СКАЗАНИЕ ОБ АГРАФЕНЕ КУПАЛЬНИЦЕ.
Было в народе предание о старице Аграфене и богатом боярине. Имя его давно позабылось, как и имя его молодой жены. Помнят только, что был он , несметно богат, что хоромы у него были белокаменными. Столы его белодубовые ломились от яств всяческих. Во множестве было у него дружины сильной, слуг да прислужников.
Был он могуч и храбр. Враг дрожал при виде его и бежал прочь с поля брани, услышав его устрашающий крик.
Всего в достатке у боярина. Но не было только счастья в его высоких палатах. Не пела песен его молодая женушка, не слышно было веселых голосов малых детушек. Мрак и тишь царили в богатом дому. Неслышно ступали слуги по тесовому полу. Не смели громкого слова сказать, дверью скрипнуть, спугнуть зыбкий сон болезной боярыни. Чуть что — и вскрикнет она, вскинется и замечется в липком огне, застонет от нестерпимой боли, от томящего ужаса. Что страшит боярыню? Какая напасть томит ее? И кто беду накликал на боярский дом?
Сразу же после свадебного пира слегла новобрачная. Переступила лишь порог опочивальни и рухнула на руки молодого мужа. Вместо брачного ложа возложили невесту на смертный одр. С каждым днем бледнело ее лицо, сохло, бессилело тело. Никто не мог вылечить несчастную. И шептались по углам, что злая разлучница навела чары на бедную боярыню, что нет ей помощи, что недолго ей осталось на свет белый глядеть.
Безутешный боярин кого только не искал, какие дары не сулил. Из-за моря привозил лекарей — все напрасно. С каждым днем боярыне хуже. Казалось, нет на земле ей избавления от злой немочи.
Обратился тогда боярин к Всевышнему. Построил во дворе церковь маленькую. День и ночь молит Бога послать жене исцеление.
Однажды ночью, обессиленный, забылся он на полу перед алтарем. И привиделся ему сон. А во сне был ему странный голос. Вещал он, что живет на краю леса дремучего убогая старица по имени Аграфена, по прозвищу Купальница. И возложена на нее Божия благодать. Собирает старица травы, коренья, водой заговоренной болящих пользует. От молитв праведных, от трав целебных поднимаются хворые, встают со смертного одра и славят Господа Бога, Аграфене в ноги кланяются.
Проснулся боярин. Дивится сну, и шевельнулась в душе усталой надежда. Послал он своих прислужников по всей земле искать старицу. Торопит их, сулит подарки богатые, коли отыщут.
Немного времени прошло. Вскорости вернулись прислужники. Без большого труда праведницу отыскали, молва о ней по земле давно шла. Найти-то нашли старицу, да не желает она на боярский двор идти. Не может-де сирых да убогих без присмотру-помощи покинуть.
Боярин сам отправился в путь. Три дня не сходит с коня, волком по лесу рыскал, по бездорожью грязь месил, по полям скакал. Остановился наконец у ветхого домишки. В щелях ветер свищет, крыша соломенная вот-вот завалится. А кругом убогие да болезные. Кто к тыну притулился, кто к завалинке привалился, кто вовсе на земле лежит.
Сошел боярин с коня, в домишко вступил, на образа крестится. Тесно, убого в домишке, а дышать легко. В красном углу лампадка у образов. На стенах, потолке травы висят, коренья, веники березовые, можжевельник. Дух от них целительный, хворь отгоняет, силы прибавляет...
Видит боярин: на лавках калеки лежат, за корявым столом убогие сидят, на полатях — болезные стонут.
И стоит посреди избы маленькая старушоночка. В старой поневе, в платочке да лаптях лыковых. Вся сморщенная, а глаза светятся.
Упал боярин перед старицей на колени, кланяется ей в землю, молит помочь его боярыне.
Старица на боярина смотрит и головой качает:
— Не обессудь, — говорит, — на все воля Божия. Сподобил меня Господь нищую братию призреть, и покинуть я их не покину. Мне всякая душа дорога, а без меня им пропасть.
Не унимается боярин, молит слезно, сулит старице дары богатые. Обещает сам нищих ее при¬зреть, а ее в сытости и праздности до самой до смерти держать.
Нахмурилась старица.
— В сытости и праздности жить — грех великий. Этим ты боярин к себе не сманишь, а силой идти не принудишь. Ежели и вправду добро сотворить хочешь, созови ты к себе на постой всех сирых да убогих, всех калик перехожих. Коли будет все от доброй воли, от чистой души — повернется к тебе Господь и мне знак подаст. А пока ворочайся ты восвояси да подумай о моих словах.
Поскакал боярин в родную сторонку, к своему двору. Велел прислужникам запрягать коней да свозить на боярский двор всю нищую братию.
Со всех четырех сторон потянулись на боярский двор нищие. Плелись по дорогам-тропам потихонечку, а молва вперед катилась, у порогов рассыпалась, и разносилась о боярине слава по русской земле. Всех принимал щедрый хозяин, никому не отказывал. С утра у ворот стоял, всякого привечал, да все высматривал, не идет ли где старица Аграфена. Сердцем чуял он, в ней одной спасение для молодой жены.
И Бог дал знак праведнице. И чудо случилось...
Только старица из домишки своего вышла — полегчало боярыне. Чем дальше старица по дороге ковыляла, тем легче дышала болезная, а как во двор вошла — глаза открыла.
Бросился боярин к гостье дорогой, кланялся ей до самой земли, под руки в хоромы повел. Отвел ей покой богатый, платье подарил нарядное. Но не стала праведница подарков брать, на них даже и не глянула. Пошла она к молодой хозяйке. Перекрестила, на постель присела, за руку взяла. А рука у боярыни, что перышко легкое, исстаяла вся. Стала Аграфена над молодой молитвы читать.
— Господи, Боже наш... молитв ради Пречистые Твоея Матери и всех святых... помилуй болезную, не дай пропасть голубиной душе...
Долго читала молитвы старица. Потом наказала баню топить. Да не просто так, а с заговорами. Воду крестом серебряным святила, водой той баньку кропила: от глаза завистного, горестного, радостного... от всякой порчи злющей, липучей ограждала.
Пол в бане старица сама травами устлала, на полок свежей крапивы нанесла. И веники навязала, не простые, а заговоренные: ветка от березы, ветка от ольхи, от черемухи да ивы, от калины, рябины, смородины, — ветки все целебными травами переложены.
Теми вениками старица боярыню пользовала. Мяла ее, парила, болезнь-немочь из тела изгоняла:
— Летит птица за моря, бежит зверь за леса, дерево в дерево, мать земля в свою мать землю, железо в свою мать руду, так бы черная немочь бежала в свою мать тартарры, во тьму кромешную, а бежала б назад не ворочаючи, а была бы раба Божия боярыня жива и здорова. А буди та, черная немочь, моим речам покорна... Замыкаю свои словеса словом великим, замыкаю все недуги с полунедугами, все хворобы с полухворобами, а замыкаю я мое слово великое на рабу Божию, боярыню, от черной немочи, по сей день, по сей час, по всю жизнь ее...
И вышла из молодой женщины немочь. Вздохнула боярыня полной грудью. Взглянула на мир — словно в первый раз увидела.
А старица молодую под руки подхватила, на реку повела, омыть ключевой водой.
Недаром Аграфену Купальницей звали. Все болести она водой смывала. Купает старица боярыню в реке, приговаривает:
— Вошла раба Божия в реку, благославясь да перекрестясь, свежей водицей умылася, вся ею облилася, с головой окунулася, здоровенькой встрепенулася...
А пока боярыня в реке купалась, велела старица обетную кашу варить из проса и овса, пшеницы да ячменя. На веселый пир да на весь нищий мир.
Вынесли из палат столы белодубовые, накрыли на них скатерти бранные. Чего там только не было от щедрости боярской.
Отслужили молебен за здравие во славу Божию, к угощению пригласили. Поела молодая жена обетной каши, заиграл на щеках ее румянец, и потянуло ее в сон.
Три дня и три ночи спала боярыня. А встала — словно и не хворала.
Зажил боярин с молодой женой душа в душу. Счастье в их доме с той поры не переводилось. Что ни год, то сынок или дочка радости родителям прибавляли. Звенели в палатах звонкие голоса. Пелись веселые песни.
А старица Аграфена так до последнего вздоха при боярах и жила. Но не в праздности да довольстве. Денно и нощно пеклась она о сирых да убогих в богадельне, что боярин при церкви построил. Не ради корысти, ради дела Божьего трудилась праведница. Помогала от болести и от горести, от глазу, привороту.
Никто, как Аграфена не знал, где какая трава растет, где какой цветочек цветет. В ночь под Ивана Купалу тащилась старица в заветные ухоромы целебную травку рвать, корешки копать. Одолень-траву брала, что кувшинкой белой по заросшим заводям плавает. Большую силу Одолень-трава имеет, надежа она от всех напастей. Веками матери кладут в ладанку корешок, оберечь милого дитятку...
Копала Аграфена чернобыльник да кошкину траву — от многих болестей облегченье, рвала цветы Ивана-да-Марьи, золотолистника...
Знала она, где колдовские травы искать, и разрыв-траву, и траву плакун, но не брала тех трав, а места потайные пуще глаз своих берегла.
За смирение, за дела добрые даровал Господь Аграфене жизнь долгую и легкую смерть. Даровал и память народную.
Не один век прошел с той поры. Бродили по Руси Святой калики перехожие, разносили славу про Аграфену Купальницу, про щедрого боярина со боярыней. Боярские имена-то позабывались, перепутались, то одни называют, то другие, в каждой губернии на свой манер. А Аграфену Купальницу повсеместно чтят. В Святцах особый день у нее, что на шестое июля приходится, в самый канун Ивана Купалы.
Крепко держится на Руси обычай на Аграфену росой умываться, да в реках купанья начинать. Но допрежде шли в баню париться, с вениками да травами, чтоб здоровье прибавилось. А здоровым да чистым и гулять в самый раз. Вот и водят на Аграфену хороводы, игры играют, песни поют да на травах гадают.
Знахари-шептуны, те особо Аграфену чтят. В ночь с Аграфены на Ивана Купалу рвут они по тайным местам целебные травы. Собранные в эту ночь, они имеют особую силу.
И еще один обычай долго на Святой Руси жил. Варили на Аграфену вскладчину обетную кашу и выставляли ее для всей нищей братии. Большой грех был в тот день голодного не накормить, бедному грош не подать.
Хороший обычай, жаль, что забылся.