IX
– Опадающий лист,
острой лодочкой
кружит рассеянно,
И упасть не спешит,
и плывёт над высокой травой.
Среди летнего дня
вдруг листва проглянула осенняя,
Как тем летом, ты помнишь,
в котором мы были с тобой.
Твои волосы тёплые
солнца перстами взлелеяны,
и опять мы с тобою
идём
через лес напрямик,
И смеёмся мы снова,
и снова от счастья шалеем мы,
И опять переходим
на нам лишь понятный язык…
– Постой…
А на Огоньки мы с собой гитары не брали.
Так почему же всё звучит в твоей памяти эта песня?
Должна ли она слиться на бумаге с изображением самой певуньи? Неужели ты чего-то так и не понял? Не сумел понять?
Под каблуками сапог скрипнула мутная белёсая галька, когда он, раздвигая кусты, шагнул к костру. Взлетевшая ему навстречу Рада взорвалась оглушительным лаем.
Громкий разговор, или скорее даже спор, отголоски которого Казбек услыхал ещё издалека, странно смолк, едва он появился перед товарищами. Сейчас они молчали, забыв произнести обычное «привет рыбаку». Больше всего они были в эту минуту похожи на застигнутых за куревом восьмиклассников. Казбеку даже показалось, что они вот-вот скажут, растягивая гласные: «– здра-астуйте, Ка-азбек Магомедович!»
– Ну, привет рыбакам, что ли! – гаркнул он, потрепав по загривку танцевавшую на задних лапах собаку. – А я думал, вы меня уже ищите.
– Задержался – значит, нашёл хорошее место, – ответил Сергей и воткнул в бревно охотничий нож, которым чистил рыбу. – Много наловил, ага?
– Да так, мелкота одна.
– Ну-ка. Ври, да не завирайся. Вот эти, скажем, ничего, средненькие. Мамка таких тоже штучек шесть из ямы надЫбала. А он, хариус, в этих местах крупнее и не бывает. Вот, помню, на Ангаре…
Казбек достал нож и подсел рядом.
– Надо, наверное, ещё веток нарезать, – вспомнил Сергей. – Ты тогда всё это дочисть, а я, покамест совсем не стемнело, нарежу веток… спать не на голых камнях будем. Мамк!
Кира, прихлёбывая солоноватый чаёк, насупившись поглядела на него и отвернулась к костру. Было теперь в ней что-то от подступавшей к огню темноты, что-то диковатое, лесное, матёрое…
– Ты чего, мамка?
– Да так. Устала очень, Серёжа.
С темнотой Кира с Сергеем улеглись на подстилке из нарубленных ивовых веток с одной стороны от костра; Казбек на куче сушняка пристроился с другой.
- Только бы дождя не случилось, - говорил Сергей.
Но ночное небо было необыкновенно ясным. Казбек, прикорнув на сучковатом ложе, с каким-то первобытным трепетом наблюдал, как постепенно с холодным ветерком на небе появлялись знакомые и незнакомые созвездия, как Млечный Путь, к которому поднимались искры, возник и начал приближаться, захватывая пространство неба, откуда время от времени осыпались, вспыхивая, крошечные огоньки метеоров.
Стало еще прохладнее. Казбек приподнялся, забросил в костер пару толстых сучьев. Этак к утру придется спать на щебенке, подумал он и пожалел, что не улегся на подстилке вместе с друзьями.
Огонь осветил ночевавших с той стороны. Кира, лежавшая ближе к костру, сквозь сон почувствовала усилившийся жар и отодвинулась к Сергею.
Река прохладно дышала рядом. Невидимая, бессонная, стеклянно отражающая звезды на плесах, эхом клокочущая на перекатах.
Ровно гудевшее пламя по временам то поднималось, озаряя спящих людей, бросая беглые отсветы в чащу леса, то снова угасало, отразившись в последний раз в вороненом стволе дробовика, что лежал под рукой спокойно дышавшего во сне Сергея.
... Я – волк-одиночка, сказал себе Казбек. Я тот самый кот, что гулял сам по себе. Кому ты нужен, кроме себя, одиночка? Родителям, которые далеко? Приятелям, которые близко, но все равно, что далеко? Или ... Ей? Той, которой писал когда-то в свои армейские дни и ночи?
Что-то ты упустил в жизни. Упустил, как упустил когда-то тот трамвай, в котором, быть может, и ждала тебя какая-то другая судьба.
... И случай-то был – ерунда. Переполненный трамвай задержался на остановке. Казбек, возвращавшийся с занятий, решил переждать и сесть в следующий. А из окна на него посмотрела девушка. Такая симпатичная девушка, с большими, очень серьезными глазами девушка.
Так они стояли и смотрели друг на друга, долго, ужасно долго. А потом двери трамвая вдруг закрылись, и трамвай тронулся своей дорогой. И Казбек побежал ему вслед, показывая знаками на ладони: напиши мол, напиши адресок, телефон, что угодно!..
Но она не могла. Или не хотела. Или просто не поняла, что, быть может, тоже потеряла тот случай, который все-таки раз дается в жизни.
... Брось! Брось! Жизнь проста, как коробок спичек. И Сергею не завидуй, не надо. И вообще – «время греметь бокалами!»
А не то – стряхнешь ты с ума раньше времени, пожалуй.
Устал от самого себя. Надоел сам себе как только мог. Измучился разговорами внутри себя и попреками самому себе. Память съедает меня изнутри, как раковая опухоль...
Спать. Спать немедленно.
- А куда костер уехал? – послышалось ему сквозь сон. Головни костра откатились в сторону, пламя почти погасло. Кира, почувствовав холодок, проснулась и вопросительно смотрела на Казбека.
Раздувая огонь, он жмурил слезившиеся от дыма глаза, а когда пламя с прежней силой зашумело в сухих ветках, Кира уже спала, и в свете костра выступили из темноты смягчившиеся во сне черты ее лица, чуть подрагивавшие от дыханья волосы, маленькая, загорелая, сжатая в кулак рука...
Над гребнем сопки, среди далеких звезд, катился одинокий спутник.
X
- С добрым утром.
- С добрым, с добрым, - откликнулась она, приподнимаясь на локте. – Кто первый встал, готовит завтрак.
- Уже, - усмехнулся Казбек. – Готово.
- А сколько времени?
- Восемь скоро.
- У-у-ды-ды-ды, как холодно. Какая-то пр-ротивная изморось ночью выпала, я вся извертелась.
- Чайку глотни, согреешься.
- Солененький, ага?
- Какой есть. Что-то небо сплошь затянуло. Может, действительно дождь будет.
- А Рада где? В тайгу умотала?
- Здесь где-то носится.
- Ты что такой горький чай заварил? Прямо, как Сережа – у самого во рту язык сплело, а туда же: у меня капитанский, у меня капитанский...
- А чай и должен быть крепким. А еще лучше, когда с травами, с чебрецом, например.
- Я с чебрецом не люблю. Вкус, как у лекарства.
- Да ты, наверное, и не пробовала пить с настоящим чебрецом. Вот достать бы наш, дагестанский. Аромат у него... Вдохнешь – и сразу все вспомнишь. Даже самое далекое. Я однажды, как собирал, разжадничался, а потом чуть в пропасть не сорвался. Вишу, знаешь, на вытянутых руках, а внизу стадо идет, и коровки – маленькие-маленькие...
Он заметил, как чуть прищурились ее глаза. «Вот тогда, зимой, год назад, - вспомнил он ее вчерашнее, - медведь на меня вылез...»
Нашел перед кем хвастаться.
- А там, где ты жил, горы высокие?
- Ты хочешь спросить там, где я бываю летом? У моря? Там у нас песок, дюны; «каменные розы» - это цветы такие, с серыми пушистыми листочками. В горах... бывал, конечно. Речки горные, вода ха-алодная! А в дождь вспухают, могут целое стадо с чабаном унести. Скалы там... Красиво. Как здесь.
- А здесь ведь тоже горы, предгорья Саян. У нас по речкам раньше золото мыли, а тут, на Огоньках даже находили самородки. А у тебя в Дагестане родственники?
- Родители туда переселились, как я в институт поступил.
- Так зачем же ты в Москве живешь?
В это время давно уже поднявшийся Сергей подбросил в огонь охапку ивовых веток. Белый дым повалил в глаза. Кира, заойкав, отвернулась: - Ну, Сережа! Будет тебе комаров травить!
- Ничего, ничего, - ухмыльнулся Сергей. – У нас в армии еще не так бывало.
- Во-во, поехал. Представляешь, Казбек, кто про что, а он все про армию, как там было хорошо и как ему со мной плохо.
- А в мою сторону дым не идет, - заметил Казбек. – Я заклинание знаю. Надо повторять: дым, масло ем, дым, масло ем.
- Ну и что? – сердито произнесла Кира, по-прежнему сидя вполоборота к костру. Струйки дыми завивались вокруг нее. – Если ты ешь масло, то тебе глаза щипать будет?
- Попробуй...
- Дым, масло ем, дым, масло ем...
Огонь, наконец, прорвался, и костер перестал дымить.
- А ты не похож на москвича, - сказала она.
- Ну что ты. Это здесь, может быть, кажется. А ты приезжай в гости, увидишь. Стопроцентный москвич и есть.
- Да надо бы. Как тогда сорвалась пять лет назад, с тех пор Москвы не видела. В Тушино бы заехать, навестить Василь Николаевича. Тренера нашего. Я ведь тогда чуть было планерным спортом не занялась, у меня все данные были. Знаешь, у меня одна идея есть, я вот Сергею тоже говорила. Хочу построить дельтаплан.
- А где ты здесь на нем кататься будешь? – вставил Сергей.
- Ну погоди, не перебивай. Знаешь, дельтаплан не простой, с мотором. Это получается что-то вроде летающего крыла. Я в журнал письмо отослала, пусть хоть что-нибудь посоветуют. Но опять, загвоздка – где найти материалы.
- Рожденный ползать... – начал Сергей.
- Может, в Москве посмотреть, - не обращая на него внимания продолжала Кира. – А что, зайду в аэроклуб, поговорю... А здорово было бы! – сказала она, восхищенно сверкнув глазами, и прибавила: - Ничего, я упорная. Захотела – на гитаре научилась. Захотела – мотоцикл освоила. Захочу – и дельтаплан построю.
- Пока ты этот свой дельтаплан будешь строить, - сказал Сергей, - не один год пройдет. Тебе будто бы и заняться больше нечем.
- А что? Я на своих унтах да шапках зарабатываю – в Москве дай Бог каждому. Все у меня есть. Я не надуюсь. Но хочется чего-нибудь такого...
- Жена должна в семье знать свое место, - поучительно произнес Сергей. – Чтобы в доме всегда был порядок, ребенок сыт, одет, обут, чтоб гостей не стыдно принять было.
- Ну да, ну да. А ты, значит, только знай себе завались на диванчик, воткнись головой в телевизор, гляди, как там этот пень с глазами язык переворачивает. Знаешь, чем такая жизнь, я лучше одна в доме буду жить, зато без этих мужских ваших фокусов.
- Мужик должен быть в доме хозяин, - не скрывая улыбки продолжал Сергей. – А как же. «Я» - это звучит гордо!
- Да иди ты! – отмахнулась Кира. – Знаешь, как говорят: для мужика работа – второй дом, для женщины...
- Ох и мамка у меня заводная, не язык – бритва, - Сергей, смеясь, обхватил ее за плечи; она, тоже начиная смеяться, тихонько отбивалась:
- Ладно, ладно... Как там по часам, идти не пора? Где там была моя удочка?
- Мамк, ты там по дороге в мой рюкзак загляни...
- Чего еще! Твоя бутылка, ты и доставай!
- Во! – сказал Сергей, поднимаясь. – А не говорил ведь, что беру.
- У вас, мужиков, на все случаи жизни одна программа.
- Ты не будешь?
- Травитесь, травитесь, я пошла.
Сергей сходил к лодке, достал из ведра с десяток засоленных вчера вечером хариусов.
- Ну, давай, как положено!
Чокнулись, выпили. Помолчали.
- Что-то тучки наползают, - сказал Сергей. – Дождь, однако, будет... А милое дело – водка, - прибавил он, разливая по второй. – Если по-культурному.
Казбек подумал, что сейчас наверняка начнется один из бесчисленных рассказов на тему: как, где, с кем и сколько. Поэтому он, пока не поздно, решил задать вопрос, который давно не давал ему покоя.
- Сереж, а вы с Кирой как познакомились?
- Гм. Ну, как знакомятся... Обыкновенно.
- Да нет, не совсем обыкновенно, - подумал Казбек. – Не может быть, чтоб совсем обыкновенно.
Сергей поднял кружку: - Будем!
- Ты... в клубе нашем бывал, наверное, - сказал он, немного погодя. – Помнишь, там на стене нарисован богатырь, этот, из якутских сказок?
- Нюргун-боотур?
- Да. Кирилл Лапин; друг мой; это с него рисовали. Он и был такой. Крепкий такой, коренастый. Веселый. Помнишь, к нам в гости девушка приходила, сахалярка*; они с Кирой еще на крышу лазали загорать? Так вот это его сестра. Мы с ним были знакомы до армии. Он мне еще, помню, под самый «дембель» письмо прислал: учусь, мол, на курсах в Москве, в июне приеду, дома встретимся, на Огоньки вместе поедем... Ну, меня, мы помнишь, как главного спеца продержали в полку чуть не до самого июля. Приезжаю, наконец, сюда и первым делом к ним домой, а там... Он ведь в лесоохране работал, тушил в тайге пожары. А в то самое лето в северном районе загорелись торфяники. Ты слышал, наверное, как бывает, когда начинает гореть на болотах. Много там техники в горящий торф провалилось, человеческие жертвы были... И Кирилл наш, там остался. Пропал без вести. Как их по тревоге подняли, десантировали с вертолета – так с того времени никто его больше не видел. Похоронили мы на кладбище старую его кепку, там все дело и кончилось. А Нюргуна-богатыря в «Прибрежном» сколько лет со стены не стирают... Уважали его у нас все, особенно якуты! Он сам ведь наполовину якут, и говорить мог свободно по-якутски, а это знаешь в тайге как ценится. И все обычаи местные знал, ага...
=======
*Так, напомню, в Сибири называют детей от смешанных браков – русских с якутами (от «саха» - самоназвание якутского народа).
=======
- А как же было с Кирой?
- Гм. Как, как – обыкновенно. Собрался я после того случая опять на БАМ ехать, уже и договоренность была, ага. И тут встретилась мне та самая сестра Кирилла; ( у него сестер, братьев разных – полный двор)... Да, а с сестрой этой у меня были старые еще отношения. Она и говорит мне при встрече... она тогда сама недавно замуж вышла, да... Ну и говорит: с хорошей девушкой не хочешь познакомиться? Ага. Что за девушка? Да вот, так и так, приехала из Москвы, поселилась у нас, устроилась работать в столовую. На гитаре играет, поет, на мотоцикле умеет ездить... нет, вру, на мотоцикле – это я ее потом научил... Давай-ка допьем, что зло оставлять... Ну вот.
Сергей выпил. Вытер губы.
- А я ее, Киру, несколько раз видел еще до этого. Присмотрелся внимательней – девка вроде ничего; все, как говорится, на месте. Болтали, правда, враги про нее всякое. Да про кого враги не болтают. И мать моя поначалу – ни в какую. Потому, как у нас Андрюшка нашелся, смотрю, вроде бы немного поладили. Ее родичи сюда приезжали из Москвы, на внука поглядеть, ага. Так и живем... Ладно, сейчас надо, наверное, чайку выпить, и пойти проведать, как там с зимовьем, ушли те, нет еще... А то как ливанёт дождь после обеда... Ты тогда, наверное, лови иди, а я здесь хозяйством займусь.
- Сейчас. Меня что-то тоже на чаек потянуло. Першит немного в горле.
- Ну смотри.
Казбек, чувствуя, как хмельное тепло волнами проходит по телу, пристально смотрел в почти погасший костер, где на углях китайскими иероглифами изгибались янтарные огоньки.
Странное ощущение. Ощущение, что живу вне своего времени, без сочувствия тревогам, бедам, радостям современников. Ощущение, что повис в пустоте, равнодушно наблюдая, как подо мною копошится людской муравейник.
Но вот она. И что же. Никогда тебе не увезти ее с собой туда, в далекий городок у моря, туда, где тебя так и не дождались этим летом. И не возвращаться вам с моря мимо порта, где с туманных снастей медленно падают в воду капли слепого дождя. И местные мальчишки с удочками в загорелых руках не будут снисходительно поглядывать вслед.
Да брось ты! – подумал он. – Не выдумывай себе проблем. Оставь высокие выводы. Вспомни, что им, бабам, не разговоры нужны. Подумай о ней просто как о...
- Перестань, - перебил он сам себя. – Не смей. Не смей! Ах ты, пес! А вот я сейчас по зубам.
- Попробуй, двинь, - сказал первый голос. – Попробуй, двинь. Голоса заспорили, забранились, стали хвататься за грудки. Галька затрещала под их сапогами.
Казбек засмеялся. Кружка с горячим чаем затряслась в его руках.
- Чего ты? – спросил Сергей.
- Анекдот вспомнил, - сказал Казбек. – Сейчас расскажу. Разговаривают, значит, в морге, два трупа...
Сергей послушал, пожал плечами:
- Да. Ну хорошо. Будем заниматься делом. Ты куда направишься, опять до Скалы? Понравилось по ямам крупненьких драконить? Ты там поосторожней, в таких ямах внутри течения бывают, утянет – не вылезешь.
Казбек по глотку допивал солоноватый чаек. Двое, видимые лишь ему, все еще катались, сцепившись, по хрустящей гальке.
- Хватит, - сказал Казбек, выплескивая остатки чая в костер. – Вы как хотите, а я пошел.
- Ничего, мы тебя еще догоним, - донеслось ему вслед.
XI
Она, в выгоревшей на солнце куртке, стояла там, на перекате посреди реки, вытянув вперед правую руку с длинной удочкой, левой упираясь в бок для равновесия. Река, натужно гудевшая в узком горле переката, вперевалку проносилась мимо ее расплавленных до самых бедер сапог. Все уходило вниз по реке, но Она оставалась здесь, стоять рядом с поваленной течением многолетней елью и начинающей желтеть, накренившейся к воде березкой.
Кто же сумел породить тебя, человек? – подумалось Казбеку. Этот вечный лес, где по чащам да по оврагам, в гулкой мгле провала затаилась неизвестность? Эта вечная торопливая река, вода, из которой вышли все мы, живые и живущие? Или это небо, при взгляде в которое так голубеют твои серые глаза? Кто ты, житель далеких, непохожих мест, кажущийся порождением этого, непонятного как ты сам, первобытного обиталища? Кто бы ни был, привет тебе...
- Эгей – замахал он рукой. – Привет рыбаку!
- Привет, привет, - пасмурно вздохнула она. – Поздновато ты что-то сегодня.
Казбек, переступая между камнями, подошел и встал, рядом. Ему очень хотелось о чем-нибудь поговорить с нею. В голове все еще звучал не очень понятный рассказ Сергея и продолжали переругиваться голоса.
Кира, устав держать удочку в протянутой руке, переложила удилище подмышку.
Вздохнула:
- Что-то рыбалка сегодня не идет. Должен ведь, должен он здесь стоять, на кормовом перекате. А он – попрыгал, попрыгал, да и ...
- А ты ближе к берегу попробуй, - посоветовал Казбек. – Вон у той поваленной ели.
- Можно, - согласилась она.
Но клева не было даже у поваленной ели. Сквозь воду видно было, как ходили хариусы между колыхавшимися в течении ветками. Ходили – и молчали.
Казбек нагнулся зачерпнуть воды. «Не пей, Иванушка...» - снова вспомнилось ему.
Вытер ладонь о куртку.
- Покажи-ка руку, - вдруг сказала Кира. – Нет, левую. Подхватила его ладонь в свою. В свою теплую глубокую ладонь.
- Счастливый, долго жить будешь.
- Знаю, - поперхнулся Казбек, - линия жизни длинная. Счастливый буду, женюсь. Заведу детей: мальчика, девочку, потом еще раз мальчика.
- «Заведу»... – наморщилась она, отпуская его. – Заводят обычно кошку или собаку.
- А собаки-кошки – те же дети, - уверенно произнес он.
Что не так?
И ему на миг вспомнился Птичий рынок и десятки, сотни щенячьих мордочек с детским вопросительным выражением в глазах: а ты меня купишь?
- А у меня жизнь будет коротенькая, - снова вздохнула она. – Нагадали недавно по дружбе: до тридцати не доживешь, погибнешь где-нибудь... в роковом стечении обстоятельств.
- Да-да, - сыронизировал Казбек, - это если, конечно, Сергей лестницу на чердак не починит.
Кира нахмурилась и переложила удочку в другую руку.
- Впрочем, ерунда все это, - сказал Казбек. – Мало ли какие у кого могут быть линии на ладони. Вот тот, скажем, парень, ваш знакомый, который пожары в тайге тушил...
- Ты, кажется, Кирилла имеешь в виду? – резко спросила она. Отвернулась, отошла на несколько шагов, подергивая вверх удилище. – Ой, у меня мушка зацепилась.
С силой дернула удочку. Натянутая леска хлопнула и взвилась, оборванная, в воздух.
- Вот же невезение. У тебя с собою, конечно, нет запасной мушки?
- Найдется.
- Ага... А чего ты в воде стоишь? У тебя ведь сапог пропускает? Иди, я сама прицеплю. Иди, иди.
Казбек кивнул и, выбравшись на берег, не оглядываясь, зашагал дальше, вниз по течению Огоньков.
... Странное ощущение пустоты пришло к нему. Пустота эта была сродни падению. Рука, державшая его, разжалась, и он почувствовал, как сорвавшийся с креплений мир со всех сторон обрушивается на него.
Все, все в порядке. Довольно. Все в порядке, и послезавтра ты со спокойным сердцем поедешь назад, ставить двойки своим лоботрясам.
- Да, - сказал он вслух. – Послезавтра я спокойненько поеду в Москву ставить двойки моим лоботрясам.
Издалека заметил: в широком распадке, на опрокинутом зеркале Голубой ямы прерывистыми вереницами двигались бурые черточки.
Ух ты, остановился Казбек. Надо бы вернуться и сказать Сергею. Ведь именно в расчете на уток они взяли с собой ружье.
Однако, между тем доносившиеся со стороны Лены глухие раскатистые удары, к которым он до сих пор не прислушивался, с заставившей его вздрогнуть внезапностью обнаружили себя, донесясь из-за края ближайшей сопки. Еще через секунду небо в яростной вспышке разодралось надвое, и водопадный ливень с грохотом обрушился в долину Огоньков.
Казбек, раздвинув доходившие ему до пояса стебли, бросился под защиту деревьев. Кто-то прошел здесь немногим раньше, потому что трава, начиная от реки, была примята на две стороны. Спотыкаясь о невидимые в гуще травы камни, Казбек побежал по этому следу и – остановился перед самым ельником. Нижние, сухие веточки елок обламывались от земли до высоты около метра. Тот, кто шел впереди, пролез здесь не иначе как на четвереньках. Не особо размышляя, Казбек, отбросив удочку, повернулся спиной и, с силой вломившись в увешанные блестящей паутиной елочки, ворвался под защиту дремучей ели, где было полутемно и куда почти не попадали капли бушевавшего в ущелье ливня.
Тот, кто прошел здесь до него, направился дальше в заросли. Это обнаруживалось по не успевшим еще сдвинуться раскинутым стволикам бересклета. Но неминуемо загородившая бы дорогу тонкая лианка хмеля осталась нетронутой, ее не оборвали и не отодвинули в сторону.
Казбек огляделся и увидел неподалеку, как ему вначале показалось, большую кучу слежавшихся серо-коричневых хвоинок. Край муравейника обвалился – кто-то только что отгреб от него кусочек. На растревоженных мурашей падали с веток мокрые капли.
Он только что был здесь, понял Казбек. Заметил или почуял и сейчас стоит там, в полумраке чащи. Ждет удобного случая.
Развести костер? – первое, что пришло ему в голову. Но здесь, под елками, сушняк, и он, что порох, заполыхает на весь лес. Дождь... Ну и что, что дождь? Все равно заполыхает.
Да нет, что за дурь.
Он еще раз огляделся. Присел, твердо прислонясь спиной к стволу. Нет уж, раз пришел, буду сидеть, пока не кончится ливень. Не на того напал, дядя. Раз ушел – место занято.
Охота тебе сидеть в чаще – сиди.
А я под такой дождь не полезу.
- ... Ничего ему не сделается. Сидит где-нибудь под елкой, - сказал Сергей. Он, нависнув над печуркой, терпеливо помешивал ножом в кастрюльке. Огненные пятна дрожали на потолке и бревенчатых стенах зимовья. У печной трубы, по левую сторону от двери, на деревянных скобах сушилась одежда.
Кира, закутавшись в Сергееву куртку, сидела у окна; пощелкивая орешки, смотрела как во дворе у лабаза ливень косит заросли Иван-чая.
Провела рукою вдоль шеи, высвободила из-под ворота тяжелые, пахнувшие влажной хвоей волосы.
- Смотри, как по распадку ливень кружит, - заметила она. – Только что вроде бы перестал, а сейчас опять.
- Хм, - сказал Сергей, - а ведь Казбек наверняка не догадается...
Но в это время тяжелая, утепленная ватным одеялом дверь отворилась, и в комнату, пригибаясь, пролез облепленный слипшейся паутиной и еловыми иглами Казбек.
- Ну вот, еще один промокший явился, - покосилась в его сторону Кира. – А мы про тебя только что говорили. Долго жить будешь.
- Ну, теперь ты стал, как настоящий таёжник, - улыбнулся Сергей. – Еще немного, и можешь здесь насовсем оставаться.
Казбек вытирал беретом мокрое лицо.
- Ничего не пойму. Все как будто отгремело, иду себе вдоль реки, песенки насвистываю. Над плесом – радуга-а...
И вдруг...
- А дожди, - сказала Кира, - здесь часто кругами ходят. Мы с Сережей однажды на Лене три-четыре раза под один и тот же дождь попадали.
- Да, - вспомнил Казбек, - там, на кормовом перекате, не доходя Голубой Ямы, утки, штук пятнадцать, не меньше.
- Ну и что же, - ответил ему Сергей, - сезон вчера начался. Как дождь окончится – бери ружьё, иди.
В зимовье, низеньком, бревенчатом срубе, между земляным полом и нависшим потолком тесно разместились две широких лежанки, стол у окна между ними, пара табуреток, печурка да полка с продуктами и разной хозяйственной утварью. Каждый имеет право пользоваться всем, что находится в этом доме, каждый, по возможности, оставляет что-нибудь взамен. Так повелось издавна, и так будет, пока есть на свете тайга и люди, протоптавшие в ней дороги.
Часть приготовленной каши Сергей вынес остывать за дверь – потому что разместившейся тут же на полу Радке горячего нельзя – потеряет нюх.
Сами они втроем торопливо застучали ложками по тарелкам.
- Милое дело – гречка, - приговаривал Сергей. – А я ему взамен оставил нашей картошки и хариусу баночку.
- Кому «ему»? – спросил Казбек.
- Тому, что придет вслед за нами. Хозяину. Кира, между делом, перелистывала неизвестно каким ветром занесенный в тайгу иностранный журнал, где с цветной вкладки сладостно улыбалась чему-то женщина в модной шляпке и с сигаретой в зубах.
- Улыбка, как у лошади, - хмыкнул Сергей.
- Целовать курящую женщину, - второпях сострил Казбек, сам морщась от своей банальности, - все равно, что целовать пепельницу.
Кира, захлопнув журнал, посмотрела сердито:
- Между прочим, и курящего мужчину не лучше. Опыт имеется.
- Что-то ты, мамк, сегодня развоевалась, - промолвил Сергей, отодвигая пустую тарелку. Рада, вся в ожидании, вскочила навстречу ему.
- Погода такая, - отрезала Кира.
Под ровный глухой дождь посвистывал пар в носике чайника. Слышались пощелкивания орешков и сухой шелест страниц.
Все молчали.
Казбек, запрокинув голову, прислонился к бревенчатой стене и закрыл глаза.
Ждал, когда окончится дождь.
- Послушай, - сказал он Сергею, когда Кира, собрав посуду, отправилась к реке...
- Послушай, а зачем ты меня сюда пригласил?
- Ну как это зачем, - не понял Сергей. – В гости что ли?
- Именно. Я тебе был зачем-то нужен?
- Кто его знает. Зачем всегда в гости зовут?
- Столько лет не виделись, ты и пригласил, - сказал Казбек. – Так, наверное?
Сергей усмехнулся, отпил немного своего капитанского чаю. Подумал, взглянул твердо:
- А что, тебе здесь что-нибудь не нравится?
- Понимаешь... Казбек яростно искал подходящие слова. – Может мне это кажется, что что-то должно... Да, что-то должно быть во всем, в этом. Мне кажется, что все в жизни не так просто, что есть какие-то глубинные течения, какие-то всплески...
- Фантазируешь ты что-то, наверное.
- Нет... Здесь, понимаешь... ну как тебе объяснить.
- Да понял я тебя. – Сергей поставил кружку на стол и хлопнул ладонями по коленкам. – Не дурак вроде? Техникум кончал. Людьми командовал. На работе медный провод на алюминиевый накручивать не буду, как некоторые... У меня своя теория есть. Насчет того, что ты говоришь. Течения там всякие, ага? Ну, а по-моему, все в мире стремится к стабильности. Все в конце концов должно придти к какому-то порядку. Так, наверное? Провалы, энтропия там всякая есть, конечно, но для всего рано или поздно приходит порядок. Равновесие. Тебе сейчас под тридцать, как мне. Ты... Ты мне очень помог тогда, пять лет назад. Правда, советов твоих я, скажу честно, не выполнял. Но я ждал твоих писем, и трудно без них было. Но было спокойней как-то знать, что ты не забываешь. Не то, что я. Будь ты какой другой, я бы и говорить с тобою не стал. Почему пригласил... а может, письма мне твои перестали нравиться. Тебе, ты меня извини, к земле надо ближе быть. Все у тебя образуется, и семью заведешь, и дети будут... Да что я тебе говорю, мамка у меня тоже такая. С виду она, конечно, спокойная, но на нее тоже порой находит. Ты... вот что, говори с нею поосторожнее, наверное. Не расспрашивай очень. Непростая она у меня.
- Золотая?
- Золотая. Понимаешь, мы, мужики слишком часто думаем, кого там любим, за что... А они, женщины, они над этим головы не ломают. Просто любят, и все.
- Какие-то воспоминания? Сергей, а ты не боишься, что я с нею вдруг...
- А я ничего не боюсь и тебе советую не бояться. Все будет в порядке... Потому что порядок – главный закон человеческой природы.
А вот тут ты ошибся, подумал Казбек. Главный закон человеческой природы в том, что у каждого человека свои законы, простые ли, сложные, понятные или непонятные порой самому человеку.
Но спорить он не стал, ибо, не доверяя древним грекам, считал, что в споре истина чаще гибнет, чем рождается.
Однако как-то небывало сложно заговорил с ним сейчас Сергей. Ничего, я тебя еще не так разговорю, мысленно пообещал Казбек.
А пока...
- Схожу-ка я, проведаю своих уток, однако, - сказал он, цепляя на плечо дробовик.
- Сходи. Будешь выходить, дверь приоткрой немного. Жара, как в парилке. Говорил мамке: не натапливай так сильно. Ты смотри, побыстрей возвращайся, стемнеет скоро...
- Ну что, пошел? – окликнула его Кира. Она со стопкой посуды шла навстречу по тропинке.
- Пошел.
- Тогда ни пуха тебе.
Проходя мимо, он, сам того не желая, вновь пристально посмотрел ей в лицо.
- К черту, - ответил он улыбнувшись.
Может быть, она сейчас смотрела ему вслед. Ему очень хотелось, чтобы она смотрела ему вслед.
Не просохшая как следует одежда горячо липла к телу, пар курился из нее в холодный воздух. Казбек на ходу поправил ружье и ускорил шаг.
Если там после грозы еще кто-то плавает, то близко не подойдешь. Придется ложиться в высокую мокрую траву и ползти по-пластунски.
Ладно, подумал он. По-пластунски, так по-пластунски. Правда, если этот тип мне вдруг на спину вскочит – какой прием самбо против него применять?
Хватит. Как говорит Сергей, в чехарду играть не будем.
Разберемся на месте.
(Окончание следует)