АННА
- Внимание не двигаться и не дышать!
- Дышите, одевайтесь.
В белоснежном халате с аккуратной завивкой за пультом флюрографа уверенно мягким голосом командовала молодая женщина.
- За заключением завтра придете, когда врач снимки опишет.
- А сегодня можно?
Смеётся глазами, голубоглазый брюнет Мишка с треугольничком белой майки застегивая пуговицы голубой рубашки.
- Сегодня нельзя. Идите товарищ не задерживайтесь у меня людей много.
Дверь захлопнулась, тут же из соседнего кабинета выглянула Лидка с прической, аля Софи Лорен.
- Ну ты идешь или нет, чай стынет.
- Сейчас иду.
Аня раскладывала на стуле отснятые кассеты.
Стол был, что надо девчонки несли на работу к чаю, кто чем богат.
- Матвеич, сегодня злой работы много.
Лидка закатывает глаза и кивает на кабинет заведующего. Вчера Антонина Ивановна на работу опять не вышла, звонила вечером после парт собрания. Девчонки прыснули.
- Ничего, потом опять за четверых работать будет.
Лидка, жена заведующего, принесла к чаю тарелочку с нежными, Розовыми кусочками семги. Аня печение и сгущенку. Санитарка Тая вареной картошки и яиц. Надя баночку вишневого варения. Чай пили с удовольствием, обедать домой не ходили.
Дверь отворилась на пороге прямая с бледным лицом стояла Антонина Ивановна.
- Опять жрёте, а в Казахстане женщины чай без сахара пьют.
Девчонки засуетились стали приглашать врача к столу.
- Нет спасибо, пойду покурю, снимки в кабинет.
Цокая каблуками, Антонина Ивановна проследовала к себе.
- Видали, даже чай пить отказалась, еле живая после вчерашнего. Без сахара.
Передразнила, Антонину Ивановну, Лидка.
Все заулыбались украдкой. Действительно дела у Тони в последнее время шли неважно. Её муж инженер телевизионщик на новенькой «Волге» сбил женщину и даже её связи не помогли, дали три года поселения в Ухте. Сейчас он и писать перестал, говорят, там другую женщину встретил. Тоня вздохнула, закурила «Беломор». Вчера опять напилась, как дура с работы отпрашиваться пришлось утром. Пальцы дрожали. Да изменилось все в последние два года, и она сильно изменилась, компании с выпивкой после собраний превратились в банальные пьянки. Но когда она поднимала очередной стакан, жизнь становилась красочной, проблемы отступали на задний план. Выпивать она стала чаще и чаще, даже когда оставалась одна. С утра от выпитого накануне, не могла подняться и идти на работу. А руки её не слушались и предательски тряслись. Сдаваться ей нельзя, надо работать, собраться и сдержать себя.
Работать ради сына Лени, который в этом году поступает в летное училище, о нем она думает о его благополучии. На себя Антонина давно махнула рукой, но все так же держалась особняком. Она не такая как все, другая, известный врач вся Воркута её знает. И пусть работает она на рядовой должности, сняли её с заведования, коллеги её уважают, и бояться больные благодарят, деньги несут которые она принимает как должное, знания должны цениться по достоинству. И заведующий хоть и ворчит, но как специалиста её ценит, а отгулы, которые она себе позволяет с лихвой отрабатывает в этом её упрекнуть нельзя. Тоня налила спирт в стакан, не поморщившись выпила и принялась описывать снимки, горой лежавшие на столе.
Работник ответственный, Нюрка, приходила на работу намного раньше других. Семьи у неё не было и не будучи обременённой другими обязанностями она бежала на работу как на праздник, позади учёба в медицинском училище, впереди любимая работа и возможно отдельная квартирка пусть однокомнатная но зато своя собственная, даже не вериться.
Быстро заполнив журнал, она открыла дверь в кабинет и столкнулась со вчерашним посетителем, голубоглазым брюнетом по имени кажется Михаил.
Хрустящая кожаная куртка, кепка восьмиклинка, из-под козырька вихор чёрных волос.
-Какой красавец.
Нюрка и тут же отогнала от себя эту мысль. Строго нахмурилась.
- Что вам надо товарищ, работаем с восьми?
- Не сердись сестренка, посмотри флюрографию, на линию ведь не выпустят, а мне работать надо. Клиенты ждут.
Она вернулась в кабинет. Где же снимки наверно у Антонины Ивановны. Робко постучав и услышав.
- Войдите.
Нюрка, вошла в кабинет врача.
Флюорография Косовского Михаила, готова?
- Да. Анна Федоровна пригласите его ко мне.
- Мигом, а то он с утра дожидается.
Нюрка окликнула красавца, водителя в коридоре.
- Входите, врач ждет.
- Спасибо родная, век буду благодарен.
Подмигнув, Михаил заскочил в кабинет.
- Плохи дела твои шофер, легкие затемнены к работе не допускаю. Обследоваться надо.
Отрезала Антонина Ивановна.
- Да ты, что мать не могу я без баранки.
- Я вам не мать, кабинет освободите.
Мишка вышел в коридор, повесив голову, как так? Как ему без руля ведь он Мишка, лучший водитель в парке.
- Чу, кто это рядом, та светленькая сестричка? Чего тебе, родная?
- Вы не расстраивайтесь, так Антонина Ивановна она добрая, только принесите ей чего не будь.
- Я понял, только чего?
- Я не знаю Михаил, подумайте, может, конфет хороших найдете.
- Спасибо. А как звать то тебя?
- Нюра, зовут.
- На танцы сходим.
Нюра повернулась и пошла по коридору на глаза навернулись слезы.
- Да как же я сразу не заметил.
Увидав её хромоту, Михаил погрустнел, забыв о своих больных легких. Зона проклятая. Что же этой стерве, врачихе загнать. Надо с Марьяном посоветоваться, он в этом деле голова, а дело выгорит, сестричку эту в кабак свожу. Закинув в губы «Беломорину» и сдвинув набекрень кепку, Мишка побежал по больничному коридору к выходу.
М И Ш К А
- Не умеешь ты жить, не умеешь.
Марьян выпил стопку, крякнул и закинул в рот два колечка копченой колбасы.
- Правильно не всем директорами столовых работать, помоги лучше по старой дружбе.
- Подожди, подумаю.
Марьян повернулся широкой, обтянутой синим халатом спиной и сутулясь ушел в глубину склада. Там он долго ворочал ящики и гремел жестянками консервов. Вернулся минут, через пятнадцать, пыхтя и смахивая испарину со лба стал выкладывать на грубый рабочий стол деликатесы по тем временам невиданные. Палку «Сервелата», две пачки индийского чая, две банки шпрот, импортный инжир, кулек Московских трюфелей, бутылку коньяка.
- Все спрячь продукты московские, на рынке не купишь, ещё цветы купи не жмись и курить бросай, дышать невозможно.
Марьян закашлялся.
- Спасибо всегда ты меня земляк выручаешь.
Мишка складывал продукты в переданную Марьяном картонную коробку.
- Сколько должен?
- Езжай, езжай. Работай, сочтемся.
Марьян оказался прав, коробка подействовала чудесным образом, проблема с флюорографией решилась легко.
- Наливай.
Мишка лихо опрокинул стакан.
- А сейчас готовь червонец и смотри.
Он вскочил, поставил на ржавый колесный диск обломок широкой доски. Запрыгнул в салон «Победы» и с пробуксовкой взял с места. Машина сверкнув блестящим в шашечках боком развернулась в гараже, набирая скорость как пушинка поднялась с импровизированного трамплина на два колеса заскользив по гаражу вдоль ровным рядом стоящих такси. У водителей вырвался вздох восхищения.
- Как в цирке, во дает!
Машина, сделав круг, прикатилась назад, не доехав метра до двери диспетчерской, опустилась на четыре колеса напротив красного от ярости неизвестно откуда взявшегося директора таксопарка.
- Опять ты!
Прошипел директор с утра заявление на стол и свободен. Он развернулся и вышел, с оглушительным грохотом хлопнув дверью.
Мужики притихли. Мишка угрюмо вышел из машины.
- Червонец гони.
- Не пропаду.
Думал он, шлепая в темноте по лужам. Федя на стройку возьмет, сестра поможет или Марьян. Мишка закурил, улыбнувшись, зашагал к сестре.
О К С А Н А
Рай, это рай на земле. Бескрайнее море, белый песок и верхушки сосен. Оксана сидела на песчаном холме, испытывая двоякое ощущение. Впервые за столько лет они с Федей выехали с крайнего севера отдыхать, да ещё куда к нему на родину. Прибалтика просто ошеломила Оксану своей Западной роскошью, булыжными мостовыми старой Риги, запахом дорогих сигарет, бальзама и кофе. Она смотрела на мужа, который в Воркуте нескладный и как не от мира сего в родных местах преобразился. Откуда взялась эта стать, манера держаться, благородство движений.
Они бродили по старым улочкам Риги, уверенно шагая, глядя на родные места, где каждый метр булыжной мостовой был знаком ему, каждая выбоина напоминала ему молодость и ту другую жизнь с камином по вечерам, шуршанием маминой юбки, запахом сыра и луковиц тюльпанов и ещё чего-то близкого щемящего сердце. Он смотрел на дома, свои дома, которые сто, двести лет принадлежали его семье, в которых жили его отец и дед. Сейчас в них жили чужие ему люди, ужинали в его гостиной, спали в его спальне. Кто они, откуда взялись. Почему это случилось с его семьей. Конечно это враги, захватчики, воры. Наворачивались слезы, в ушах шумело, боль и гнев мутили разум, и тут же глаза начинало жечь от света прожекторов, в ушах стоял захлебывающийся лай собак, мат конвоя и вой бесконечной заполярной пурги.
Он наклонял голову, протирал очки, бережно обнимал жену единственного близкого себе человека и шептал ей на ухо.
- Дорогая мы будем жить здесь на берегу моря, я буду выращивать тюльпаны, и наши дети Наталья и Янис будут жить здесь с нами в нашем каменном доме. Я все сделаю для этого.
Оксана молчала, глядя на него, думала, какие они все же разные люди. Объединила их проклятая, Воркута сморозила мерзлотой в единое целое. Благодаря ей, он живет на свете и видит родину, а не лежит в общей могиле с другими зеками. Никогда он не предаст её и всегда будет рядом.
Она очень боялась.
- А вдруг опять все повториться, весь этот лагерный ад.
Страх холодной тошнотворный, змейкой полз между лопаток. Вздрогнула папироса, выпала из пальцев.
- Господи, храни нас господи.
И В А Н
- Красота какая, чешские!
- А каблук какой, а мех, а кожа. Ольга, ты счастливая. Как же ты урвала такие, за сколько?
- Сто двадцать рублей отдала.
Девчонки не могли налюбоваться на блестящие, пахнущие и хрустящие кожей на модной платформе сапоги.
- Хватит лапать, сюда давайте.
Холеной в кольцах рукой бывалой торгашки Ольга забрала у подруг сапоги. Привычным движением завернула их в оберточную бумагу.
- Пошла я, ещё в аптеку успеть надо.
Под завистливые взгляды подруг она направилась к выходу, толкнула от себя тяжелую дверь и замерла. Взгляд её уперся в затянутую грубым сукном офицерской шинели широкую мужскую грудь. Золоченые пуговицы зловеще сверкнули гербами.
- Гражданка, попрошу показать содержимое вашего свертка.
Ольга боялась поднять глаза, неужели это происходит именно с ней. С ней, заведующей секцией, продавцом с десятилетним стажем. Самообладание вернулось к ней достаточно быстро. Она обхватила сверток двумя руками и зло прошептала:
- Не отдам, права не имеете.
И неуверенно добавила:
- Менты!
Офицер, напирая взялся крепкой рукой за сверток, бумага порвалась.
- Товарищи понятые, прошу засвидетельствовать факт.
Оба споткнулись об порог и борясь за сверток с сапогами ввалились в тесный коридор подсобки универмага.
Через час, Ольга, с причитаниями всхлипывая и размазывая тушь по щекам, рассказывала, как через знакомого за дикие деньги купила эти сапоги.
Иван со свежей царапиной на щеке вносил её показания в протокол. Сегодня он старший инспектор ОБХСС взял ещё одного спекулянта. Какое это по счету дело, пятнадцатое или двадцатое он уже не помнил. Работать он научился ещё в деревне. Всё что у него было форма, паек, зарплата все дала ему милиция. Всё достойно, красиво, хорошо. Пусть коллеги и глядят со злостью, мол что за мужик не выпить не закусить, только работать. Из-за него и нагоняй от начальства всем кто хуже, а зачем жилы рвать ведь зарплата у всех одинаковая.
Да, не пьет он потому, что работать надо матери помогать и будущую семью обеспечивать, ему надеяться не на кого.
- Все гражданка распишитесь здесь и здесь позже вас по повестке вызовут.
Дверь захлопнулась. Иван достал ключи от сейфа поставил внутрь сапоги, закрыл, опечатал. Никому доверять нельзя, народ в милиции вороватый. Он потрогал царапину на щеке, поморщился, взглянул на часы. Домой пора половина девятого, ну и денек сегодня.