Париж! Всего три года как кончилась война, и французская столица возвращалась к себе предвоенной и веселой. Я же прибыл туда не для развлечений. Я встретился с представителями Хаганы для обсуждения перевозки и размещения волонтеров, которые должны были следовать за мной по созданному нами секретному каналу. Мы также разботали программу обучения в транзитных лагерях, пока солдаты не отправятся по завершающей части маршрута в Палестину.
Солдаты Хаганы во Франции производили хорошее впечатление, организация оказалась первоклассной. По всей стране были организованы центры приема добровольцев, где они могли остановиться, следуя в Палестину. Все выглядело так, как будто Сопротивление снова действукт повсюду. Но меня беспокоила позиция французского правительства, которое, по моим сведениям, держало нас под колпаком. В то время главным врагом Хаганы была Британия. Французы же, имея свои счеты с англичанами, вытеснившими их из Сирии и Ливана, не питали вражды к любым сообществам, накручивавшим хвост льву*. В то же время у Франции на Ближнем Востоке свои сложные и разветвленные интересы. Эта страна - главная строительная площадка Хаганы в Европе и французская разведка была полностью осведомлена о больших лагерях около Марселя и осуществлявшемся там нелегальном военном обучении. Если из соображений большой политики французские власти решат разгромить нас, то вся программа переправки добровольцев развалится. Я предпочел вести себя во Франции как можно осторожнее и сдержаннее, держал пальцы скрещенными.
В Марселе я посетил спрятанный в холмах к северу от города транзитный лагерь и проинспектировал учебное оборудование. Занятия были не очень интенсивными. Предполагалось, что все добровольцы - ветераны войны. Им требовалось лишь немного физкультуры, чтобы вернуть форму, и несколько практических занятий с оружием, которым предстояло воевать. Главное - познакомиться друг с другом и привыкнуть работать в команде.
Я в Марселе претерпел еще и личные метаморфозы, превратившись в нелегала. Ограничения иммиграции в контролируемую англичанами Палестину все еше были в силе, по крайней мере, для евреев. Чтобы въехать в страну нужно было изменить внешность в соответствии с «одолженным» паспортом.
Дело для меня необычное. Никогда не жил на нелегальном положении и вот на тебе. Нужно отказаться от собственных имени и личности, приняв образ некоего совершенно неизвестного путешественника. Из своего нового паспорта я с интересом узнал, что отныне являюсь англичанином по фамилии Фокс, родом из Твикенхама, 5 футов 8 дюймов ростом, 160 фунтов весом, с карими глазами и черными волосами. Трудновато было это понять с учетом моих, уже упоминавшихся, 6 футов 2 дюймов и почти 240 фунтов, голубых глаз и светло-коричневых волос. В остальном мы были близнецами.
Еще хуже было то, что я не мог спрятать канадский акцент и научиться произносить «Твикинем» - на английский манер. Позже, на корабле, мы с моим попутчиком Макси Брауном часами продумывали свои действия на случай, если британская иммиграционная служба подвергнет меня допросу. Выглядело смешно, но дело было несмешное. Если меня поймают, это кончится тюрьмой, а после ухода англичан мной, вероятно, займутся арабы.
Когда первая группа добровольцев под командой Лайонела Друкера прибыла в Марсель, убедившись, что они безопасно добрались до тренировочного лагеря, уехал и я.
В то время как остальные добровольцы должны были присоединиться к европейским нелегальным иммигрантам и на их древних суденышках попробовать пробиться через английскую блокаду, мое присутствие в Палестине сочли достаточно срочным, чтобы переправить туда относительно комфортабельным «ВИП способом». Вместе с Макси Брауном мы сели на обычный средиземноморский пассажирский лайнер, следующий в Хайфу. Среди пассажиров было еще несколько евреев, некоторые несомненно были тоже нелегалами. Мое настоящее имя знал только Макси Браун. Тем не менее мы оба были очень осторожны, следили за словами, чтобы не выдать себя.
Мы узнали, что евреи на предыдущем корабле были атакованы арабами в Александрии и потом высажены в Хайфе. На случай повторения такого инцидента мы были очень сдержаны в общении с другими еврейскими пассажирами. Я особенно сблизился с двумя еврейскими детьми, осиротевшими в войну, которые ехали в сопровождении пожилой украинской деревенской женщины, боготворившей и баловавшей их. От нее я узнал их историю, быль, буквально более удивительную, чем вымысел.
Отец этих детей был известным врачом на Украине. Когда пришли немцы, родителей убили, детей же спасла эта пожилая женщина, пряча их все долгие суровые годы немецкой оккупации. После освобождения она решила, что сиротам следует вернуться к своему народу, сделав целью своей жизни их переезд в Палестину. Простая женщина, бедная, необразованная, недалекая. Каким-то образом с двумя маленькими детьми на буксире ей удалось преодолеть все, кажущиеся неприступными, преграды на пути из Украины в Марсель через дюжину стран разрушенной войной Европы. И вот на корабле, следующем в Хайфу, она была близка к завершению задуманного плана.
Я проникся нежными чувствами к ней и ее делу. Короткая и трагическая история двух маленьких детей отразила для меня страдания всех еврейских детей Европы во время нацистского кошмара. Когда мы сходили по трапу в Хайфе, я взял их маленькие ладошки в свои, чтобы подбодрить насколько это возможно.
Мы прибыли в Хайфу без больших проблем. Я прошел через арабский иммиграционный контроль, помахав в воздухе паспортом мистера Фокса из Твикенхама. Чиновник бросил на меня понимающий взгляд, и я ни минуты не думаю, что обдурил его. Полагаю, он получил соответствующую сумму. Если даже он увидел бы несоответствие между этим «мистером Фоксом» и описанным в паспорте, то оставил бы свое наблюдение при себе. После такого «паспортного контроля» нас подвергли тщательному обыску на предмет оружия и боеприпасов. Вероятно, недостаточному, потому что нас еще раз обыскали британские солдаты, грубо вытолкав из автобуса на выезде из аэропорта.
Вернувшись в автобус, мы увидели, что водитель очень расстроен из-за задержки. Порт находился в арабском районе, и он боялся попасть под пули снайперов, проезжая через него. Все, что мы могли сделать в данном случае - поместить женщин и детей в середину автобуса, где благодаря мужчинам, сидящим у окон, они имели хоть какую-то защиту. К счастью, предосторожности оказались лишними. Короткая поездка была напряженной, но прошла без происшествий, и вскоре мы добрались до Хадар Хакармель, который тогда был главным еврейским кварталом Хайфы. Мы с Макси отправились в небольшой отель, где нас должны были встретить. Макси был военным техником, хорошим специалистом по стрелковому оружию, его опыт несомненно высоко ценился. Не успели мы прибыть, как его уже куда-то определили. Для меня все пошло не столь гладко.
Я оказался самым первым зарубежным добровольцем («Махал»), приехавшим в Палестину не иммигрантом, чтобы поселиться, а солдатом, чтобы воевать. Это вызвало некоторые проблемы. В течение многих лет иммиграции еврейская община создала систему приема иммигрантов, работающую как хорошо смазанная машина. Будь я иммигрантом, обо мне бы позаботились. Но я не иммигрировал, я записался в солдаты. Вернее, хотел записаться, но Хагана еще не выработала систему приема зарубежных добровольцев.
После того, как Макси Брауна увели, я остался в отеле в нетерпеливом ожидании. Единственным утешением была великолепная панорама Хайфы и окрестностей. Я не нашел бы лучшего места, чтобы убить время. Из отеля, на половине высоты горы Кармель, открывался замечательный вид с глубокой голубизной Средиземного моря внизу и снежной шапкой горы Хермон, сияющей вдалеке за сирийской границей. Но пока я любовался живописной панорамой, мои глаза наткнулись на грустную палестинскую реальность. Внизу, в гавани, я мог разглядеть ряд ветхих маленьких корабликов. Это были захваченные иммигрантские суда, трофеи одной из бесславных побед Королевского военного флота над беспомощными беженцами. Меня переполняло возмущение бессердечием британских властей, сочетающих этот грех с действенной помощью арабам в борьбе с еврейской общиной Палестины. Если я должен вступить в эту борьбу, я должен враждовать с англичанами, моими старыми товарищами по оружию во многих боях в Европе. Моя злость при виде того, что они сделали с этими жалкими маленькими иммигрантскими суденышками была хорошей моральной подготовкой к такому столкновению.
Но пока что я находился в отеле, думая, не забыли ли обо мне. Складывалось впечатление, что я просижу в этой гостиной всю войну. После целого дня, проведенного здесь, когда я был на грани отчаяния, ко мне подошел курьер Пальмаха. Представившись, он сказал, что имеет указание сопроводить меня в Тель-Авив, в штаб-квартиру Пальмаха. Это один маленький пример работы Пальмаха, который, всегда готов взяться за любую задачу. Поскольку не нашлось никого, кто принял бы зарубежных добровольцев, Пальмах – элита Хаганы – сделал шаг вперед. Я взял свои вещи, и мы двинулись в Тель-Авив.
Добраться из Хайфы до Тель-Авива было серьезной задачей. Главная дорога между этими городами была перерезана, мы поехали в объезд через Долину Эзры, что тоже небезопасно, поскольку некоторые участки контролировал Арабский Легион. Командирами там были английские офицеры и официально он был частью Британского гарнизона Палестины, охраняющего закон и порядок. Но солдатами были арабы из Трансиордании и его подразделения занимали враждебную позицию по отношению к евреям. Они обстреливали еврейские машины на скоростных дорогах. Пока мы мчались, мой проводник сжимал спрятанный пистолет, который носил с собой. Без пистолета он был беззащитен перед легионерами, возглавляемыми англичанами, с пистолетом он рисковал попасть под арест за нелегальное оружие к этим же самым легионерам. Тяжелый выбор.
Мы оказались достаточно везучими и добрались до Тель-Авива без происшествий. Там пошли прямо в штаб-квартиру Пальмаха. Пальмах был штурмовым отрядом Хаганы, состоящим из молодых мужчин и женщин, мобилизованных в боевые формирования на постоянной основе, в отличие от основного состава Хаганы, который являлся милицией и служил на общественных началах. Пальмахники были молодыми, рожденными в Палестине («сабрами») и принадлежали к интересному типу евреев: пропорционально сложенные, ясноглазые, сильные, гордые, смелые и практичные. При всем различии между нами я постоянно чувствовал большую близость к ним. Я провел с отрядами много времени в последующие месяцы и всегда мне было с ними легко. Даже когда возникали проблемы с языком, мы могли общаться без особых трудностей.
По прибытии я был представлен командиру Пальмаха Игалю Алону. Игаль – симпатичный молодой человек, около тридцати лет, который носился по окрестностям в открытом автомобиле с развевающимися на ветру волосами и, поразив воображение Ишува, стал весьма популярен. Он и другие офицеры Пальмаха встретили меня очень сердечно, мы поладили. Однако довольно скоро начали серьезно конфликтовать.
Я полагал, что канадские добровольцы образуют отдельную войсковую часть под моей командой. Так мне дали понять, когда я набирал добровольцев в Канаде и так я говорил людям, которых записывал. Находясь вместе мы избежали бы проблем общения, возникающих у англоязычных солдат в ивритоязычной армии. Я был уверен, что мы были бы на хорошем счету и внесли бы наибольший вклад в еврейскую армию будучи отдельной единицей.
Командиры Пальмаха придерживались противоположного мнения. В то время Пальмах безуспешно пытался увеличить свои ряды. В конце 1947 года, когда конфликт начал набирать силу, он насчитывал не более 2100 мужчин и женщин в строю и не более тысячи в активном резерве. Соответственно Пальмах проявлял активный интерес ко всем вновь прибывшим, прилагая большие усилия, чтобы привлечь их в свои ряды. Имевшие боевой опыт канадские добровольцы особенно для этого подходили. Офицеры Пальмаха искали закаленных бойцов для укрепления массы неопытных новобранцев и надеялись, что я, как и другие добровольцы, применю для этого свой опыт. Они ясно дали понять, что возражают против идеи отдельной канадской части.
Я не собирался сдаваться без боя и в следующие несколько дней стучался во все двери, пытаясь организовать канадскую боевую единицу. Я понял, что в сложившихся обстоятельствах это почти невозможно – все были против. Я мог бы смириться с этим, но сделал намного более печальное для меня открытие: вся организация была беспорядочной. Не было реального армейского командования. Разные военные структуры действовали отдельно, часто конкурируя друг с другом как спортивные команды звездных игроков. Даже в лучшие времена координация была организована небрежно.
Еще хуже обстояло дело с гражданскими властями. При всем своем значительном престиже, агенству Сохнут было пока еще очень далеко до эффективного правительства. В то же время в стране царил хаос. Англичане уходили из Палестины удрученными, казалось, они пытались оставить после себя максимальный беспорядок. Эскалация конфликта с арабами уже привела к частичному разрушению коммуникаций и еврейские поселения во многих частях страны были отрезаны от систем жизнеобеспечения. Не хватало денег на самые элементарные нужды. Неудивительно, что при таких серьезных проблемах вопрос условий приема в армию канадских добровольцев не был самым приоритетным.
Я решил сделать последнюю попытку организации канадского подразделения и вынес свой вопрос прямо наверх. В то время Давид Бен-Гурион, официально занимал должность председателя Сохнута и вскоре должен был возглавить первый израильский кабинет министров. Но в основном его внимание было направлено на военные дела. Он взял под свой контроль все вопросы обороны, направив всю свою энергию на превращение Хаганы в армию, способную противостоять и побеждать регулярные арабские формирования. Понятно, что это тот человек, с которым надо поговорить. Я попросил встречи с ним.
Когда я приехал, его офис бурлил, курьеры сновали во всех направлениях. В кабинете меня тепло принял коренастый человек с белыми волосами. Он выразил острый личный интерес ко мне, забрасывая вопросами, не спуская с меня проницательных глаз. На прощание пообещал всячески помогать мне и другим канадским добровольцам освоиться в стране, а также изыскать возможность создания канадской части.
С первой встречи Бен-Гурион мне очень понравился и, кажется, то же отношение появилось у него ко мне. Мы близко познакомились и, благодаря ему, я чувствовал себя почти членом его семьи. Его смерть в 1973 году была для меня личным горем.
На той встрече Бен-Гурион обратил на меня внимание, а позже оказал доверие, поручая серьезные задачи. В дальнейшем его дверь всегда была открыта для меня. Чтобы успешно справиться с любым делом достаточно было заручиться его поддержкой, поскольку он всегда был готов перерезать красную ленту** и ускорить любой процесс в пределах своей компетенции.
К тому времени я почувствовал, что провел достаточно времени в кабинетах и на совещаниях. Я хотел разузнать, что происходит на полях сражений и предложить посильную помощь. По совету Бен-Гуриона я обратился к Игалу Ядину, исполняющему обязанности руководителя, за общим описанием ситуации.
Ядин подробно описал военное положение. Нарисованная картина была страшной. Пути сообщения по стране разорваны. Арабы контролируют важные участки всех главных скоростных дорог. Многие еврейские поселения блокированы неделями, сто тысяч евреев Иерусалима в трудном положении так как отрезаны от коммуникаций, поскольку арабы заблокировали дороги до самого берега. Он сказал, что вражеские силы уже мобилизованы и вероятно вступят в бой в ближайшие недели, оказывая давление на хорошо вооруженные регулярные войска соседних арабских государств. По сравнению с ними еврейские формирования малочисленны, им не хватает оружия, боеприпасов, тяжелого вооружения. Даже легкого оружия не хватает, многие солдаты не имеют никакого. Неравенство кажется непреодолимым.
Ключевой точкой является Иерусалим. Если арабская блокада не будет прорвана и снабжение жителей не возобновится, город будет взят измором. Пальмах только что начал операцию «Нахшон», цель которой открыть дорогу для конвоев с продовольствием. Мне хотелось как можно скорее начать действовать, познакомиться с местными условиями, я рвался в войска, которые там сражались. По моей просьбе Бен-Гурион направил меня в бригаду Пальмаха «Харель», вступающую в завершающую фазу операции «Нахшон».
Я снова отправился воевать.
* Лев - символ Англии. Прим. Перев.
**Красная лента - английская идиома, означающая бюрократию.Прим. Перев.
Глава 18. Сквозь строй http://www.proza.ru/2010/01/31/277