В наши дни быть неверующим неприлично, а то и опасно. «Хранимая Богом родная земля» наводнена проповедниками всех мастей, при этом искусство гомилетики упало низко как никогда.
Ниже я предлагаю два замечательных образца пастырского слова, одно из которых принадлежит протестанту, другое католику.
1. ПРОТЕСТАНТ
«В Бостоне я слушал только одного проповедника — мистера Тейлора, который выступает специально перед моряками, ибо сам в свое время был моряком. Его молитвенный дом с голубым флагом, весело и привольно развевающимся на крыше, я обнаружил чуть ли не в порту, на одной из узеньких старых улочек у самой воды. <…>
Служба началась с гимна, за которым последовала импровизированная молитва. <…> Когда с молитвой было покончено, священник приступил к проповеди, взяв за основу стих из Песни Песней Соломона, которую положил перед ним на кафедру еще до начала службы кто-то из прихожан: «Кто это восходит от пустыни, опираясь на руку своего возлюбленного?» <…>
«Кто это — кто они — кто эти люди? Откуда они явились? И куда идут? Откуда они? Что мы на это ответим? — Он перегнулся через перила кафедры и правой рукой указал вниз. — С самого дна! — Потом выпрямился и посмотрел на стоявших перед ним моряков. — С самого дна, братья мои. Из-под заслонов порока, которыми накрыл вас нечистый. Вот вы откуда явились! — Прошелся по кафедре.— А куда вы идете?..— Вдруг остановился. — Куда вы идете? Ввысь! — Очень тихо, указывая наверх. Ввысь! — Громче. — Ввысь! — Еще громче. — Вот куда вы идете, с попутным ветром, хорошо снаряженные и оснащенные, вы устремляетесь прямо в сияющее небо, где дет ни бурь, ни непогод, где грешники оставляют тревоги, где усталые обретают покой, — Снова прошелся по кафедре. -— Вот куда вы направляетесь, друзья мои! Вот! Вот то место. Вот тот порт. Вот та гавань. Благословенная гавань, — воды там всегда спокойны, как бы ни менялся ветер, в прилив и в отлив; там уж ваше судно не разобьется о прибрежные скалы, не сорвется с якоря и не умчится в открытое море; там — покой, покой, покой, во всем покой! — Еще раз прошелся; похлопал по библии, засунутой под левую руку. — Что? Эти люди восходят от пустыни? Да. Они восходят от мрачной смрадной пустыни Порока, где урожай снимает лишь Смерть. Но на что же они опираются? Или они ни на что не опираются, эти бедные моряки? — Трижды ударил по библии. — Нет, конечно нет: они опираются на руку своей Возлюбленной... — Еще три удара. — На руку своей Возлюбленной... — Снова трижды ударил по библии и прошелся по кафедре. — Которая для всех них и лоцман, и компас, и путеводная звезда — вот что такое их Возлюбленная. — Еще три удара по библии. — Вот что она такое. С ней они смело могут выполнять свой долг моряка и сохранять душевное спокойствие в минуты величайших опасностей и бедствий. — Еще два удара по библии. — И они могут выйти, да, даже эти несчастные могут выбраться из пустыни, опираясь на руку своей Возлюбленной, и прямым путем пойти туда, туда — ввысь». Повторяя это слово, он с каждым разом все выше и выше поднимал руку и, наконец, вытянул ее над головой, — так он стоял и смотрел на своих слушателей странным, проникновенным взором, победоносно прижимая к груди библию; потом постепенно перешел к следующей части проповеди».
(Ч.Диккенс, «Американские заметки».)
2. КАТОЛИК
«Два монаха прибыли в это время в Дамме продавать индульгенции. Поверх монашеских одеяний на них были надеты кружевные рубахи. В хорошую погоду они торговали на паперти, в дождь — в притворе. Здесь была прибита их такса. Они продавали отпущение грехов за шесть лиаров, за патар, за пол-ливра парижского, за семь и за двенадцать флоринов, за дукат — на сто, двести, триста, четыреста лет, а также, смотря по цене, полное загробное блаженство или половину его и отпущение самых страшных грехов. Но это стоило целых семнадцать флоринов.
Уплатившим сполна покупателям они вручали кусочки пергамента, на которых указано было число оплаченных лет. Под числом значилось изречение:
Коль хочешь избежать страдания
В чистилище на сотни лет,
Помысли о беде заранее,
Исполни наш благой совет:
Купи скорей грехам прощение,
Посильно лепту принеси...
За дар твой малый, тем не менее,
Господь воздаст на небеси.
И покупатели стекались за десять миль отовсюду.
Один из монахов часто читал народу проповеди. У него была цветущая рожа, тройной подбородок и порядочное брюшко, нимало его не смущавшее.
— Несчастный! — говорил он, вперяя взор в кого-либо из своих слушателей. — Несчастный! Взгляни — вот ты в адском огне! Жестоко жжет тебя пламя. Тебя варят в котле кипящего масла. Вот где льются неподдельные слезы, вот где подлинно скрежещут зубы! Господи, помилуй, господи, помилуй! Да, вижу, вижу тебя в аду, бедный грешник, вижу твои мучения! Один лишь грош, уплаченный за тебя, — и уже легче твоей правой руке; еще один — обе твои руки вышли из пламени. А остальное тело? Флорин всего — и низверглось на тебя благостной росою отпущение грехов. О, сладостная прохлада! И так — десять дней, сто дней, тысяча лет, смотря по взносу: ты уже не жаркое, не оладья, кипящая в масле. И если не для тебя это, грешник, то разве мало в сокровенных глубинах этого пламени других страждущих душ: твоих родных, твоей любимой жены?
При этих словах другой монах благоговейно потряс серебряным блюдом, призывая к жертвованиям.
— И разве, — продолжал монах, — разве в этом страшном пламени нет у тебя любимого сына, дочери? Они кричат, плачут, они взывают к тебе! Неужто ты глух к этим жалостным стенаниям? Нет, невозможно. Твое ледяное сердце тает — и это стоит тебе грош. И посмотри же: при звуке этого гроша, падающего на эту жалкую медь (здесь другой монах вновь потряс своим блюдом), ты видишь вдруг просвет в пламени: одна бедная душа поднялась из жерла вулкана. И вот она на свободе, она на чистом воздухе! Где ее муки? Холодное море перед нею, она бросилась в него, она барахтается в нем, плавает на спине, переворачивается на волнах, ныряет. Слышишь, она издает радостные крики! Видишь, она кувыркается в воде! Ангелы глядят на нее и ликуют. Они ждут ее, но она не может оторваться от наслаждения. Ей хотелось бы стать рыбой! Она не знает, что там, наверху, ее ждут прохладительные водоемы, полные душистой, сладостной, нежной влаги, в которой, точно холодные льдины, плавают громадные горы из белого леденца. Вот подплыла акула, но душа не боится ее; она садится чудовищу на спину, но оно не чувствует этого. Она ныряет с ним в глубь морскую, она приветствует морских ангелов, которые едят рыбные яства из коралловых чаш и свежие устрицы на перламутровых тарелках. И как встречают ее здесь, каким уходом, приветом и вниманием она окружена! Ангелы в вышине призывают ее к себе. И вот наконец, возрожденная, блаженная, она возносится на небеса, звеня жаворонком; взлетает туда, ввысь, где во всем великолепии парит на престоле господь бог. Там находит она всех своих земных родных и друзей, кроме тех, которые не купили своевременно индульгенции, презрели отпущение грехов, даруемое святой нашей матерью — католической церковью, и жарятся в недрах адовых. И так вечно, вечно, вечно, впредь, во веки веков в огне непреходящих страданий! А прощенная душа — та в чертогах господних наслаждается благоуханной влагой и сладостью леденца... Покупайте индульгенции, братья! Есть на всякие цены: за крузат, за червонец, за английский соверен. Принимаем и мелкие деньги. Покупайте! Покупайте! Здесь священная торговля: здесь есть товары для всякого — для бедного и богатого! Но в долг, братья, к великому горю, мы давать не можем, ибо покупать прощение и не платить за него наличными — преступление в глазах создателя.
Монах, собиравший деньги, молча потряс блюдом. Флорины, крузаты, патары, дукатоны, денье и су сыпались градом».
(Шарль де Костер. Легенда об Уленшпигеле.)