь него еще видно ту трясину внизу, но она уже за мощной преградой.
Выбирать между? Не очевидно ли… Найти в себе силы вырваться из плена, напрячь всё-всё и выскользнуть из тисков, чтобы под тобой разочарованно чавкнуло. Может, там что-то останется: обувь, если была она, куски кожи, кровь, память…
Заползти на ровное, успокоить дыхание, оглядеться, а там и попробовать встать. Удержит? Определенно. Не шелохнется под ногой.
Попрыгать, проверить на прочность. Потом даже отряхнуться. Пусть в первое время та грязь еще летит с тебя ошметками, она ведь не бесконечная. Иссякнет. И наконец, оставив за собой слегка попорченное, испачканное место там, где посчастливилось влезть, можно двинуть вперед уже по удобному и гладкому.
Ну до чего же есть разница, а?
Эта странная плита, поддержка, откуда она? Была всегда, где-то, для кого-то, только не желала твердеть конкретно для тебя? И надолго ли сгустилась, не рухнешь ли ты в то же дерьмо вдруг и сразу, потому что она возьмет и изменит свойства, в которых ты ни хрена не соображаешь и влиять на них не можешь? Она широкая, до горизонта, однородная, или запросто сузится, или нырнет вниз, уйдет под слой грязи, или просто подойдет к концу, оборвется краем, и всё? Как странно и непонятно…
Она не зря прозрачная. Чтоб не забывалось. Чтобы когда-нибудь потом, когда поверится в ее монолитность, была возможность заметить мелькнувшее на периферии слабое движение где-то там, внизу, и иметь шанс подлететь туда, распластываясь на животе и тормозя в последний момент, чтобы успеть ухватить за запястье такого же тонущего. Ничего же? Выдержит? Места много. Вместе веселее и проще.
Когда это странное пространство неожиданно начало трансформироваться – не фатально, не убийственно, нет, как-то выгибаться, вытягиваться еще и вверх от уже спасительной плоскости, порождать ступени, не очень высокие, как раз, чтоб подтянуться и залезть, такие же прозрачные, а сквозь них, если смотреть снизу, было видно не грязь, а нежгучее солнце и небо… вот тогда Дэрек уронил с коленей тарелку с огрызками, завалился набок и ткнулся лицом в мягкую сумку неподалеку от костра.
До палатки доплестись не сумел, сморило. Но вряд ли он из-за этого всерьёз пострадает.

***

Вечер кончается.
Заметно по прохладе, заползающей под куртку, по тому, что свет не сверху, а сбоку, от поляны, от огня. Комары… чёрт! Шея уже чешется.
Дэрек сел довольно резко, но тошнота не сдавила горло, мозги не плеснулись. Ничего, можно жить. Не хлипкий же, ни разу.
Выпутать ноги из одеяла оказалось непросто, как нарочно в узлы заплелось. Одеяло… подстилка-теплоизолят… не земля посреди поляны и не сумка в качестве подушки, а нормальное такое спальное место под навесом у палатки. Уютно даже. Сезон и погода позволяли расположиться на воздухе, но и в палатке наверняка тот же лаконичный комфорт. Эх… вся прелесть жизни состоит в мелочах.
И в наличии того, кто может о них позаботиться.
Рядом еще одно такое же удобное место, но пустое. Дьявол, где… куда он делся? Пусть не прячется, не отделывается глупыми отмазками вроде дров – к нему созрел разговор.
И точка.
Дэрек задержал дыхание, укрепился на ногах, твердо дошагал до костра и сел на землю. Молча. Лицом к лицу с Шоном, напротив. Невысокий огонь между ними и разделял их призрачной теплой стеной, и в то же время соединял в круге света посреди растекавшейся вокруг темноты.
Один замер в напряженной позе: ладони в замке, сгорбленные плечи. Лицо искажалось, губы подрагивали, что-то такое, что уже не сдержишь, рвалось наружу, искало себе оболочку. Другой обреченно ждал.
Наконец, резкий вопрос:
– Почему?
Шон вздохнул, ровно переспросил:
– Что почему?
– Почему ты это сделал?
– Странный вопрос. Ты мог бы догадаться, что я не оставлю всё как есть. Мой координатор у копов, ну да, конечно же, я выпью за помин души и начну подыскивать себе нового. Не идиотничай, ладно? Насчет высокого риска ты был прав, поэтому я никого с собой не взял, пошел один. В себе я, знаешь ли, вполне так уверен.
Да?
Почему бы не оставить, почему бы и не подыскать… почему не идиотничать?
Его координатор. Класс. Вообще-то когда-то речь шла о том, чтобы остаться с ним в качестве с ума сойти кого – друга. У него друзья становятся координаторами или координаторы – друзьями? Бред какой-то.
Дэрек поёжился от порыва ночного ветра, огляделся. Звезды в черноте высокого неба, танец огня, гудящая листва… Он непроизвольно сгрёб в кулак землю, размял пальцами, вдохнул полной грудью запах леса, дыма, воли.
– А я не ожидал… правда не думал, что увижу это опять. Не очень уж сильно ко всему такому негородскому я привык, не особо часто случалось, но… я про вообще. Я уже попрощаться успел. - Его взгляд стал пронзительным. – Но ты мне не ответил. Почему. Ты. В очередной раз. Вытащил меня. С того света? За что?!
– Не смей спрашивать… так. - Шон тоже согнулся, скрестил ноги, закрылся. – Дэрек, я не знаю, за что. 
Но тот поклялся себе добиться ясности. Важнее нет ничего. Сколько можно теряться в догадках, сколько можно раздираться от того, что оценка самого важного на свете человека и самооценка категорически не совпадают? Причем так заковыристо и оригинально, что это он о тебе лучшего мнения, чем ты сам?
– Я давно об этом думаю. – Агрессивно, напряженно, отрывисто. –  С самого начала, я напрочь сломал себе башку, это уже достало. Если бы не ты… какого хрена. Я не понимаю, Шон. Я не слишком-то ценный человек. Бля, если честно, я нихера не ценный, даже близко… Чёрт возьми, я ничем не отличаюсь от других! Реально я даже хуже многих, вот сколько у нас, тьфу, то есть, в Хосте стоящих ребят? Да сотни! Я навскидку могу назвать десятка три достойных, молчу о Монстрах… Но ты выбрал меня.
Шон хотел что-то сказать, но Дэрек отмахнулся.
– Подожди. Сейчас ты мне ответишь, ты мне сейчас еще ка-ак ответишь! Но я еще не всё выложил, молчи и слушай. Объясни мне вот что. Ладно, ты не убил меня моим ножом – еще можно как-то понять. С Картером я потом познакомился, да. При нем кровь лить – как при матери родной, ну, по крайней мере, что-то вроде того, наверное. Но зачем ты не дал мне сдохнуть тогда в подвале? Я это так офигенно устроил, а ты мне всё взял и поломал. Я бы никому не простил такую грубость, а ты мне простил. Ведь не знал меня совсем.
Парень понемногу наклонялся вперед, близость огня заставляла его тяжело дышать. Глаза сверкали.
– Потом, я, может, и могу понять на пару процентов, с какого перепугу ты взялся меня учить. Я всегда тебе старался отвечать, как только мог. Возвращал, работал, выкладывался. Но стоп, не я один такой, ведь верно? Из кого-то наверняка вышло бы больше толку, факт! По меньшей мере, можно было взять кого-то поприличнее, кого не с нуля тянуть надо. Кто стрелять хотя бы умеет.
Дэрек передернулся, но не потерял мысль.
– Ага, а ты еще и пошел на долг копу – подумать только! – ради того, чтобы я оклемался. Шон, вот это мне в башку не лезет, хоть тресни! Ты так подставился, просто преступно! Он бы мог так на этом навариться, ты до жути по-дурацки поступил! Прости, лидер, но правда же! Ладно, Ракер оказался наивным придурком, но долг Дэлмора, мать твою – из-за меня?!
– Не ори…
– Извини, не могу иначе! Зачем оставил меня жить, когда я сгорел? Ты, герой фильмов ужасов, на кой чёрт мне была твоя охеренно неправильная кровь, если я уже на тот момент подох?! Ну как ты догадался, как тебе в голову пришло, ну как тебе стрельнуло, что можно попробовать? Почему, бля, я тебя мертвый не устроил?! Причем с самого начала и до сих пор…
Неожиданно Дэрек резко сбавил громкость, но его хриплые, чеканные слова звучали по-настоящему страшно.
– Ты сейчас вытащил меня из очередного глубокого дерьма. И с океанского дна заодно, так уже, до кучи, очередная «не моя» смерть, да? Ты вытащил даже Теренса – потому что мы с ним одно лицо?! – ты не позволил мне стать отцеубийцей. Ты постоянно оказываешься рядом, когда я готов себя нахер растерзать, парой слов переворачиваешь всё по-другому, и я могу дышать. Если это до такой степени легко делается, почему ты один так умеешь? Дэлмор, сволочь, ты поднял меня из грязи, дал мне дом, деньги… власть, вообще всё… зачем? Что я тебе сделал?!
Парень снова сорвался на крик.
– Да я ведь никто! Неужели ты не видел? Что за веселье ты себе устроил, что за приколы?! Один раз ты меня связал, и мне было чуть полегче, потому что я хоть что-то в жизни понимал, а потом куда что делось? Чего ты молчишь насчет других долгов, сука, а?! Я тебе обязан десятки раз, но у меня нет ни единого гребаного шанса отквитать хоть что-то. Можно пополам порваться, но я ничего не смогу вернуть, для этого ты должен вдруг скатиться в ту же яму, откуда меня достал, а я тебя там ну никак не представляю… Я ничего не могу дать взамен, я ничего не стою! Я устал жить в долг!
Потерявший терпение Шон прервал его:
– Какие долги? Что ты несешь вообще?
– А как еще это называется?!
– Вон Четтер мне на данный момент всё еще должен, ты – нет. Ты вернул, всё в порядке.
– Ничего подобного! Столько всего было после, Шон. Вентура, например, везучий, он отквитался перед тобой и может жить и больше не зависеть.
Дэрек не замечал странной усмешки Дэлмора, того, как тот опустил голову и отвел глаза. Горячо продолжал:
– И Орландо везучий, он вернет. Он сильно обязан, но за вполне конкретные вещи, он дождется момента быть тебе полезным и отдаст. А я? Чем я отличаюсь от них? Ха, молчи, сам знаю. Парни должны тебе за что-то одно, а я – за всё и сразу. Это уже не нормальный долг за спасенную жизнь, это что-то совершенно безобразное по масштабам.
Дэрек облизнул пересохшие губы, откашлялся, напрягая измученные легкие, продышался и закончил:
– И вот теперь ты мне скажи – какого хрена. А я слушаю.
Шон долго молчал, глядя в огонь. Дэрек на этот раз ждал.
– Просто мы очень похожи.
Парень, не ожидавший шуток в такой момент, задохнулся:
– Что?! Ты… и я? Твою мать, ну и…
Дэлмор совершенно серьёзно прервал его.
– Я тоже был таким. Полным нулем, совершенно не при делах в этой жизни. Одинокий, ненужный, никакой. Меня ненавидели, я ненавидел, вот и всё. Знакомо? А? Единственная разница – меня не били, Дэрек, я сам убивал, но внутри у нас обоих было абсолютно то же самое. Ни прошлого, ни будущего, боль, кровь и грязь. Никакого смысла.
После нескольких секунд молчания его глаза потеплели.
– С Роем мне повезло. Я слушал тебя и думал: я бы мог сказать такое о нем. Что он дал мне всё, чем я сейчас живу, вытащил из безнадежного дерьма, перевернул для меня всё, чтобы стало, как надо, научил меня важному, чего я не умел. Не стрелять – другое. Примитив, то, на что нелегко обратить внимание: возможность говорить «мы», возможность смеяться, возможность отпугнуть чью-то смерть, просто помочь… Мне это не стоит обычно и ничтожного усилия, думаешь, я сильно напрягся? С тобой, с Рамиресом, с Орландо, с любым из вас – физически? Да нет… и я не думал об этом вообще. Не мое дело, ну и плевать. И я проходил мимо, хрен знает куда я там шел. Никто там не ждал. Но Рой научил меня замечать людей вокруг, вникать в их такие несложные проблемы. Почему бы мне не сосредоточиться и не занять мозги чем-нибудь для кого-нибудь полезным и даже жизненно необходимым, если мне самому не принципиально, а? Ну, почему бы и нет. В Хосте дьявольски не скучно жить, а натосковался я в свое время на целую жизнь вперед.
Шон покосился на затаившего дыхание Дэрека.
– Прости, я тут завел о себе, а ты спросил о другом. Так вот – когда я тебя увидел, ты был в шаге от черты. Нет, уже наполовину за гранью. Я мог это изменить, легко, не напрягшись никак. Пара-тройка пуль тем скотам? Руку тебе перемотать? Потренироваться сносить оскорбления? После того, как я выдавливал мозги за косой взгляд или вообще без особого на то повода – весьма нужный лично мне тренинг. Сплошная польза, – усмехнулся Дэлмор. – Ну, я тебя зацепил. Я это сделал. А зачем? Чёрт возьми, не знаю. Может, по задумке небес я и рожден, чтобы не давать умереть Дэреку Смиту.
– Кончай придуриваться, гад, я не ценю!
– Тренинг до сих пор успешно продолжается.
– Шон…
– Ладно, молчу.
– Нет уж, и не думай молчать. Хорошо, понятно, тогда вначале мне, скажем так, повезло. У тебя выдалась свободная минутка и ты потратил ее на меня. Картер подсадил тебя на забавную развлекуху – перекраивать людям судьбы. Молодцы ребята, вам двоим нескучно, да. Кучу таких ущербных раскопали, в одном месте собрали и, типа, круто. Не спорю.
– Дэрек, не ущербных в этом месте нет. Ни одного.
– Ай, плевать мне! Вот сейчас именно – плевать мне на остальных, можно мне тупо поговорить о себе?! Спасибо! Так вот, ты дал мне шанс, и я поймал. Ну, так или иначе, с грубостями там, через долги и всё такое, но я остался.
– Против воли?
– Я ничего в жизни не хотел сильнее, Шон. Даже жрать. Ладно, я вот о чем: ты же кучу таких наоставлял, разных-разных, и я далеко не самородок. Один из многих, ничем не лучше, и быть бы мне нормальным файтером – ну, после того, как я научился бы снимать пистолет с предохранителя. Но дальше, в какой-то момент, да чуть ли не сразу! – мне кажется, я стал вроде как на особом счету. Ты ведь два года мучил меня этими долбаными тренировками, ты убил кучу времени, сил и нервов, ты меня охеренно удивил: я в страшном сне не подозревал, что способен на всякое такое …разное.
– Это на твоем языке «спасибо»?
– Да. Угадал, - нервно хмыкнул парень. - Вот Грэг… чёрт… ну, короче, да, Грэг однажды меня спросил, на какой базе я проходил курс подготовки, и ужасно изумился, когда я его послал с такими предположениями о моем прошлом. Он сказал, уважительно так, что я профи. Вроде его инструкторов.
– Ты шел по курсу Брагга.
– Что?
– Ничего, продолжай.
– Ага, так вот – это ж мне одному такое от тебя обломилось. И я до сих пор не вкурил, почему! Что у тебя за подход такой странный, что ты там во мне разглядел, зачем я тебе нужен умелый, и …целый, и … живой вообще?
– Ты старший координатор…
– Не парь мозги! Это всё было потом, и не главное, я ж не дурак совсем! Если я объяснить не могу, это одно, но я же знаю, что не всё так просто! Шон, я всегда чувствую тебя за спиной… я творю какую-нибудь хрень и верю, что не сдохну, потому что ты успеешь. Ты дал мне повод так думать. Головой понимаю, что глупо, но бывает, ловлю себя на мысли: «Чёрт, опасно, но я рискну. В случае чего – он же рядом». Давлю в себе это, потому что идиотство, но ты, гад, не даешь нормально жить!
– То есть, нормально угробиться?
– Ага. Ты вообще охренел – вытащил меня с того света. Тревис может врать мне что угодно, но я видел, как там всё было, я себя видел обгоревшего, головешкой почище Гарлемца, я Роя видел в слезах и растерянного, я тебя видел мертвого на все двести… Это ты уже зарвался. Такое я не могу понять совсем. С Картером ты кровью поделился, когда он помирал – да не вопрос! - Дэрек выставил перед собой ладони, чуть не угодив в пламя, но не заметил. – Это нормально… ну, то есть, ни хрена это не нормально, конечно, но что ты его спас – верю. Он того стоит. Да и ушли мы все тогда из тревисовской конуры вместе, тебя тащили, но ты шел, ты не умирал за Роя, Шон! А я?! Бля, ну я прям чего-то о себе не знаю! На самом деле я избранный и дико важен для будущего планеты!
Парень в изнеможении зажмурился, потряс головой. Пристально посмотрел Шону в глаза.
– Ответь честно, ты сделал бы это для любого из Хоста?
Дэлмор устало вздохнул.
– Нет, не для любого. Ты и правда для меня особый. Я… чувствую за тебя ответственность. Не как лидера за своего, а… личную такую. Как хочешь, но пока это в моих силах, я не дам тебе умереть, Дэрек Смит.
Тот, потрясенный, прошептал в последний раз:
– За что?
– Знаешь, я этого не помню, но у меня был брат. Так вышло, что его нет. Может быть, он мне нужен. И это, наверное – ты.
Дэрек замер, не дыша.
К такому он был не готов.
Остановилось время, остановилась кровь, исчез шум леса и всё, что кипело внутри.
Задавая вопросы, будь способен выслушать ответы.
Что ты хотел услышать? Что ты выпрашивал? Подобное?
Так почему ты настолько удивлен…
Шон добавил:
– В принципе, он был мне старшим, но того, кто вовремя дает мне подзатыльники и выталкивает с кривой дорожки, я себе уже нашел. Не хватало человека, которому я мог бы что-то отдавать сам. А он бы… да ничего мне от тебя не надо, Дэрек, никаких долгов, что за ерунда. Я не слепой, вижу, как ты благодарен, зачем формальности?
– …Видишь? Правда видишь?
– Конечно. Меня бесит, когда ты думаешь, что ты мне не нужен и я только и жду момента, чтобы тебя бросить. Поэтому здорово, что ты признался – мою помощь ты всё-таки замечаешь.
– Я?! Всё-таки з-замечаю?! - у парня сорвался голос.
– Дэрек, я рад, что ты начинаешь в меня верить. Этого я как раз и хотел, и от тебя, и от себя.
– В тебя все верят, Дэлмор! Весь Хост, тысяча с лишним! Что б они тогда к тебе пришли-то!
– Они верят, что я крут. А ты… не знаю, как сказать… ну, что я похож на человека, что ли. Кстати, Дэрек, ты тоже живешь без брата, верно?
Тот побледнел резко, почти страшно.
Опять об этом? Когда уже удалось убедить себя считать, что он просто оговорился?
Живешь без брата – странно звучит, если с ним и не жил никогда. Близнец, правильный, чистенький, ухоженный и до тошноты нормальный, кривое зеркало, снимавшее мощнейшие искажения и отражавшее добротную посредственность…
Теренс, неужели у нас одна кровь. Не может быть.
А ведь и нет! Если и была, то уже нет. Та, старая, осталась лужей на земле рядом с опаленной машиной. У Дэрека Смита теперь другая.
Теренс, не особо знакомый, ни хрена не нужный, раздражающий напоминанием: ты проиграл, едва родившись, лузер, ты оказался вторым сортом.
Дэрек-из подвала захлебнулся бы завистью и ненавистью, дотянулся бы и загрыз последним усилием на этом свете.
Дэрек последней версии мог позволить себе мысль: я мог быть таким? Я потерял – это? Приличного воспитанного мальчика, для которого беда есть опоздание на пять минут и недостаточно тщательно отутюженная рубашка, недобранные баллы в тесте и царапина на борту машины эконом-класса – уже трагедия, а счастье – согласие девушки на второе свидание, но только чтобы ресторан был получше?
Дэрек созрел до усмешки: и этому я завидовал.
Каждому свое. Видать, в вашей гребаной семейке я изначально был уродом, и всё правильно вы выбрали. Да, близнец, вопрос без ответа: ты выжил бы на моем месте? Хрен знает. Все шансы проявиться в полную силу во всяких экстримах выпали мне, и шансы подохнуть тоже все мои, со своим желанием поизвращаться судьба выбрала меня, и кто знает, может быть, когда-нибудь я скажу ей за это спасибо.
А пока… Близнец, который не брат – не стал и никогда не станешь – знаешь, что? Ты проигрываешь. Подчистую.
Если это не ошибка, не глюк, не оговорка… если этот парень действительно предлагает словами, предлагает вслух – такое… После того, что он сделал со мной за эти годы, прошлого больше нет.
Есть только будущее.
– Ты думаешь, что я… достоин?
– Выкинь из головы – достоин, не достоин. Я вовсе не желаю выглядеть благодетелем, Дэрек, я на самом деле чертовски на тебя рассчитываю. Да, я прогнал тебя через неплохую школу, дотащил до определенного уровня и хочу отдачу. Я вижу, ты стараешься. Но плевать на это, я о другом… я хочу, чтобы рядом был не просто подчиненный и координатор, а человек, который меня понимает.
– У тебя есть Рой. Он… ты сам говоришь, что…
– Да, он понимает. Но он другой сам по себе. Это прекрасно, у него можно учиться, у него можно брать, и он делится. Он мне друг, это очень много значит. Для него я сделаю всё, потому что он сделал меня. А теперь вот я настолько обнаглел, что хочу еще и того, кто был бы со мной одной крови, Дэрек. Чтоб не только брать, а самому делиться. И ждать в ответ того же.
– Я?.. Да что я могу дать, Шон?!
– Будь мне братом. Этого больше чем достаточно.
Дрожащий всем телом Дэрек потерянным жестом запустил пальцы в волосы, сжал до боли, поморщился.
– Бля… если тебе надо кого-то, кто тебя понимает, то это не я… потому что я нихера не понимаю, что ты творишь. Логики не вижу. Пусть выяснилось, что ты тоже не всегда был собой доволен. Пусть и тебе, и мне подвернулся вовремя хороший человек. Но на этом сходство кончается, Дэлмор! Боевой курс – это круто, это офигенно круто, но я сроду до тебя не дотянусь.
– А надо? А возможно в принципе? Не стоит сравнивать физическую сторону вопроса, Дэрек. А в остальном – почему ты ставишь себя ниже?
– Потому что… господи, какое тут сравнение! Не надо гнать, что ты такой в себе не уверенный, это незаметно, ага? Совершенно! Ты знаешь, как надо… я не про атаки-обороны, я про то, как человека от пропасти оттащить, когда он уже почти нырнул. Ты сильнее. Не только телом – ты не ломаешься, как я.
– Может, у меня просто пока не было повода устроить громкую матерную истерику, но всё возможно, – улыбнулся Шон. – Насчет пропасти – от Роя научился. И ты тоже умеешь, Дэрек, точно. Спец-юнит тому доказательство. Я тоже ошибаюсь, парень, только мои ошибки кошмарно дороже обходятся, мне тоже есть, о чем жалеть. Видит дьявол, мне есть, в чем себя упрекнуть, и грехов на мне больше, чем на вас всех вместе взятых…
Они замолчали, глядя на огонь. Думали каждый о своем, и наверное, практически об одном и том же.
В костре шевельнулась ветка, выгнулась, пошла текучими узорами. Дэрек зачарованно наблюдал за этим, растерянный, растревоженный до самой глубины души, по поверхности которой тоже бежала странная рябь от необратимых внутренних подвижек.
Разбил тишину Дэлмор. Провел руками по лицу, словно стёр что-то, медленно выдохнул, вгляделся через пламя в сидящего напротив:
– Давай договоримся, Дэр. Ты прекратишь дурить по поводу долгов, не будешь морочить этим голову ни себе, ни мне. Ты перестанешь увлеченно топить себя в грязи, я знаю, что тебе там не нравится. Всё, пройденный этап, Смит. Живи и будь таким, какой ты есть. Не больше и не меньше. Пойми ты, наконец, ты меня такой вполне устраиваешь.
– …Честно?
– Я тебе врал? Да, честно. Не тянись ни за кем, ты неплох сам по себе, не сравнивай, ошибайся, сколько влезет, парень. Если главное совпадает, многое можно простить, пойми…
Очень весомо Шон произнес:
– Выбирают друзей, Дэрек. Братьев не выбирают.
У Дэрека глаза блестели сильнее, чем надо. С трудом подавив дрожь в голосе, он проговорил:
– Я никогда в жизни не слышал ничего настолько… Я тебя не заслужил.
– Заткнись на эту тему сразу, это часть договора. Не выношу длительного нытья, сегодняшнее – скорее исключение. Ты спросил, я ответил, как мог, понял ли ты? Надеюсь, что да. Я предложил, твое дело, соглашаться или нет. Не возьмешь на себя такое – оскорблен не буду, не упрекну, ничего не изменится. Останешься кем был, я тебе это обещал и обратно не возьму. Друг ты мне уже давно, понимаешь? Но с тобой можно и по-другому.
Как?
Не возьмешь на себя? Соглашаться или нет?
А, ну да, это как в подвале. Решай, здесь и сейчас, выбирай себе дорогу, никто за тебя не станет. Очнись, уговори себя, что не спишь, что не кажется, что не издеваются, что взаправду.
Путь.
Рельсы.
На них – локомотив. Мощный, неудержимый, стремительный, способный смести с дороги практически что угодно. Ему, в общем-то, нет особого дела до того, сколько всего за ним увязалось, сколько вагонов прицеплено, ему почти одинаково легко двигаться, что без них, что с ними.
Останавливаться, чтобы подобрать, он не станет. Максимум – притормозит слегка, но и то вряд ли. Приноровишься, изловчишься, уцепишься – считай, повезло. Очень повезло. Его сила, его напор будет мчать тебя без особых усилий, уехать сможешь куда дальше, чем если бы плелся пешком.
Но в том составе нет благоустроенных, комфортных герметичных вагонов. Где-то опасно, где-то шатко, где-то крепче, но нигде не в золоте. Если плохо укрепился, хватка ослабла, соскальзываешь – кричи, помогут. Не один ты хочешь стартовать отсюда туда, за горизонт, где круче и интереснее, таких много здесь накопилось, и они не дураки, понимают, что сорвать напором ветра может любого.
Цепляйся изо всех сил, ори, не делай вид, что не особо тут понравилось и вообще, висеть над камнями вполне удобно и прикольно. Увидят, заметят, подтянут за шиворот, двинут легонько по шее за неуклюжесть, дадут отдышаться и бутылочку сунут – приходи в себя.
Нет, неохота, гордый – прыгай, считать синяки на насыпи будешь в одиночестве. И материться в адрес исчезающей вдали точки.
А если силы девать некуда, или не устраивает что-то в родном вагоне, или любопытство заело – что там, впереди, на каком таком чёртовом топливе летит этот сумасшедший состав, то можно рискнуть пробраться поближе.
По вагонам не получится, только по крышам.
Лезь наверх, подставляйся жуткому, рвущему ветру. Он не родня тому, нижнему, который отсюда кажется почти ласковым. Этот смахнет так, что кубарем покатишься, слетишь пушинкой, не удержишься ни за что, ни за кого – таких, как ты, идиотов не находится. Стоит дать слабину, хоть на миг оторвать обе руки одновременно, постесняться впиться зубами, ошибиться, не уследить за поворотом, не пригнуться в тоннеле, и всё, поминай как звали. Стоит ли ползти к началу состава на таких условиях?
Чем ближе, тем больше хочется.
Тем заманчивее. Ведь уже видно сквозь слезы, которые вышибает ветер, и кабину, и силуэты там внутри: разговаривают, смеются, сдвигают бутылки, чтобы опрокинуть их за собственное здоровье. Один управляет вполглаза, положив ноги на панель, но точными выверенными движениями, другой сидит прямо на пульте и заливисто хохочет над чем-то таким, что хотелось бы тоже знать и понимать… а дверь у них там открыта.
Для тех, кто прошел свой путь по крышам, открыта.
И места в кабине немало еще, ну, одного-двоих они пропустят. Примут.
И ветер тогда для тебя стихнет прочно и надолго.
– Дэрек, ты молчишь?
– Шон, я… просто не знаю, как сказать.
– Хочешь, я тебя напугаю окончательно? Есть еще одна разница между другом и братом. С первым можно, в принципе, и расстаться. Бывшие друзья – это не так уж редко случается. А вот бывших братьев не бывает, брата можно только потерять, а я это определенно не планирую. Вопросов на тему «какого хрена ты это сделал» больше слушать не стану. Поэтому думай хорошо, думай серьёзно, надо ли тебе завязываться со мной настолько крепко.
Дэрек поднял голову, прямо и свободно посмотрел Шону в глаза.
– Ха, вот в прошлый раз, когда ты меня брал в координаторы, я разумно хотел подумать. Что ты сказал? Что нечего мне выпендриваться, никудышный из меня мыслитель. Как-то так вроде. Одним словом – всё, я уже подумал.
Он сдвинулся чуть в сторону, чтобы огонь перестал быть преградой, но остался светом и теплом. Стоя на коленях, тихо сказал:
– Знаешь, может, тебе это и не нужно, но я за тебя умру. Только за то, что ты ко мне так относишься.
Протянул ладонь для рукопожатия, скрепляющего самую нереальную сделку в его жизни. Задержал в своей руку человека, предложившего нечто, до сих пор не уложившееся в сознании.
– А если ты так прикололся, Дэлмор, я тебя убью.



11


Бункер показался Барту кошмарным местом сразу же, с той самой минуты, как его молча втолкнули сюда чёрт знает сколько времени назад. Причем не просто втолкнули – шваркнули об лестницу так, что не удержался, не зажившими после жестокого избиения в гараже синяками сосчитал все ступеньки, финишировал мордой в бетонный пол и долго по чуть-чуть набирал в отшибленную грудь воздуху, чтоб выдать им вслед всё, что о них думает.
О них – о парнях Веста, главного помощника Райвери.
Это они окружили машину Барта, то есть, тот большой джип, на котором его юнит прибыл на точку на Юге.
Да там и остался. Земля пухом, а лучше в крематорий и пеплом в мусоросборник. Ничего другого не заслуживают эти чудовища.
Но Барт не идиот, его истинное настроение – его личное дело, он ничем себя не выдал. Очень натурально удивился и встревожился, насчёт испуга даже притворяться не пришлось. Повезло в главном – гораздо, неизмеримо проще изумленно хлопать глазами и мямлить, отрицательно мотать головой и уверять в своем полнейшем ничегонезнании этих злых, растерянных и оскаленных файтеров… нежели Дэлмора.
А он не появился, не почтил своим августейшим присутствием проулок между свалкой и ангаром, хоть по-любому его сюда вызвали. Не снизошел до личного общения с везунчиком из спец-юнита.
Чудесно, на самом деле.
Конечно же, целый час – от момента, как вдали плеснул в топкой сизой луже любезно одолженный Грэгом коммер, до неминуемого воссоединения со «своими» – Барт посвятил усилиям взять себя в руки и выработать пристойный стиль, снявший бы с него подозрения… а какие-такие подозрения?
А при чем тут самый обычный драйвер?! «Стоишь в тихом месте, слышишь вызов, забираешь с точки. Тупое дело драйвера, стандарт», ага. Никто и не разъяснял ничего, не успели, не собрались рассказать, не выбрали минутки. Тупо усвоил адрес, тупо отвез, тупо стоял-ждал, волновался… Что-то долго никак не мог понадобиться, беспокоить не решался, извелся весь, как там, что… а тут вы, парни!
А что случилось-то?! А почему вас так много, а где ребята, а как там наши?! Неужели чего стряслось?
Его почти не слушали, нет, его …совсем не слушали. Такая убедительная речь пропала практически зря, но выглядел он всё-таки очень достойно и правдоподобно, потому что никто не задавал вопросов. Никаких – просто выволокли из машины в полном молчании, бледные, страшные, чётко втиснули к себе в фургон, даже не переговаривались. Вест не командовал, жуткое молчание висело над узкой замусоренной дорогой. Он только медленно отвел от уха коммер, и кто-то прошептал: «Никого?»
Вест тихо повторил: «Никого».
Бинго!
Кто-то сел в джип спец-юнита. А что, нельзя было Барта оставить за рулем? Он же драйвер, все в курсе, что, уже нельзя насладиться прямыми обязанностями? Зачем было в эту душегубку засовывать. Решетка на окошке в задней двери угнетает.

Так и не обменявшись ни звуком, вестовские ублюдки, по пути влившись в основную колонну, доставили Барта с Юга в родные места, и он уже готовился к выступлению на бис перед более важной аудиторией, которое после репетиции по идее прокатило бы еще глаже, но – был проигнорирован.
Суки, снова. Стольких нервов стоит держаться, играть примитивную роль, как там? – тупую, да, но ведь только в ней и спасение. Чем наивнее хлопать ресницами, чем громче и талантливее возмущаться грубостью обращения, тем быстрее поверят, что ни при чем. Что заслуживает большего уважения – вообще-то, он Барт Приггер, если кто забыл.
Не тот самый, который… а тот самый, который раньше.
Нельзя отмалчиваться и шугаться, изображать из себя бесправного гаражного обитателя. Быть тенью – уже не спасение, в такое дерьмо завязавшись, с ландшафтом не сольешься, нельзя опускать глаза… а то мигом заподозрят неладное. И тогда хана.
Приггер не вчера родился. Он сумел обдурить даже Дэлмора, и тот повелся, пропустил. Не заметил, обливая презрением запаршивевшего бродягу, как чуть дрогнули его грязные растресканные губы в подобии оскала.
Со Смитом, правда, получилось не очень, уж больно тот в гараже не вовремя обернулся, успел, поймал, разглядел. Но хорошо смеется тот… вот именно.
Отличное решение, Дэлмор, удивительно точное распределение, сам бы так не сумел, не дотянулся, не провернул, спасибо за шанс.
Огро-о-омное спасибо.
Но рано торжествовать!
Надо закрепить и развить успех, надо поднять голову и обязательно суметь снова не уставиться в пол, это станет последним движением.
Надо выдержать разговор с ним.
Уже не с таким пофигистично-безразличным, как в тот момент, когда выгонял отсюда осенью, не с таким лениво-коварно-высокомерным, как в тот момент, когда принимал обратно. Наверное, у Дэлмора будет другое настроение.
Подыскивай себе нового координатора, мразь!
Понятно, что лично Барту Приггеру ни хрена не светит, тут сказано было на диво доходчиво, но вот некий шансик выбраться из надоевшего до предела гаража – брезжит.
А что, раз пошли в Хосте такие перемены. Что наверху твориться будет – это не его проблемы, это пусть лидер башку сломает, а вот тут, на реальном земном уровне, можно и смело помечтать. Кому нужен драйвер несуществующего юнита?
Напряжение само собой стихнет, двоим уже не тесно в Квартале, если остался из них один, как раз тот, у кого на это прав больше было с самого начала, хотя бы если вспомнить о первенстве. Никто уже не давит своим далеким присутствием, не ошивается за плечом у лидера, не нашептывает ему разный вздор, не настраивает…
Если по логике – не пойдет же Барт Приггер драйвером в другой юнит? С чего бы, больше в такую засаду, как с подонком Смитом, он ни с кем не попадал. А боец из Барта классный, опыт у него большой, вплоть до руководства отдельной структурой… так, бля, про это лучше пока заткнуться.
Мутноватый момент, вроде не совсем козырный. Замнем для ясности.
Тем не менее, настроение всё равно распрекрасное!
Адреналину дохрена, в Квартал после этой поездки на Юг Барт въехал хоть и не с почетом, но в определенном душевном драйве. Стратегия есть: самому забыть об унизительном статусе, который взял и отменился по воле обстоятельств, и никому по возможности не давать о нем вспоминать. Воспользоваться моментом расправить плечи. Смотреть прямо, улыбаться красиво, говорить чётко и ничего, кроме правды – не было меня с ними, я драйвер. Ничего не знаю. Куда мне.
И ужасаться поестественнее.
Глядишь, и получится. По опыту судя, Дэлмор шизеет, если Смита черти уносят, а на этот раз унесли прочно и навсегда, поэтому тот будет в поистине роскошном неадеквате. Эмоции – плохие помощники аналитическим способностям…
Ситуация и так практически прозрачная, простая и выигрышная: Барт видел, как Вест положил ладонь на радиатор джипа, и тот объективно был холодный. Машина стояла на месте довольно долго, в полном соответствии с легендой и реальностью, о этом и доложат, не соврут. Удобно с ними такими… честными.
К драйверу не придраться. Так что – спокойно, факты на нашей стороне, главное, не облажать выступление.
Дэлмор слушать будет, не прикончит сходу, он такой, ему б разобраться… тоже приятное качество. А встряску ему умница Барт устроил нехилую. Смит мертв, это так же очевидно, как если бы они привезли в Квартал его отрезанную голову. Именно поэтому О'Лири, который теперь с Вестом, но раньше-то был в юните Дэрека, после «никого» уронил автомат в пыль там, на южной свалке, и не поднял. Прошел мимо и сел в машину так, с пустыми руками, оглушенный, а Вест подобрал оружие сам и ни слова парню не сказал, по плечу хлопнул, сам стиснул зубы.
Он мертв. Этот факт суперясно читается на лицах всех.
Да, не забыть это выражение соорудить на собственном.

Итак, знакомые улицы, Периметр позади, фургон подъезжает к главной площади. …И минует ее, не останавливаясь.
Не в Джойнт?! Не к нему?
А, ну да, он сам-то наверняка не пропустил южное веселье, его, может, дома-то и нет. На улицах Дэлмора выловят, доставят Барта лично, довезут главную персону сегодняшнего – удачного, ха! – дня до места, и вот там Барт на волне чудесной прухи выдержит главный экзамен. И уйдет свободным.
Не из Квартала, нет! Еще чего.
Из гаража вебстеровского сраного уйдет гордо, не оглядываясь, в дом нормальный к нормальным людям, потому что проклятие последних лет по имени Дэрек стёрто нахер с лица земли.
И как все классно сложилось: вариант уйти самому, а его здесь оставить, высшие силы не устроил. Барт вернулся, а уйти пришлось Смиту. Тут место на одного из них, определенно. И на этот раз уже никто не вернется.
Зашибись!
Двери фургона открылись рывком, а за ними обнаружились всё те же молчаливые вестовские файтеры. Только они, никакого Дэлмора. И чёртов пустырь, распахнутый бункер. Холодный зев глубокого подвала. Мерзкая дрожь, не спросясь, прокатилась по спине – такой же затхлой жутью пахло в той берлоге в Полосе, откуда они все… а он… опять туда?
Одному?!
Горло сдавила паника, а плечи сдавили сильные руки безразличных конвоиров, приказы которым были отданы кем-то за кадром, не при Барте. Он снова слегка переоценил себя.
Дернулся, шарахнулся, попытался объяснить, что ему же надо… он же должен… его же будут…
Никто не будет.
Неумолимый захват, каменные лица, мощный пинок под колени, оглушающий грохот толстенной двери – и пришел в себя Барт далеко не сразу. Внизу, в полной темноте.
В первый момент, собрав конечности, откашлявшись и продрав глаза, чуть не сдох от ужаса. Неужели так жестоко двинули, что ослеп нахер?! Пальцы к самому носу – не помогает, да ничего ж не видно, да что же это…
В такой глупой позе его и застал еще более болезненный удар: по расширенным, дико напряженным глазам – палящим светом.
Зажгли. Не сразу? Издевались, пугали? Или спорили, стоит ли Приггер такой роскоши? Ему не узнать теперь… твари!!!
Ох ты ж чёрт… и как понимать?!
С внутренностями у Барта от волнения творилась такая страшная херня, что он, сидя на отбитых коленях, согнулся, уперся локтями в пол, стиснул идущую кругом голову.
Он тут, бля, как кто?!
Пленник, задержанный в следственном изоляторе или… с-смертник?
Нет, не может быть. Доказательств нет и быть не может.
И не стал бы Дэлмор, м-мать его, в самом деле уличив, всего лишь запирать…
Он бы лично… он бы… как тогда – его сумасшедшие, дикие, звериные глаза засияли бы раскаленным добела адом, и он подался бы вперед, но уже не остановился, смял бы так, как в том памятном глюке, так, как поступают на боях без правил, о чем рассказывал однажды на хламных укромных задворках гаража безобразно пьяный Ньюд невменяемо бухому Гему, а через щель между щитами в стене было слышно…

Гем подпоил бойца, чтобы понаслаждаться смачными подробностями, и тот действительно заговорил, язык развязался. Выложил даже про свои раны, как они выглядели в первые дни, чем пахли, как и чем сочились. Гем облизывался, присасываясь к горлышку бутылки. Задавал вопросы, проявлял нешуточный интерес, умело вытягивал, и Ньюд выбалтывал и про других, про знакомых и не очень, про яркие выдумки и запоминающиеся проигрыши, про кроваво-черный, гнилой и смелый юмор fight no rules.
Только когда блондин стал вызнавать про Клема, Ньюд резко замолчал, закрылся, вырвал у любопытного ублюдка спирт и хватанул столько, что кашлял минуты три. Потом прохрипел: «Я тебе лучше про другое…» И так понизил голос, здорово севший из-за сожженной глотки, что больше Барт не разобрал ничего.
А говорил Ньюд долго. Всё тише и тише. После нескольких первых фраз Гемоглобин дернулся, облился, заорал: «Что?!» Барт так напряг слух, что различил сипение Ньюда: «Что слышал. Да, он. А ты думал?»
Но потом долбаный урод с содранной кожей снова перешел на невразумительные звуки, а Барт расцарапал всё ухо об стенку, но не обогатился ничем, кроме экзальтированной, задышливой фразы Гема: «Ох ты ж бля, обожаю… я б ему дал, и пропади всё пропадом...»
От этого Ньюд то ли опять намертво подавился бухлом, то ли впал в истерику и подавился ржанием, но выправился и еще долго шипел не пойми что в ухо Гему, а тот, судя по звукам, там чуть ли не дрочил.
Потом эти извращенцы долго молчали. Барт подумал было, что они так тихо смылись, что он и не заметил, но Ньюд вдруг очень ясно произнес: «Парень, а ты понял, что это не инфа, а в чистом виде смерть? Причем такая, что даже тебе не понравится?»
Гем после паузы негромко, серьёзно ответил: «Понял. Даже не в инфе дело, он сам такой. В чистом виде. Мне поэтому тут так нравится…»
Ушли они оба трезвыми.

А Приггеру вспомнился этот разговор теперь, на полу бункера, вот из-за этого определения информации. Неизвестно, о чем и о ком говорили два уже мертвых отморозка, но собственная «чистая смерть» у Барта тоже теперь имелась. Было выворачивающе страшно угадывать – да или нет? Знает или не знает?
Чует? Догадывается?
Худший вариант – знает. Хотя невозможно. Но вдруг.
За мертвого Смита…
Барт завалился набок, скорчился, впиваясь себе в волосы. Проклятье… он же убил бы сразу! Ну какой резон ждать?! А вдруг он выбирает способ казни?! А вдруг он собирает Общий Суд?! А вдруг…
А если только догадывается? Будет выяснять, копать… у кого выяснять? Свидетелей нету. В живых только Приггер, но узнавать его версию что-то никто не торопится. Нет, ну это же не логично? Бля, эмоции реально не сочетаются со способностью нормально обдумать ситуацию…
Дьявол, лучше б он пришел. Хоть видно было бы, чего ждать, какой настрой, какие перспективы. Это такой изуверский способ потрепать нервы? С Дэлмора станется… Хреново уже то, что от выстроенной взвешенной речи на тему непричастности не осталось в башке ни огрызка. Совершенно убито настроение.
И холодно тут. И свет режет. И воняет, и дышать нечем.
И на душе тяжело.
Хуже нет на свете ничего, чем догонять и ждать, говорите?
Нет. Хуже нет, если ты взаперти и ждешь, пока тебя догонят.

***

Барт дергался бы на каждый шорох, если бы хоть что-то в бункере шуршало.
Нет, висела плотная глухая тишина, и приходилось нарочно покашливать, вздыхать и ворочаться, чтобы проверить, не оглох ли еще до кучи. Дуло из узкой трубы, врезанной в потолок, примитивная вентиляция не оставляла шансов продавиться через отверстие сантиметров семь в диаметре, но садистски снабжала сладким воздухом недоступной свободы. Из другой дыры, в полу, чуть пошире, но тоже безнадежной, наоборот, просто воняло. Отдельного санузла в бетонной коробке бункера не предусмотрено. Народ тут обычно слишком надолго не задерживался: пара суток максимум, пока судьбу узника решат наверху те, кто нагло взял на себя такие права.
К исходу первых своих двух суток Барт лез на потолок от нервов и голода, причем оба эти отвратных состояния друг друга обостряли.
Он переходил от натужного оптимизма – раз не ставят на довольствие в качестве арестанта, значит, скоро выпустят... до махровой безнадеги – о нем вообще могли благополучно забыть! А то и хуже, помнить прекрасненько, но ждать, пока природа сама всё решит в худших традициях трагедий затворников. Затянутый, бля, паутиной скелет в углу. Но это уж совсем запредел какой-то, что это за месть такая, если ничего не видно, если на самотёк пускать… Барт обрывал сам себя – а тебе лучше будет, если на природу полагаться не станут и придут сами?
Чётких ответов не существовало, вопросы были один другого поганее, будущее представлялось в таких красках, что хотелось биться башкой об стенку.
Орать пробовал, всё горло сорвал, прыгал под вентиляцией до посинения, угадывал, что за время суток, и представлял всегда пустынную площадку над бункером лучше, чем хотелось бы. Пытался оторвать от пола привинченную здоровыми винтами лавку, устал до чёртиков, задался вопросом, что будет делать, если получится. Долбить дверь? Толщиной эдак со след от колеса Хаммера? За пару лет он ее успешно поцарапает. Бросил.
Посидел с минуту, подорвался, в истерике еще раз потряс изо всех сил – она, сука, лавка эта, даже не качается.
Изучил дверь попристальнее. На ней даже тупо замка нет. Крючья-держатели для засова снаружи, и он явно вставлен, и вряд ли криво. Толкайся, не толкайся, не сдвинется. Да, есть еще один крюк, поскромнее, чтобы изнутри закрыться. Вдруг кому надо именно тут спрятаться. Что в этом может быть полезным?
Крюк оторвать и череп проломить тому, кто сюда сунется… Ага, если б железка гадская еще поддалась. Те же винты, бля, что и с лавкой. А идея проломить череп… она чисто эмоциональная, да. Хочется, но глупо. Красиво, но фигня.
Барт злобно накинул крюк на скобу, спустился вниз, резко улегся на лавку и целых полчаса чувствовал себя защищенным.
Потом подумалось – а еда?
А если всё же принесут?
А он тут в позе… так ведь и уйдут обратно! И унесут совсем! И не придут больше!
А вдруг придут, наконец, для нормального разговора, вдруг процессуальная задержка объясняется чем-то вполне невинным, мало ли дел там, наверху. Вдруг дурацким жестом добровольной изоляции Приггер будет свидетельствовать против себя самого?
Быстро взлетел по ступенькам, ладонь на сырое железо и… замер.
А если придут для… ненормального разговора? Если всё каким-то античудом возьмет и выплывет? О, господи… И с крюком подыхай, и без крюка то же самое. Жизнь не просто задницей повернулась, она вытворяет нечто абсолютно непотребное.
Барт всхлипнул, со злостью откинул крюк, убеждая себя в существовании крохотного шанса, в который надо верить, иначе для окончательной определенности можно самому себе череп расколотить. Слез с лестницы, вначале ожесточенно печатая шаг, к концу спотыкаясь. Уже практически всерьёз прикинул на глазок диаметр дыры в полу, еще раз всхлипнул, плюнул туда изо всех сил и шмякнулся на голую лавку.
Думал, поспать не удастся, поскольку в голове крутилась всякая хрень, но, к счастью, отрубился.
Пришел в себя на полу от кучи разнообразных впечатлений: грохот, жгучий холодный сквозняк, возня наверху… но тут никого, свалился с лежанки сам, без помощи, узко просто, а что там на лестнице творится, не видно, она ж за углом, а пока вздернулся, буксуя, там опять железо громыхнуло.
Дверь открылась, дверь закрылась.
Барт успел пролететь практически до поворота и только в последний момент одумался – навстречу чему он так торопится?! Кому?
Замер. Тихо. Шагов вниз нет. Так надолго Барт не затаивал дыхание никогда, с таким страхом Барт не заглядывал за углы, наверное, с самого детства…
Никого. Только что-то темное грудой на верхней ступеньке.
И пахнет жратвой.

Так, по субъективным ощущениям, к вечеру второго дня заключения, обитатель бункера дожил до определенного комфорта. Одним одеялом застелить, другим накрыться, куртку под голову – жизнь прекрасна! Пара бутылок воды, консервы – не в жестяных банках, а в пластике, это чтоб узник не учудил чего?
Барт только перестал кривиться от этой мысли, как из свертка последним подарком с воли выпала …бритва.
Парень даже сел на пол, вертя перед глазами всё-таки оружие. Пусть крохотные, но лезвия… острые. Разломать, достать, зажать покрепче… нет, конечно, чтоб кого-то так загнать в могилу, это не просто постараться надо, это надо уговорить жертву постоять смирно и не мешать минут хоть несколько, пока там вены нащупаются, или попросить горло подставить и не дергаться, пока убийца будет примеряться да пилить.
Это ладно, дураку понятно, не прокатит, но…
Себя-то реально можно и уговорить. В давящей пустоте бункера такое может и начать казаться вариантом. Они не понимают? Они консервы особенные выбрали, а тут пропустили опасность? Вручили человеку то, чем он может сам себя в отчаянии… Они что, вообще?! В таких обстоятельствах даже шнурки с ремнями отнимают, лишают шансов свести счеты, сглупить, повесить на чужую совесть свою смерть…
А у них есть совесть?
И они согласятся на нее что-то повесить?
Ха… Барт долго сидел, уставившись на синий пластик бритвенного станка пустым взглядом. В голове тухлой рыбиной вдруг всплыла неприятная мысль – если он тут реально не побреется, а вскроется… кому от этого будет плохо?
Кому, кроме него самого?
Кто заметит не потому, что тело убрать прикажут? Кто помрачнеет, кто загрустит?
Эх… Что-то с этим гребаным миром капитально не так.
Не дождутся.
Нет, Барт Приггер не такой, он живучий, и они еще все об этом узнают! А это – намек, что ли?! Да? Намек?! С-суки…
Из принципа Барт Приггер будет бриться каждый день. И ни разу не порежется.

***

С едой он не рассчитал. Уже доскребал последнюю упаковку и озарился – а это на сколько? Это завтрак или дневной рацион? Или еще того хуже? Хватило ума воду не всю выхлебать, приберег.
Стал ждать. Заснул.
Приснилось дурацкое…
Как Саймон классно умел подражать голосам. То пел за всех знаменитостей по очереди, то рычал и пищал, как целый зверинец, мяукал с закрытым ртом так натурально, что если они его к девчонкам подсылали, то там начиналась паника, сюсюканье и поиски на полу под столами.
Однажды, зараза, подобрался к спящему Барту и рявкнул голосом Райвери в ухо. Из-за этой провокации вырвался какой-то несолидный самооправдательный лепет – ведь поверил же спросонья, что начальство, а они ржали, гады. Потом пришлось отомстить.
Приснились-вспомнились гонки, которые устраивали в водоотводном жёлобе Старого Комплекса. Пинчесс тогда еще чуть не угробился, его машину Чэд толканул так удачно, что проигравший во вдоволь накрутившемся по трассе и перевернутом «форде» захлебывался бензином в буквальном смысле: хлестало в салон. Барт успел добежать, но сил не хватило выдрать парня из скособоченной двери, Милз подлез с другой стороны, ножом полоснул по застрявшей штанине, а тут уж вместе с Билли справились.
Пинчесс проставлялся через пару дней, а сам от спиртного нос воротил, тошнит от одного запаха, говорил. Так потом и не начал пить в прежних масштабах.
…Как Рори вытаскивали, когда его девчонка бортанула. Какая-то шлюшка вертлявая, чего он нашел в ней… Она его при всех отшила «У Дэна». Он ей коктейли всё покупал, на колени тянул, прилип к ней, как дурак, а она фыркнула однажды, вырвалась, к подружкам отошла и громким голосом сравняла парня с плинтусом, про его скромные интимные размеры и способности рассказала со смаком, а он только моргал.
Рори ее ударить не смог, сбежал, у Джонса хватило ума за ним кинуться, а остальные приггеровские мрачным кольцом окружили ту девчачью стайку. Подружки-слушательницы по одной просочились через оцепление, тихо-тихо, не дыша, проскользнули между плечами у парней, а та сучка – не пропустили ее, хоть и просилась, толкалась, ревела…
Содрали с нее все шмотки, без единой ниточки оставили, она уж верещать бросила, побледнела. Но не тронули, вытолкнули на улицу, проследили, чтоб никто не подвез, не пустил в машину. Сама убежала, потом долго не показывалась… но жаловаться не стала. Мстить никого не подговорила. Кому мстить? Хостовским?
А Рори ходил с разбитой бровью, но на Джонса не злился, даже на тот факт, что у того хранились два ствола – свой и Рори. Через дня три он потребовал обратно, просто ладонь протянул: «Давай, отпустило».
Та девка где-то через год попалась на Рэд-стрит, Барт с Эгри и кем-то там еще тогда некисло оттянулись в честь дня рождения кого-то из них. На троих в одном подвале были все удовольствия мира. Жаль, что осознали давнее знакомство с той шлюхой слишком поздно, уже утром, сил на продолжение не хватило, но ни цента за ту ночь не досталось ни одной из отработавших.
Эх, жизнь была… не то что теперешняя.
Получается, с мертвецами будущими в компании трахался. И такого же из тачки тянул, пока не взорвалась. Можно было особо и не упираться? И у Рори пистолет не отнимать, не больно-то много Джонс ему выгадал… Смешно. Хрень какая-то.
Барт потёр руками лицо, прогоняя остатки отвратительного сна, нащупал бутылку под лавкой, сосредоточенно представил, что там не вода, а более нужная жидкость, и трижды глотнул, закашлявшись.

Жратву приносили раз в сутки. Терпимо.
Установив этот факт после третьего раза, Барт решил в четвертый раз сделать визитерам сюрприз. Нет, он не разломал бритву, не отковырял крюк от двери… он не собирался атаковать, на таком скудном рационе и не вышло бы.
Он хотел поговорить.
Ясно, что не Дэлмор сам ему еду таскает. И понятно, что не девчонке это дело доверили, ни одна даже не сняла бы засов, он мощный. В бункер ходят какие-то парни, может быть, даже компанией. Наверняка знакомые. Возможно, осведомленные. Вот бы перемолвиться…
В идеале узнать, как там что. Долго еще они планируют работать доставкой? А когда их освободят от этой не почетной обязанности, Барт перейдет на пиццу, от одной мысли о которой слюна течет, или Барту вообще больше не пригодится земная пища, даже тошнотворные консервы?..
Он засел на верхней ступеньке, чтобы точно не пропустить момент. По внутреннему ощущению, дверь должна была открыться в пределах пары часов.
Он ждал… ждал… очнулся зверски голодным, замерзшим без одеяла и встревоженным.
Никто не появился.
Это сто процентов, потому что он прямо плечом прислонился, просто выпал бы наружу, если… они просто не пришли.
Бля, что за новости?! Как это понимать?
Конец ожиданию?! Перемены, результаты? Сбитый режим содержания – это не всегда к добру… особенно если тупо взяли и не принесли пожрать. Вот теперь его, типа, можно уморить голодом?! Да что такое?
Нет, без объявления причин… это не логично. Раз выяснилось, что Барт тут вроде зэка, то это означает определенный комплекс следствий. По крайней мере, есть право ожидать итогов дознания и официального вынесения приговора… гос-споди, мрак кромешный. Ну хоть кто-нибудь пришел бы!
Ну почему так?! Он ведь ничего плохого не сделал, сидел себе за рулем заглушенного джипа, честно, никого не трогал… ну хоть выслушали бы! Почему у него даже нет права знать свое текущее положение? Одни догадки… зачем мучить?
Будь они все прокляты…
Барт сполз на пол, на крохотную площадку перед входом. Глубоко вздохнул раз пять. Так.
Без паники. Никто не гарантирован от случайностей. Нет их вовремя? Вдруг опаздывают. Вдруг там у них, за дверью, кипиш какой-нибудь. Нападение, мобилизация, нашествие, пожар, потоп.
Ага, и по иронии судьбы Барт тут в убежище один и уцелеет всем назло.
Ага, и по-любому сдохнет с той же долбаной голодухи! Бля.
Мало ли что – а если парни, кому поручено, взяли и забыли. Отвлеклись, или надоело им, далеко отъехали и вовремя не успели вернуться, передать обязанности не смогли-запамятовали-не дозвонились… И сейчас с минуты на минуту примчатся виноватые! Ну, не перед Бартом виноватые… перед тем, кто поручал. Плевать, зато не с пустыми руками, это главное.
Вот, на это будем ориентироваться. Ждем.

Через несколько часов Барт чуть не сломал себе шею – отключился и полетел вниз. Еле затормозил, отдышался.
Ругался, пока хватало слов.
Колотил в дверь, пока хватало сил.
Сходил за угол, к постели, за одеялом, укутался. Ненависть помогала – грела.
Голод принялся грызть внутренности еще сильнее, чем в первые дни. Тогда была надежда выйти, тогда мир не ограничивался бункером. Тогда было легче. Сейчас было страшно и… очень плохо.
Сходил вниз за последней бутылкой воды. Вернулся на сторожевой пост, уселся покрепче. Стенка напротив знакома до омерзения, выучена наизусть. Пересел на другую сторону, столько сразу нового...
По логике наступал вроде бы второй срок. Его тоже пропустят? Вторые сутки необъяснимого игнора на исходе.
Какое-то время спустя Барт поймал себя на том, что грызет горлышко сухой бутылки. Застонал, отшвырнул, долго слушал треск пластика по бетону… заплакал.
Повыл… от безысходности попытался разодрать нахер одеяло, не получилось. Сил недостаточно, пальцы трясутся. Тогда скомкал, выкинул вслед за бутылкой, выпрямился наверху, спиной к двери, смерил высоту плывущим взглядом, вдохнул…
И выдохнул.
Шаг назад, спиной к холодному железу, затылком пару раз – не помогло, да никто и не надеялся. Долго так стоял… замерз.
А одеяло внизу. Сходить надо.
Пошел… поплелся. По стеночке. Не то чтобы так уж ослаб от недоедания, нет. Просто когда целая жизнь, широкая и многообразная, сводится вдруг к каким-то примитивным штукам, а потом это оставшееся неожиданно исчезает тоже, как-то совсем-совсем хреново становится.
Там, наверху, в незапамятные времена свободы, мог не жрать гораздо дольше, с парнями придуривались, спорили, проверяли, кто слабак, а кто крут. Барт был крут.
А затем свободы стало чересчур завались.
Там, за Периметром, в Полосе, и на Джанк-Ярд, вот уж где была тренировка… и холодом, и голодом, всего хватало. Выдержал же, вынес.
Вытянуло …что? Гордость, гонор.
Бросили, слабаки, свалили, а я смогу, я справлюсь. Я не прогнусь, не рухну, я докажу. Хоть кому, хоть себе, как хотите. Я дорого стою сам по себе, я без вас обойдусь, я переживу эту чёртову зиму, поднимусь и плюну вам в лицо. Это потом он мог скулить у ног Дэлмора что угодно, но наедине с собой его держало именно это.
В ту вьюжную ночь перед почти невероятной встречей с координаторами Барт почти так же плелся, только не по холодной лестнице, а по заснеженной улице. Но тогда он шел не вниз, а вперед. Миновал по пути мост, довольно высокий, и перила были достаточно близко… но у него по большому счету даже мысли не возникло.
Почти ни одной.
А сейчас… мысли были, не было решимости. Не осталось сил даже на это. А для этого нужны силы, не спорьте. Тогда – получилось бы, сейчас нет. С каждой ступенькой вниз что-то из него улетучивалось.
Второй раз в жизни Барт осознал себя в полном, кромешном одиночестве, и это убивало.
Раньше он находился посреди огромного, негостеприимного мира, открытый всем ветрам, теперь же – посреди бункера, в полной тишине, насильно защищенный и изолированный от всего. А мир был, но не здесь, а рядом, практически на расстоянии вытянутой руки, но не дотянешься. Мир лежал вокруг, обтекал кольцом. Жил, кипел, дышал – а его не хотел.
Не замечал, в упор не видел. Так легко о нем забыл. Хотя Барт считал себя ярким человеком, и действовать не стеснялся, но это всё оказалось не достойным внимания. Неужели со всеми так? Неужели никто не оставляет следа, который не закрылся бы моментально, неужели любого так же легко вычеркнуть? Каждый живет среди людей, но сам по себе? Изъяли – затянулось? Live together, die alone…
От него так легко отказались, и даже не сказали, за что и почему.
Сам про себя он всё знает, этого, они полагают, вполне достаточно? Он сам себя разложит от нечего делать и сам приговор вынесет за наиболее того стоящее? А они только возьмут на себя исполнение? Так, что ли?
Барт подобрал одеяло, слепо дошел до лавки, лег.
Закрыл глаза.
…И наверху грянула дверь.
Он даже не поверил.
Конечно же, не успел. Глупо моргал, рухнув на колени и ладони на чёртову лестницу – наверху лежал привычный сверток. Даже чуть потолще, чем обычно.
Обертку он разодрал зубами.

Через сутки Барт дождался своей порции минута в минуту. Сидел на лавке, закусив губу, дышал потише, чтобы не спугнуть.
Принесли.
Еще пять или шесть раз он не решался играть с огнем.
Носили.
Но продолжало же допекать… Всё, что угодно, но не те поганые мысли. При одном приближении похожего настроения Барта начинало выворачивать. Нет, судить сам себя он не станет, это изврат.
Он ничего плохого… н-ну, ничего нелогичного и необъяснимого он не сотворил. И точка.
Сами во всем виноваты. Нечего было обижать человека, нечего было презирать и считать вторым, третьим, десятым сортом. Мало ли чего в жизни может пойти не так, что ж теперь – стирать? Издеваться? Нет, сами напросились. Барт Приггер слишком себя уважает, чтобы вестись на иезуитские провокации. Его совесть – его личное дело.
Лучше поотвлекаться.
Даже в условиях бункера можно поискать способы.
Барт невзначай скосил мимо кольца – а он играл в баскетбол, чтобы не сдохнуть от скуки, символическое кольцо было процарапано на стене, а мячом по очереди служили кроссовки. Скосил, совершенно же случайно, давно такое могло произойти – и раскокал лампу в заугольной части бункера, над постелью.
Ну никто же не видел, как он целился и старался.
Там сразу стало очень темно и очень страшно, поэтому Барт перетащил одеяла и подушку-куртку к подножию лестницы. Тут светлее, можно по тысячному разу изучать вещи, добытые из карманов джинсов: две купюры, полтинник и сотню, знакомые до тошноты во всех мельчайших подробностях, и записку «что заказать Хойту к вечеринке». Это тот парень из Клиники, в чьи джинсы влез Барт перед последней своей поездкой, готовился гулять в чью-то честь, или девчонка-хозяйка попросила… кто знает. Давно отгуляли, суки, давно сожрали всё вкусное.
Еду из того списка Барт видел во снах. Кстати, больше ничего не снилось, и это восхитительно. Буквы, уже невидимые на сгибах затертой бумажки, тоже помнил до последнего штришка. А вот лицо Хойта он не мог припомнить. Хотя с парнем-добытчиком, таким же юнит-лидером, только под началом не Райвери, а Морана, Барт виделся сто раз и больше. Но не вспоминалось.
Вот так, с развлекательными материалами в руках, Барт и залег в засаде. Его целью было… он уже себя не обманывал, говорить с собой он так никого и не заставит, пока они сами не сочтут нужным. Он хотел хоть увидеть, кто с ним в контакте. Кто его обеспечивает, кто о нем помнит, хоть и по приказу. Для кого Барт Приггер еще есть.
Он провалялся на полу… больше суток.

Определенно больше. Дверь снова хранила неприступность, словно самым ключевым условием ее функционирования являлось отсутствие постороннего взгляда.
Проклятие, неужели?..
Барт на этот раз не паниковал. Он заранее продуманно запасся едой, подкопил от ежедневных порций и не мучился. Просто встал, собрал постель и отошел в темноту.
Получаса не прошло – он был со свежим свертком.
Уже бросив всяческие попытки срываться с места, подождав, пока лязгнет проклятая дверь, Барт медленно сходил наверх, подобрал еду, отнес в свой темный угол. Там в задумчивости чуть не расколотил сегодняшнее дополнение к рациону – новую лампу. Встал на лавку, потянулся, как мог, кончиками пальцев выкрутил старый патрон, изрезался, но свет починил. Сел обратно, сжевал что-то, не чувствуя вкуса, и, наконец, громко выругался.
За ним наблюдали.
Скорее всего, круглосуточно.
Бля!!!
У них тут камера!!!
Никто не помешает, с хостовским-то уровнем оснащения, иметь камеру в бункере. А то и не одну. Как иначе объяснить, что они знали, что Барт сидел под дверью неделю назад? В ней нет глазков.
Как они поняли, что он ушел и лег, чтобы моментально выдать ему еду? Практически ждали с той стороны… Но не входили. У них, видать, приказ.
Как они могли знать, не видя, что он караулит у подножия? Видели, значит… Всё они видели. Дьявол раздери, всё – наверняка, включая акт уничтожения лампы.
Они даже видели, как он старался.
Мать их!
Барт слетел с постели и дал волю эмоциям. Прыгал, бесновался, орал на всякий случай, вдруг слышат тоже, выдал все мерзости, какие знал, тыкал неприличными жестами во все углы, всюду, где мог заподозрить удобное место для камеры. Обшвырял кроссовками весь бункер, авось разобьется хоть случайно, потому что прицельно не получалось, замаскировали отлично, сволочи. Успокоился, когда одна кроссовка провалилась в канализацию и булькнула где-то там далеко внизу. Так в баскетбол играть нечем будет, а на одном шнурке можно еще хоть повеситься.
Да, бритва… Она завалилась под лавку, переждала там всю сопливую депрессию, как удачно. А теперь назло им Барт даже побреется, как и обещал, вот.
Итоги?
Шиза на подходе. Одиночество никуда не делось, только стало каким-то кривым. Ему по-прежнему нельзя даже одним глазком взглянуть на живых людей. А эти живые падлы его видят, когда хотят. Наблюдают и потешаются. Как он спит, ест, как к дырке в полу примеряется, как он пел тут, пока не стошнило, чтобы голос человечий слышать, и чтобы горло не отвыкло. Как он бутылками кидался и одеялами, как носом хлюпал, как громко воображал себя Шакилом О'Нилом и поборол Дэнниса Родмана подчистую… он даже дрочил тут пару раз, это тоже транслировали по внутренней сети?!
Здорово, знаете. Смешно очень.

***

К концу третьей недели Барт испробовал всё.
Это была самая не скучная и самая кошмарная неделя срока.
Он разбил в психе все три лампы в тот же день, как осознал свою уязвимость, и проклял себя за это через пять минут непроглядной черноты. В поисках запасов еды раскромсал себе все руки об осколки, умудрился порезать даже язык, испугался, что истечет кровью, а это даже не увидят.
Раскаялся, ждал свертка, как манны небесной, молился, чтоб там опять были лампы. Успокаивал себя, что это выгодно им тоже, какие ж тогда из них к чёрту наблюдатели, как же приказ? Наверняка дадут еще. Им это тоже надо.
Но в темноте сидят не они. И низкое утробное ворчание из нижней трубы не они слышат. И ветерок по коже не пойми с чего – не у них. И волосы дыбом тоже – исключительно у него.
Срок, который натренированным организмом определялся предельно точно, миновал.
Ни еды, ни ламп.
Барт снова плакал.
Вряд ли они это слышали, точно не видели, ну хоть что-то хорошо… Он кричал, что стоит не у двери, слышите – не у двери! Он ничего, он в самый угол отойдет, никуда не кинется, смотреть не будет, глаза закроет, только приходите! Эй! Ну, пожалуйста!
Охрип, умолк.
Услышали. Ну, или сами догадались, что парень там за шнурок сейчас возьмется.
Срок был продлен на полдня – или лампы искали так долго, или наказывали.
Дали.
Припав к свертку, как к несметному сокровищу, Барт сверхаккуратно донес до низа, уже угадывая милое сердцу звякание, в знакомой позе взялся за первый расколотый патрон, уверенно скрутил, вставил новый – и ни хрена…
Тьма. Тишина.
Ворчание и ветерок.
По стенке обратно, в полной растерянности съёжиться на постели… Звездочки перед намертво зажмуренными глазами… стук зубов. Дрожь и первобытная паника. Мерещится жуткое, обступает, надвигается, тянется к горлу, ползет по грязной штанине, шевелит отросшие волосы, сейчас скользнет в ноздрю…
Он не знал, что бы делал дальше, но был знак.
Наверху стукнули.
Один раз, но не случайно, очень чётко, осмысленно.
Барт очнулся. Жуткое отпрянуло.
Это – ему. Это – с ним. Ему что-то хотят сказать!
Он врезался в угол, чуть не сломав ключицу, взлетел наверх, припал к двери, заколотил в нее, но кулаками получалось совсем не слышно, там-то грянули чем-то вроде рукоятки пистолета.
Зачем?! Что надо? Да всё, что хотите, только намекните, я же вкрутил!.. Пусть так, пусть с камерами, но я сам-то себя тоже хочу видеть, ребята…
Хотелось метаться. Барт ссыпался вниз, не споткнулся, научился уже и вслепую по этой лестнице лазить, сколько уже тут.
Ну что? Что делать?!
Ногой зацепился за сверток – опять звякнуло. Там же еще две… а их место где? У поворота и на лестнице, на середине. Дотянуться даже проще, плафоны пониже, можно на цыпочках. Давайте вторую…
Вдруг та сломалась?! Да!!! А эта целая, ну хоть одна из трех!
Вторая лампа ответила тем же. Идеально правильное положение – и ничего.
У Барта руки опустились.
В трансе, почти не замечая, что делает, он заменил и третью.
Тьма.
Сжимая в окровавленном кулаке патрон с остатками плотного стекла, Барт начал вспоминать рисунок вен на левом предплечье и мысленно сравнивать его с анатомией горла.

Свет.
Он зажмурился.
Выпустил хрустнувшее оружие, медленно опустился на колени, в ту же позу, как в первые минуты здесь, так давно. Сжался и перестал дышать. Веки просвечивали красным. В целом пока горле встал комок.
А в дверь стукнули еще.
Дважды – так же чётко и второй раз похуже, со скрежетом, словно чью-то руку повело в сторону, и этот странный звук в мозгу Барта прочелся, как фраза.
Как интонация, может быть.
Уже потом он осознал правду: после его выходки в бункере просто перекрыли рубильник. Правила безопасности: чтобы не шпарили открытые источники напряжения. Чтобы он мог заменить лампы без риска сунуть в полной темноте палец в контакты. Что он будет менять их сам, причем в лихорадочном нетерпении, наверху и не сомневались.
Ему дали понять после первой замены – успокойся, не бросай, действуй. Мы тут, мы в курсе. Включим, как со всеми справишься.
А он так переживал.
Это, наверное, тоже было видно. До этого Барт тоже потом додумался: у них камера с режимом ночного видения, иначе они не знали бы, что он вкрутил первую лампу и впал в отчаяние. Они видели, как он грызет кулак, скорчившись на постели в темноте, и боится, как ребенок. Они дали ему знак.
Они его поддержали.
Кто-то озаботился стукнуть ему в первый раз, и второй тоже.
И вот в нем, во втором, типа, разговоре, в этом стуке, который уже не был нужен для дела… Да им и так не был нужен для дела свет в бункере, они могли бы держать его во тьме и дальше. И вообще с самого начала. Им не принципиально. У них хорошее оснащение.
…Так вот, в этом коротком скрежете ему по необъяснимой причине послышалось сочувствие. И даже извинение.

Всю оставшуюся неделю Барт пытался связаться с миром.
Искал слова, звал – на случай, если камера со звуком, перебирал имена тех, кто мог, вероятно, находиться по ту сторону камеры, за монитором.
Он просил и оскорблял. Он давил на жалость и ставил на желание отомстить. Он обещал несбыточное, сулил золотые горы и обливал жуткой грязью, сочинял такие истории, что лучше бы за ним их записывали. Он чередовал уловки и стратегии, он неудержимо фантазировал, сам не зная, спасается он от безумия или опускается в него с головой.
Он заманивал, а они не велись.
Он был хорошим мальчиком – он прибрался, сгрёб все осколки в дыру, совершенно незаметно, в чем он был уверен, оставив один неплохой и длинный под лавкой. В процессе порезался снова, выудил из кармана драгоценную записку, воодушевленно намалевал что-то кровью на клочке бумаги, ходил с ним по камере, как с транспарантом, набивался, чтоб прочли. А вдруг у них не только режим НВ, но и зум приличный.
Взбесился, содрал одежду, поиграл в обезьянник, продемонстрировал им всё, что они еще не видели, по крайней мере, в таких откровенных ракурсах.
Окоченел, оделся.
Попробовал помереть.
Наелся, напился, вроде как невзначай, на самом деле – про запас, посреди условной ночи, то есть, того времени, когда он обычно спал, забился в судорогах на постели, сверзился оттуда, покатался по полу, выбрал позу поудобнее на прихваченном с лавки одеяле – случайно прихваченном, да. Отрубился.
Долго лежал. Дыхание на камере они не отфильтруют, ну не такой же у них зум? Смысл был в том, что забеспокоятся и явятся. Если не помогать, хотя живой Приггер, видимо, входил в приказ, то хотя бы труп оттащить. А чтобы сойти за труп, надо было лежать неподвижно.
Долго лежать. Барт выбрал время смерти близко к часу свертка, чтобы натолкнуть этих на действия.
Они проигнорировали час свертка.
Это хороший знак, подумал Барт. Он лежит в дозволенной зоне, далеко от угла, они не имеют права его наказывать. Если идет сбой режима, есть надежда.
Они там волнуются.
Ну, видимо, с волнением наверху удачно справлялись.
Барт пролежал часа четыре, когда у него нестерпимо зачесался лоб. Не нос, ничто другое – лоб. Борясь с противным ощущением, он предположил, что на мониторе его изображение выцеливают лазерным прицелом, и проклял себя за живую фантазию. Хоть и не факт… хоть даже если и факт, то всё равно худо будет монитору, а не ему во плоти… но, тем не менее, валяться стало до дикости неуютно.
Барт пролежал часов шесть, когда у него затекло всё, что только можно, включая ухо и половину задницы. Незаметно он стал напрягать по очереди группы мышц, борясь с соблазном послать идею лесом и растереться по-нормальному. Ухо никак не напрягалось. Интересно, они там еще волнуются? Или уже ржут над его пляской святого Витта в положении лежа?
Барт пролежал часов восемь, когда съеденное и выпитое попросилось наружу. В сочетании с бурчанием уже проголодавшегося желудка это было особенно мучительно. Всё-таки хоть бы у них камера без звука была.
Чёрствые сволочи. Человек помер, а они, небось, кинозал собрали. Билеты продают и попкорн. Неужели не понятно, что если он и …ну, не сразу помер, то вот теперь-то уж точно?!
К моменту взрыва лопнувшего терпения у Приггера чесалось всё, что не затекло, саднило всё, что не онемело, замерзло всё, что не болело, и он выбрал, наконец, между позором провала шоу и позором обделаться.
Как хорошо, что камера точно не передает звук их ржания оттуда сюда. Су-уки.
Пока он сидел над дырой, уныло демонстрируя оттопыренные средние пальцы в пространство, ему быстренько принесли пожрать. В свертке одна из бутылок была не с водой, а с пивом.
Барт расчувствовался и раскланялся.
А потом всё стало скучно.
У него кончились идеи.
Еда появлялась чётко вовремя, стандартная, шли дни. Долгие, невидимые. Барт гадал, кончилось лето или еще нет. Воображал погоду, разные звуки. Пытался вспомнить, как завести машину, пускал тело на автомат, и оно вроде пока помнило.
Лица приходили. Разные, всякие, и ярких эмоций ни с кем не связывалось. Приходили и живые, и мертвецы, часто вместе. Истории, связанные с лицами, начинались, как фильмы, но потом кто-то переключал канал, и они терялись, наслаивались, гасли.
Он лежал, ел, подкидывал и ловил кроссовку. Задумчиво порвал на мелкие клочки полтинник, устроил себе денежный дождик. Сотню пока оставил. Записку, конечно же, тоже сберег. Она последняя станет дождиком.
Брился иногда. Однажды разделся, не вспоминая о камере, и выскребся с головы до ног, прошелся всюду, где достал. Не ради шоу, просто… захотелось. Тоже развлечение.
Однажды по бункеру что-то прогрохотало – такое мощное, гудящее, тяжеловесное. Какая-то там наверху техника у них катается. Почти не интересно. Мысли лениво обсосали этот факт и отпустили.
Что будет, когда придет Дэлмор?
Барт улыбнулся потолку. А он придет вообще?
Наверное, через недельку Барт тоже улыбнется, но ответит на этот вопрос: а кто это такой?
Но до подобного не дошло.

12

– Эй.
Барт лениво открыл глаза, смерил взглядом далеко не первую галлюцинацию и отвернулся. Дэлмор не настаивал.
Прислонился плечом к стенке у поворота, изучил заросшего, похудевшего парня, от которого тяжело пахло. Поморщился, встал вполоборота, подпер лопатками ту же стену, щелкнул зажигалкой.
До Барта дошел сигаретный дух, и у Барта медленно расширились зрачки. Таких детализированных видений еще не бывало.
– Привет, говорю.
Какая-то реакция в растренированном теле еще осталась, или адреналин помог – узник полетел с узкой лавки носом в пол, но не долетел, выставил ладони, ободрал кожу о бетон, но такую мелочь не осознал. Проклятое одеяло спутало колени, треснуло, наконец, чуть не пополам, но это тоже неважно.
Дьявол, если это новый этап шизы!!!
Дэлмор.
Вроде во плоти. Ленивый, расслабленный. На вид. Загорелый, отдохнувший, такой крепкий, здоровый и, как всегда, идеальный. От него пахнет свободой. Безупречный, невозмутимый. Неужели всё же глюк?
– Как дела, Приггер?
Не так Барт представлял себе его визит. Вообще-то, он уже не очень помнил, если честно, что и как он там когда-то представлял… Готовился летать по стенкам, наверное, после всех разговоров или даже до них, чего от этого гада еще ожидать? Он же страшный. У него внутри такое… и если это прячется, то еще кошмарнее, потому что может полыхнуть, когда не ждешь.
Досадно, но в голове вместо кристально ясных продуманных намерений и сбалансированной линии поведения всё серо, мягко, упруго и тупо. Да, он, похоже, наконец-то пришел. И что?
О, господи, собрать мозги… Когда-то ведь было вполне ясно, что делать и чего добиваться, на что ставить и как себя держать, что изображать и какими методами… Проклятье. Сбилось. Утонуло. Ушло.
А Дэлмор… вроде бы, предполагалось, что он будет злой и опасный, растерянный и уязвленный. А что-то не похоже. Он, не торопясь, дотянул хорошую сигарету, не глядя, одним щелчком пальцев отправил окурок через весь бункер в дыру. Проследил невольный голодный взгляд Барта и достал пачку.
– Будешь такие?
Приггер моргнул, слабо себя осознавая – одной ногой в обрывках одеяла, рука как у попрошайки, не свой голос.
– Б-буду…
Не подошел, кинул. У Барта тем более ноги не слушались. И не поймал бы, правильно Шон бросил на постель. Барт рухнул туда же, еле совладал с трясущимися пальцами, пачкой и зажигалкой. Паралитик, ей богу… Закашлялся. Самому стыдно.
Хренотень творится ну просто стопроцентная. Что это за… обращение? А как же приговоры, Общий Суд, а как же казнь… а как же предательство своего юнита, как же смерть координатора?!
Дэлмору всё равно? Или столько времени прошло, Барт ему счёт давно уже потерял, и всё стало неактуально? Срок давности… Дэлмор забыл уже за другими делами? Бредятина какая… эмоции дурные стали, а аналитические способности вообще ни к чёрту, отгнили нахер в этом бункере и отвалились.
Или – внутри вместе с дымом поднималась робкая светлеющая легкость – ничего страшного нет? Ну почему сразу приговоры-то, а? С чего взял? Что за уверенность такая мерзкая в своей виноватости, почему втемяшилось? Почему так готов это услышать, кто мозги задурил, некому ж было? Откуда вообще?
Дэлмор же не со стволом в руке сюда спустился. Он, может, ничего такого и не выяснил? Куревом вот снабдил… это ж хороший знак. Это ж почти по-дружески!
Ой, нашел себе друга, господи боже мой, ну, заносит! Эдак после месяца в каменном мешке на любого кинуться можно. Почему от него взгляд оторвать страшно, вдруг растает? Вдруг дым сигаретный – это он и есть, а голос мерещится, как тот шепот по углам?
Нет, Дэлмор, он… чёрт, с ним надо говорить.
Так долго ждал. И вот он здесь. Как же… как же там было? А, надо держаться прямо и… и смело, и… и ничего такого не… бля.
Как он не вовремя.
Иногда отсутствие воздействия – и есть воздействие, но жесточайшим образом сбитый с толку человек не осознал такую мысль. Он просто уронил сигарету прямо на ткань, а одеяло даже не занялось, настолько было грязное.
Подался вперед, с обидой, с надрывом – сам не понял, как так получилось, не следил за интонациями совсем – почти простонал:
– Шон, да какого чёрта?!..
Тот выпрямился.
Не приближался пока, не смотрел впрямую, озирался чуть ли не с праздным любопытством, не то чтобы игнорировал… но до обидной степени не разделял остроты момента.
– Как тебе сказать, Приггер… Ну, я вообще-то, тоже к тебе примерно с тем же вопросом. Но ничего, давай я первый отвечу.
В свободной позе, руки в карманы, никакого напряга. Хозяин – и бункера, и ситуации, и своим эмоциям. И Барту.
Голос, конечно же, не дрожит, ровный, нормальный, нейтральный. Беззаботный? Нет, не настолько, но от этой его неуместной естественности Барта подсознательно начинало колотить.
– Меня тут просто не было, Приггер. В Квартале, в городе. Довольно долго. Так сложились дела. Я вчера вернулся и вот – к тебе. Я ж помню, что ты здесь.
Да лучше б ты забыл! – чуть не вырвалось у Барта. Удивительно, ну куда пропала жажда общения… но пропала начисто. Настолько, что руками-ногами хотелось упираться. Вот бы пригодился тот крюк, что запирал бункер изнутри! Если б знать.
Дэлмор никогда – никогда! – с Бартом так не разговаривал, даже в лучшие времена. Да и с чего бы лидеру болтать так запросто с мелким командиром? Отчитываться перед ним, объясняться. А уж с тем, кто по дури пролетел со своим несостоявшимся шифтингом в координаторы… с отступником, первым в истории дезертиром Хоста… с прибившимся обратно блудным псом… дьявол, презрение на лице Дэлмора теперь Барт прекрасно бы понял, оно было бы честнее и натуральнее. А вот этот нейтрал подсознательно не только настораживал – ужасал до дрожи в позвонках.
В нем что-то чудилось. Такое, как во тьме, затопившей однажды родной бункер. Такое мощное, зловещее и страшное, которое надо до поры до времени прятать за непрошибаемым щитом.
Не зря же Дэлмор отводит глаза.
Нормальный человеческий разговор, начатый Шоном, для Барта был просто неприемлем. Вероятно, он уже просто не верил, что с ним так можно… а скорее всего, он просто знал, что с ним так нельзя.
– Приггер, ты знаешь, что произошло с твоим последним юнитом?
Вот, это уже к делу. Кровь во всем теле будто вскипела разом, пузырьками шибанула в затылок, аж жарко стало. Вот он, экзамен. Где ты, везение?
Осторожно. Общеизвестное. Элементарное.
– Ну… был же налет… И копы…
Это все знают. Это беспроигрышно.
– Верно. S.W.A.T. зачистил южный зал боев без правил. Приггер, что вы там делали?
– Не знаю! – Честнее некуда, отличное начало, чистейшая правда. – Мне не сказали. Я был в Клинике…
Так, чем меньше подробностей, тем лучше. Зачем ему знать лишнее?
– Я драйвер, Шон. Зал боев? Я не знаю.
Дэлмор помолчал, негромко произнес:
– Ну, как-то принято считать, что драйвер в курсе, куда все едут.
– Да, но… я знал адрес. Мне назвали, я встал далековато, ну, как всегда, чтоб не палиться. А куда точно, в смысле, что за место, зачем… Дэрек…
Оба едва ощутимо, почти неуловимо вздрогнули.
– …Дэрек приказал, и всё.
Шон кивнул, глядя куда-то в сторону.
– Ага, в это верю.
Отлично! Верь же мне и во всем остальном, – внутренне взмолился Барт. Пока получается. Замечательно! Что там дальше по плану, чтобы гладко выглядело?
– Шон, а они… неужели? То есть, я слышал… от Веста. Что, реально – н-никого?
Человек волнуется за свой юнит, ведь понятно же. Ему чертовски не всё равно, не уцелел ли из них хоть кто-то. Там попадались крайне живучие экземпляры. Так как?
– Там этот… мальчик. И с Грэгом мы того, общались. Да Дэрек, в конце концов?!
Барт немного заискивающе заглядывал в глаза Шону и выглядел так честно и обеспокоенно, как только мог. Тот медленно перевел взгляд на лампу над постелью, прищурился. В зрачках странно бликануло, но ведь это только отражение?
– В тот день ни один из них с Юга не вернулся. Никто, даже Дэрек.
Титаническим усилием воли Барт сдержался. Нет-нет, нельзя похерить. Ликовать потом будем, сейчас пристойное.
– Ужас какой… мне так жаль.
Он всё еще смотрит на лампу, надеюсь?
– Нет, правда, очень! Ну да, мы с ним… – Какого хрена тянет на всякие опасные мелочи?! Заткнуться немедленно. – …Но всё равно. Ужас.
– Ну да, – странно отозвался Дэлмор.
Ощущение щита, которое ловилось заострившимся шизеющим сознанием Барта, на миг сгустилось до осязаемости.
Но оба взяли себя в руки.
– Да, Приггер, – с неопределимой интонацией медленно сказал Шон, – ты по жизни парень везучий. Вокруг тебя люди ложатся, а ты дальше идешь.
Барт растерялся.
– Так получается, оно само. Я ж не виноват, что так выходит…
– Нет, что ты. Разумеется, нет.
Кровь уже не кипит, она заледенела и потрескалась. Колется углами в венах.
– То есть, я… я хотел сказать, что…
Шон дернул плечом, и Барт обрадованно счел это знаком замолчать. Давно пора. Это не разговор, а по лезвиям босиком.
– Знаешь, я не могу решить, куда тебя дальше девать. Два юнита за год один за другим. Я не могу выбрать, кого еще тобой угробить. Ты мощное оружие, Приггер. Ты приносишь несчастье.
Барт только сейчас осознал, что закаменел в таком напряжении, что просто больно всему телу сразу. Это уму непостижимо, как можно словами говорить одно, и в то же время второе, и третье, интонациями что-то совсем другое, лицом – вообще ничего… Как понять?!
Барт – злой гений Хоста, лестно, бля! Охеренно! Комплименты, да? Оружие массового поражения, точно! И Дэлмор показал, что прекрасно это понимает… это что?! Провал?!
Но он решает, выбирает… следующий юнит? Это в какие ворота? Но… это же… успех?! Не казнь, не всякая нафантазированная херня, а – жизнь?! На поверхности, среди людей? О, господи… Он повелся? За первый юнит, за тех предателей нестойких он счёт снял, простил, вроде, закрытое дело, давнее, так ведь? А за второй юнит счёт так и не предъявлен? Если речь вообще идет о будущем… Прокатило? Выгорело?!
Дэлмор улыбнулся.
Барт уже не обольщался, что контролирует себя. Внутри творилась полная ерунда, два фронта сшибались и рвали на куски, он бы не удивился, если бы в зеркале одной половиной лица он демонстрировал жалкую панику, а другой – сияющий восторг. Терзаемый эмоциями крошечный островок вменяемости посередине задавался еле слышным за рёвом страстей вопросом: этот дьявол улыбается, значит, он пошутил.
Так вот, этой своей долбаной шутливой иронией он отменил – что? Какую половину сказанного?
– Ты, говоришь, в Клинике был?
– …Что?
Ох, чёрт, как резко, мозг так не переключается, зараза. А он ждет ответа.
– Ну?
– Да… был. Там это тогда… в гараже…
– Знаю, – отмахнулся Шон.
Отдельное спасибо, что не потребовал расшифровки. Окинул взглядом костлявого, исцарапанного парня.
– Обратно туда не планируешь?
А-а-а, это уже восхитительно однозначно!!! Он принял, он не спросил ничего жуткого, он схавал ответы, он снова свалял колоссального дурака, а Барт – реально гений! Подлечить его хотят!
Хрен ли он в четыре стены теперь полезет, только дайте выйти наружу, он будет жить под небом до самой зимы. А там дальше в тепле и сытости, и плевать, в каком юните.
– Да нет, спасибо, я в порядке! – с готовностью улыбнулся воспаривший носитель бед. – А в Клинику зайду, но только это… на минутку, за стволом и коммером.
У него же по-прежнему есть право это носить, ведь верно? Правильно?
– Там всё так и валяется, наверное, на складе где-то, меня так быстро к делу пристегнули, я хорошо что одеться успел. Видишь, говорю же, так вышло, я ничем бы не помог парням. Ужас. Джинсы на мне и те чужие. Вообще с пустыми руками на рейде оказался, связи даже с ними не было… Я и не знал ничего, представляешь. Вест вот только рассказал. Кошмар.
Это для верности. Не было никаких чистосмертельных разговоров, никаких-никаких. Против фактов не попрешь. Коммер со склада хоть при свидетелях изымать можно! А как без него-то? Никак. Только пост-фактум, только через Веста. Последние штрихи в дивную картину непричастности.
– Ага, – кивнул Шон. – Ясно. Валяется, куда ж денется.
Супер! А Барт так боялся. Ну не дурак ли? Тут всё настолько просто решается.
Холодком вдруг потянуло от этой мыслишки… Однажды Дэлмор его тоже очень легко отпустил. И ничего хорошего из той истории не вышло. Но – это же совсем другое дело, так? Никакого сравнения. Тогда у умницы Барта была совершенно неподходящая компания, которая его круто подвела, а теперь-то он сам по себе, и это надежней некуда.
Никакого везения не надо, когда мозги тем концом в башку вставлены, когда характер тверд и уверенность в себе на должном уровне. Сейчас помыться, отожраться… пицца! И накачаться вхлам, просто вхлам. Желательно, в одиночестве. От шумных компаний уже отвык, перетерпелось, не особо тянет, нафиг надо… лучше в проверенном обществе, предельно узком, но блестящем. А еще – мало ли как там язык у пьяных развязывается, не стоит рисковать. Барт еще и очень-очень осторожный.
– Так я могу идти?
Дэлмор, ну скажи это. Ну пропусти к повороту, а там дверь… а там двери нет! Небо и воздух!
– Можешь, Приггер.
Бинго!

На волне предвкушения Барт даже вернулся в угол за курткой – это ведь так естественно для того, кто не чувствует за собой никакой вины. Не вылетает пробкой из-за решетки, пока не прищемили, а степенно и уверенно в своем на то праве покидает следственный изолятор, так и не ставший тюрьмой, не говоря уж о камере смертников.
Да, Барт Приггер знает свою силу.
Он свел в могилу тех, кто притворялся ему друзьями, и туда им и дорога. Он не снизойдет до общения с их остатками, хотя однажды, увлекшись машинкой Гарлемца, Барт чуть не пропустил момент – Саймон и Зак с каменными лицами уже почти приблизились, оставалось машин пять. Им наперерез тогда выскользнул из прохода Джонс, рядом маячил Айк, но эти на Барта не смотрели, только на оскаленных товарищей. Джонс встал перед ними, тихо сказал: «Парни, мы ж договорились». Те молчали, Айк робко улыбнулся им, Барт не дышал, и его штанина давно впитала всю грязную воду с губки.
Джонс не обернулся к нему, двинулся вперед, приобнял парней за плечи, заставил развернуться, потянул к выходу. «Нахер надо. Он того не стоит». Айк скользнул следом, дернул за рукав Зака, тот отвлекся на него, Саймон убрал кастет. И они ушли.
Пусть катятся к чёрту, да.
Итак, мы еще посмотрим, кто останется. Ребята, кто в тёрках с Бартом Приггером, у того плохая судьба, это все знают. Дэлмор сказал. Он хорошо это усвоил – ему пришлось заплатить спец-юнитом и координатором.
Кстати, Барт еще не решил, достаточная ли это цена за месяц в бункере под камерами. Поглядим, Шон.
Нет ничего невозможного.
– Да, Приггер, еще вопрос. Последний.
Бля. Ну что еще? Всё же прояснили, зачем он оторвался от стены и встал так, что кажется – заступил дорогу? Плохие шутки.
– Что?
– У тебя с ними была договоренность, что ты подъедешь через определенное время? Двадцать минут? Полчаса?
– …С кем?
– С твоим последним мертвым юнитом. С Дэреком.
– Нет, не было. Какая договоренность?
Барт, который в мыслях уже был на свободе, досадливо нахмурился. Что он несет? Ну кто ж договаривается с драйверами на точный срок? Кто так дела делает? Те, кто работает, не обязаны укладываться в минутки, у них всё наживую плетется, когда им надо, тогда и вызывают. Ой, да, ну конечно же, Дэлмор не знает, в первый раз про правила слышит, он что, совсем уже?
Глядя вниз, Шон с очень похожим на искреннее непониманием произнес:
– Как же так? Если ты только сейчас идешь за коммером, то как вы планировали отход?
Раздражение не стоит выказывать в разговоре с лидером, поэтому Барт вежливо улыбнулся:
– Так ведь Грэг мне свой…
…И резко осекся.
Молчание закапало в углах размеренно, как секунды, постепенно наращивая темп. Свет будто чуть притух, хотя этого не могло быть. В трубах что-то приглушенно заворчало.
Дэлмор негромко проговорил:
– Значит, коммер всё-таки был. Связь с ними… всё-таки была.
И поднял глаза.
Барт не просто похолодел, он превратился в нечто плохо слепленное из сыпучего сухого снега. Готовое рассыпаться в любой момент.
Волосы встали дыбом, рубашка сразу прилипла к телу.
Это не взгляд, это прицел. Хуже той лазерной ерундовой точечки на далеком мониторе, это перекрестье на экране наведения танкового орудия.
Это не блик отражения от дурацкой слабой лампочки на стенке, это тот самый белый огонь преисподней, затягивающим смерчем медленно текущий в пропасть бездонных зрачков.
Нет.
Стойте, всё не так!
Нет-нет, не надо, отменим последнюю реплику, как всё было здорово!.. Драйвер без связи… такое случается, так бывает, р-редко, но может же быть, нахера привязываться к мелочам! Да, договорились, да, на полчаса, я просто забыл! Проклятье, теперь с ним не отмотаешь, не откажешься, когда он так смотрит… Да отвернись ты!
Люди на людей так не смотрят! Только нелюди на мертвецов.
Барт заметался, руки не находили себе места в глупых жестах, куртка выскользнула, он нагнулся за ней, но на половине движения снова зачем-то распрямился. Тишина нарастала, Дэлмор не спешил ее ломать, не двигался с места. Ждал, читал суматошные мысленные порывы Барта: справа, слева – его не минуешь, к лестнице путь закрыт, назад – там под лавкой осколок… безнадега.
Надо что-то сказать, нельзя сдаваться, нужно вывернуться, столько раз получалось!
– …Н-ну д-да, он дал, был, да… Но я его потерял!
Чёрт возьми, пусть по-детски, но ведь могло такое быть, почему нет, а вдруг, нельзя сбрасывать с весов такую возможность, плевать на правдоподобие, в задницу вероятности, как сказал, так и было, верь мне, пропусти меня и иди нахер, отвернись, боже, не надо так смотреть!
– Коммер был, поначалу, ага, я просто… а связи не было! Я и не включал-то его ни разу, грэговский! Потерял, говорю… Поклянусь чем хочешь, Шон!
– Жизнью поклянись, – весело подсказал Дэлмор.
– Жизнью! Да! Клянусь, верь мне! Дали, положил в карман, потом ждал… Отошел, ну, по нужде, там свалка, мусор, вернулся – его не было, обронил, наверное, ну а там фиг что найдешь… я искал, измазался. Честно. Рядом никого, прозвонить неоткуда… Я думал, вызовут – я услышу, подберу, приеду, но не звонили! Я б услышал, там громкость высокая стояла. Может, не успели, Шон? Там же S.W.A.T… Да и всё равно бесполезен был этот гребаный коммер, – добавил Барт для верности, – тогда помехи трещали жуткие, может, погода, может, рядом ретранслятор какой-то стоял, в зале в этом ихнем, накрывал всё, ну, ни слова не разберешь…
Он нес всю эту беспомощную херню и видел, что на губах Дэлмора злая ухмылка, а в его глазах… чистая смерть.
Да, она.
Она самая.
– Смешной ты, Приггер. Прикольно с тобой. А ведь говорил, что вообще коммер не включал, ни свой, ни Грэга. А тут сразу помехи. Забавно. Там что, еще и третье устройство было? Или ты мозгами уловил ретранслятор?
– Я не… подожди, Шон, ты… ты всё не так понимаешь… нет…
– Да, я вообще по жизни туго соображаю, – покладисто согласился тот. – Поэтому верить предпочитаю не на слово, а чётким доказательствам.
Перед слепнущими от страха глазами Барта закачалась грязная, треснувшая пластиковая коробочка с несколькими недостающими кнопками и расшатанной антенной.
– Это третье устройство, ага. Рация Грэга с продублированным номером того самого …утерянного в дерьме коммера. Жаль, конечно, что Грэг проявил щедрость и оставил себе этот примитив, а тебе отдал нормальную вещь. В таком случае мы сейчас услышали бы запись последнего разговора с того канала.
Шум в ушах похож на волны. Это нереально.
– Но армейская мелочь не поддерживает функции коммера. Тебе везет до последнего, Приггер. Я даже завидую.
Да?.. П-правда? Везет, да? В чем?!
Подскажи мне! Я зацеплюсь…
– Разговора в записи мы не услышим. Но чисто инфу о последнем контакте эта хрень мне отдала. И факт есть факт – последний сеанс связи с номера переговорного устройства Грэга был зафиксирован в момент зачистки южного зала боев без правил, и это был разговор с коммером ведущего операцию Дэрека Смита.
Будь они все прокляты.
И особенно будь проклят тот, кого так зовут. Это имя всегда рядом с самым худшим, что только можно себе представить. С чистой смертью.
Наверное, когда человек понимает, что гибнет, сознание прочищается как раз таким ураганом, какой сейчас вихрился внутри у Барта. Слабак упал бы на колени, но тот, кто себя уважает, будет бороться до конца.
– Дэлмор, это ничего не значит.
– Продолжай, – подбодрил тот. – Я весь внимание.
Барт предельно сосредоточился. Слова, интонации – всё значимо в ответе на важнейший вопрос в этом сумасшедшем экзамене.
– Дэлмор, я сказал, что ни с кем не говорил. Факт контакта устройств ничего не доказывает. Там сдублированный номер, да? Не так ли?
У него даже получилось нечто вроде убедительного чеканного финала:
– Так вот – я не собираюсь отвечать за то, о чем этот ****ский Грэг во время зачистки болтал со Смитом по своей гребаной армейской рации.
Шон медленно хлопнул в ладоши.
И еще.
Несколько раз кивнул с явным уважением.
– Это невероятно. Приггер, я получаю истинное удовольствие от этого разговора, спорить с тобой – наслаждение. Причем разнообразное. Ты то порешь чушь, как малолетка, то собираешься и выдаешь вполне достойные аргументы. Ты очень живучая тварь.
Всё сказанное фиксировалось как-то смазанно и на периферии сознания. Анализировать содержание больше не тянуло, силы душевные на исходе. Напряжение добивало, жрало последние ресурсы.
А Дэлмор не молчал и не планировал, оказавшись кошмарным глюком, таять в воздухе.
– Но дело в том, что я вовсе не считаю факты, связанные с рацией, тем самым чётким доказательством. Это было бы не так интересно. Назовем это… косвенными уликами, да. Приггер, так вышло, что я в курсе содержания того последнего разговора. Не в записи, нет – в пересказе человека, кому, в отличие от тебя, на слово я стопроцентно верю. Я знаю, кому ты врал про плохую связь и помехи, как и мне.
Господи всемогущий, о чем он?
– У меня есть свидетель.
Дэлмор усмехнулся.
– Реальный свидетель обвинения.

Вот что такое настоящий, непритворный, искренний ужас высшей пробы. Этим словом часто врут, тратят его на нестоящее, на слабую тень страха, на растерянность, на замешательство… не на то.
А он существует.
Он редко приходит в людские души, но его ни с чем не спутаешь, если он здесь. Тело становится прахом заранее, зрение сужается и глохнет, звуки гаснут и уходят назад шлейфом, не успевая за той скоростью, с какой ты несешься к неизбежному.
– Здравствуй, Барт.
Всё это время он был здесь. Стоял за поворотом, слушал, держался, терпел. Дождался.
Шон уступил ему место, скользнул к стене, равнодушно отозвался:
– Да нет, Дэр, здравствовать ему, пожалуй, не светит.
Вот и всё.
Это конец.
Барт слепо смотрел и в калейдоскопе разрушающегося сознания видел перед собой почему-то тогдашнего тощего заморыша, никчемный обломок человека, который пригрели из жалости и не давали ему никаких поводов рассчитывать на отношение к себе, как к равному. Он не тянул, не вписывался, в нем ничего не было, ровным счетом нихера…
Но он менялся, мутировал, тёк и затвердевал в новых формах под воздействием чужой силы, он рос и наращивал мускулы, броню, щиты, копил энергию. Стал выше, набрался смелости на взгляды исподлобья, нахально заимел собственное мнение, научился не только стискивать зубы, но и обнажать клыки. Втерся в доверие кому надо, пролез наверх, расталкивая локтями остальных, подсоединился к источнику и вцепился в него мертвой хваткой. Развернулся во всю мощь, которую в нем и предположить нельзя было, присмотрелся, назаимствовался, привык подражать и втянулся. Ему поверили, не только в его слова – в него самого.
Он жадно нахватался рентген и стал неудержимо фонить вторичным излучением.
Ему и смерть теперь нипочем, он привил себе даже это. Он неприкасаемый, в нем горит веселым злым огнем то же самое дикое звездное пламя шальной силы и безнаказанности. Оба они – одно и то же, Дэлмор щедро дохнул на заморыша своим жгучим ядом, и тот благодарно подставился, распахнувшись, впитал до последней капли. Им двоим никогда в жизни не будет одиноко.
И теперь у них даже улыбка одинаковая.
Чистая смерть.
Впервые в жизни Барт Приггер совершенно неподдельно, без тени притворства и расчета упал на колени.

13

Двое парней стояли с брезгливыми лицами, а третий метался по грязному полу от одного к другому, цеплялся за одежду и тут же отдергивал трясущиеся пальцы, боясь спровоцировать, бормотал невнятно что-то умоляющее, размазывал искренние слезы, подвывал от страха…
Дэрек колебался. Если бы он увидел такое же злорадство, как тогда в гараже, он без сомнений разбил бы слизняку череп, что давно надо было сделать, поддался порыву, и Шон не остановил бы его руку. Но ударить это ползающее на коленях, униженное, рыдающее в голос нечто? Он боролся с отвращением.
Воюешь – так дерись, действуешь – доводи до конца, чувствуешь, что прав, и пошло всё нахер – не сдавайся. Вышло так, что проиграл – укажи своей смерти адрес, куда выдвигаться, и не выбирай выражений. Иногда она, как ни странно, реально останавливается и отходит. Не так чтобы очень далеко, но иногда, как ни странно, она, вернувшись, оказывается на поверку совсем не тем, чем казалась. Но это крайне редкий случай, исключение, рецепт не для всех.
Приггер же интуитивно идет самыми выгодными путями, даже не осознавая того. Врожденная способность.
Сильные не понимают слабых, не привыкли слышать их коварство, не чуют мутных подтекстов, мыслят иначе, живут в другом измерении и именно поэтому становятся уязвимы. Привыкшие к честной игре порой забывают об остальном спектре воздействий. Хищники погибают от укусов ничтожных в сравнении змей.
А змеи знают свою силу.
Двое стояли над извивающимся третьим, и никто из них не мог начать.
Наконец, Шону надоело, и он это прекратил.
Рывком поднял скулящего Барта, наотмашь ударил его по лицу, от чего истерика захлебнулась, и прижал к стене, держа за горло вытянутой рукой. Позвоночник почти хрустел, легкие разрывались без кислорода, ухватывая скудные его крупицы, а паника крошила всё остальное.
Дэлмор тихо заговорил:
– То, что ты сделал – круче, чем измена, я даже не могу подобрать определение. И у меня есть право и даже желание судить тебя перед всеми. Я могу поставить тебя на главной площади, собрать народ и рассказать в подробностях несколько историй. Меня будут слушать очень внимательно. Найдутся те, кто выйдет, чтобы добавить, и не думаю, что многие захотят за тебя заступиться. Мы выслушаем выживших из твоего первого юнита, потом Бэсс, Ника, Тревиса, Лейлу, Веста. Мы многое освежим в памяти. Дальше мы помянем погибших на Юге парней, у которых неизбежно чуть позже будет к тебе свой долгий и обстоятельный разговор. Затем мы узнаем, что может сказать о тебе Дэрек Смит.

Общий Суд, сотни глаз, иногда сочувствие, чаще – стиснутые кулаки.
На Общем Суде слушают каждого, у кого есть, что сказать, и в минус, и в плюс, а потом всё взвешивается. Открыто, прилюдно, народ решает, что делать с тем, кто исчерпал меру терпения. Это очень нечастое событие, так поступают в случаях, когда дело спорное, когда решение трудно и неоднозначно, когда могут быть недовольные, и проще их выслушать заранее, оценить доводы и, может, принять их, если они разумны, чем потом вызвать недовольство поспешным и необдуманным вердиктом. Кто-то может вскрыть новые обстоятельства, кто-то может встать рядом с подсудимым и спасти его парой слов, кто-то может взять вину на себя или заслонить. Всякое бывает.
Да, из толпы мог выйти Айк. И вышел бы, сам. Хватило бы смелости и совести. Он сказал бы, что приггеровские, те, кого почти не осталось, когда-то вмешались в развлечение компашки подвыпивших парней, ради прикола футболивших между собой явившегося в Underworld мальчишку в качестве проверки на выносливость, и в итоге Айк стал Хостовским, а не Заводским. Барту вспомнилась бы истинная причина – кулаки чесались, из-за того же, кстати, гребаного Смита, из-за смешков по поводу модной асимметричной стрижки. Тогда подходил любой повод, чтобы полезть на кого угодно, но сейчас он промолчал бы, ухватился за шанс и предъявил: «Видите? Эта жизнь – моя».
Вероятно, кто-то тихо возразил бы: «Да, и поэтому ты считал, что вправе ее забрать?»
Могла – без особой уверенности, но кто знает – могла выйти Элис, девчонка, с которой сто лет назад Барт тестировал в себе состояние «влюбленность». Таскался к ней, ел ее стряпню и хвалил, дарил ерундушки, возил на Холмы. Она была ничего. А там надоело это всё, захотелось снова свободы и на Рэд-стрит, расстались, но ума хватило сделать это в меру цивилизованно. Ну, поплакала, обычное дело, у всех так. Потом не злилась, вроде.
Вот и могла сказать перед всеми, что Приггер – не чудовище, умеет как все, что он – нормальный…
Но ведь нашелся бы кто-то из этих, со стороны обвинения, кто обронил бы: «Нормальный? Особая у него норма. А ты, Элис, считай себя исключением».
Ни одна из чаш весов не осталась бы пустой, но на левой накопилось столько, что правая не отменила, не перечеркнула бы ничего. Не тот случай.
Потому что Общий Суд иногда бывает и иным.
Действо не для главного героя – для него всё решено заранее – но для остальных. Чтобы внимали, смотрели, запоминали и учились. Чтобы не повторяли. Чтобы знали накрепко, как расцениваются определенные вещи и чем в итоге кончаются для преступивших.

Дэлмор чуть расслабил пальцы, потому что у Барта начали закатываться глаза.
– Да, есть вариант устроить громкий процесс, приговор которого я уже знаю. Да и ты тоже. Если же по-другому… Приггер, я могу поступить проще и отдать тебя ему. Прямо сейчас.
Дэрек по-звериному оскалился.
– Он припомнит тебе не старые обиды, не стрельбище, для этого у него были сотни возможностей, но он тебе простил. А спец-юнит тебе никто не простит, Приггер. У него есть полное право спросить с тебя за них всех, и ты ответишь. Проживешь тоже недолго, но смерти будешь ждать, как счастья.
Сердце заполошно колотилось в висках. Жизнь утекала. Под ногами не было опоры, будущее зияло пустотой.
– Подумай, что тебе больше нравится. Даю тебе выбор. Решай, кому ты заплатишь: всему Хосту сразу или нам двоим. Вот только в конце концов исход одинаковый – твои мертвые тебя ждут все.
Дэлмор разжал руку, и парень сполз на пол бесформенной грудой, будто в теле его не было ни одной кости. Сжался, втискиваясь в пол, судорожными рывками втягивал холодный воздух подземелья, изо рта капала тягучая, мутная темно-розовая слюна. Шон глянул на свою ладонь, провел по джинсам.
Пару секунд смотрел на Приггера, отвернулся, отошел к лестнице и потянул за собой Дэрека.
– Да никуда он не денется.
Они поднялись до середины. Здесь было светлее, потому что из открытой двери задувало летом и уличным шумом. Прислонились каждый к своей стене в узком проходе, и Шон вполголоса предложил:
– Дэр, а давай его отпустим?
Тот… не нашелся с ответом.
Шон скривился.
– Да подожди ты, я не больной! Послушай меня сначала, прямо сразу закопал… Дэрек, я хочу, чтобы ублюдок еще поработал на нас. Да, ему одна дорога, таким нельзя продолжать. Я понимаю это не хуже тебя, не веришь, что ли? Но тупо взять его размазать? Я, например, за себя если говорить, даже не знаю, что бы меня удовлетворило. Можно его на куски порвать, да, не проблема… я старые навыки вспомню. Тебе интересно будет, чем мы со Свирепым и Клемом в свое время развлекались. До того, как бросили.
Шон чуть понизил голос.
– Грэг, Эшер, Джесс… Ты как, способен в принципе сотворить с ним нечто такое, что бы тебя… насытило?
Дэрек по-прежнему молчал. Смотрел вниз, в тусклую вонь бункера, закусив губу, тяжело и страшно.
– Этот подонок чертовски смертен, парень. Ну смотри, ты умоешься его кровью, и что? Ты ж не Гем. Постоишь над мясом, плюнешь, сожжем, зароем. И что? Долго потом ты будешь перебирать – а можно было бы так… или эдак… а тут я сглупил… а сейчас бы сделал иначе… И знаешь, Дэрек, не факт, что ты будешь примерять именно более жёсткие варианты.
– Я тебя не понимаю.
– Ладно. Давай по-другому. Его смерть может стать не просто твоей местью, она может принести пользу всем. Я его не на волю отпустить предлагаю, я хочу отдать его копам. Живого. Умеренно целого.
– Как… – поднял голову Дэрек.
– Вместо тебя, да, поймал. Копы озверели из-за наших шалостей. Мы явились, такой сюрприз, а тут облава за облавой, жить стало довольно трудно. Мы их раздразнили, а они обиделись. Вполне логично, кстати. И я хочу кинуть властям кость, чтобы успокоить, спихнуть им то, что нам самим уже давно в тягость. Они хотят арестов, у них всё уже готово, материал накоплен, а строчка, куда имя вписать, пустая? Так пусть подавятся. Им плевать, они переоформили бы всё даже на Ким из Клиники, если б мы согласились ее отдать. А Приггер здорово подойдет, он займет твое место, на него повесят всё, что сбросил ты, и всё равно его отвезут туда же, куда везли тебя, но у нас тут будет значительно спокойнее.
– Ты думаешь?
– Я уверен. Он по-любому сдохнет. Он заплатит! Но не просто – нам, а плюс к тому еще и – за нас. Это умнее, Дэрек. И даже пачкаться об него не придется.
Парень нахмурился, оторвал взгляд от бетонной клетки. Посмотрел наверх, прищурился иначе: не от злости, а от ударившего по глазам солнца. Вдохнул полной грудью скользящий оттуда ветерок, прочищая легкие. Разжал кулаки, быстрым жестом провел по затылку, сунул руки в карманы.
Шон добавил:
– Я действительно могу оставить его тебе. Может, это тебе всё еще нужно. Я пойму. Может, это только мое дело – думать обо всех, а ты имеешь право на личную месть, и это тоже верно. Или как, Дэр? Решай.
И Дэрек медленно кивнул.
Ярость погасла, он сразу стал как бы взрослее.
Человек, стоящий наверху, имеет больше возможностей смотреть вперед, и он даже обязан это делать. Можно подумать, что высшие вообще не имеют прав ни на что личное… но не стоит доводить до абсурда. Люди живут и действуют, отвечают и платят, радуются и раскаиваются, ошибаются и делают выбор в пользу того, к чему их тянет. Потому что они люди.
Иногда они верят другим, иногда они признают за другими способность видеть дальше, иногда они меняют мнение. Иногда они потом жалеют, иногда – нет.
– Хорошо. Наверное, ты прав. Сделай так.
Дэрек даже усмехнулся:
– Что-то в этом есть… Пусть возьмет мою смерть, я не против.

Вернувшись к Барту, Шон холодно приказал:
– Встать.
Тот, дрожа, судорожно мотал головой, не в силах говорить.
– Выбрал?
Барт медленно приподнялся, с трудом подтянул ногу, чтобы упереться, одной рукой попытался уцепиться за стену, оставляя кровавые полосы от сдираемых ногтей. Другую прижимал к груди. Глаз не поднимал, тихо застонал. Вставать было так тяжело...
Шон пригляделся, хмыкнул:
– О, а это для кого?
Барт застыл. Не опустился снова на бетон, но как-то поник, расслабился. Стон оборвался.
– Ты меня положительно удивляешь, Приггер, честно.
Как если бы слова Шона неожиданно придали ему сил, Барт почти нормально довершил так нелегко начатый подъем, по-прежнему с опущенной головой распрямился, разжал пальцы, и на пол к его ногам упал испачканный черным и свежим кинжальный осколок стекла.
– …Прости!.. Я не… я просто…
– Да, ты решил выцарапать на стене свое имя на память. Ты мне предлагаешь послушать новую порцию наивного вранья? Не порти мое впечатление. Так как именно тебе больше нравится умереть?
– Нет… – не сдерживаясь, всхлипнул Барт, размазывая по лицу кровь и слезы.
– Ответ некорректен.
– Шон…
– Есть третий вариант. Правда, если тебя устраивает что-то из первых двух, то я всё еще готов услышать твои пожелания.
– Н-н-нет... – жадный огонек замерцал в глазах Приггера. – Я… господи, Шон, какой?..
– Можно сделать так. Ты выходишь из бункера прямо сейчас. Ты проходишь мимо нас с Дэреком, потому что мы не жрем падаль. По пути подбираешь куртку и закрываешься, потому что там солнечно, и ты ослепнешь. А еще чтобы тебя не растерзали. Ты не ждешь Общего Суда, которого не будет. Ты получаешь машину и сопровождающего, и… мы выпускаем тебя за Периметр.
Барт вдохнул, задержал дыхание, справился с приступом дрожи. Прошептал:
– Ну зачем ты так, а?
– Я не издеваюсь. Единственное и определяющее условие этого варианта – ты идешь к копам. Немедленно. Мы проследим. Ты сдаешься. Ты называешь свое имя и статус, подставляешься под фотоаппарат, суешь руки в наручники и берешь на себя всё, до чего дотягиваешься. Подписываешь, соглашаешься, колешься и признаешь. «Да, это был я, сэр, это всё сделал я» – вот что они должны слышать от тебя, они будут готовы и рады тебе верить. Да, учти, мы очень чётко услышим эти слова и отсюда.
Дэлмор шагнул вперед, под его подошвой хрустнула последняя эфемерная стеклянная надежда Барта.
– Приггер, это твой единственный шанс прожить дольше, чем пара часов. Первые два варианта всегда в силе, ты же понимаешь? За нами не заржавеет. Underworld для тебя закрыт намертво, я так сказал. И под одним с собой небом мы с Дэреком тебя не потерпим. Но если над тобой будет потолок камеры…
Смит от лестницы ухмыльнулся:
– Ты ж привык уже. Тебе там понравится.
Барт переводил глаза с одного на второго, растерянный до предела, обнаженный в своем звенящем неверии – они могут …его …отпустить?!
Дэлмор расколол, вскрыл и распластал. Смит жив.
Они оба здесь, они знают всё, и они …серьезно?!
Пройти – мимо? Дышать – там, не здесь? Жить – да где угодно! – но жить?
Быть не предназначенной на слом вещью в руках этого демона и его воспитанника, не обреченным подсудимым на выматывающем душу процессе, судьями на котором всё те же двое, и палачи, собственно, опять они же?
Третий вариант – к людям, к другим, не знающим о Барте ничего, кроме криминальной ерунды, для кого Барт будет всего лишь бандитом, а не…
– …Правда?!.. Я м-могу?..
Дэрек мрачно хмыкнул:
– Он так не хочет с нами общаться, Шон.
– Я тоже не горю, Дэр, меня скоро затошнит.
Снова к Барту:
– Итак, ты выбираешь…
– …Третий!
– Кто б сомневался. Помни, – Дэлмор придвинулся, оставил между их лицами ничтожное расстояние, и бетон, казалось, промялся, с такой силой Барт вдавился в стену. – Уясни накрепко одну вещь. То время, которое ты проведешь за решеткой, и есть время твоей жизни. Другого способа ты себе не оставил. Только там я позволю тебе дышать, Приггер, нигде больше.
– Да!..
Барт снова упал бы на колени, только они, ссаженные из-за сегодняшних передряг до мяса, ужасно болели, и он не стал, пожалел, обошелся. Лихорадочно зачастил:
– Да! Я согласен! Я всё сделаю, всё! Я понял! Только не... только не… – он шарахнулся от тени, которую отбрасывала на стену рядом неподвижная фигура его кровника.
– Договорились.
Шон сказал в коммер:
– Маккарти, а ну мигом, ты мне сейчас понадобишься. Надо кое-что организовать. – И снова повернулся к Барту.
– У тебя, видимо, редкое хобби и не менее ценный талант – выкручиваться из глубокого дерьма. Твои бы способности, да в дело… но ты у нас одиночка, Приггер. Ты пластаешься только ради себя самого. Я тебя предупреждаю: сдержи свою натуру, принимай, а не спихивай, хотя бы из здорового эгоизма, потому что если поддашься соблазну и задумаешься о том, что ты достоин большего, я клянусь – ты умрешь сразу. Свобода – твоя смерть, не забывай.
Бесповоротно, окончательно Дэлмор завершил:
– Get lost.

14

Куртка почти не пригодилась: всё равно выход на улицу стал потрясением почище второго рождения. Удар свежим воздухом чуть не прикончил, перенасыщение кислородом после того, как привык тянуть на его минимуме, вывернуло и сбило с ног. От первого же вдоха замутило, двинуло в мозг кошмарной дурнотой, руки ослабли, как и всё тело вообще, ненадежная защита сползла с плеч, и солнце довершило расправу.
Житель подземелья повалился на пыльный асфальт, взвыл, скорчился, зажался, не понимал уже ничего – как вздёрнули, матерясь, засунули в машину, где от запаха бензина его вытошнило несколькими каплями горькой дряни прямо на штаны, потом грохот двигателя раздирал голову изнутри, тряска убивала… все эти адские впечатления достигли апогея и взорвались ослепительно белым, которое сузилось в точку и исчезло.
Пришел в себя в похожих на привычные бетонных стенах, пометался, успокоился, отдышался. Попробовал себя осознать.
Включилось, как на экране, прояснилось, началось, как сеанс, и он расширенными глазами следил за примерно двумя десятками лет своей жизни на сером шершавом фоне, а внутри билось пульсирующее, как тревожный сигнал: когда это перед человеком такие документальные ленты проходят, не спросясь?
Он боялся себе ответить, но ответ был прост: когда до финальных титров остается совсем немного.
Нет, неправда же… Два изуверских варианта, две чистые смерти просвистели у висков, не задели, только волоски срезанные на плечи осыпались, но это ж ерунда. Не будет невыносимого позора Общего Суда, презрения и ненависти от тех, с кем Барт, по сути, никогда и не пересекался лично, но они всё равно о нем что-то знали. Не будет снисходительно-печальных глаз Джонса, не будет звука хруста собственных костей под ударами Смита и сатанинской усмешки того, к кому когда-то Барт пришел, чтобы тот его заслонял.
Так и начиналось, привилегии и статус стали привычными, принадлежность грела, но со временем почему-то оказалось, что в тени его черных крыльев можно творить не всё.
Не всё сходит с рук, не всё прокатывает, иногда он отвлекается от своих гребаных горизонтов, фокусирует внимательный взгляд на тех, кто внизу, и тут может выйти по-разному: кого-то он уцепит, подбросит и поставит на крыло, потеснится в небе, а другого, стиснув, возьмет и вышвырнет.
Где тут справедливость?

Долго размышлять над предвзятостью судьбы не вышло, прошли те времена, когда открытая дверь в камеру означала желанный контакт с миром и вызывала жажду видеть людей. Здесь, в одиночке изолятора, покоя Барту не было. Регулярный лязг решетки бил по нервам и вызывал тошноту – господи, опять…
Его профессионально взяли в оборот, жадно ухватились, прогнали через все возможные жернова. В промытых мозгах люди в полицейской форме слились в одно лицо, выкрикивавшее бесконечные обвинения, и на растерянность от их калейдоскопа наслаивалась беспомощная тупость постоянного согласия с этими обвинениями.
На подкорке зловещим ритмом мерцали тяжелые слова Дэлмора: «Я позволю тебе жить только за решеткой», и растерянный, напуганный, уже срывающийся с грани Барт усердно себе эту жизнь зарабатывал. Ему же сказали – бери на себя, а то умрешь. Ты будешь помилован и освобожден от их суда, но через юридические лабиринты пройдешь, насладившись каждым метром. Барт принимал, признавал и подписывал, как и было сказано. Аналитические способности восстанавливались с огромным трудом в этой сбивающей с толку круговерти, и Барту почему-то казалось – чем больший срок он себе обеспечит, тем дальше окажется от пугающей Зоны свободного огня и тамошних жестоких и быстрых законов.
Потом пришел казенный адвокат, сел напротив, равнодушно разложил бумаги, коротко и ясно поставил в известность о текущем раскладе и вероятных перспективах. Даже не просто вероятных – единственно возможных. Выдал информацию, традиционно спросил, всё ли понятно, нет ли вопросов. Скользнул по пустому лицу заключенного незаинтересованным взглядом, собрался, попрощался и уехал ужинать.
А Барт остался в духоте и холоде узкой одиночной камеры, разом раздавшейся до размеров бункера.
Почему-то он был удивлен, оценив, наконец, реальный масштаб своего дела, где не светил ему никакой срок, даже пожизненный. Натягивая на себя во время следствия один эпизод за другим, он наивно считал, что изолируется, прячется, строит вокруг себя спасительные стены, за которыми вполне можно организовать себе пристойное существование. Опыт есть, а тут по-любому не подвал среди Квартала, тут люди, а не изверги, тут еще вполне нормально.
На самом же деле он укладывал пласты дёрна на свою могилу, а теперь осознал себя на глубине.
Еще пара-тройка дней, суд, приговор… и конец. И пустота в душе, безжалостное понимание того, что всё кончено. Ничего больше не будет в его так называемой жизни – нет и речи о ночном ветре, о скорости послушной мощной тачки, о сговорчивой девке, о блаженной легкости, влившейся в глотку вместе с качественным бухлом, это ладно… Без этого он был, в принципе, согласен дышать.
Но…
Только сейчас он понял, что ждала его не жизнь за решеткой, что всё-таки жизнь, пусть усеченная и ограниченная, но не без своей прелести – хотя бы в плане защиты от бурлящей и недоброжелательной внешней реальности.
Нет. Барта изначально ждала смерть за решеткой.
Газовая камера, летальная инъекция, электрический стул. Любопытно, а ему не предложат выбрать одно из трех? По крайней мере, это было бы так же честно.
Дэлмор его обманул. Он умеет выбирать слова, вовремя умолкать и тонко формулировать, он позволяет дорисовать картину самому и не станет брать на себя ответственность за то, что у тебя получилось с его подачи. Он позволит жить в камере? Мать его, гребаный благодетель. Он просто недолго потерпит, пока законники сделают за него грязную работу.
Он обманул не словами – надеждой.
Третье лезвие не прошло мимо, воткнулось прямо в грудь.
Третий путь чуть длиннее, но ведет туда же, куда и остальные.
И Барт Приггер понял в ту прекрасную ночь, что терять ему отныне абсолютно нечего.
Надежда полыхнула и отгорела, осела горьким пеплом. Некого больше ждать, нечего планировать, реально нихера не светит. Его держат взаперти, чтобы подбить все формальности и убить красиво и гуманно, а снаружи – не свобода, снаружи та же смерть, там его ждут, чтобы, наплевав на любые формальности, убить его так, как им понравится. Это просто невыносимо.
Раскачиваясь, обняв зажившие колени, на краю узкой откидной лежанки, Барт чувствовал, как успокаивается. Измучившие эмоции перестают кипеть и брызгаться, обреченную безнадежную пропасть внутри заполняет тяжелая и гладкая, как расплавленный металл, но ледяная, откровенная, хитрая злоба.

***

– Ну, Приггер, если это очередные ваши уловки...
Пожилой офицер из отдела внутренних расследований, задерганный и уставший, грузно сидел в комнате для переговоров напротив заключенного, на котором мешковато обвис дурацкий комбинезон набившего оскомину оранжевого цвета.
– Моя фамилия Квотерс, я обязан выслушать твое заявление, но я не собираюсь…
Барт даже не дал ему закончить.
– Если вам некогда, офицер Квотерс, я, конечно же, не буду отнимать у вас время, – очень вежливо сказал он, сцепив пальцы в почти молитвенном жесте.
Что-то в нем весьма сильно изменилось: не отупевший, не потерянный, но уверенный в себе, собранный, он выглядел хозяином положения, хотя некая трудно уловимая истероидная нотка всё же пробивалась. С каким-то затаенным торжеством подследственный подался вперед и прошипел:
– Тогда ты свалишь сейчас отсюда к чёртовой матери, а я добьюсь кого-нибудь другого, и повезет ему, а ты останешься тем же олухом, какой ты есть.
Терпеливо пропустив оскорбления мимо ушей, Квотерс тяжело вздохнул.
– Ну и что же такое экстренно важное ты можешь сообщить? И к тому же – мне. Ты, скорее всего, не по адресу. При чем здесь внутриполицейские дела, что ты можешь об этом знать? Тебе бы кого-нибудь из ОМИ…
Он говорил, скорее, для себя, как озвучивают утомленные люди свои мысли, и весьма удивился чёткому ответу:
– Отдел мониторинга информации заинтересует нас чуть позже и немного с другой стороны, если ты всё-таки включишь мозги и соберешься со мной работать.
– Я с тобой работаю, Приггер, – полицейский распрямился, наклонился вперед.
– Как я счастлив. Ваша компашка по отлову разных обрывков сведений хреново делает свое дело. Ко мне они даже не заглянули.
Квотерс дернул уголком рта. ОМИ занимается информаторами, стукачами, попутно еще торчит в сети, накапливая действительно отрывочные случайные проблески, эпизоды, которые можно считать хоть мало-мальски перспективными. Связь между ними потом выискивает аналитический отдел.
А какая тут перспектива? Чего заглядывать к парню, которого со дня на день ждет дорога в один конец? Какой из него двойной агент, его не завербуешь, не зашлешь. С немногими арестованными Хостовскими вообще такие номера не прокатывали, они, видимо, своих боялись куда больше, чем закона, и сотрудничать не торопились. Чаще всего, их потом теряли.
Как Смита. Квотерс поморщился.
– Ты меня слушаешь? – взвизгнул зэк.
– Крайне внимательно. ОМИ – полный отстой, мы про это.
– И ты не знаешь, до какой степени. Но не всё сразу. – Барт откинулся на спинку стула. – Точно, правду говорят, что копы дальше своего носа не видят. Иначе вы бы давно задались вопросом, почему подавляющее большинство облав и абсолютно все более-менее крупные операции против Хоста элементарно срываются. Вам по большому счёту никогда не удается застать Дэлмора врасплох. Он всегда готов, он всегда знает, откуда ждать удара, он играет на упреждение, разве не так?
Квотерс молчал, не отводя глаз.
– Простейший вывод – информация уходит. Он в курсе всего, что планируется, значит, есть тот, кто вводит его в курс. Двойной агент.
Офицер усмирил раздражение, глубоко вздохнул. Этот мальчишка корчит из себя…
– Мы давно до этого додумались, как ни странно. У нас есть методы выявления подобного дерьма, Приггер.
– И они не работают?
– Они эффективны.
– О да, но у вас стабильная утечка, и это факт.
– Наличие в корпусе сотрудников Управления двойного агента, систематически снабжающего информацией бандформирование, не прошло бы мимо нашего внимания.
– Ух. А если я скажу, что этот канал работает несколько лет?
– Тогда я скажу, что ты врешь и долбишь мне мозги, чтобы затянуть следствие.
– Квотерс, Дэлмор не идиот. Он подлая тварь и ублюдок, но он не тупой. Он не вербовал банального придурка, чтобы тот собирал инфу, выносил ее от вас и моментально бы на этом спалился. Вернее, придурка он завербовал, но всё интереснее – тот не выносит, а вносит.
– Ты болен, Приггер.
– Но тебе же интересно.
– Да, несомненно. Продолжай.
– Двойной агент не сильно напрягается. Он – посредственность, феноменальный трус, я не знаю, что он вообще делает в полиции. Только в ОМИ такого и стали бы терпеть, наверное. Его никто не принимает всерьёз, на него почти не обращают внимания, ему легко.
– Ты его лично знаешь?
– Не толкай меня, а то собьюсь. Я пару раз служил курьером между ним и Дэлмором. Отвозил ему кое-что. Мы встречались один раз в баре на 48-ой, в туалете у раковины, другой раз просто на улице, я дал ему прикурить и не только. Никакая наружка – которой, кстати, реально за ним нет – не просекла бы, что парень приблизительно раз в месяц, не чаще, ходит в кино, покупает сигареты, забегает в Макдональдс, торчит на заправке… а с ним в контакт невзначай, на пару секунд входят каждый раз новые люди. Парни и девушки. Каждый раз разные, Квотерс, в Хосте дополна людей. Это нереально отследить.
Офицер ОВР давно забыл об усталости. Он был похож на гончую, замершую в стойке.
– Что он получает?
– Я долблю тебе мозги?
– Ты крайне ценный человек, Приггер.
– Почаще б мне такое говорили… Так вот. Я передавал оба раза одно и то же, подозреваю, что остальные то же самое. Это была флешка. Простая, на вид стандартная, одной модели, может, и магазинная, но… один придурок из… бля, неважно, долго объяснять, короче, рассказывал, что перепутал по пути эту флешку со своей, воткнул в комп в машине, чисто музыку перегнать, а комп сошел с ума моментально и навсегда. Пластик на этой дьявольской штучке ни с того ни с сего потёк, парень показывал потом кроссовки с прожженными дырами и поуродованные пальцы.
– Самоуничтожение? Что за…
– Видать, врубать ее надо как-то по-особому. Защиту вовремя снимать. Я не разбираюсь. А вот ваш парень явно при делах, раз у вас в ОМИ компы прекрасно жрут эти флешки раз в месяц.
– Что на них? Вирус?
– Квотерс, я сомневаюсь, что Дэлмор делится такой инфой. У нас как-то не принято, чтоб он отчитывался перед исполнителями. У них не принято, – исправился Барт. – Может, и вирус. Потом, я думаю, он элементарно с домашней машины запросто хозяйничает в ваших базах.
Офицер достал платок, тщательно вытер лоб.
– Ломать защиту изнутри проще, чем снаружи… А раз в месяц он обновляется?
– Не знаю. Я не профи.
– Восхитительно. Как в кино. Шпионские такие страсти. – Сомнения портили торжество от редкостной удачи. – Приггер, почему я должен тебе верить? Может, ты хочешь просто подгадить знакомому копу, а мы тут на ушах стоять будем?
– Доказать всё – ваше дело. Мое – навести вас, и я это только что сделал. Я слабо знаю, что там за история их связывает, и почему коп батрачит на Дэлмора верой и правдой, только вот поджилки у вашего защитника правопорядка трясутся каждый раз, все замечали. Хотя пора бы привыкнуть. Могу предположить, что Дэлмору хватило когда-то одной настоящей угрозы, чтобы ваш типчик до сих пор искренне волновался за свою жизнь.
Квотерс заметил, что у заключенного взгляд помутнел, какое-то свое воспоминание всплыло и заставило парня неосознанно передернуться, но тот стряхнул наваждение и продолжил:
– Кстати, вам будет очень легко с ним поладить. С инфошником, естественно, не с Дэлмором. Надави на него, примени жёсткий стиль, и он запоет моментально. Он такой бледный и потный всегда… Сыграть надо на страхе.
Квотерс с удивлением смерил глазами арестованного, дающего ему дельные советы по работе с персоналом.
– Так. Я не жалею, что пришел. А что-то еще более конкретное у тебя есть?
– Размер его обуви? Детская кличка? Любимый цвет?
– Это мы сами разведаем. Если ты так легко делишься… В ОМИ пятьдесят два сотрудника. Надо же нам с кого-нибудь начать?
– То есть, вас интересуют два главных слова, да?
– Было бы неплохо. Имя и фамилия. Если тебе не трудно.
Парень в оранжевом уставился за окно. Углубился в созерцание верхушек деревьев на той стороне улицы, медленно постукивая пальцами по столу. Отстраненно сообщил:
– А его Дейв звали… ну, того парня, что драгоценную флеху Дэлмору угробил. Это я во второй раз к инфошнику вместо него потом мотался, под руку подвернулся, и погнали. Его в наказание сослали в гараж работать. На три дня, как сейчас помню. Мы ходили прикалываться, он прятался, стеснялся. А я потом в гараже этом гребаном полгода отторчал…
Офицер вежливо молчал, не уточняя. Приггер очнулся.
– А курить есть?
– К сожалению, я не курю, – признался Квотерс, действительно жалея об отсутствии в кармане простого стимула. Надо взять за правило. Если это певчее создание закроется так не вовремя, будет обидно тратить лишние дни на отсев кандидатур …инфошников, да. Неплохое словечко. А в то, что это не ложная дерготня, Квотерсу верилось. И с реальностью стыковалось, и детали при всей фантастичности убеждали.
– Зря. Неужели я не заслужил, офицер?
– Я думаю, заслужил. А вообще, что ты хочешь за всё это, Приггер?
Барт сделал вид, что размышляет.
– Ну, допустим, запишешь мне содействие следствию, или как там у вас это называется…
Квотерс ощутимо озадачился.
– Как тебе сказать? Дело в том, что это признание вряд ли кардинально что-то изменит, ты ведь понимаешь не хуже меня. Ты ведь вроде достаточно умный парень, чтобы рассчитывать…
Приггер слабо отмахнулся.
– Да ни на что я не рассчитываю… от тебя уж точно.
Как еще подтолкнуть заключенного к конструктивным сообщениям, Квотерс пока не придумал, поэтому благоразумно молчал, что всегда выгоднее, чем ляпнуть не то. А парень понял тишину почему-то по-своему, ответил на вопрос, который никто ему не задавал. Чуть не сорвался с места, звеня кандалами, прошипел:
– И не надо мне лепить, что я такой странный и из ряда вон! Да, Хостовские знали и с вами не откровенничали, значит, плохо вы с ними работали, вот что! А я – не Хостовский! Понятно?!
– Примерно, – осторожно кивнул Квотерс.
– Нихера тебе не понятно! У меня это не в крови, у меня с этим, знаешь ли, по жизни сложно выходит… но к делу это не относится! У меня есть свои причины болтать с тобой, даже если ты мудак и не куришь. Как тебе такая – я хочу осложнить жизнь Дэлмору! Подкинуть ему проблем, жест доброй воли, чтоб не расслаблялся, да! У меня с ним свои счёты.
Офицер внимательно наблюдал за ненавистью, сияющей в глазах парня, и последние крупицы сомнений исчезали. Мальчишка уникален, это просто находка. Из него нужно выжать максимум, пока он жив. Побега для него, как для предыдущего арестанта, опасаться, видимо, не стоит. Его обидели, и он мстит. Он не лжет.
– Так ты хочешь имя информатора Хоста в вашем долбанутом корпусе сотрудников гребаного Управления или нет?!
– Да, – уверенно ответил Квотерс.
Барт выпрямился и чётко произнес:
– Маккарти. Дин Маккарти. И у него в телефоне есть прямой номер Дэлмора, я слышал, как он звонил. Можно поискать.
Квотерс помолчал несколько секунд, встал, собрал бумаги, диктофон.
– Приггер, я проверю. Очень тщательно проверю Дина Маккарти и все его флешки. Кстати, очередное обновление скоро?
– Не скажу. Я надолго… выпал из процесса, не могу даже прикинуть.
– Ничего, не страшно. Всё равно спасибо за информацию. Если выяснится, что ты прав, я заявлю об этом факте реального содействия судье, обещаю.
Барт дал ему дойти до двери и окрикнул:
– Офицер! Не если, а …когда выяснится, что я прав – имей в виду, Маккарти только начало.
И наслаждаясь выражением лица Квотерса, добавил:
– Я много лет был командиром юнита в Хосте, я довольно много знаю. Внутренние сведения тебя не волнуют, об этом меня другие допрашивали, но видишь ли, Маккарти не единственный внешний контакт Дэлмора, поверь. Тебе со мной повезло.
Квотерс был абсолютно согласен. Действительно, редкий, даже единственный в своем роде случай – предатель среди имеющих отношение к Хосту.
«Мертвец» – прошептал опытный полицейский под грохот решетки за спиной.

***

Подследственный не обманул, арест состоялся.
Дин Маккарти побледнел и вспотел сразу, как только осознал, что из ОВР пришли именно за ним. Отпираться у него изначально не было никаких моральных сил. Он выпил два полных стакана воды так, будто это был виски, сжал руками голову и начал.
Да, флешки были, да, долго, нет, ни одной не осталось. Они текут через сутки в любом случае, и если неверно введешь код активации – тоже. Нет, кодов он уже не помнит, да и зачем они без карт памяти? Извините-извините, вам виднее, но всё равно не помнит.
С год назад это мерзкое дело прекратилось. Нет, откуда же ему знать, почему. Ему не отчитывались. Может, нашелся другой посредник. Может, нашелся другой способ обновлять контент. Зыркнули свысока, сказали – пока расслабься.
Что было на носителях? Не медиа-файлы, не тексты. Программы, само собой. Точнее – нет, не сказать. Они всасывались в систему и следа от входа за собой не оставляли. Возможно, у спецов хватит уровня разобраться, жаль, но никакой больше конкретики, знал бы, сказал, поверьте.
Да, это его вызов в списке принятых. Именно эти непонятные значки, а не цифры, всегда так, и каждый раз разные. Да, пожалуйста, отслеживайте. Может, он звонит с разных аппаратов, или… хрен его знает. Нет, он очень нечасто теперь звонит. Раньше код давал, сейчас эпизодично. Ну, вот из последнего – Приггера знаете из Хоста, у которого суд скоро? Наводка на его местонахождение… да-да. Благодарность за хорошую работу за тот арест не очень заслуженная, надо признать. Остальное… да по мелочи, но показания обязательно будут, только можно еще попить?
Да, он понимал, что делает и с кем сотрудничает. Лучше, чем хотелось бы. А вы, явись он к вам… извините. Да, хорошо, простите.
Он такой, что… отказаться было никак.
Даже не вариант.
Оглаживая пустой стакан, Маккарти рассказал о том первоначальном инциденте, смысл которого оставался тайной и сейчас: юный парень с кошмарными повадками и удивительным оружием в виде браслетов вынудил стажера освободить задержанного мелкого грабителя, притом, что те двое между собой даже знакомы не были. Что, почему… не прояснилось, а взрывчатка на запястьях – жуткое ощущение, надо сказать.
Да, это были Дэлмор, и, соответственно, Картер, но это обнаружилось гораздо позже. В тот момент даже о Зоне свободного огня никто и не слышал. Разумеется, это тоже будет под протокол, а сейчас, говорите, дальше?
За то происшествие наложили взыскание, чудом не выперли, но обошлось. Даже со временем в рост получилось пойти, тесты на профпригодность дали прекрасный результат в плане владения компьютерной техникой на фоне посредственного остального, и перевели в ОМИ. Хороший отдел, спокойный… да-да, как скажете.
Итак, однажды эти двое нашли. Случайно, кажется, на улице после работы, почти у дома… светловолосый, ну, грабитель тогдашний, кинулся наперерез, радостный такой, будто хороший старый знакомый. А за ним стоял тот. Ну, в общем, Дэлмор. Познакомились они на почве того случая, очевидно.
Блондин заволок в кафе, начал болтать. Нет, а что можно было сделать? Да, сидел. Слушал. Не по себе было, очень. Но выход? К тому времени – это порядочно уже прошло – все знали, что это за люди. Их лица в списках примелькались. И Зона уже работала. Нет, будь Маккарти героем, он не торчал бы в ОМИ.
Дэлмор в трескотне блондина участвовал мало, больше молчал над кофе. Один раз в начале кивнул: «Конечно, я его помню». И потом, Картер спросил зачем-то: «А если б там по-другому всё тогда сложилось… ну, Дин наш дорогой на обед тоже ушел, или вообще… ты бы что?» Нет, это всё, разумеется, не полезно, непонятно было тогда и сейчас не лучше, просто вы приказали выкладывать, что запомнилось, вот и… Да? Полезно? Хорошо.
Дэлмор задумался, ответил ему: «Я похож на того, кто пасует? Я нашел бы другой способ, наверняка не такой мирный. Но ты уже был в абсолютных приоритетах». Да, так и сказал. Этот заулыбался, локтем его пихнул, запросто так, легко… а Дэлмор еще добавил: «Ты там с тех пор и есть».
Вот так, да. Неизвестно, что у них там за отношения, выяснить не получилось: они больше не демонстрировали, да и охоты не было лезть. Внедряются сотрудники других отделов, в ОМИ такому не учили.
Да, брать флеш-карты от бандитов в ОМИ тоже не учили, это верно… но он не оставил выбора. После того сумасшедшего похода в кафе прижал в переулке, надавил… нет, что он точно говорил, не запомнилось. Совсем. И поверьте, проще было раз в месяц сделать пару простых движений, чем ждать его визита. С браслетами или еще чем похлеще.
Подписать, да? Пожалуйста, разумеется.
Лучше бы Дин Маккарти действительно успел в тот день уйти на обед.

***

За выявление двойного агента Квотерс пошел на повышение. В глубине души он считал его в той же мере не вполне заслуженным, как инфошник свою благодарность, но не распространялся.
К Приггеру отношение ощутимо изменилось, допрашивали его часто, осторожно и вежливо, но среди того, что он говорил, почти ничего нового не появилось, особенно таких весомых фактов, как то откровение.
Квотерс внимательно следил за материалами бесед и ждал, поэтому, когда Барт намекнул, что не прочь пообщаться с кем-то из отдела по борьбе с наркотиками, проблем не возникло. Разговорчивый смертник может повысить ребятам раскрываемость, так в чем вопрос?
Правда, Барт предъявил некоторые требования: он не будет говорить ни с зелеными практикантами, ни с дряхлыми пенсионерами, ни с ниггерами, ни с латинос… Выполнить каприз отлично себя зарекомендовавшего снабженца ценными сведениями было нетрудно, особенно на фоне его щедрых обещаний дальнейшего сотрудничества. Разборчивого Приггера не послали подальше, Квотерс назвал несколько имен, и выдвинутая вторым номером кандидатура младшего офицера Ракера была принята благосклонно.

Хэри молчал, пока охранник вводил Приггера в комнату, пока тот садился на стул и поправлял наручники, пока закрывалась дверь… Камеру на штативе в углу сотрудник нарк-отдела включить забыл, а межведомственная этика предписывала даже наблюдением не вмешиваться в работу других подразделений.
Едва они остались наедине, он взглянул исподлобья на довольного Барта. На фоне нашумевшего ареста Маккарти по обвинению в пособничестве бандформированию это приглашение к общению со стороны бывшего Хостовского выглядело для Ракера в самом отвратительном свете.
– Ну что, про наркотики поговорим? – почти безнадежно спросил он.
– Есть темы полюбопытнее, Хэралд. Более личные.
Хэри судорожно вспоминал, стараясь никак не отразить работу мысли внешне, что же именно о нем и истории его отношений с Underworld известно этому, в общем-то, совершенно незнакомому типу с горящими недобрым внимательным огоньком глазами.
Тот услужливо определил для Ракера должную степень беспокойства:
– Персонально нас с тобой не представили, но по именам мы друг друга знаем, не так ли? Я видел тебя бухого «У Дэна», когда ты ввалился в зал в полном неадеквате и бурно что-то объяснял за столом Джойнта. Тебя заботливо выслушали, очень по-дружески отнеслись, трогательно было наблюдать… Это с чего же такое? Нет, не бледней, это не вопрос, я догадываюсь. Одну из ранних облав нам снял …им снял парень со значком, который он оставил дома, явившись в Квартал. Никаких компьютеров тогда не надо было, хватало отзывчивых полицейских.
Хэри понял, что слово «беспокойство» не подходит, «кошмар» вернее. Узник рассчитанным жестом выставил ладонь:
– Я был готов к возражениям, но их нет. Значит, парень со значком и есть ты. А то я был не очень уверен, Райвери обмолвился только о том, что это был коп, и всё, но так очень логично укладывается. Впрочем, к чёртовой матери всякие подробности о тебе, мне есть чем занять голову. Подробности очень ценит ОВР. Они на Маккарти натренировались.
Было бы откровенно глупо что-то отвергать и отнекиваться. Хэри вздохнул, сцепил пальцы, уставился в переносицу Барту, прямо сказал:
– Так и думал, что из-за тебя всё.
Тот сделал демонстративную паузу, наслаждаясь моментом.
– Не буду отрицать.
– Что он тебе сделал?
– Он? Да ничего. Я его едва знаю. Мне на него плевать.
– Тогда…
– Ракер, ты же умный парень, а? С чего б тогда Дэлмор с тобой так плотно, аж до долгов.
– Что ты несешь?
– Не гони. Слухами земля полнится, Канальские народ болтливый, не все им верят – их дело, а я доверчивый. Но с тобой мне про это неинтересно… Ты спросил про этого вшивого инфошника? Маккарти – только средство. Цели у меня повыше, уж поверь.
Хэри усилием воли сдерживал эмоции.
– Приггер, ты затеял опасную игру.
Барт вдруг вскочил, проорал ему в лицо:
– А мне терять нечего! Да, я подставил этого придурка, но почему-то никого не колышет, что меня тоже подставили! Дэлмор меня использовал, мразь… Он, как всегда, не соврал, но сумел так всё повернуть… Какое, к дьяволу, пожизненное, здесь на мне десять смертных казней одна за другой!
– Ну да, а ты по жизни ангел с крыльями.
– Да при чем здесь!..
Барт вдруг резко перешел с крика на прежний вкрадчиво-торжественный тон, сел на место и даже ноги вытянул для удобства. 
– Между прочим, младший офицер полиции, зря ты волнуешься за судьбу какого-то там Дина, да и Дэлмор сам о себе позаботится. Тебя должно занимать совсем другое. Ты был, как мне кажется, до Маккарти, во всяком случае, ты явно круче Маккарти, Ракер.
Хэри давно уже внутренне не то что похолодел – заледенел, но старался этого не выдать.
– И что же?
Барт широко улыбнулся:
– Нет версий? Ну что ты тогда за профессионал, в самом деле… – Он явно получал удовольствие. – Квотерс из ОВР смотрит мне в рот и ловит на лету. Кстати, сейчас он уверен, что я тут с тобой о наркотиках беседую. Но я могу разубедить его в один момент, едва упомянув о твоей странной дружбе, о том, что у тебя нашелся весомый повод драться с одним из наших прямо на улице Квартала за какую-то девку, и о том, как забавно ты выглядел, когда пришел, чтоб предостеречь Дэлмора в первый раз. Я присочиню детали для Квотерса, он схавает, потому что факт останется фактом, а раскручивать они умеют. Ты вроде женат? Скрываешь друзей от супруги или она участвует? Она про ту девку знает? Она в курсе технологий допроса, выдержит?
Хэри долго молчал, потом уронил одно слово:
– Мстишь?
– Нет. Тебе, что ли? Ха… ты мне тоже ровным счётом ничего не сделал, ничего личного, как говорится. Я защищаюсь. За меня ведь заступаться некому, за спиной у меня только газовая камера. Поэтому я буду играть.
– И… что ты от меня хочешь? Предупреждаю, я больших возможностей не имею.
Неожиданно Барт расхохотался и смеялся долго, взахлёб, истерично.
– Я? Хочу от тебя? Ракер… ты себя переоцениваешь. Ну при чем здесь можешь быть ты? – Он резко посерьёзнел, злобно отчеканил: – Я играю не с тобой. Я играю с Дэлмором. Не обижайся, парень, ты – моя разменная фигура, и только. Что-то мне подсказывает, что в этот раз он согласится на мои условия... Пока от тебя требуется лишь их ему передать.
– Нашли курьера, мать вашу, – нервно пробормотал Хэри.
Барт опять сорвался на крик:
– Это в твоих интересах, идиот! Если я захочу, ты еще сегодня окажешься в соседней камере!
За дверью звякнул ключами охранник, и он притих. Сверля Хэри прищуренными глазами, процедил:
– Запоминай! Ты скажешь Дэлмору, что, во-первых, он должен вытащить меня отсюда. Живым и целым. Мне всё равно как, но он это сделает, если не хочет потерять такого ценного кадра, как ты. На стул я тебя, наверное, всё-таки не затащу, но жена состарится без тебя, это точно. И во-вторых: он обо мне забудет. Будто и не было меня вовсе… и все остальные тоже забудут, особенно Смит. Пусть он им всем прикажет, он умеет. Я исчезну, не буду глаза мозолить, уеду в Мексику или еще дальше, никто обо мне больше не услышит, но я хочу, чтобы он дал мне гарантию жизни! Пообещал меня не преследовать. Разойдемся и забудем обо всем, я прощу ему подставу, видишь, я даже великодушен!
Барт замер, тяжело дыша. Хэри посидел с минуту неподвижно, затем встал, медленно отошел к окну. Повернулся.
– Я тоже много о тебе слышал, Приггер, и ты не самый честный человек на свете. Это еще мягко сказано. Ты хочешь гарантий, а как насчёт тебя самого? Допустим, ты выйдешь, но что тебе мешает оставить Квотерсу какую-нибудь записочку?
Барт поднял голову:
– Я не кретин. Я рискую, но умею думать. Здесь я могу делать что угодно, и никто мне не помешает взять тебя с собой. Но когда я выйду… это на Маккарти ему было наплевать, но ведь ты – явно другое дело. Если я тебя всё-таки сдам, как ты предлагаешь, записочкой, – он нервно усмехнулся, – Дэлмор меня не только в Мексике достанет, он меня с небес сдернет.
Цепи кандалов зазвенели, потому что парень в оранжевом комбинезоне поднял открытые ладони.
–  Так что игра будет честной. Не стоит меня недооценивать, это я тоже могу. Никаких записочек, подобные штучки приговорят не тебя, а меня. Иди, Ракер. Я буду ждать ответа.

15

Посмотрев на дисплей сработавшего коммера, Шон встревожился:
– Странно… – и отозвался: – Хэри?
Ракер никогда не пользовался прямой связью по системе Хоста, хотя вполне мог, но разумно избегал, и если он это сделал…
Тихо и коротко в динамике прозвучало:
– Шон, пожалуйста, приезжай.

– Он предъявил ультиматум.
Дэрек, всегдашняя тень Шона, увязавшийся за ним и теперь, что-то прорычал, но Хэри, бледный, уставший, игнорировал. Они сидели на кухне, правда, Дэрек оккупировал высокий стол и в ярости ёрзал на нем, скрежеща зубами, а хозяин дома угрюмо пошатался по помещению, осознал отсутствие цели и осел на стул напротив Дэлмора. Обратился напрямую к адресату послания:
– Он хочет, чтоб ты устроил ему побег и отказался от любого преследования. Взамен он обещает исчезнуть.
– …А если нет?! – Дэрек подавился холодным пивом.
Хэри ровным голосом ответил приблизительно в его сторону:
– Вся эта история с Дином – только демонстрация его возможностей. Если нет, он просто точно так же сдаст меня.
Добавил:
– Как он сказал, «возьмет с собой».
Шон эмоций не проявил вообще. К банке перед собой даже не притронулся. Бесстрастно констатировал:
– Не угомонился.
– Бля, погань же высшей пробы! – Смит смял свою ёмкость в кулаке, высвободив мелкий фонтанчик недопитого, и с бешеной энергией вышвырнул в открытую створку окна. Хэри невидящим взглядом проводил полет, полюбовался на лужицу, растекающуюся на подъездной дорожке.
– Не мусори тут мне.
Дэрек моргнул на чего-то вдруг осмелевшего Ракера, но тот в своем ступоре, видимо, был вменяем не до конца.
– Уймись, – Шон традиционно поддержал копа.
Побочные темки не отменяли главного, к чему Дэрек и вернулся. Не улыбалось быть крайним, на ком возьмут и сорвутся все присутствующие.
– Урод… Маккарти засыпал. Ну так тот и не драгоценность, мог сам пропалиться.
– Таких совпадений не бывает. Приггер объявил войну. ОВР пришли в инфотдел не с общей проблемой, а с конкретной наводкой на мишень.
– Вот подонок!
Дэрек хотел треснуть кулаком по стенке кухонного шкафчика, но раздумал. Хэри внутренне это одобрил: не хватало в дополнение к летящей под откос жизни лишиться еще и шкафчика.
– Шон… ты пить будешь? А то больше нет.
– Бери.
Тот подвинул свою неоткрытую банку, и Хэри жадно осушил ее.
– А как с Дином теперь?
– В данный момент никак. Всерьёз он не наскрёб, не смертник, поэтому я подумаю о нем чуть позже. Он не приоритет.
– А о чем ты будешь думать?
Хэри сразу застеснялся своего бестактного вопроса. Яростно взъерошил и так стоящие дыбом волосы, встряхнулся. Неловко спросил:
– Я это… ну, не настаиваю, но… можешь хотя бы намекнуть? Если ты уже хоть до чего-нибудь додумался. Просто я хотел бы знать, ну... что мне планировать.
Не в первый раз такое, да.
Большая беда гуляет по двору и заглядывает в окна.
Завязавшись в отношения с этими людьми, Хэри сделал свою жизнь интересным и остросюжетным кошмаром, в котором случались и откровенные глупости, вроде наивного визита в Зону, и выстраданные правильные решения, и неожиданные засады, вроде вот того реактивного придурка, который уставился испепеляющим взглядом на мирный чайник и не помнит, как другой похожий предмет сломали, чтобы вернуть его с того света.
На полу, прямо тут, под ногами, наверняка и до сих пор можно выявить чувствительным криминалистическим оборудованием следы его крови. Любопытно, как это могут трактовать…
Бывал Хэралд Ракер и на грани срыва карьеры в бездонную пропасть, когда пьяные коллеги едва не познакомились в его доме с неожиданным и невозможным постояльцем – больным Вторым из Хоста. Выздоравливавшим, если точнее, так как ему вполне уже хватило сил на попытку придушить Джуди. Правда, он потом сдержанно извинился, и она простила, ей много не надо, у нее доброе сердце.
А Хэри не такой, он за нее кому угодно навешает, вот и этот наглый Хостовский гад, который на нее вздумал претендовать… не Дэрек, упаси бог, а рядовой ублюдок, которого пришлось взгреть. Правда, победа досталась вовсе не Хэри, зато девушка – ему, и это главное.
Ладно, та история не представляет из себя ничего приятного, просто очередной экстрим, адрес которого предсказуемо находился в Неподконтрольной зоне.
Там же и смерть дышала Хэралду Ракеру в лицо, притворившись жестоким Канальским парнем, а отвел ее в тот раз самый странный из его новых знакомых. Который от пива сейчас отказался. А от Хэри тогда не отказался, не дал подохнуть в цепях в подвале, и с долгами, что составляют важную часть их фирменного законодательства, в тот раз вышло как-то так хитро, что гнетущие обязательства сняли с себя все, включая того злобного смуглого маньяка.
Ведь тот факт, что Шон должен Хэри, тяготил последнего гораздо сильнее, чем самого должника, а насчёт Вентуры осторожный полицейский судить не брался и ни у кого не спрашивал.
Дэлмор странный парень, иногда даже Смита понять не в пример легче. По крайней мере, тот ведет себя логично и не создает от себя такое ощущение, что его очень хочется считать своим другом, несмотря на разделяющую пропасть реальности. Дэлмор умудрялся не использовать близкое знакомство с младшим офицером Управления практически никак, он никогда не приказывал и очень редко просил, и то вещи сугубо безобидные, вроде информации по одному из копов из Восточного округа, у которого вышла неприятная история с Бэсс.
Да, с лучшей подругой Джуди Ракер. Яркой, грубоватой, но неплохой девчонкой, за которую Хэри и сам бы урыл Дуайта Стирса. Но эти двое, что сейчас сидят у него на кухне, распрекрасно справились сами.
А вот как и кто будет справляться с тем дерьмом, что разразилось сегодня?
Хэри знал, что Приггер – предатель и кровник Дэрека, что ситуация сложная: его собственная карьера и вообще жизнь снова висит на волоске и зависит от непростых переплетений взаимной злобы парней из Underworld.
Барт требует заведомо невозможного и ставит на то, чему сам Ракер не находит разумных объяснений: фантастическую историю удивительной дружбы между семьей младшего офицера и странной, но очень крепко сбитой компанией людей outlaw. Их парадоксально некорыстные отношения, свободные от формальных обязательств, будто и не стояло между ними стены закона, будто они были его соседями, или он был одним из них.

Дэрек спрыгнул со стола, рухнул на последний свободный стул. Наверное, тоже устал ждать ответа Дэлмора и решил просветить Хэри сам.
– Что тебе планировать? Похоже, переезд. И, ну… как это… да – смену образа жизни.
Он глянул на Шона. Тот обрывать не торопился. Поэтому Дэрек всё более уверенно продолжил:
– За решетку ты, понятное дело, не пойдешь, мы своих не бросаем. Ну, даже таких ненормальных своих, как ты. А что остается? Квартал. Мы вас примем, не проблема, впишетесь. Бывало уже такое, с тем же Теннисоном. Неплохой, кстати, оказался парень.
Хэри опустил голову, пытаясь справиться со смятением и волной какого-то ужасающе легкого холода, заливавшей его изнутри. Он едва ощущал боль в слишком сильно сцепленных пальцах и, когда прозвучал голос Дэлмора, не сразу осознал смысл вопроса.
– Жалеешь?
– Что? О чем?
Шон, не отводя пристального взгляда, негромко повторил:
– Жалеешь, что связался со мной?
Хэри отвел глаза, хмыкнул:
– Если бы я с тобой не связался когда-то, я б уже жалеть не мог физически. У трупов как-то непросто с эмоциями.
Шон молчал и ждал.
Естественно, так просто от него не отделаться. Ему не соврешь, он почует. И Хэри, наконец, тихо, но твердо сказал:
– Это был мой выбор, Дэлмор. И я не жалею. И никогда не жалел. Так вышло, и… значит, так надо. - Улыбнулся как-то нервно и слегка обреченно. – Надеюсь, действительно примешь. Джуди будет только рада, у нее по большей части прекрасные впечатления от вашего житья, она ведь не поймет…
Он осекся, не желая выдавать, насколько ему тяжело думать о переходе из привычного мира поверхности на Дно, из легальной жизни в положение вне закона, где нет будущего. От печати изгоя нелегко отмыться, попросту невозможно. Это не просто смена образа жизни, это смена касты, расы, планеты или пространственного измерения, причем совершенно необратимая.
Но эти двое, и Шон, и Дэрек, живут там давно и успешно. И не они одни, вот тот Теннисон тоже. У них был выбор? Вот и у Хэри, похоже, тоже не осталось. Поэтому он закончил в том же тоне, с вымученным легкомыслием, почти весело:
– Только с вашим Джейтом у меня будут проблемы, тут уж как хотите, но сразу предупреждаю.

Дэрек усмехнулся, вспомнив давний поединок дурного дефективного копа с парнем из юнита Рэддера, чуть не уведшим у Хэри любимую. Прикольно они тогда помахались, Джейт определенно круче, а Ракер не боец. Но зато его крепко любит хорошая девчонка. Гребаный везунчик.
Несмотря ни на что, ситуация Дэреку даже нравилась.
Просто он очень чётко отличал своих от чужих и не всегда мог понять Шона с его раздражающей способностью идти на компромиссы с неподходящими людьми вроде Вентуры, Орландо, Карпентера… да и того же Ракера, в конце концов. Как ни крути, он коп. Дэрек всегда помнил об этом чуждом и постыдном статусе, а ведь, по сути, с парнем вполне можно было бы ладить.
Он же хоть и чуть не сдох на нервах, но своим дружкам Дэрека не отдал, когда тот с подсвечником в руках и замазанной строительным клеем дырой в груди был готов обороняться, затаившись за дверью гостевой спальни в доме Ракера.
Вздумай кто привести этот аргумент в пользу Хэри в споре с Дэреком, тот бы сроду не признал, орал бы, что Ракеру самому было бы ужасно неловко при насильственном обнаружении сверхъестественного постояльца родом из Underworld. Но наедине с собой Смит мог согласиться, что за полмесяца валяния гостя в той спальне хозяин так и не выбрал момента и способа попробовать добавить себе очков к карьере поимкой ценного преступника.
И Шон Ракером дорожил, а вот если чьему мнению Дэрек и доверял, так это как раз мнению Дэлмора, причем на все сто.
В общем, с Хэри вполне можно смириться, будь он с ними заодно.
Именно это и назревало.
Но вслух Смит сказал другое: не хватало еще признаваться в своих позорных симпатиях.
– Дьявол, Приггера надо было давить давно и сразу. Какого чёрта Джонс не дал мне убить его тогда в гараже? Или Гему отдать.
Шон отозвался:
– Джонс ни при чем, и ты тем более, это моя вина.
Стало тихо.
– Ты прав был, Дэр, не стоило его отпускать. Помнишь, какой он был в бункере? Я думал, он сломался, выходит, нет. Надо было либо доломать до нуля, либо не снимать контроль, а я… не рассчитал. Моя ошибка.
Дэрек пребывал слегка в шоке от того, как прямо и спокойно Шон признавал свою неправоту. Вот бы еще чему от него научиться!
– Ну, Приггер – скользкая тварь…
Шон подытожил:
– Пора придавить его окончательно. – Он повернулся к Хэри. – Ты не волнуйся. Под удар тебя поставил я, мне и выводить. Людей у нас вполне хватает, обойдемся без бывших копов, Ракер. Нам приятнее к тебе сюда заезжать, чем целый дом под семью отводить. И тебя с Джейтом разнимать. И со всеми, кого ты заподозришь.
Дэрек вздохнул, но покивал. Не быть этому копу своим, ясно теперь, но и так тоже ничего.
Хэри просто затаил дыхание.
– Сделаем так. Ты скажешь Приггеру, что я согласен. Что принимаю. Что на свободу он выйдет, и если конкретно, то, скорее всего, в день суда, прямо в зале, там с охраной легче, чем в тюрьме. Предупреди его, чтобы ждал.
На подобное Хэри и близко не рассчитывал.
Они оба с Дэреком очень одинаково удивились, переглянулись и по-прежнему синхронно уставились на Шона.
Это даже не рассматривалось – принять условия Приггера, идти у него на поводу после всего, что он сделал… дарить ему свободу?! Устраивать нападение на зал судебных заседаний, рисковать людьми… ради Приггера?! Ладно, пусть ради Хэри, но вот так позволять гаденышу собой манипулировать, себя использовать…
Однако Шон не выглядел ни принужденным, ни униженным. Как всегда, он знал, что делает, а остальные пока не догадались.
Дэрек еще толком не сформулировал реакцию, а Хэри слабым голосом произнес:
– А… ну… второе? Он же спросит… Обещание жизни, чтоб оставили его в покое…
Шон ответил:
– Передай ему именно такими словами: «Обещания на клятву не ложатся». И скажи, что у него плохая память. А свободу я ему обещаю, запросто, это клятве совсем не мешает.
Ужасно растерянный Хэри ничего не понял, но кивнул, что запомнил. А Дэрек вдруг торжествующе треснул кулаком по столу, так и не сдержав в итоге порыва крушить ракеровскую мебель, и толкнул Шона в плечо:
– Я понял! Клятву твою я ведь помню. Ловко это у тебя получается! С тобой играть – такая же безнадега, как и драться.
Шон в ответ криво улыбнулся.

Хэри смог увидеться с Бартом только в коридоре Управления, когда того уводили с допроса. За короткую минуту, пока знакомый конвоир оформлял бумаги, младший офицер тихо сказал:
– Он принял. Всё будет в зале суда.
Настороженный Приггер застыл на миг и не смог сдержать вспышки радости.
Бинго!
Ликующе, надменно прошептал в ответ:
– Дьявол, я правильно на тебя поставил, Ракер! Стоп, а как насчет гарантий? – спохватился он, но радость уже мешала чётко думать.
Барт несся на горячей победной волне превосходства и мало внимания обратил на торопливые слова Хэри:
– Он тебе когда-то уже что-то пообещал, ты должен бы помнить. И всё, что ту клятву не перекрывает, он сделает.
Для Барта музыкой звучало: «Он принял», «он сделает». Получилось достать Дэлмора, подчинить его! Наверняка он сейчас бесится, планируя вынужденную атаку. Пускай! Чтоб там сдохло как можно больше, и желательно Смит в первых рядах.
Обязательно Смит.
Рисуя себе сладостные картины, пьяный от эйфории Приггер великодушно позволил:
– Что же, живи, Ракер. Видать, обойдется Квотерс без второго повышения. Чего у Дэлмора не отнять, так это верности своим словам, принял – значит, здравствуй, свобода! Глупая привычка, но выгодная…

***

В зале суда Барт чувствовал себя прекрасно.
Пока вели в клетку, страховочную конструкцию в углу для опасных подсудимых, он свысока осматривал присутствующих: защита, обвинение, судья, присяжные, пристав. Семеро охранников: по двое у главных дверей, у внутренних, у сектора присяжных и личный у высокой кафедры судьи.
Публики и журналистов не было вообще, на «побегоопасный» процесс, к каким традиционно и небезосновательно относилось всё, связанное с Хостом, лишние люди не допускались.
Барт вполуха слушал перечисление деяний, за которые его судили. Очень отвлекали две вещи: нервный мандраж предвкушения и довольно сильное неприятное ощущение – кожу на лице стягивало и пощипывало. Во время короткой последней встречи обеспокоенный благополучием своей задницы Ракер успел всунуть ему в ладонь крохотную ампулу и шепнуть:
– Смажь глаза и ноздри, это нейтрализатор CS'а.
Подарок от Дэлмора. Знак его поражения. И хоть теперь лицо воспалилось и чесалось, именно эта деталь убедила Барта окончательно.
Процесс шел своим ходом, выступили прокурор и адвокат.
Первый потребовал смертной казни, второй для вида повозражал что-то, но вердикт был известен заранее, и затяжек вроде переноса слушаний не делали.
Барт в своей клетке ждал. Стараясь не особо тереть веки и теребить нос, он отвлекался ядовитыми мыслями на тему: справедливых судов что, вообще не бывает? Почему с такой готовностью его все обвиняют, а защита или мямлит, или ее вообще нет? Причем дома, ну, в Квартале, то есть, была бы та же фигня.
А ведь бывают целые битвы, кто-то хочет человека засыпать, а кто-то вытаскивает, за кого-то дерутся, пластаются… ну как это выходит? Никто же не ангел с крыльями, ну вот тот же, бля, Смит!.. К дьяволу извращенца Дэлмора, который на него давно глаз положил. Но почему остальные не возражали против Смита-координатора, чем он купил Монстров, на месте которых Барт оскорбился бы безмерно… он и на своем оскорбился, но они-то?
Почему Смитову разбитую машину жалели больше, чем растерзанного Барта? Почему Смиту подчинялись, и даже не из-под палки, взять хоть его чудовищный юнит, а Приггера ненавидели и предавали, суки, и главное, свои же парни?
Почему Вест смотрел в никуда пустыми глазами, а О'Лири скорчился в шоке, когда они считали, что Смит мертв, а за Барта той зимой никто не переживал? Они ведь наверняка радовались, когда Дэрек воскрес, хотя он грубый, вредный, агрессивный ублюдок… а когда Барт вернулся, его как приняли?
Что они все такого особенного в Смите разглядели?! Как у них у всех зрение устроено? Почему насчёт Барта они все повально поослепли? Смотреть не на что? Уроды… что такого люди делают, чтобы держаться среди своих, а он упустил?
Да ну их всех к чёрту. Если бы Барт знал ответы, если б он понимал, был способен понять – наверное, он использовал бы те же рецепты, но… Поздновато для прозрений, пошли они все.
Всё равно сознательно такое хрен получится. Тут надо, чтобы в крови было. А не у всех, видимо, есть.

Присяжные встали и вышли в комнату для совещаний.
Едва за ними закрылась дверь, судья сказал, улыбаясь, что ожидание вердикта по столь ясному делу вряд ли затянется. Все, кроме Барта, расслабились, взялись за стаканчики с кофе, и тут мирная картина внезапно изменилась.
Один из абсолютно одинаковых, неприметных на первый взгляд парней в парадной полицейской форме и фуражках, охранник, который всё слушание простоял без движения у дверей, как все остальные, вдруг сделал шаг вперед. Резко, с отрывистым чётким звуком громыхнули одновременно замки экстренной блокировки на всех выходах. Кто-то недоуменно обернулся, кто-то вообще ничего не понял, но в двух концах помещения на полу что-то тихо хрустнуло, и тут же весь зал мгновенно заволокло клубами прозрачно-серого дыма – нервно-паралитического газа CS.
Холеные законники корчились в конвульсиях, а Барт не без наслаждения сделал глубокий вдох – и ничего!
Нейтрализатор работал.
Странный охранник тем временем потратил две обоймы на шестерых вооруженных. Мог обойтись меньшим количеством точных выстрелов, если бы выбрал целью не руки, а сразу головы, но с его скоростью он мог себе позволить. Уложил всех, не обращая внимания на вопли, и теперь неторопливо шел по главному проходу через хаос криков и кашля к возвышению судьи.
Сквозь льющиеся слезы тот с ужасом и неверием наблюдал, как едкий туман уплотняется, сгущается в совершенно невозможного, но от этого не менее реального Дэлмора, увидеть которого именно здесь, в суде, мечтал любой, кто носил мантию. Правда, в качестве подсудимого, а не как сейчас.
А тот еще с хамской улыбкой вежливо попросил:
– С вашего позволения, Ваша честь – ключ от клетки.
Происходящее казалось пожилому судье невероятным кошмаром, в пользу иллюзорности которого свидетельствовало то, что на Дэлмора газ почему-то не действовал вообще. В ступоре судья не двинулся, и тогда легендарный главный преступник Underworld, парень с точными движениями и холодными глазами, вдруг непонятно как, легко, в одно мгновение оказался прямо на его массивном дубовом столе – не вспрыгнул, не взлетел, а исчез внизу и проявился наверху, никак иначе. Придавил, смял армейскими ботинками все документы, присел на одно колено на фоне клубящегося безумия, корректно, но настойчиво повторил одно слово:
– Ключ.
Очнувшись, судья трясущимися руками, уже почти теряя сознание, достал из ящика требуемое…
Торжествующий Барт наблюдал за всем в состоянии, близком к оргазму.
Это было охеренно. Он один? Что ж, даже лучше, чем громкая суета с масштабной стрельбой, от шальной пули в этой ихней клетке не увернешься. Так надежнее, Дэлмор не промажет. А наблюдать за ним в режиме «action» всегда было редким удовольствием.
Но почему он не пристрелил гребаного судью? И копы на полу корчатся, гады… Обвинитель осел без сознания, чтоб он сдох уже сразу! Адвокат царапает себе горло, какая-то суперразумная секретарша растянулась на полу согласно инструкциям пожарных, но CS это вам не дым, он понизу и стелется, похоже… Помучайтесь, сволочи, задохнитесь все нахер.
А вот и он. С отобранной у судьи важной штучкой. Наконец-то!
Шон повернул железный ключ в старомодном механическом замке. Почему-то тихо спросил:
– Уверен?
Барт, уже вплотную к решетке, недоуменно выдохнул:
– Ну да!..
– Ты выбрал.
Странная фразочка, неприятные ассоциации, и что-то странно изменилось в зрачках его бывшего лидера, и кольнуло нехорошее предчувствие, но восторг от лязга открывающейся двери затмил всё.
Барт вылетел наружу, вскинул кулак в победном жесте, потом показал оттопыренный средний палец в сторону прокурора и судьи:
– Вот вам, видели?! Чтоб вы подохли, Ваша честь… Вердикт: освободить из-под стражи в зале суда, и никак иначе!
Развернулся… и наткнулся на стоящего на пути к дверям Дэлмора.
От столкновения отступил назад, нахмурился. Мотать же надо, чего он ждет?! Пока двери вскроют? Уже давно ломают… Чего тут стоять, потом обговорим условия мирного соглашения.
Да.
Вот сейчас как выйдем наружу, на улицу, сядем в машину… придется же с ним, потому что отход – его дело, его план. Дэлмор у Барта драйвером, ха… бля, не о том.
А… дальше что? Когда копы позади останутся? Погоня их, мигалки-сирены, клетки, стены, охрана, защита… мать вашу. Поговорим мы с ним дальше, да?
Темку подскажите.
Маккарти, Ракер, из самого свежего. А с Дэлмора станется копнуть и глубже. Проклятье! План отъюзать лидера Хоста был таким изначально чарующим, что до конкретики финальной стадии мозги так и не дошли. Расчеты, казавшиеся неплохими, похожи на бумажки на столе судьи. Класс утрачен безвозвратно, проклятый месяц в подземелье! И что делать?! Как заставлять его работать дальше? Ведь доброй волей тут давно уже не пахнет.
Но давайте подумаем об этом позже! От дверей второго входа уже летят щепки. Если сейчас вломятся, худо будет!
…Кому? А ведь не Дэлмору же. Он стоит такой спокойный.
Страх сам собой зародился уже давно, теперь он пульсировал в висках и визжал где-то глубоко в груди. Разговор, видимо, еще не закончен, и с вердиктом еще не всё ясно.
Он же сказал, что принял!
Значит, всё требуемое должно быть предоставлено, и воля, и игнор… Стоп, не надо в ту же ловушку. С Дэлмором надо выверять каждый звук. Он что-нибудь чётко сказал про Мексику?! Ракер что-то мутное бормотал. А ведь, мать его, похоже, нет…
Ликование испарилось бесследно, его место заняла паника.
Барт бессознательно сделал шаг назад, еще один, пока не уперся в решетку. Открытая дверь клетки противно заскрежетала, ударила по пальцам. На адреналине он еще смог как-то глупо распрямиться и срывающимся голосом выдавить:
– Дай мне уйти! Ты же обещал!
Шон поднял бровь:
– Обещал? Ты что-то путаешь, Приггер. Я поклялся.
С надеждой непонимания Барт подался вперед… и молнией в его памяти пронеслось: «Свобода – это смерть. Ты умрешь сразу». Дэлмор верен своим словам.
Он замер в мертвящем ужасе, а Шон медленно, каким-то неотвратимым движением поднял пистолет. Усмехнулся:
– Вспомнил? Похоже, ты уже свободен. Ненадолго.
И до того, как Барт смог хотя бы набрать воздуха в сведенные спазмом безо всякого газа легкие, Шон проговорил:
– Давно надо было.
И спустил курок.
Бинго.

Судья получил еще одно, почти неопровержимое доказательство того, что реальность дала необъяснимый сбой. Освободивший своего таким дерзким способом Дэлмор после короткого обмена парой фраз проделал тому во лбу аккуратную дырку девятимиллиметрового калибра, как будто приговор закона устаивал его меньше, чем собственный.
И после этого, игнорируя растущий пролом в поддавшейся, наконец, двери, этот непостижимый человек не подбежал, не метнулся, а хладнокровно подошел к окну, высокому трехметровому окну пятого этажа, ювелирно точными выстрелами в точки напряжения рассадил пуленепробиваемое стекло, которое адски красиво вспухло под собственной тяжестью, подождал, пока осыплется сверкающая лавина осколков, и на глазах уже ворвавшейся в зал вооруженной толпы шагнул вниз.
В отравленный зал хлынул свежий воздух, сразу стало легче дышать. Судья первым оказался у подоконника, перегнулся через карниз, изрезав всю мантию. Он был готов к зрелищу изломанного тела сумасшедшего самоубийцы, но на тротуаре внутреннего двора здания не было никого и ничего. Недоуменно обведя взглядом всё пространство, судья отметил валяющийся на асфальте парадный синий мундир, а затем успел увидеть и того, кто от него избавился – Дэлмор, которого ни с кем нельзя было спутать, живой и невредимый, стоял у роскошного серебристого "хаммера", непонятно как оказавшегося на тщательно охраняемой внутренней территории, и чего-то, казалось, ждал.
В тот момент, когда судья замер, узнав его, Дэлмор махнул ему – именно ему – на прощание. Не торопясь, словно не существовало открывшей огонь на поражение охраны, сел за руль и снес титановым бампером стальные ворота. Он беспрепятственно исчез в лабиринтах большого города, сделав то, что хотел, зная, что никто не в состоянии ему помешать.
Судья медленно вернулся в свое кресло, пропуская по краю сознания суматоху: изумленных и разозленных полицейских, медиков, суетящихся вокруг их пострадавших от стрельбы коллег, напуганных присяжных, коронеров, оглядывавших распростертый труп подсудимого. Сел, устало провел руками по воспаленным глазам, не в силах избавиться от стоящего перед внутренним взором образа потустороннего парня, который остался в живых, когда это было совершенно невозможно.
Тогда, глядя на след рифленой подошвы, выглядевший, как печать на куче ненужных, забитых пустой белибердой, ничего не значащих бумаг, опытный законник с ясностью осознал, что Дэлмор никогда не окажется в клетке, что бы они ни делали. Он просто не из тех, кого можно приговорить.
Он судит и приговаривает сам.

***

Когда шум улегся, а газеты нашли себе новые темы для заголовков, в тюрьме для бывших работников правоохранительных органов произошел небольшой, не стоящий внимания широкой общественности инцидент: исчез заключенный под номером HM-1742-Q.
Найти его не смогли, и у стойки одного из аэропортов Нью-Йорка никто не обратил внимания на странноватого, слегка потерянного небритого парня, который долго копался в набитом наличкой и кредитками новом бумажнике и предъявил свежие документы на имя Дика Маккензи.
Билет у него был. В Новую Зеландию. В один конец.
Девушка у стойки проводила глазами человека с одной из самых счастливых улыбок, что ей пришлось увидеть за всю жизнь.

***

Глухо прозвучали шаги по утоптанной земле в переулке, скрипнул забор, послуживший опорой для чьего-то прыжка, и на заднем дворе незаселенного дома на окраине, где когда-то Дэрек Смит стал юнит-лидером, показался тот, кто дал ему когда-то своей властью зеленый свет.
– Ты чего сидишь здесь? Я тебя уже пеленговать собрался.
– Да ну…
Устроившийся на ступеньках крыльца Дэрек вертел в руках …нож. Потемневший, долго не знавший заточки, поверх рукоятки перемотанный залитым клеем шнуром, но этот ремонт не вернул расколотому когда-то оружию функциональности.
Шон сел рядом, коротко покосился на то, как парень рассматривает узоры на лезвии, ведет пальцем по режущей кромке, и кожа только чуть прогибается, но не расступается. Может, усилить нажим…
– Эй, Дэр, я тебе сейчас по шее дам. Это что за настрой?
– Да я ничего. Так.
– Ага. Какого дьявола ты его хранишь? Со времен стрельбища, чёрт побери… Я ж тебе свой отдал, вроде, ты его и носишь. На что тебя вдруг пробило?
– Не знаю. Шон, ты меня …прости.
Тот прикрыл глаза, вздохнул. Устроился на ступеньке поудобнее, откинулся назад, уперся локтями. Негромко проговорил:
– И за что же?
– Смотри, он ржавый. Это на нем твоя кровь. Помнишь?
– Ты псих.
– Я швырнул в тебя. Я не знал. Не знал, кто ты. Не знал, как всё будет. Ты прости.
– Смит, ты невероятный. В тебе совести больше, чем надо, тебя заспиртовать.
– Чего?
– Ничего. Во-первых, если уж вспоминать, мою кровь с этого ножа я успешно отмыл твоей. Тогда же, сразу.
– Ага-а… а я-то думал, почему рука рабочая осталась, шрамом отделался? Проклятье.
– Во-вторых, ты защищался, и это нормально. Когда люди дерутся за жизнь, они многое могут сделать.
– Да? А вот Приггер, если подумать, он ведь то же самое делал. Его ты тоже понимаешь?
– В целом, да.
– Что?!.. – Дэрек повернулся к Шону, напрягся. – Реально? Ты еще скажи, что он прав был!
– Подожди. Когда кто-то жить хочет, это такая штука… мощная, это инстинкт, за это судить нельзя никого. А вот что человек для этого творит, какие поступки совершает… тут по-разному. Можно по трупам переть, а можно от помощи отпихиваться, лишь бы кто в процессе не пострадал. Можно нагло требовать и под себя грести, а можно стесняться брать то, чего достоин, и платить долги до дна, с лихвой, даже придуманные. Можно смерти в лицо скалиться и нож не прятать, а можно его втихую, в рукав, и в нужный момент… а потом ползать и подошвы обтирать.
– Ты говорил, – прошептал Дэрек, – я тоже тебе за ботинки хватался.
– Поверь, это выглядело слегка иначе. И вот эти поступки, парень – их судить, я считаю, можно и нужно. Больше того, если на моих глазах человек дерется со смертью, и я вижу его стиль – я оставляю за собой право встать в этой схватке на ту или иную сторону.
– Ч-чёрт… – Дэрек задержал дыхание, справляясь с собой. – Ты и встал… за меня, получается, да?
– Такая новость, Смит, мать твою, неужели дошло? У тебя прикольно: вроде осознаешь, потом перезагрузка, и опять по новой… Ну до чего ты меня бесишь. Как никто.
– Шон…
– Молчи сиди. Знаешь, что мне Рой однажды выдал? Смерил меня взглядом, такое чувство, что разложил на атомы, взвесил, вновь собрал и говорит – ты есть сила. Тебя можно использовать. И с кем ты будешь, тот и выиграет.
– Как-как?.. – Дэрек вздрогнул, съехал на ступеньку ниже, развернувшись всем телом. – Использовать? Господи, Шон, ты считаешь, я тебя…
– Хороший ты парень, Дэрек Смит, но вот соображаешь иногда не то чтобы туго… но причудливо. Рой прав, но сила не обязательно должна быть неодушевленным железным лезвием, которое кто подберет, тот им и владеет. Она может оказаться не безмозглой, да? И по-хорошему, ей именно такой и надо всегда быть… В общем, если меня кто использует, то я полностью в курсе и вполне согласен. А ножик – ты молодец, что не выкинул. Я его тогда в подвале подобрал, тебе под матрас засунул, пока ты глюки в лихорадке ловил. Сам потом и раздолбал рукоятку… это ты меня прости.
– Бля… а я думал, какой я профи! В бессознанке за оружием уследил, такой умница. Дэлмор, ты понижаешь мою самооценку.
– Я устал ее вверх тянуть, Смит. Правда, что ли, храни. Первый контакт.
– А то. Можешь быть уверен.
– А ты у нас сентиментальный.
– Какой-какой?
– Не заморачивайся. А пойдем к «Дэну»? У него, я слышал, неплохой завоз из города. Заспиртуем тебя, такого необычного. Поиграем в игру «кто последний останется в вертикальном положении».
– Нечестно, – буркнул Дэрек, пряча улыбку. – Я знаю, кто выиграет.
– Тогда объединимся с тобой против дэнова бухла и посмотрим, кто кого.