Три колодца
- Доброго тебе вечера, хозяюшка! – сказал сельской староста, заходя в хорошо натопленную избу.
- И тебе всего хорошего, батюшка! Небо сегодня звёздное, ни тучки. Погляди пару минуток в окошко. Я прибраться должна, - в другой комнате что-то застучало, зашелестело.
Староста посмотрел на стул с опаской. Перекрестился и сел. В селе Евдокию не любили и боялись. Болтали будто он ведьма, что переняла она это от батюшки своего покойного, тоже ведьмака. Ну ведьмак не ведьмак, а как появился он с дочерью в селе лет восемнадцать назад (Евдокии тогда лет пять было), сразу отец её Василий людям помогать стал. То советом, то оберегом, отваром от болезней всяких. Люди его любили. В благодарность построили ему избу крепкую, а Ванька, рукастый парень, печку им сложил, за то, что Василий смерть от матушки его отвёл.
Так знахарь со своей дочкой жили с Божьей помощью, горя не знали. А потом люди начали всякое говорить, что будто Василий ради дара своего знахарского с чертом сделку заключил, душу свою Сатане продал. Ещё слух шёл, что он сам у чертей князь, у Лукавого в дружках, а когда других лечит, душу людей этих помечает адовой меткой и после смерти не видать им рая и ангелов Господних. Начали люди сторониться дома Василия, а когда во дворе, за домом и в огороде у него неизвестно откуда три колодца появились, вообще бояться стали. Из колодца, что во дворе Евдокия воду в дом носила, но никто из соседей не просил ни напиться, ни просто воды набрать. Ходили или на речку, или к колодцу, что на окраине села, потому - что говорили, что колодец этот такой глубокий, аж до самого пекла, а вода в нём из адовой речки. Воду эту только бесы да ведьмы с колдунами пьют. Про два других колодца тоже черт знает что болтали, будто это и не колодцы вовсе, а дороги в ад. Из одного, что на огороде, Василий попадает в палаты свои адские, а тем, что за домом, пользуется только в особенных случаях, ведь это проход к самому Сатане! Но староста не сильно то доверял бабьим сплетням. Мало что они языками мелят! Но только, как умер Василий, вся слава его дурная перешла к Евдокии. Она-то никого не лечила, никогда не ходила в лес за травами, церковь не чтила, жила одна. Девке - 23 года, а она о замужестве и не мыслит. Странно всё эта, а бабы рады стараться – ведьмой её за глаза называют.
Да не похожа Евдокия на ведьму! Староста нахмурил брови. Ведь в селе и язычники живут, в церковь от роду не ходили, а колдунами их никто не называет. Да и если Евдокия живёт сама, то это её дело. Значит, справляется сама, а мужика найти и детей нарожать можно и позже. Нет, не похожа Евдокия на ведьму. Ведьмы, они то, зеленоглазые, черноволосые или рыжие, как говорят красоты неописуемой, мужиков соблазняют. А Евдокия не такая. Русая коса, голубые глаза, статная, ко всем приветная, хоть и друзей – подруг у неё нет, с парнями ведёт себя скромно. Правда, на язык остра, но так это и хорошо. Может за себя постоять, крепким словом обидчика пристыдить. Нет, не ведьма она! Правда, если она способностями никакими не обладает, сможет ли беде помочь?..
- Батюшка, задумался что ли? – голос Евдокии отвлёк старосту от раздумий. Она вынимала из печи горшок с гречневой кашей.
- Да, Евдокиюшка, задумался. Как тут не задуматься? Сама ведь знаешь беда в селе. Шестую неделю дождя нет, как нет. Речка измельчала совсем, и колодец пересох.
- Да, батюшка, как не знать! – Евдокия положила на стол каравай,- Давайте поужинаем, как говориться, чем Бог послал.
Староста прочитал молитву и попробовал кашу.
- Ай да каша! Да ты, Евдокия, готовить мастерица! Приправы тут какие-то. Вкусно.
- Да ты, батюшка, одну кашу не ешь. Отведай помидорчика. Прямо с огорода.
- Хозяюшка, хозяюшка. Не трудно ли, Евдокия, тебе самой, без мужика то? – староста посмотрел на девушку, которая вздохнула.
- Ой, батюшка, как видишь, справляюсь. А ведь и мужа то не всякого хочется. Вот приглядываюсь. Одно дело за гуляку выйти, а работящий муж совсем другое дело.
- Мудришь, Евдокия, мудришь. Отродясь ты на посиделки с парнями и девками не ходила, в Купальскую ночь венок на воду не пускала. Так что не о молодцах ты мыслишь.
- Да ты, батюшка, не смотри, что не гуляю. Ведь присматривать женишка по-разному можно. Можно глазки строить, сладки речи заводить, а можно издали наблюдать.
- Не согласен с тобой, хозяюшка! Коль нравиться кто, зачем скрывать?
- Ой, батюшка, и словоохотливый же ты сегодня, - Евдокия улыбнулась.- Скажи лучше, с чем пожаловал?
Фу ты! Действительно, разговорился. Староста тряхнул головой. Ведь не за тем пришёл, а о чём-то постороннем разговоры ведут.
- Не сердись, Евдокиюшка, - староста примирительно поднял руку. – Это дело твоё, личное. Я ведь пришёл про беду всехнюю поговорить. Вон огороды, сады погибают. На моём огороде все помидоры с огурцами пропали. Трава на лугах высохла – скотине есть нечего. А люди надрываются, весь день по хозяйству мечутся. Каждый Божий день с речки на огород. А вчера утром какой скандал был! Марфа, Матренина дочка, тайком от матери с коромыслом по воду пошла. А Матрёна как узнала, такого ей наговорила и дома вовсе заперла. А Даниле чего сказала! Будто не бережёт он жену с дитём их, будущим. Ну а Данил, парень вспыльчивый, сказал чтобы рот карга старая прикрыла и больше такого своим языком поганым не сказывала. А Матрёна, как услышала это, сразу на улицу всю голосить начала. Народу сбежалось – всё село. Бабы Матрёну поддерживают, а мужики, молодицы, да девки с парнями на Данилы сторону стали. Но ты же знаешь наших баб – они кого хочешь, переспорят, им только повод дай! Звали меня их рассудить, да я что враг себе? В такие дела не лезу. Вот Данила с Матрёной в одной избе, как кошка с мышкой живут.
- Батюшка, зачем рассказываешь о чём всё село знает?! – Евдокия нахмурила брови. – Не пойму я тебя.
- Да я к тебе с делом таким пришёл, - староста запнулся. – Понимаешь… ведь для всего села прошу. Хм, беды ведь от этого какие!..
Староста замолчал. Евдокия спокойно смотрела, только глаза у неё какие-то другие стали. Злее что ли или позеленели?.. Да нет… вроде голубые.
- Говори коли начал, - голос недавно гостеприимной хозяйки звучал резко, хрипло.
- Да мы думали… вот, - староста вдруг разом забыл все слова, которые готовил специально для этой беседы. – Люди просят очень. Помоги Евдокия!
Староста глянул на девушку и чуть было не перекрестился! Плечи её осунулись, смотрит исподлобья, а сам взгляд злой.
- Чем?
- Дождя бы нам, - выдал до смерти запуганный староста.
- Дождя им подавай! – Евдокия встала. – Добро для них делай! А благодарность какая?! Скажи мне, староста! Ответь!
Евдокия направила свой пылающий, яростный взор на старосту
- О чём ты, Евдокия?
- А ты то не знаешь?! – девушка засмеялась. Зло засмеялась.
- Нет, Богом клянутся, не ведаю! – староста был не рад, что пришёл в эту избу.
- Ах не ведаешь! – Евдокия взвизгнула, как полоумная. – Батюшку моего, Василия, кто погубил?
- Бог с тобой! Да кто б из селян посмел, что-либо Василию, пусть земля ему будут пухом, сделать?!
Евдокия молчала.
- Да ты скажи, кто повинен! – староста встал. – Пусть людской суд его покарает.
- Покарает, да? – Евдокия ударила кулаком о стену. Руку в кровь разбила и глазом не моргнула.
- Да, да! Только скажи кто?
- Да все! Все!! Всё село его сгубило! Языки злые, сплетни погубили! А за что скажешь, староста? За что?!! За то, что от болезней всяких лечил, за то что советы давал, смерть от людей отводил?
- Помилуй, Евдокия… - прохрипел староста.
- Нет не помилую!! Никого не помилую! Отец наказывал всех любить, от бед оберегать, а я не могу! Это вы его погубили, в могилу свели!!!
- Так это ты дождю волю не даёшь? – во рту старосты вдруг пересохло. – Засуху на всех наслала…
Староста попятился к двери. Ему хотелось развернуться, убежать и больше никогда-никогда не приходить в эту Богу проклятую избу.
- Погоди, староста, - Евдокия прислонилась спиной к стене. – Успеешь уйти. Садись и слушай. Будешь знать всё.
Староста безмолвно сел. Ужас сковал всё его тело. Он ещё никогда не чувствовал такого страха за свою жизнь. Даже когда с медведем боролся, даже когда батюшка его покойный за ним с топором бегал.
- Мой отец был знахарем. Дар он унаследовал от деда своего, а тот от своего деда. Они ходили по городам, сёлам. Лечили, обереги людям в помощь заговаривали. А коли кто-то из них уставал от странствий своих, то приходил в какую-нибудь деревеньку, поселялся там, заводил семью. И благословенны были те сёла, в которых жили знахари из рода Волоса. Есть предание, что прародитель наш – Велес, покровитель скота всего на земле. Только должен знахарь чувствовать благодарность искреннюю от людей, а в этом селе на моего отца смотрели не как на посланника Божьего, а как на служителя Сатаны! Нет благодарности людской, нет и силы лечебной – у знахарей такой закон. А коли нет силы, то и жизни нет. Вот Василий, сын Ивана, внук Ярилы, знахарь из рода Волоса и угас…
- Как же это… - староста слыхал от путников о благословенных тех сёлах, как почитают там знахарей – благодетелей. И о роде Волоса слыхал. Видать, засуха и другие бедствия – это кара Божья…
- Да вот так, - Евдокия улыбнулась, но не зло, как раньше, а устало. – Но ты погоди, слушай дальше. Моя мать из рода жриц Мокоши. Знаешь ли ты о них, староста? Ты побледнел и крестишься. Крестись, крестись. Знаю, подумал, что ведьмы страшные эти жрицы, с нечестью в родстве и вообще богопротивные создания. Ты не далёк от истины, староста. Жрицы Мокоши, действительно, сильные ведьмы. Пусть даже с нечистыми не знаются, но силы имеют тёмные. У каждого человека из этого рода они есть. Передаются от отца к сыну, от матери к дочери. И вот представь, староста, что мать моя всей душой полюбила светлого чародея и без ведома родителей своих женой его стала. Отреклась от рода своего, поклялась не использовать силу свою и ушла из дома вместе с мужем своим. Хотела жить спокойно и счастливо. Да только не получилось, как хотелось. Как узнали мать с сёстрами, мои бабка с тётками, что мать из дому ушла да ещё от силы своей, от семьи отказалась, собрали они родственников, ведьм и ведьмаков, со всей Земли Русской и прокляли всем родом ту, которая осквернила семью свою, и мужа её, и детей их. Если бы не это проклятие, было бы у меня четыре брата, да все они мёртвые роделись. А когда меня мать рожала, то все свои силы потратила, чтоб я жить осталась. Вот и умерла при родах. Выходит есть во мне сила тёмная от матушки, да я уже не проклятая, а дети мои унаследуют силу от батюшки.
Евдокия замолчала и посмотрела в окно.
- Прости ты нас, неразумных, Евдокия, - вздохнул староста. – Да только, как люди вину свою искупить могут? Возможно ли это?
- Нет, батюшка, не смогу я вам простить отцову смерть. Да не хочу, чтобы вы погибали. Собери народ, поведай им мою историю, да веди их ко мне во двор. Дам я каждому испить воды из трёх колодцев, а потом пусть каждый пойдёт на поклон к батюшкиной могиле с дарами. Может, после этого дождь и пойдёт, коли богам угодно будет. Но это не всё. Чтобы деревня наша процветала и люди горя не знали, как того батюшка хотел, нужно чтобы у меня родился сын или дочь со светлым даром.
- Кого ж ты мужем своим видишь? – староста улыбнулся. Спасибо Богу, что направил в эту избу, а то б и не знал, какой грех на душе у него, люди правды б не знали.
- А зачем кого-то искать, коли муж у меня есть. Правда не в церкви мы венчались, а у трёх дубов, что в лесу растут, где люди приходит к Перуну на поклон. Да и ребёночка под сердцем я уже ношу. Только вот не знаю, одобрят ли родители мужа моего такой брак. Ведь для людей я ведьма…
- Господь с тобой, Евдокиюшка! Какая ведьма? О чём ты? Нечего вам с мужем от людей таиться. А коли что, я переговорю с его родителями. Они же не враги своему сыну, коли он тебя так любит, что без их согласия венчался с тобой.
- Что ж, Матвей Данилович, сам обещал, что браниться не будешь! – Евдокия улыбнулась.
В избу вошёл сын старосты. Он взял за руку свою молодую жену и поклонился поражённому Матвею.
- Не серчай, батюшка! Лучше благослови меня и мою супругу.
Староста перекрестил молодых и обнял сына с невесткой.