Из Записей Безумца. Музыка

Антон Мерцалов
Эх, дороги, пыль да туман… Туман стелится по дороге словно эфирный змей, обвивает ноги, ласкает тело, щекочет ноздри, словно заставляя к чему-то прислушаться. Прислушаться к далекому и близкому, громкому и тихому.

Музыка - струящийся дифференцированный парадокс Гейзенберга (когда заряженная частица движется в пространстве, но мы не можем определить ее точные координаты). А ухо - убогий спутник слухового анализирования мира нашим организмом - не позволяет ощутить малейшие колебания, дрожания, находящиеся в потоке. Человек, даже не осознавая того, говорит вот в этой музыке "душа", в этой нет. Но это все можно сказать субъективно? Да ни черта подобного. Все закономерно, просто мы привыкли усиленно занижать или завышать что-то, заведомо предполагая очевидный для себя результат. Можно с уверенностью заявить, что зависимость не располагается в плоскости музыкальности восприятия уха и не в плоскости каких-то якобы личностных предпочтений в музыке. А именно в качестве органичности пропускания через все свое тело (душа тут не при чем) определенные вибрации, которые мелькают быстрее электронов в проводе…

День был ничем непримечательный, но я точно знал, что это произойдет сегодня. Поворот ключей в замке, скрип входной двери. Я натужно дышал, словно после длинной вечерней пробежки. В квартире было темно и тихо – никто еще не успел вернуться до меня. Я медленно подошел к ней. Ее линии, изгибы будто подсвечивались в ее непринужденной дремоте. Миг и я схватил ее, яростно сжал в своих руках. Она проснулась. Я чувствовал как ее плоть задрожала, вздымая волны сопротивления, но я крепко держал. Она чувствовала, что сейчас будет, и поэтому неожиданно вся обмякла, но я то знал, что внутри она мечется, кричит, визжит на все лады. И злость, и грусть, и смирение, и любовь, и ненависть смешались в запутанный клубок, который остервенело скалился, жег и больно кусал мои руки. Я решил. Резкий удар об угол стола, тихий недоуменный всхлип и всепоглощающая звенящая тишина. Но мне все равно казалось, что ее тоненький голосок продолжал звучать в моей голове, выдавая надрывные, душераздирающие линии эквалайзера, фиксирующего каждое изменение тона. Во мне проснулась животная непостижимая ненависть, копимая днями, неделями, месяцами. Удар, удар, за ним еще один… И когда-то ощутимая гармония ее тела, изысканность, изящность превратилась в отвратительную чернеющую маску разломов и хаос зигзагов. Меня морозило и знобило, со лба на глаза стекала струйка пота, которая кисло била в нос. Я отнес ее в ванную, включил кипяток… Не знаю сколько времени я провел сидя, опершись об кафельную плитку стены, может даже я спал. Когда я вынул ее из уже остывшей воды, на момент меня охватила ужасная ноющая жалость, но я быстро подавил это в себе. Слишком все было долго. Вся ее кожа покрылась волдырями, местами повздувалась, а в некоторых даже и полопалась. Мне стало плохо…
Крик, слезы, истерика, но после ожидаемое прощение… «Как ты мог?» Когда-нибудь мою искореженную и потрепанную потерю обнаружит мусорщик, а может ее трупу суждено было сгинуть в лабиринтах злосчастного мусоропровода.

            Я всегда буду ее помнить. Мои пальцы не забудут овладения ей всей,
              всей без остатка.  Помню. Мою любимую и ненавистную скрипку…