Несъестный хлебушек продолжение

Георгий Раволгин
«…Случилось это в те дни (мысленно настроив себя на сложную и непростую тему, терпеливо водила глазами по строкам Светлана Григорьевна), когда абсолютное большинство паирик покинули старые Сокольи горы, обосновавшись в предгорьях Кавказа и Меотиды, а немногочисленные средне-волжские дии   –   постепенно начали превращаться в убырей.

На ту пору Великая Азиатская Сарматия, в состав которой входило Среднее Поволжье, Западный Казахстан, значительная часть Подонья и Южный Урал, потихоньку начала угасать; с востока к Уралу вышли будущие гунны, свирепые хунну; враждовать с безобидными жрецами-дивами пока было некому. Да и зачем? Влияние дивов на окружающие племена было не последним; убыри с одной стороны Волги, а паэрики   –  с другой, благоразумно молчали. Их хищнические, животно-низменные потребности были удовлетворены полностью. Во-первых, они хотели власти над Средне-волжской страной Артанией    –    они её получили; во-вторых: им нужны были чудесные Дивные горы  –  они стали их; (поменялось даже название гор, их внутреннее строение). Первая жертва, первый взятый в бою трофей и первая чаша с кровью   –  также принадлежали только им. Кровь принесённых в жертву людей сливалась в огромные котлы или чаши, подогревалась на медленном огне и вдыхалась как аромат. Нет, им не надо было примитивно прокусывать своей жертве горло, чтобы напиться крови и утолить свой голод; смысл их «вампиризма» заключался ни в этом. Тогда верили, что душа человека, его «жизнь», в виде некой «космической энергии» похожей на огонь, заключена именно в крови. Эта самая «космическая энергия», «вселенская потенция», «жизненная сила», что пронизывает все элементы космоса, называлась у индоиранцев  –  энергией-асу или же анху, считалась божественной и предвечной. И боги, и люди, и растения, и животные  –  все были наделены своей мерой анху, и отличались друг от друга только различным количеством анху. У богов её было больше всего; у жрецов и царей, естественно, поменьше; и т.д. и т.п. Чем выше был статус и положение зловредного упыря, чем темнее и могущественнее была мать-паэрика или же тисса, тем  большее количество этой самой энергии-анху  им полагалось, тем обильнее была кровавая жертва, предназначенная ей или ему.
А во время кровавой битвы, в пылу сражения, энергия убитых воинов становилась настолько яростной и подвижной, настолько вещественно-зримой, что казалась похожей на тёмно-красное пламя, сверкающее среди чёрных туч то в образе кровавых сполохов, то в виде ярких молний. Энергия-анху огромными потоками взмывала в небо, отделяясь от крови и не находя себе место. Помните, Светлана Григорьевна, что я писал Вам о том, что нужно сделать для того, чтобы стать «зверобогом»?  Ну, так вот. Та же самая энергия-анху находилась и в убитых скифами или сарматами диких зверях; одевая на себя звериную шкуру и выпивая огромное количество звериной крови, кочевник получал вместе с ней и жизненную энергию зверя, смешивал свою анху с анху животного!
Само собой разумеется, что ни к чему хорошему это не приводило  –  бешенство и необузданность были у степных воинов в крови. Когда они погибали  –  хоть в виде обычных воинов, хоть в виде оборотней-грифонов либо волков   –  в небе над полем боя долго затем шли кровавые дожди, и жрецы-дии, они же упыри, собирали их затихшую энергию, возжигая на холмах большие «мёртвые костры», состоящий из той же самой асу или же анху. Огонь, если Вы знаете, был «питателем жизни», отпрыском солнца на земле, дарителем света и тепла. Если это был настоящий, обычный, всем известный огонь, то людям от него была только польза, (даже не смотря на пожары и другие проблемы, связанные с неправильным обращением с огнём); если же это был мёртвый огонь, то ничего, кроме вреда живому человеку, ожидать не стоило. Лишь упыри и паэрики, эти неистовые последователи тёмных богов, находили в «навьем огне» пользу и продлевали свою мёртвую жизнь, питаясь трансформировавшейся в грязно-красную энергию, энергией-анху…
Впрочем, забегая вперёд, сразу оговорюсь, что в последующем это привело к их полной деградации и постепенному вымиранию, ибо смешивать одну энергию с другой  –  всегда чревато самыми серьёзными последствиями. Надмение и высокомерность, буквально клокотавшие внутри них, требовали себе всё больше и больше различной «вселенской энергии», «доза» постоянно увеличивалась, и лишь немногие умевшие контролировать себя матери-тиссы и амазоки-иссы, отдалили свою смерть на многие столетия.
Однако  –  это совсем другая история и к ней я вернусь потом, в конце своего письма. Сейчас же, я хочу сказать ещё вот о чём.
Ведь вот какая штука, Светлана Григорьевна: в те времена человеческая кровь была доступна ни только убырям. Есть мнение, что возникновение вампиризма началось с поклонения скифскому богу войны и его мечу. Чего только стоят военные обычаи скифов, столь красочно описанные Геродотом в его великолепной «Истории»! Делать из черепов своих убитых врагов чаши для питья, пить кровь первого убитого врага, мастерить из человеческой кожи полотенца для рук   –   всё это куда страшнее самых страшных сказок о вампирах. Даже «железный меч Ареса», которому поклонялись все скифы, савроматы и аланы, был в каком-то смысле тем же упырём, по своей кровожадной сути.


Судите сами, Светлана Григорьевна.

Звериный клык, как впрочем, и звериный коготь, послужил первобытным людям образцом для изготовления сначала каменного ножа, затем наконечника для стрел и копий, и, наконец,  –  меча. Как известно у древних скифов, а потом у сарматов и аланов, был особый культ поклонения мечу. Меч был божеством и кумиром скифов, точно так же, как когда-то у первобытных людей священным считался клык или коготь обожествлённого животного. Ему поклонялись и приносили жертвы; меч наносил кровавые раны, то есть «питался кровью», и в этом был схож с клыком. В каком-то смысле он был идолом упыря, воплощением упыря, одним из его примитивных олицетворений. В этом простом, но от того не менее устрашающем облике он дожил и до сегодняшнего дня, и будет оставаться таким вечно. Любовь к холодному оружию была у людей всегда, а в те суровые, грозные времена она была возведена в культ.

Странное дело, Светлана Григорьевна, так называемая «скифо-сибирская культура», сама скифо-сарматская эпоха   –   была прогрессивной и принесла в степь множество передовых на тот момент новшеств и новаторских идей. Но в то же самое время, среди конных дружин кочевников, среди их царей и вождей, царили какие-то примитивные, первобытно-охотничьи идеалы и ценности. Складывается такое впечатление, что именно военная верхушка «скифо-сибирского мира», их «кшатрийское сословие», вернулась во времена первобытных охотников на диких коней и туров, вновь стала хищной стаей диких зверей и даже гордилась этим.
Хотя, дорогая моя Светлана Григорьевна, это всего лишь отвлечение от основной темы, и, вполне возможно, что воинское сословие древних племён всегда отождествляло себя со стаей хищных зверей и птиц, и вело себя, как звери ещё со времён распада индоевропейского единства. Теперь же, то есть в скифо-сарматские времена, эта их «звериная сущность» проявилась с особой силой. И здесь нельзя не отметить, что все эти нарушения общепринятых норм и правил пришли в индоиранский мир вместе с матерями-тиссами и  девами-иссами, в те дни, когда жрицы восточных богинь извратили все свои жреческие обязанности и возвели поклонение железному мечу в «священный культ», смешали воедино воинскую магию и искусство волхвов.
Например, сразу за Уральским хребтом, в бассейне рек Миасс и Исеть, некогда обитали кочевые племена так называемых исседонов, известных своей воинской силой и доблестью. Женщины у исседонов были абсолютно  равноправны с мужчинами, и считались «праведными». Они практиковали тёмные обряды ритуального каннибализма и поедали своих умерших родственников, разрубая их тела на части, а из их черепов  делая чаши для питья, именуемые кумирами.
В Средней Азии, у родственных им массагетов, практиковались точно такие же обряды, но только с некоторыми «изменениями». Здесь дикари не дожидались смерти стариков, а, собравшись все вместе, закалывали их как баранов и поедали словно жертву, предварительно сварив мясо с мясом других жертвенных животных. Такая смерть  –  сообщает Геродот   –  считалась у массагетов «величайшим блаженством» и была в почёте.
Уверен, Светлана Григорьевна, что Вы уже догадались о том,  что это были одни и те же люди, отделённые друг от друга расстояниями, но не традициями.
По одной из версий, приведённой «отцом истории» Геродотом: скифов выгнали из их страны никто иные, как исседоны; по другой же  –   так же упомянутой в «Истории» Геродота  –  массагеты. В одном месте «Истории» Геродота исседоны обитают напротив массагетов, где-то в Средней Азии; по другой   –  за хребтами высоких гор, в унылых и мрачных краях, близких к Северному Океану.

Вот, что пишет о них греческий логограф Дамаст, живший в пятом веке до н.э.
«Выше скифов живут исседоны, ещё выше этих  –  аримаспы, за аримаспами находятся Рипейские горы, с которых дует Борей и никогда не сходит снег, а за этими горами живут гипербореи до другого моря».
Если Вы помните, что я говорил Вам о местонахождении воинственного ветра в пещере одной из Уральских гор, то вот Вам ветер-Борей и горы; если под «другим» морем подразумевать Северный Ледовитый Океан, то вот Вам   –  «другое море», противостоящее Чёрному. Как и почему одна часть исседонов ушла на север, а другая осталась в Азии  –  тема для отдельного повествования и здесь я её касаться не буду. Скажу только, что, скорее всего, исседоны и массагеты ранее составляли одну большую «сакскую орду», обобщённо называемую массагетами, и делились на три малых орды  –  саков-тиграхауда, саков-хаомаварга и исседонов. После победы над скифами (где бы и когда бы она не произошла) их огромная орда постепенно распалась на отдельные племена и надолго обосновалась в Средней Азии.
На рубеже шестого-пятого веков до н.э. саки-хаомаварга были покорены персидским царём Киром Вторым, а саки-тиграхауда  –  Дарием Первым.

После завоевания Персидской державы Александром Македонским, парны-даи, (одна из ветвей обитавших на территории современного Туркменистана дахов-даев), вторглись в пределы сатрапии Селевкидов Парфиены и основали могущественное Парфянское царство. 

Из обычных учебников по древней истории узнаём, что начало этногенеза парфян-даев, (а так же согдов и хоезмийцев), совпадает с началом этногенеза сарматов, и относится к концу 4-го-началу 3-го вв. до н.э. Собственно с этого момента одних из них можно называть как сако-даями, так и согдами, то есть сог-де; других следует именовать парфянами, а третьих   –   хорезмиями.
Так как их прежние самоназвания заметно изменились, и вместо исседонов появились асс-игги, то есть, языги, а вместо родо-племенного:  саки-даи, сог-де, парфяне  –   образовался мощный межплеменной союз под названием асов или же асиев, то всех вместе их с полным правом можно именовать Асами. Даже тех из них, которые не перешли к осёдлому образу жизни, а остались кочевниками.
Да, кстати, эти последние слились, затем, с савроматами и достаточно быстро стали  сарматами; обнаруженные в могильниках «царских сарматов» предметы быта и вооружения, говорят о том, что эти предметы попали на Южный Урал из горных районов Средней Азии и были принесены сюда вместе с переселенцами. Такие звери, как двугорбый верблюд, архар, сайгак имеют явно не степное происхождение, а их в курганах раннесарматской культуры подавляющее большинство. Напрашивается вывод: на формирование сарматских народов повлиял мощный азиатский компонент, растворившийся в племенах Южного Урала. Одними из основателей могучей кочевой империи сарматов  –  были туранские племена с юго-востока, называвшие себя саками-даями или же асами.
На территории современного Туркменистана, рядом с Ашхабадом, был расположен их священный город Асаак и находились гробницы обожествлённых царей. Область, в которой был построен этот город, носила название Астауэна. В городе Асаак  –  горел «вечный огонь». Цари парфян вели свой род от персидского царя Артаксеркса Второго и считали себя продолжателями династии Ахеменидов; цари более северных саков-даев (оставшихся кочевниками), возводили свой род к полумифическим царям Кейянидам. 
В один прекрасный день, по неизвестной пока мне причине, саки-даи и их цари Кейяниды, двинулись на северо-восток, и вышли к берегам северо-западного Каспия. На плато Устюрт были обнаружены их гробницы и статуи охранявших их каменных великанов. Рядом протекала река Их (более древняя  –  Исс), то есть Эмба. Ещё западнее, в воды Каспийского моря впадал древний Даих, то есть Яик (современный Урал).
Когда саки-даи пришли в оренбургскую степь, в Южном Приуралье начла складываться новая «Прохоровская культура»: местные савроматы стали сарматами.

В третьем веке до н.э. неожиданно изменилось вооружение сарматов: резко возросла роль длинного меча и длинного копья, сильно сократилось количество боевых стрел. Конные всадники-сарматы стали одеваться в массивные железные доспехи, а длинный меч и копьё стали служить им основным наступательным оружием. А ведь ещё совсем недавно, в первой битве со скифами-роксаранами стрелы густо сыпались как с одной, так и с другой стороны; меч был для саков-даев и сарматов менее значим, чем стрела, копьё тогда было коротким. Как же быстро воинственные асы изменили прежнюю тактику боя и создали принципиально новую тяжеловооружённую конницу, пришедшую на смену более лёгкой скифской коннице. Как же умело воинственные девы-иссы и их матери-тиссы стравили гордых царей друг с другом.

Забыв на время о надоевших им жрецах-дивах, вновь вскочив на коней и взяв в руки меч  –  они отправились за Дон, воевать с царскими скифами и подстрекать к войне живущие там народы. Их младшие сёстры, оставшиеся у реки Рахи, оказались в меньшинстве. Им не было интереса тягаться с премудрыми дивами, заведомо зная, кто из них проиграет. Ну, а светлым дивам с Поволжского «Острова Дивов» не оставалось ничего другого, как воздействовать на окружающих силой своего убеждения и примером личного благодеяния, действовать ни словом, а делом. 
В этом они были во многом похожи на Великих Христианских Святых, проповедовавших Слово Божие среди безжалостных язычников, в уже более поздние времена. И, в конце концов, им многое удалось.
Совсем скоро здесь на Средней Волге вновь начинает возрождаться духовное царство прежних ариев-артеев Артания и, конечно же, Арсания. Даже враждебно настроенные по отношению к белобородым дивам иранцы-аорсы начинаю с вниманием прислушиваться к их речам и называют дивов святыми. Гунны, мадьяры, угоры съезжаются на Среднюю Волгу из далёких уголков заволжских степей, чтобы послушать их речи. Всё трансформируется в Самарской Излучине, меняется в лучшую сторону, возвращается к своему прежнему духовно-светлому состоянию.
Увы, но так продолжается недолго, и, в конце концов, вернувшимся в Сокольи горы тиссам и иссам, «иже рекомым» паэрики, удаётся истребить практически всех здешних жрецов и практически всех их заступников. 
Если прав в своих записях мой прежний наставник отец Даниил (Царствие ему Небесное), то случилось это на рубеже 3-го-4-го веков уже новой Христианской эры, во времена повсеместного господства готов, в те дни, когда многоконные отряды готского царя Германариха пришли на Волгу в поисках бежавших от них славян-спалов. Именно тогда, утверждает отец Даниил, готы и тиссы уничтожили немногочисленные славяно-иранские дружины росо-русов и казнили жрецов-дивов, вместе с несколькими израненными пленными.
Одних из них злобные жрицы обезглавили, других утопили в реке, а третьим перерезали горло. Но некоторые из дивов спаслись и были «восхищены» на «Небо» другими Светлыми Дивами  –  более могущественными и более светлыми, живущими ни здесь на Земле, а в Сияющей Прави, в надмирных сферах, или же в недоступном нам Духовном мире.
Они укрыли своих «наземных» собратьев у себя в Дивапуре и превратили их тела в более тонкую и прозрачную материю, в некое подобие ангелов, у которых нет человеческого тела, но которые похожи на нас с вами «в основных деталях». Просто-напросто материальное строение их тел, их вещественная структура  –   стали более светлыми и воздушными, нежели у нас, сделались более «утончёнными», если так можно выразиться. Им больше не надо было питья и еды, отныне они не знали отправления естественных нужд и были избавлены от болезней. И всё же говорить о каком-то «духовном» строении их тел, конечно же, невозможно: они навсегда остались материальны и лишь перешли к другой, более совершенной форме жизни, которая также имеет свой определённый срок.

Так или иначе, но об «ангелоподобных» дивах, пожалуй, достаточно.

Теперь перейду к безжалостным «мужеубийцам» иссо-тиссам, то есть паэрикам, и расскажу о том, кем же они являлись на самом деле и откуда пришли на Среднюю Волгу».

Светлана Григорьевна отложила очередной листок в сторону, немного передохнула, размяв глаза пальцами, и стала читать далее.


«Увы (да, да Светлана Григорьевна, мне вновь приходится повторять «увы»), но то «тёмное языческое капище», о котором я так много Вам говорил, не имело к зловредным упырям, паирикам и мавкам ни какого отношения. Весь этот бред полностью на моей совести, как и выдумки про то, что славяне, булгары, сарматы и мордовцы владели этим капищем одновременно друг с другом и делили его на свои племенные территории. Ничего этого, конечно же, не было. 
Кумиры древних славян некогда стояли в центре дубового леса, принадлежавшего их верховному богу Диву, а может быть уже и Перуну; (хотя, если честно, я здесь могу и ошибаться). Но вот в берёзовой роще не было даже кумиров. Там было природное святилище каких-то неизвестных науке финно-угорских племён и каменный алтарь для бескровных жертвоприношений. С воинственными сарматами ни финно-угорцы, ни средне-волжские арии-артеи, ни тем более иные скифы и славяне никогда не дружили: их отношения складывались то откровенно-враждебно, то прохладно, но всегда оставались напряжёнными. Вообще же, сарматы предпочитали устраивать свои «святилища» в открытых степях и подальше от лесных массивов, а потому и сарматских каменных баб в святилище славян никогда не было.
Если же говорить о мордве эрзи, то мордовцы эрзя пришли сюда с запада лишь в 13-м веке, вместе с русскими, в то время как  воинственные булгары перекочевали на Среднюю Волгу в 7 столетие нашей эры и тогда ещё не назывались «болгарами». «Болгарами» или «волгарами», то есть «волгарями», они стали именно здесь, на Волге, а до этого, каждое их племя называлось своим именем и нередко враждовало со своими соседями.
Есть сведения о том, что одни древнеславянские роды, жившие на Средней Волге, достаточно мирно влились в состав будущего Великого Булгарского Царства и были ассимилированы болгарами. Но есть сведения и о том, что от других славяно-русских племён не осталось практически и следа. Об этом, между прочим, молчаливо напоминают и многие разорённые городища и селища славян, а так же и иные артефакты обнаруженные во время археологических раскопок в разных участках нашей области.   
Не знаю, состояли ли в самом начале новопришельцы булгары с саками-даями в каких-то союзнических отношениях, но с принятием в 922-м году магометанской веры именно они первыми начали преследовать кровожадных язычниц тисс и их одичавших приспешников, под названием убыри. Гонения на последних были не шуточными. Но окончательное их уничтожение (я имею ввиду, конечно же, вампиров и тисс) относится лишь к 16-17-м вв., и связано оно с укреплением на Средней Волге и в её Понизовьях Православной Руси.
Ох, не легко приходилось спесивым гордячкам тиссам в этой непримиримой борьбе с отчаянными казаками и монастырскими старцами. Как написано о том в тетради моего бывшего наставника Даниила, «иссам тогда досталась нелёгкая, навская жизнь внутри земляных курганов, болот и оврагов, постоянное мучение от кочевых бесов и служение дьяволу. Слава Богу, что с приходом на Среднюю Волгу первых православных монахов и лихих казаков, все они были изгнаны из своих берлог и курганов и заточены в пещерах Жигулёвских гор на долгие столетия». 
Да вот беда! –  приходится восклицать вслед за отцом Даниилом вашему покорному слуге.  –   Казачество, на ту пору, ещё только нарождалось и ни о каком единстве казаков и Церкви тогда не было и речи. Большинство казаков жили грабежом и разбоем; пахать землю казакам запрещалось под страхом смертной казни. Кого могла Наша Светлая Святая Церковь видеть в этих беглых ворах и душегубах? Говоря образно  –  слуг сатаны и дьявола, тех, кто в аду карает грешников, а здесь на Земле (сейчас скажу страшные слова Светлана Григорьевна)   –   наказывает безбожников, вероотступников и святотатцев! Вот-вот, Светлана Григорьевна, для того-то чтобы победить одних бесов, наши монастырские старцы призвали себе на помощь «бесов» других, более похожих на нас с вами и обликом своим, и видом. Здесь на окраине земель Русских  –  бытовали свои, отличные от Москвы, законы и обычаи.
Да простит меня наше церковное священно-начальство, дорогая моя Светлана Григорьевна, но тут я вынужден с прискорбием констатировать тот факт, что местные монастырские власти абсолютно не заботились о своей первостепенной пастырской задаче и не предпринимали никаких попыток крестить в Нашу Веру здешних язычников. К несчастью для меня (да и для всей Нашей Церкви, тоже), они преследовали свои сугубо-корыстные цели и думали лишь о наживе или (выражаясь более корректно), о своих социально-экономических выгодах.
Где-то на рубеже 16-17 вв. царь Борис Годунов пожаловал нижегородскому Печорскому монастырю обширные Волжские воды для рыбной ловли от острова Тушина до нижнего устья реки Самары. А уже к концу17-го-началу 18-го вв. все богатейшие водные угодья на реке Волге принадлежали крупнейшим московским и подмосковным монастырям-монополиям, в состав которых входили: Чудов монастырь, Новодевичий монастырь, Вознесенский монастырь и Савво-Сторожевский монастырь. Причём Чудову монастырю принадлежало 45 вёрст «ловных вод», Новоспасскому и Новодевичьему  монастырям –  вёрст 40 или около того, а Савво-Сторожевскому звенигородскому монастырю  –  75-80 вёрст богатейшей Волжской акватории. Ни о какой миссионерской деятельности речи даже не шло! Перед монастырскими промышленниками, посылаемыми на Среднюю Волгу, стояли две основные задачи: контроль за сохранением монополии на эксплуатацию «вод» и организация рыбного промысла.

А все эти выше упомянутые тиссы и иссы (по неизвестной пока мне причине) всегда были как-то связаны с рыбами,  водяными гадами и потусторонними реками, то есть с влагой, туманом и влажными испарениями. Сама мутная Навь (если Вы знаете) состояла из влажной среды и вырабатываемого ею тумана, всюду распространяла вокруг себя мокрую морось, сырость и мокроту. Да и слово «навь» (скажу я Вам дорогая Светлана Григорьевна), имеет два довольно различных на первый взгляд значения: с одной стороны «навь»   –  это ладья или судно, а с другой  –  мертвец, покойник, злой бестелесный дух. Прибавьте  сюда древнее название Ладожского озера  –  «Нево» и замените в нём всего лишь одну букву (букву «в» на букву «б») и Вы увидите, что из «Нево» тотчас же получится «Небо».
К чему я это Вам говорю? А к тому, что так же и с иным миром:  выражаясь аллегорически   –   он отличается от нашего мира только на одну «букву», Белый Свет противостоит Велому свету, а «Нево» противостоит Небу. Ибо «Нево»  –  это всего лишь один из вариантов другого названия Нави, которая могла звучать и как «Навь», и как «Новь», и как «Нево», и как древнегерманское  –  «нибель» или «нифль», то есть Нифльхейм, из скандинавской мифологии…

Ну, да ладно, Светлана Григорьевна, я тут немного увлёкся. 


Вновь возвращаясь к прерванному рассказу, сразу хочу обратить Ваше внимание на то, что говорил ранее о вопиющей халатности местных церковно-монастырских вотчин, по отношению к своим прямым пастырским обязанностям. (И это ещё мягко сказано).
Каковы бы ни были истинные причины церковного раскола 17-го века от Рождества Христова, но то, что делали здешние монастырские монополисты в погоне за собственной выгодой, не могло не привести к тому, к чему это, в конце концов, и привело. Я имею в виду, конечно же, те бесовские секты и ереси, которые словно паутина опутали всю Россию уже в начале следующего восемнадцатого века, сразу после того, как нарушилось единство государства и церкви.
Оставляя почти не тронутой христианскую символику, и даже возводя для своих «богослужений» церкви и храмы, нелюди, угнездившиеся в Храме Господнем, исповедовали дикие оргиастические культы далёких эпох, имевшие не здешнее, а чуждое всему русскому народу происхождение. Первое, что приходит на ум по ознакомлении с бесовскими ритуалами и экстатическими радениями членов этих сект, так это параллели с культами так называемой «великой богини-матери», безумствующей на востоке, в «храмах» разврата и порока.
Как, каким образом, хочу я Вас спросить, это всё могло попасть к нам в Центральную Россию и на Среднее Поволжье? Откуда это всё занесено сюда?
Культы восточных богинь относятся к 4-3 тыс. до н.э., а их истоки теряются в толще веков!
Но об этом, чуть позже.