Однако, когда я приехал в училище, меня пригласили в отдел кадров училища, и начальник отдела кадров, симпатичный старичок, доверительно объяснил мне, что в связи с тем, что мой отец был арестован в 1937 году, по окончании училища мне не дадут диплом штурмана дальнего плавания и за границу меня плавать не пустят, а направят работать в какой-нибудь внутренний порт на припортовый буксир или плавучий док. Я был этим сообщением очень огорчен и забрал свои документы.
Не имея дальше никаких планов, я поехал на трамвае и случайно оказался около кораблестроительного института. Я подумал: раз я не могу плавать на судах дальнего плавания, то я буду их строить. И на ходу соскочив с трамвая, пошел и поступил в этот институт. Институт и город Ленинград мне понравились. Я быстро подружился со своими однокурсниками.
Жили мы в общежитии в одной комнате 15 человек дружно и весело. Все были приезжие из разных городов Советсткого Союза. Общежитие находилось на улице Горького, рядом с музеем имени Кирова, который занимал двухэтажный особняк бывшей графини Ксешинской. В общежитии часто устраивали разные соревнования и конкурсы. В соревновании за образцовый порядок в комнатах участвовали все комнаты. Наша, № 508, которую студенты прозвали "пятьсот веселой", заняла первое место, и нас премировали большим радиоприемником. Телевизоров тогда еще не было. Однако «Веселой» нашу комнату прозвали не за это. В общежитиях Ленинградских институтов в тот период было распространено поедание на спор различной еды в большом количестве за один раз. Один студент нашего курса, бывший моряк, который весил не больше 50 килограмм, поспорил с другим студентом, что съест три кило пельменей. Так как они оба жили с нами, действие должно было происходить в нашей комнате, и мы решили провести показательное представление. Написали объявление о том, что в 18 часов в комнате 508 состоится показательное поедание 3 кг пельменей и приглашаются желающие посмотреть.
Поставили стол посреди комнаты, развернули кровати, принесли еще стулья из соседних комнат для зрителей и сварили 6 пакетов, каждый по пол-кило пельменей. Кастрюлю с пельменями и 250 грамм водки (это разрешалось условиями спора) поставили на стол, и в 18 часов началось это зрелище. Больше часа пытался несчастный съесть пельмени, но так и не смог, не доел около полкилограмма и проиграл спор. Пришлось ему угощать ужином в ресторане четырех выигравших студентов.
Второй подобный спор был на поедание килограмма баночной халвы, без хлеба и без воды. На этот раз спорщик был здоровый парень, спортсмен-лыжник, который легко съел четыре банки по 250 грамм подогретой на плите халвы. (Халву ему подогрели, чтобы она была более противной.)
Я тоже однажды поспорил с девочками из медицинского института, что съем 10 пирожных с кремом. Купили они пирожные самые противные – сухие конусные трубочки, набитые доверху жирным кремом. Я с трудом съел эти пирожные и спор выиграл, но больше года не мог видеть пирожные; а не то, что есть их, хотя раньше очень любил.
Однажды я присутствовал в столовой технологического института (где учился мой приятель) на поедании всех блюд, перечисленных в меню, в которое входило четыре супа: борщ, суп рыбный, суп гороховый, суп с макаронами; четыре вторых блюда – мясо с картофельным пюре, рыба жареная, бефстроганов, макароны с сахаром, 3-4 каши и компот, кисель, соки разные. Все это было разложено на трех столах в тарелках, и спорщик, пересаживаясь от одного стола к другому, съел все, после чего пошел спать и проспал больше суток. Во время этого процесса присутствовал врач, на всякий случай, если ему будет плохо. Так развлекались студенты в тот период.
Учиться в институте было нетрудно, так как преподаватели были высококвалифицированными, очень доходчиво читали лекции и интересно проводили практические занятия. Первый и вторые курсы были общеобразовательными, преподавались: алгебра, физика, химия, русский язык и литература, черчение. К нам преподаватели относились доброжелательно, при провалах на экзаменах разрешали пересдавать. Практические занятия проводились молодыми преподавателями или студентами старших курсов. Иногда и экзамены принимали преподаватели не намного старше нас.
Вспоминается такой случай. Однажды, придя в аудиторию, где проводились экзамены по экономике производства, я увидел большой зал и много столов, за которыми сидели по несколько студентов и оживленно беседовали. Я начал глазами искать, какой же из них преподаватель, и не сумев вычислить, я подошел к одному из столов и хлопнув по плечу одного, как мне показалось, студента, спросил: “Слушай, кто здесь преподаватель?” Он удивленно на меня посмотрел и спросил: “Вы не были ни на одной моей лекции? Я - преподаватель.” Я смутился и решил, что экзамен я уже не сдам и надо ехать в общежитие. Однако он меня задержал, пригласил садиться и взять экзаменационный билет. Кроме вопросов билета он задал еще много вопросов и к моему удивлению поставил “четверку”. Я был на седьмом небе от радости.
Другой, прямо противоположный случай, произошел с преподавательницей по математике, которая была очень вредной. Она считала, что математику никто не знает, и все стараются списать с конспектов или шпаргалок. Чтобы этого не допустить, она ставила стул на стол и садилась на него. С такой высоты ей было видно, кто списывает, и она такому студенту ставила “2”. Был у нее блокнот, в котором она вела досье на каждого студента. Этот блокнот она однажды забыла на столе, и мы его спрятали. Вечером, придя в общежитие, мы устроили вокруг блокнота танец дикарей, раздеваясь до трусов, и торжественно сожгли блокнот на алюминиевой тарелке. Математичка предположила, что блокнот спрятал я и решила меня во чтобы-то ни стало отчислить из института. Поэтому я три раза сдавал ей математику, и она три раза ставила мне двойку. Я был в отчаянии и пошел к заведующему кафедрой математики. Тот выслушал меня и предложил сдавать математику ему. Он тут же на кафедре написал мне вопросы, и я, ответив на них, получил четверку.
В институте был спортклуб и в спортивной жизни тоже были интересные моменты. Я очень хотел заниматься боксом и записался в секцию. Таких желающих как я набралось 60 человек. Тренер по боксу на первом занятии объявил, что он может заниматься только с 20 студентами, остальным нужно перейти в другие секции: футбол, волейбол, баскетбол, легкая атлетика и другие. Показав основные упражнения по боксу, он отпустил нас с занятия, в надежде что мы подумаем, и на втором занятии добровольно останутся 20 студентов. Однако на второе занятие снова пришло 60 человек. Тогда тренер решил по-своему добиться сокращения численности, для чего установили в зале два ринга, и появилось три незнакомых парня с боксерскими перчатками на руках. На нас тоже надели перчатки и стали по одному выпускать на ринг. Эти парни по очереди обрабатывали новичков, как боксерские мешки. В результате этого боя я получил красивый синяк под правым глазом. Такую экзекуцию не все выдержали, и на третье занятие уже пришло 22 человека, наиболее стойких, которые серьезно занимались боксом и успешно выступали на различных соревнованиях.
Когда я завоевал первое место среди студентовЛенинграда, тренер предложил мне перейти на учебу в физкультурный институт имени Лесгафта, прельщая зарубежными поездками на международные соревнования. Я заколебался, но подумав, решил: лучше я стану инженером, чем профессиональным боксером, и остался в кораблестроительном институте.
С третьего курса начались специальные дисциплины - сопротивление материалов, строительная механика корабля, наука на- столько сложная, что о ней говорили: “строймех сдал - можешь жениться”, теория корабля, экономика судостроения и другие. Интерес к учебе возрос, лекции мы стали уже посещать регулярно, иначе можно было сильно отстать. Одновременно с учебой занимались спортом, ходили в кино и театры, посещали музеи, которых очень много в Ленинграде, и пять лет пролетели очень быстро.
Дополнительно к стипендии мама с тетей присылали немного денег, а мы с друзьями понемногу подрабатывали на погрузочно-разгрузочных работах на вокзалах. Поэтому питались мы вполне прилично, во всяком случае не голодали.
Примерно с четвертого курса я почувствовал некоторые ограничения в связи с арестом отца. Институт специализировался по военному кораблестроению, в архиве имелись секретные материалы и журналы, которых мне не давали. Был в институте зал общего проектирования, куда я также не имел допуска. Дипломный проект мне пришлось взять на гражданское судно, я разрабатывал и защищал его отдельно от своих однокурсников. Закончил я институт через пять с половиной лет после поступления, в марте 1953 года, в день смерти Сталина.
По окончании института я, как сын «врага народа», испытал затруднения при распределении на работу. Все заводы и конструкторские бюро, куда направлял своих инженеров Ленинградский кораблестроительный институт, специализировались по военному кораблестроению и, следовательно, меня не могли туда направить.
Из института меня послали в Министерство высшего образования в Москве, но и там не знали, что со мной делать. Мне предложили поехать на работу в Красноярск на Сибирский машиностроительный завод тяжелого машиностроения. «Вы по специальности корпусник, - сказали мне, - и будете в цехе корпуса танков изготавливать.» Пришлось мне объяснять разницу между корпусами танков и судов.