Ужасно не люблю забегать на минутку домой, когда ребенок скоро должен идти спать... Всегда получается драма, не нужная ни мне, ни ему. Но вчера пришлось. Мне очень был нужен мой рабочий ноутбук: нужно было вечером заехать на работу, чтобы обсудить детали утренней презентации.
Открывая дверь парадного, я мысленно наметил время, когда встану и уйду, что бы ни было. Совещание было назначено на девять вечера, получалось, что у меня есть ровно шесть минут побыть дома.
Ребенок, как обычно, услышал меня еще с лестницы. Когда я вошел, он уже ждал меня, сияющий от счастья, в метре от двери. В руках у него были мои домашние тапочки, которые он заранее достал из обувного шкафа. Не судьба. Раздеваться я не собирался. Даже обувь снимать. Просто сел в коридоре на полу у двери, прямо перед ним и сказал:
-- Ну, здравствуй!
-- Папа!
-- Сынок!
-- Па-а-а-п-а!
Оставалось еще пять минут...
Шапкой, правда, пришлось пожертвовать, ведь это было частью ритуала, введенного в обиход самим ребенком: в те редкие дни, когда мне удавалось, нагородив на работе несусветную чушь, сбежать так, чтобы зайти за ребенком в ясли, мы приходили домой и всегда друг друга раздевали. Делалось это всегда по порядку: Я шапку с него, он шапку с меня. Я его куртку, он мою. С ботинками мне приходилось, конечно, за двоих работать, но он, в качестве добровольной компенсации за то, что не может помочь, приносил мне тапочки.
Четыре...
-- Ся! Ся!!!
Я наклоняю голову. Как всегда, снятие шапки стоило мне пучка волос и попытки оторвать ухо, но я про себя отметил, что у него стало получаться намного лучше. Он схватился было за молнию на куртке, но я его осторожно остановил: без куртки на улицу будет холодно...
Три...
Ребенок понял, что тапочки мне не нужны. Тогда он побежал в комнату, которая все еще носила гордое название «гостинная» (а реально давно уже стала детской номер 3) и приволок оттуда магнитную рисовальную доску. Ему не терпелось похвастаться новым достижением: он впервые написал на доске букву »А». Он давно ее уже узнавал в самых разных текстах и вывесках, теперь вот стал писать.
Две...
Следующая минута у меня ушла на поиски буквы «А» на доске. Там было всё, самые немыслимые сочетания разных линий и штрихов, но не было ничего, что можно было бы хоть отдаленно принять за три палочки, которые фантазия смогла бы развить в какую либо букву какого-либо алфавита... Самое интересное, что по мнению ребенка, на картине, помимо буквы «А», еще были изображены папа, мама, сам ребенок, Адиди(Мойдодыр), Абиби(Доктор Айболит) и, похоже, кран, хотя, возможно, кровать.
Последняя минута...
Я схватил в охапку ноутбук, помахал рукой и сказал:
-- Пока!
-- Пока! – ответил, улыбаясь, ребенок, все еще думая, что это такая игра, что папа играет в прятки, только на этот раз папа решил спрятаться основательно, выйдя за дверь...
Душераздирающие вопли «Папа!!! Папа!!!» настигли меня лишь в самом низу лесничной клетки, когда я уже выходил из дому...
***
На следующий день я пришел домой примерно в то же время, но ребенок был уже в спальне. Прокравшись, как вор, в квартиру, я заглянул, в полной темноте через щелочку в двери, в спальню, чтобы узнать, спит ли уже ребенок.
Где уж там! Уже по скрипнувшей входной двери ребенок понял, что папа вернулся. В момент, когда я достиг спальни, малыш стоял в кровати в полный рост, указующий перст вытянутой руки был нацелен прямо на дверь, через которую я заглядывал, все это под аккомпанемент из «па-па,па-па!»
-- Подожди, папа помоет руки, переоденется и придет к тебе! – Услышал я сквозь дверь голос мамы.
Ребенок дослушивал эти слова уже из коридора. Все, что я успел, это зайти в ванную и открыть кран. Ребенок подбежал ко мне сзади, обхватил, что было мочи, за обе ноги и стал причитать:
-- ПАПА, НА! ПАПА, НА-НА!! ПАПА, НА!
...Очень неудобно раздеваться одной рукой, когда на второй у тебя висит одиннадцатикилограммовая гирька и обнимает тебя со всей силы за шею...
Игры в доверие закончились! Только жесткий контроль! Ребенок не позволит папе опять ускользнуть из-под носа перед самым сном. Как я ни пытался рассказать ребенку, что сегодня вечером я могу работать из дому, а значит никуда не пойду, это действия не возымело: хватка не слабела.
Нельзя сказать, что в этот вечер ребенок вел себя бескомпромиссно: в угоду папе он согласился слушать в качестве ночной сказки не, безмерно обожаемого Мойдодыра, которого мама уже успела выучить напамять, а, для разнообразия, сказку о Попе и работнике его Балде, которую ребенок обычно дослушивал лишь до середины...