из забытого прошлого
…В пространстве огромной, как тогда казалось, комнаты главенствовал круглый стол, накрываемый в обычные дни клетчатой клеенкой, а по праздникам – накрахмаленной льняной скатертью, плывущий в мягком сиянии оранжевого шелкового абажура. Стол был воистину волшебен! С наступлением вечера Агнешка с нетерпением ждала, когда же, наконец, вся их семья соберется к ужину. Это бывало не часто,- чтоб все разом, но случалось, и тогда наступало невероятное, теплое и ласковое спокойствие. О своих дневных пробежках что-то с жаром рассказывала бабушка, дед шуршал неизменной газетой, громко хохотал отец.. Маму она побаивалась,- нрав та имела властный и вспыльчивый, и вечерами, как – будто стараясь наверстать упущенное за день, Агнешку воспитывала. Иногда обходилось без воспитания, но чаще всего можно было ждать какой-нибудь неожиданной выволочки. Мать вообще любила ее
какой-то гремучей смесью чувств, если так можно сказать о любви. Потом, уже взрослой, Агнешка пыталась разложить эту любовь на составляющие, и так и не смогла до конца все определить.. К собственно материнской любви примешивалась тревога ожидания будущего взросления дочери, пытливое изучение ее характера, узнавание в нем себя и остальной многочисленной родни, многих из которой она, мягко говоря, не долюбливала.. Потом еще ревность,- ревность к Агнешкиной привязанности к отцу, деду и бабке, ревность к их привязанности к Агнешке, сознание собственной вины от того, что не может много времени проводить с дочерью, и что-то еще, что-то еще..Она первая обнаружила ослиную Агнешкину непокорность и необъяснимую в этом возрасте гордость, и качества эти ее страшили..
А иногда, проснувшись утром, Агнешка обнаруживала, что под столом кто-то спит. Обычно там стелили постель для родственников деда, проездом оказывавшихся в Москве. Это было единственно свободное место в ночной комнате, где у одной стены стоял диван родителей, у другой – кровать Агнии, оставшаяся стена приютила кровать деда..Бабушка ставила себе раскладушку. Родственников она знала мало, всякий раз заново вспоминая их, но одни визиты всегда ждала с нетерпением,- приезды Бабушки Варварушки. Собственно, бабушкой ей она не доводилась,- это была дедова тетка, жившая в далекой вологодской деревне.
Была Варварушка маленькой, хрупкой старушкой, неожиданно для всех родившая на свет божий двенадцать человек на протяжении своей длинной, достаточно однообразной жизни. Все было бы вполне заурядно, если бы не вспыхнувшая в старости страсть к перемещениям в пространстве..Уже став бабушкой для своих внуков, а для некоторых - и прабабушкой, Варвара однажды, по весне, отложила в сторону ветхий свой фартучек, и объявила опешившим сыновьям и невесткам, что думает сходить на богомолье в Троицко-Сергиевскую лавру. И под причитания родни быстро и деловито собравшись отъехала сначала на телеге, а потом – на поезде в Москву..Это было в первый раз, когда Агнешка ее увидела,- маленькая, даже в сравнении с ее детским ростом, морщинистая старушка, в черном плюшевом жакете , поверх которого висела ожерельем связка баранок, без которых она не мыслила себе чаепития. А уж чай Варвара любила до смерти! Именно с баранками, и очень сладкий, желательно, чашек семь-восемь за присест. Утром, напившись чаю, бабушка отправилась пешком в Загорск, откуда через несколько дней возвратилась благостная и притихшая, села в поезд, и вернулась в лоно бурно радующейся семьи. Радовалась семья ровно год, так как следующей весной Варвара звонко заявила чадам и домочадцам, что не умрет спокойно, не поглядев на обезьянок в Сухумском заповеднике. Тут уж невестки завыли в голос, но не были услышаны.. На телеге, потом на поезде, потом - еще на одном поезде, переночевав под гостеприимном столом, бабка отвалила в Сухуми. Так она и жила,- притихнув к осени, покорно воспитывая детей длинными зимами,- взлетала весной, постукивая своими баранками, и летела в какие-то дальние теплые, вымечтанные на протяжении бесцветной жизни края.
Кажется , никто в доме не знал толком до конца весь перечень имен Варвариных детей. Но одного Агнешка запомнила сразу, и навсегда,- непутевый младший сын Гелька. Собственно Гелькой он был потому, что имечко ему досталось Энгельс. А досталось так..
Когда бабушка разродилась в десятый раз, из района в деревню нагрянуло партийное начальство, привезшее ей Орден Матери-Героини. Томную после родов бабушку поздравляли всей деревней, кажется даже прямо в роддомовской палате. Но ничего не достается так просто, и районные вельможи потребовали, чтобы это памятное событие было как-то достойно отмечено семьею. Например,- каким-нибудь звонким, гордым именем. Уставшая бабушка, всю жизнь проведшая в деревне со старообрядческими канонами, сказала, что имя уже придумала, и ребенок станет зваться Кенсарином..Это повергло начальство в ужас, и волевым усилием Гелька стал Энгельсом.
Раздумывая над перепетиями Варвариной жизни, Агнешка пришла к выводу, что виной всему была старая-древняя, забытая всеми в семье цыганская кровь, смешавшаяся когда-то с кровью добропорядочных вологодских родственников, и причудливо окрасившая, в том числе, и ее собственную судьбу. Дело в том, что существовала легенда, нелюбимая матерью Агнешки, о том, что когда-то давно, влюбившись до умопотери один из ее пра-прадедов женился на цыганке, оставшейся с ним до конца жизни.
Цыганка была счастлива в замужестве, и никогда не вспоминала о прошлой жизни, во всяком случае, так все думали. Но эти воспоминании жили в крови ее потомков, омывали вены густой и темной волною,пульсировали в висках странными грезами.
Это было и ее, Агнешкино, наследство,- так же как сумеречный темный огонь в глазах и легкая смуглость лица, так же как имя. Цыганку звали Агния..