Притча «Оставляющий Следы»
Цари мира.
Они не сидят на троне,
Они ходят среди обыкновенных людей.
Они светят во тьме и согревают в лютую стужу,
даря воздух для Жизни и открывая смысл Всего...
1. Его трясло, мучило, била дрожь, выматывая и изводя… Он прижимался к самому себе, стараясь вжаться как можно сильней. Ни стены ближайших домов, ни земля ничуть не спасали.
От боли, страха и отчаяния всех душ Земли нигде нет спасения. И в самом себе – тоже…
Самое забавное, что когда-то было время, когда ему все было безразлично. Абсолютно. Он проходил улицами и площадями, городками и деревеньками, лесами и полями, горами и пустынями, кладбищами и церквями, но ничто не вызывало в нем никакого участия, никакого интереса, никакого внимания, будто их и не было. Как не было ему тогда до них никакого дела. Он не искал выгоды или пользы, он не чувствовал к ним никакого родства и близости, никакого желания и любопытства, будто их и не было вовсе… Нет, зрение, слух и обоняние прилежно служили ему, донося все необходимые данные, но они были… бесполезные, ненужные, пустые…
Он узнал так многое о внешнем виде мира, но ничто не тронуло его Сердца. Он понял, что здесь что-то не так, но что именно?
Он долго пытался понять и осмыслить, но как-то всё… не получалось.
Пока однажды ясносинеокой ночью с россыпью хрустальных звезд под куполом-сводом он не осознал, что сам так захотел когда-то, пытаясь избежать боли и разочарования, поскольку они нарушают внутреннее равновесие, необходимое для духовного совершенствования.
Но без сердца, без сочувствия почему-то… никакого продвижения не получается вовсе. Отчего-то…
Обречённо уронив голову на грудь, он долго смотрел себе под ноги. Его худосочный силуэт все маячил на фоне медленно рассветающего неба… А он все стоял и думал, сосредоточенно уйдя в себя.
Пустошь. Камни-валуны, густое, будто сконцентрированное, небо, тишина, темнеющий силуэт странного человека и… неприкаянность, беззащитность, да какая-то, слишком ранимая беззащитность…
Он решил узнать этот мир во всей его полноте! Господи, на что он себя обрек! Но он сам выбрал, сам! Что ж… этот рассвет он запомнит на всю свою жизнь… жизнь? Сколько человеческое сердце способно всё это вынести? Не говоря уж о чуткой, доверчивой, нежной, трепетной, наивной душе…
Что было потом – не сложно предугадать. Как истосковавшегося по воде путника скинули в водопад, бесконечный водопад… и как только он не захлебнулся, как сумел выплыть?
Последние звезды робко гасли, затаенно грустя о нем. Да, именно тогда они впервые загрустили. О нем, о его душе и судьбе… А ведь когда-то радостно сияли, словно чистые детские улыбки…
Прошло очень много времени прежде, чем он научился хоть как-то все это соизмерять, соотносить, контролировать… но и тогда… ему приходилось очень-очень несладко, просто ужасно тяжело. Но он выжил, он все-таки смог. И этому миру прибавилось твердости, стойкости, выносливости.
Но знал ли мир – от кого?
Он так и остался безвестным, нигде не заявляя о себе, ни с кем не делясь всеобщим – то есть лично своим… Он научился заново дышать, заново видеть и заново слышать, чувствовать, ощущать. Всё изменилось, всё…
От того, прежнего, почти ничего не осталось. Да и не важно. Он слишком много знал, чтобы помнить о такой микроскопической песчинке, как прежний он. Он был слишком занят всем этим безбрежным многоликим миром. Как огненная волна накрывает все пространства, не взирая на преграды и дальность.
Он знал гораздо больше всех мудрецов и ученых, но это его уже ничуть не радовало, ни восхищало. Больше это напоминало все наковальни мира, опущенные ему на плечи и в то же время – всю затаённую нежность и несказанную вдохновенность, окрыляющую и вдыхающую трепетные силы…
Так он и жил, постепенно координируя все сферы и вырабатывая в себе меру одного, другого, третьего…
Поскольку человеческое сознание неспособно, было просто не в состоянии, всё в себя вместить и «перелопатить», приходилось подстраиваться под его рамки, впускать лишь то количество, что способно было «протиснуться», чтобы не смести последние, судорожно держащиеся, крохи человеческого рассудка…
2. Его уже меньше трясло, дрожь всё больше отпускала, становилось чуть легче. «Ещё чуть-чуть, ещё… вот, уже и на человека»… – слабая усмешка – «похож».
«Да-а-а! Ладно… всё, отпустило», – он сидел, безвольно опустив руки и плечи, позвоночник согнут, голова повисла… – «Ну хватит, собирайся хоть по кусочкам, ну будь добр, поскреби по сусекам…»
Какое там! «Ладно, время терпит. Да и никто пока вроде бы не видит. А то за пьянчужку сойду. Как бы не добили. Грабить-то нечего, так хоть побить… Ладно, не думай, а то получится ещё как в прошлый раз…»
Да, на задворках Магразбегха его так «проняло», что он провалялся не меньше суток. Конечно, не на центральной улице, а на каком-то маленьком проулке, причем, упав где-то за ящиками и каким-то барахлом, так ведь мелкие воришки углядели его, «обшмонали» обстоятельно, а ничего не найдя, разумеется (откуда бы?), со злости избили. Так, что он буквально повис на волоске от смерти.
И все бы ничего – тогда он не мог даже задуматься о каком-то желании жить – да вот беда – по их злости он выследил все их прежние связи (жизни) и ужаснулся, да, ужаснулся! Когда-то одна из этих душ была его братом, а другой – сыном в какой-то из далеких-предалеких жизней…Его так передернуло, что смерть в ужасе отшатнулась, в очередной раз взвизгнув и не желая больше ни за что и никогда близко подходить к «этому психу». И надо сказать, память у нее хорошая. Больше она не делала этих глупых попыток, но скорбь, бесконечная боль и сожаление за бывшую когда-то близкой душу открыла такой шлюз в его вымотанном сердце, что тело фантастически быстро перезарядилось, а вот Сердце… немая глухая боль поселилась в нём Навеки. И стоило только чуть-чуть задеть его каким угодно «пустяком», как оно тут же болезненно стонет, ноет и работает как огромный пустующий лемех, то раздуваясь, давя на ребра, то сжимаясь до невероятно мизерных размеров, выводя всю биологическую систему из любого подобия нормальной деятельности, да какое! – хоть ненормальной…
Да, с тех пор его так не били, но и несколько ударов способны были добавить лишних неприятностей, с которыми никто, кроме него, не будет справляться – слишком безумный, нечеловеческий взгляд у него в такие моменты…
Да, это отнять последнее – пожалуйста. Хоть вообще ты будешь без взгляда, а вот помочь… почему-то помочь люди желают лишь тем, кого сосчитают достойным этой «превеликой» чести..!
И не монастыри, ни церкви не вызывали у него больше никакого доверия после того случая… Конечно, у того ревностного служки были свои взгляды и понять его можно…например, чем он сам тогда отличался от обыкновенного бродяги и попрошайки? но всё же, всё же…
Сознание безропотно идёт прежним гулким пустынным коридором, открывая затаившееся отчаявшимся быть оправданным узником воспоминание. Что за городок, что за святое место (церковь)? Он уже не помнил толком – сколько их мелькало-то!?
Но тогда он очень устал и обессиленно преткнулся к пыльным щербатым стенам храма какого-то ордена или бога. Ноги сами разъехались, подняв бесформенное облако пыли. Он сидел и пытался привести свои разбредшиеся мысли и желания в одну общую колею (какое там порядок?!)
И был у них какой-то праздник, по которому обычно одаривают нищих, словом, его видок внушил кому-то то ли сочувствие, то ли соответствующее расположение, а поскольку народ приносил достаточно даров в виде различных вкусностей (нет, сам он о еде не думал – настолько устал, но организм, видно, позаботился о нем сам – подал незримый сигнал), то вот один прихожанин и протянул ему круглый, золотистый, такой красивый каравай с символикой и чем-то сладким сверху. Он лишь поднял свои пронзительные светлые из-под спутанных волос глаза, мгновенно запомнив эту душу, но не обратив внимание на внешность (что внешность? меньше века – и истлеет), и дал почувствовать ей то ощущение, которое не даст ей ни один орден или любая религия на свете…
И еще не успев собраться для трапезы, разбираясь в хитросплетениях, тропках и блужданиях этой Искорки во Мраке Видимой Жизни, как этот каравай был без всяких предисловий и объяснений, совершенно хамским образом отнят. И кем! Служителем этого закудышного храмика…
Вот это был «финтиль»! Да, такого он просто не ожидал, просто не мог себе представить, чтоб от такого… человека?
3. – Постись! – услышал я совершенно безучастный, будто и не от человека, тем более – служащего чему-то высшему, чему-то светлому, доброму…, ответ на не заданный вопрос.
И что же? Отнимать? Да зачем?
Я проследил весь последующий Путь этого служителя. И не было в том ничего хорошего… Так…болезни, пустота, предательство, побег, долгое блуждание по богом забытой пустыне до последнего удара сердца без влаги и еды…
Я не желал ему зла. Я просто удивлялся. Неужели люди сами не видят последствий своих деяний? Ну пусть не последующие жизни, так хотя бы эту… Она же так близко!
«Постись!» – нелепым кривым кристаллом исказилось это слово, вернувшись к его душе бумерангом уже в этой жизни…
Я много думал над сущностью окружающих меня людей. Я думал и терзался отгадкой, поскольку не находил её исчерпывающей. Я снова и снова начинал с того же. Я пытался идти другим путём, я балансировал по граням и жонглировал обстоятельствами… Я уходил и возвращался, но… это мало что меняло. Выходило так, что люди сами в своих жизнях повинны, и Абсолют, Бог, Всевышний, Невоплощаемый тут ни при чём…
А так ведь хочется на кого-то переложить!
Я пытался выбивать из этих порочных кругов некоторые звенья, но это ни к чему кардинальному не приводило – пустующие места с завидным постоянством и ошеломляющей скоростью восполнялись, обрастая новой опутывающей сетью, не выпуская из круга заданности, обстоятельств, сложившихся связей.
Я бросал эти тщетные попытки и возвращался к новым усилиям. Я прислушивался к мыслям и желаниям людей и поджидал удобного момента. Каюсь! Я хотел растормошить, заставить мыслить, догадываться, достраивать результат и размышлять над ним, связывать воедино причины и следствия, истоки и устья, побуждения и свершённое… но… увы, мне не удавалось. Наверное, я что-то делал не так…
Я смотрю в туманную даль и вижу эти скованные души. Вот усталая женщина, работающая по хозяйству с утра до вечера. Ещё не старая, миловидная, с ямочками, в опрятной, но бедной одежде. Она и стирает, и готовит, и убирается, и штопает, и возится с домашней птицей… круговорот дел, что некогда передохнуть.
«Всё, не могу! Выдохлась! Как же я устала!»
– Но зачем тогда всё это?
«Как зачем?»
– Отдохни. Минута-другая найдётся…
«Некогда! Сколько дел ещё! Когда ты всё сделаешь? Поторапливайся! Нечего рассиживаться!»
И так – каждый раз… Пока не свалится от бессилия. Или не заболеет. Он жалел. Он искренне жалел их. Но что он может сделать? Если они сами не находят времени ни для своей Души, ни для своего Духа?
Он тосковал, он долго тосковал по их душам. Он уходил, но отпечатанные на глади свершённого следы надолго оставляли скорбь и печаль по закабалённым душам. Горя слабым свечением, почти не уловимым для зрения…
Так одна оболочка сознания отслаивалась, отшелушиваясь ветром, снегом, дождем, песками, солнцем, временем, облетая невесомыми чешуйками-шелушинками, будто маленькими пёрышками.
Смерть не приходила. Оставалось жить.
Он брёл наугад, не замётывая следы и не уходя от погони, реальности. За его спиной – был целый мир! Который с немым недоумением смотрел ему вслед, не зная что сказать и что спросить.
А он уходил, в его волосах плутал вездесущий ветер, на его босых ногах оседала пыль всех дорог, в его глазах играли блики звёздных искр. Он шёл, не веря в успех, не надеясь на удачу, не ища счастья. Он просто шел по этой земле, как ходят все люди, но его шаги отдавались в ритме времени, а его думы затерялись где-то на границах миров и тонких сфер. Невесомые структуры тихо и ласково убаюкивали его грёзы, всё понимая, но всё-таки так отчаянно ожидая от него того, что Никто и никогда не сможет дать этому миру…
Сны, грёзы, мечты, видения… – всё смешивалось, трепеща, как язычки пламени, как пёрышки крыльев, как лепестки нежных хрупких цветов, то обретая что-то боле-менее осознаваемое, то распадаясь на миллиарды отблесков, ощущений, ожиданий, силуэтов и тонких смыслов…
Но неуклонно и бесконечно, неутомимо и безропотно продолжая свою неугомонную кропотливую всеобъемлющую работу Творчества, Поиска, Игры, Откровения, Открытия и Озарения…
Миг за мигом. Вздох за вздохом. Шаг за шагом. С каждым новым ударом Сердца.
4. Он постоянно смотрел в мир людей, наблюдая за жизненными связями, создающимися и разрывающимися непрестанно. Жизненные круги были четко очерчены, будто проведённые мелком по асфальту, но помимо них было несколько полуразмытых, будто чуть стёртых, ареалов – то ли ещё не до конца сформированные, то ли уже изжившие себя связи. Он смотрел на мир, и всё было, как на ладони. Он уже предугадывал шаги и их последующие действия. Он уже видел как сплетается новый рисунок ткани жизни, какие оттоки и затоны, косы и бухточки будут созданы рекой жизни, какие «случайности» и «странности» произойдут с тем или иным в этой расстановке сил, средств, смыслов и стремлений, кто выйдет из этой «гонки» раньше ожиданий, а кто, несмотря на желание и возможности, сделает больше и пойдёт дальше… Кто-то будет лишь отрешённо мечтать и отвлечённо фантазировать, не прикладывая ни усилий, ни устремлённости, а кто-то сделает так много, как не всякий из людей смог бы и помечтать, кто-то будет отчаянно работать и добиваться, растрачивая всего себя, но напрасно, а кто-то – в меру, время от времени, но этим больше принесёт пользы и себе, и другим… Кто-то будет искать, но бессмысленно, а кому-то всё само пойдёт в руки… кто-то будет завидовать другим, виня кого угодно, кроме себя, а кто-то тихо жить, любя и радуясь жизни… Люди, судьбы… Взгляд в ту сторону…
Темные скалы под ногами, сумерки, песок где-то у подножия скал… Где-то там города, и деревеньки, где-то там надежды и чаянья, где-то там…
Всё больше темнеет, свистит пронизывающий ветер, холодя кожу под простой суконной грубой выделки материей, смыкаются очи неба и тускнеют наивные детские мечты…
Впрочем, он не помнит своего детства. Это было почти в другой жизни (какой из них?). Так, смутные ощущения, образы, застывшие яркие впечатления, но всё настолько расплывчатое, размытое, что сны – и те зримее, осязаемее…
Он никогда не стремился за что-то держаться, цепляться, к чему-то привязываться. Не осталось воспоминаний о детстве… так что ж? Дорога всегда призывно открыта, небеса всё так же распахнуты от края и до края, земля ещё не уходит из-под ног, глаза всё также преданно служат, а руки, несмотря ни на что, крепки. Миру не дано стариться, почему с человеком должно быть иначе?
Вот и сейчас. Мелкое копошение среди людей мешает видеть самые главные вещи и самое необходимое в жизни. Воздух, свет, движение, покой, вода, твердь, пища для тела и для ума, поиски духа и содружество душ. Любовь ко всему. Прощение и прощание. Встречи – залог разлук. Память – невесомый багаж. Отсутствие неосуществимых надежд и глупых обещаний самому себе. Всё будет, как будет. И ты должен быть честен всегда и везде, с собой и другими. Обман никогда не платит по счетам и всегда отнимает больше. Уж ты бы должен знать! Кому, как не тебе знать, что такое измена и подлость, малодушие и трусость!? Зачем же снова и снова ты испытываешь на себе резец человеческих отношений? Неужели нет выхода из этого никогда?
Усталость, отчаяние, грусть…
Он смотрит вновь в этот мир. Он всё-таки сильней! Он встанет и пойдёт Дальше! Он будет жить, как и все. Он будет Искать, хоть мало кто действительно Ищет. Он будет Мечтать, расправляя крылья в полёте мысли и духа. Он будет! Он – Человек! Он постарается воплотить в этот мир то, что задумывал некогда Творец!
Он пойдёт тропой или дорогой, он будет ночевать на траве или голой каменистой почве, он будет смотреть в звёздное небо или жмуриться от слепящих потоков щедрого Светила. Он будет!
Пусть никто не пойдёт за ним следом и не поддержит, когда качнется, уходя из-под ног, мир… так что ж?
Он не ждет от людей такой бесценной малости. Он знает, насколько это неосуществимо, и потому не ждёт невероятного.
Пусть всё так, как есть. Пусть этот мир не улыбнётся ему и не обнимет по-дружески тепло. Он привык к этому, он и не ждёт иного.
Он всего лишь изгнанник, он всего лишь бессрочный странник в этом непознанном бескрайнем мире с его скрытными ускользающими законами, с его нелепыми закономерностями и великолепными внезапностями, говорящие шепотом о госпоже Тайне, скрытой причудливой туманной Вуалью…
Там, всё где-то там…
А на Земле таинственной вязью, причудливыми письменами всё также проступают чуть серебрящиеся Следы, оставленные Одиноким Безымянным Странником, идущим на Закат и думающим обо всех…