"Ха, ха, ха!" - нет, об этом потом...
В Ростов -на-Дону я не плыл на пароходе, хотя он ходил от Волгодонска, я даже не на поезде ехал, хотя поезд уходил со станции Цымлянской вечером и утром уже Ростов. Я летел на самолёте из Цымлы!. Прогресс коснулся заштатной деревушки. Два кармана яблок в пиджаке разлетались по пути. Самолёт был по-моему У2, брал только два пассежира. Кабины не было, лётчик сидел впереди за козырьком, а за ним два пассажира за своим козырьком, один летел задом, а другой передом. Поскольку я залез первым, то и летел передом. Второй мужик спросил меня, что летал ли я когда-нибудь, я ответил, что впервые лечу, ещё он поинтересовался, как я переношу "ямы", я вспомнил пароход, качки я там не заметил и уверил мужика, что всё перенесу нормально. И так - взлетели. Мужик заснул, а я кидал яблоки то на дорогу, то в речку. Лететь было так интересно, но когда яблоки кончились, я тоже заснул. Вдруг чую на лице дождь, открываю глаза и вижу, как мужик на меня рыгает. Пиджак у меня весь белый, морда, наверно, тоже. Самолёт снижается, делает посадку, мы идём с мужиком в туалет аэропорта, чтоб отмыть меня. Вышел я в мокром пиджаке и штанах, но умытый до блеска. День был солнечный, посидел на скамье, вроде обсох и направился к нахичеванскому базару, где распологался горно-спасательный техникум.
Конститутицию я сдавал так, что экзаменатор заглядывал в книжицу - не пропустил ли я какую запятую и получил заслуженную отличную оценку. А вот с общежитием - проморгал, вынужден был искать квартиру для жилья. Техникум платил стипендию на РУМе (Разработка угольных месторождений) двести восемьдесят рублей, доплачивал за квартиру тридцать рублей, а тридцать должен был платить я, на остальных должен был я прожить месяц, так как помощи ниоткуда не было. И я жил. Мало того, платил с них подоходний налог, профсоюзные и другие всякие поборы на добровольные общества и на помощь всяким "нищим", которые жили лучше меня. В учёбе не рвался, четвёрки-тройки меня устраивали, поскольку стипендию платили и за трояки. В доме, где я обосновался в качестве квартиранта, я быстро познакомился с ребятами, я тогда от людей ещё не сторонился, это потом, когда понял, что друзей не бывает, поскольку мы все товарищи, а гражданин - это начальник! Первый - Володька с первого этажа, мой одногодок, закончил ФЗО и работал слесарем на "Ростсельмаше", потом Витька со второго этажа. Жил он у тёти, почему у тёти я не знал, а на вопросы он отвечать отказывался да и другие в доме помалкивали. Это после я предположил, что родители видно были репресированы, а тётя его спрятала у себя и старалась дать ему образование. Он учился в девятом классе и состоял в обществе железнодорожников детской железной дороги, расположенной в "ростсельмашевской роще", не только состоял, а был уже машинистом на паровозе, а это прямая дорога в железнодорожный институт без экзаменов. Одет он был в железнодорожную форму - шинель и прочее, в другой одежде я его не видел, видимо не было. Он познакомил меня со своим другом-однокласником, семья которого жила в привегелированом жилье, видимо родители были в каких-то начальниках и не малых. Так я попал в такую разношёрстную компанию. У этого друга, Генка его звали, кто-то, видимо не простой, умер в Москве, родители после похорон привезли наследство - патефон и много-много пластинок. Часто мы их крутили, но иголки были тупые, а где их в Ростове найдёшь, это не Москва! Мне, как на беду, да нет, на беду точно, понравилась одна пластинка - Лещенко "...пролетают они мимо скорбных распятий..." Но иголка-дрянь, тупая! Хрипит...
В техникуме был "Красный уголок", существовала самодеятельность, ею руковолил, ну, оттуда, ну и я, опытный в этом деле, тоже полез туда. Подходили ноябрьские праздники, свёртывалась программа, руководитель послушал меня и сказал, что для чтения он мне что-то подберёт. Мне нравилось участвовать в декламации стихов, выпускают всегда первым и весь концертный вечер свободный. Открывался "Красный уголок" где-то в три часа дня, руководитель приходил позже, а в это время через усилитель киноаппаратуры крутили пластинки и танцевали. Нет, иголки были не тупые, но подотчётные, сдал старую - получай новую, за этим следил руководитель. Динамики расставлялись на подоконниках и когда окна открывали, музыку было слышно на нахичеванском базаре. И вот, изловчился я - спёр у Генки пластинку, уж так хотелось послушать на хорошей игуе! Знал, что пластинка запрещённая, знал, Виктор мне сказал, когда я её слушал в третий раз у Генки, но... Раздевались там же, в "Красном уголке", одежду ложили на стулья навалом, пластинку я принёс под пиджаком, занёс боковым входом на сцену и положил в общую горку. Когда играющая пластинка заканчивалась, кто-то вбегал на сцену и ставил другую. Я сидел в зале, так как танцевать не умел, и с напряжением ждал, когда кто-то поставит мою пластинку, но её не ставли, а вот-вот придёт руководитель и танцы закончатся. Не выдержал! По окончаеию очередной пластинки, вбежал на сцену, гляжу, моя пластинка лежит верхней и я её поставил. Нет, пластинка была не изношена! Я стоял на сцене и смотрел в окно на базар. С первых же слов песни базарные люди повернулись в сторону техникума, по базару бежал милиционер, держась за кабуру, в сторону техникума. Дело плохо! Кае-какие пары танцевали и я решил уйти в зал, но не успел спустится по стпенькам, как вбежал руководитель: "Кто поставил пластинку?" - заорал он. Как было не признаться, я сказал: "Я." Тут уже вбежал милиционер, затем офицер милиции, меня за "шкирку" и на допрос. Я с удивленинм выслушивал, что пластинка запрещённая, что это дело политическое, я обязан рассказать, кто дал мне эту пластинку, почему именно я её поставил на проигрыватель и т. д. Я спокойно ответил, что все танцевали, а я не умею, и чтоб не отвлекать танцующих, я зашёл на сцену и поставил самую верхнюю пластинку. Я её не приносил, кто принёс - не знаю, не видел. Меня долго "мурыжили", не знаю как остальных, и часов в десять я ушёл домой. Дома встретили удивлённые глаза хозяев: "Что ты натворил? Приходил участковый, рылся в твоей этажерке и постели..." Я не подал вида и тоже удивился, после спустился к Володьке, его мать меня тоже встретила настороженно, тоже спросила, что я натворил. Оказалось, что у Володьки искали патефон. Какой там у них патефон, там кроме кромешной нищеты ничего не могло быть. Мать и трое детей, две девочки учатся в школе, обработать, одеть, накормить одному работающему одного иждивенца трудно. Как хорошо, что участковый не поднялся на второй этаж к Витьке, а потом ниточка повела бы его к Генке и тут бы не одному мне пришёл конец. Потом ещё допросы в техникуме, но... Иногда "но" и спасает. Кто я такой? Из глубокой деревушки, цивилизация в виде районного городка за восемьнадцать километров, мог ли такой знать, что запрещено да и откуда мог взять такую пластинку? А я ковырял в носу и всему удивлядся. Милиция отстала, но в техникуме я уже был нежелательнм элементом. Преподаватель по химии одноногий, на войне потерял ногу, с таким удовольствием мне ставил двойки по химии, если я где-то чуть заикнусь при ответе. Комсомольский значёк на лацкане пиджака... Был я комсомольцем да потерял билет, а значёк нравился... Тут же собрание комсомольской группы и... Потом профсоюзное собрание группы, оказывается я какому-то добровольному обществу взносы не заплатил - выговор! Когда -то пропустил занятие, а справки о болезни не принёс - выговор! Я как-то сдружился с местным пареньком из группы, верней он со мной, даже дал мне почитать "Тихий Дон", а его трудно было достать, ну я зачитался и тоже пропустил занятие, за что тоже выговор. Стали меня все сторонится, как чумного. Даже до этого паренька дошло и он больше ко мне не подходил. Получил я стипендию за октябрь и неделю не ходил в техникум, а когда пришёл, на доске висел приказ о моём отчислении.
Не знаю почему, но у женского пола я всегда имел приоритет.Ещё не опальным я "стрельнул" за Олей, симпатичная была и училась уже на втором курсе. Хоть я и не танцевал, но она часто на меня поглядывала. Дальше - больше. Проводил домой раз-другой, целовались взасос - это я умею делать! Но... Опять это "но"! Подошли ко мне ребята и сказали, что девчёнка занята. чтоб я держался от неё подальше. Ага! Конечно, я не послушался, но ходил уже по тёмным местам с открытым лезвием перочинного ножа. Не знаю, чем бы кончилось, но пластинка сделала своё дело и на любовном фронте. Больше с Олей я не встречался, хотя по ночам она мне так снилась, я её просто больше так и не увидел.
Стихи я писал везде и всегда. На ходу, в туалете, на занятьях и, конечно, была в них Оля. После взбучки матери, о чём я уже рассказывал, стихи прятал. В Ростове тоже были стихи, спрятанные в матрац, при обыске их не нашёл участковый, а то мне б было. Баловался от безделья и прозой, но она на мой взгляд не получалась, слишком прямая, как кол. Поскольку вся моя писанина не нейтральна к жизне, я изобрёл свой алфавит, ну, в виде каракуль. То точка, то чёрточка, то ковычка мне были буквами и я их легко читал и писал, на чужой взгляд - безделушка. Был у меня одно время товарищ, взрослый уже, армию отслужил, а я просто длинный и выглядел старше своих лет, он пробивался работать в районной газетке в качестве фотографа. Был у него хороший фотоаппарат и ему дали задание сфотографировать бушующее цимлянское море. Ждёт он день, ждёт неделю ветра, а его нет. Пожаловался мне и мы решили сделать это море бушующим. Купили длинную нитку, привязали её к кустам и к моей ноге, он лёг на землю, я залез в воду и начал нагонять волны. Получилось. Ветер дует, куст гнётся, а волна лезет на берег! У меня, как обычно, кусок бумаги и огрызок карандаша. Что-то у меня забурлило в мозгах и я записал толи двустишье, толи строфу, но не буквами, а своими иероглифами. Он посмотрел и спросил, что я намулевал. Я признался, что это мой алфавит и я так пишу, чтоб кроме меня никто не мог прочесть. Он спросил: "А скоько букв в твоем алфавите?" Я ответил, что все, только не так написаны. Он посмотрел на меня с улыькой и сказал: "Расшифровать твою писанину даже плохому шифровщику потребуется всего лишь пять минут." Он меня, как ударил палкой по голове. Уже дома я порвал всю писанину вместе с алфавитом, кое-что всёже переписав.
Как завещал нам товарищ Ленин... Опять кличка! Ну, не нравятся мне клички, это же человек, а не кошка или собака, которой в ЗАГСе имя не дают. Как завещал нам товариш Ульянов... Товарищ? Я крестьянин, он помещик... Какие же мы товариши? Как завещал нам барин Ульянов: "Учиться, учиться и ещё раз учиться." - не получилось. Он там ещё что-то завещал, священник Джугашвили что-то рассказывал, не помню, хотя заучивали наизусть - старость. Ну, у грузин тосты всегда длинные, разве запомнишь.
Приказ я прочитал от начала до подписи о моём исключении. Постоял у доски и пошёл на квартиру, неожиданностью это не было, даже был рад, что всё так кончилось. Допросы... Презрение вчерашних друзей... Неприятно. Ты ещё есть, а тебя не видят. Ха! Полежал я день, неделю, но средства к существованию тают, надо их добывать. Ноябрь пробежал, декабрь пошёл, а на работу нигде не берут. Сокращение! Я не понимал, что это такое, но намного позже понял, что это за..., когда работал директором. Дело дрянное, копейки на исходе, а есть всё больше хочется. Выручала бабушка, ну, мать квартирной хозяйки. Поскольку она не работала, могла по ночам караулить очередь за хлебом и хлеб у них был всегда, даже недоеденное сушили на сухори. Ах, эта сумка! Заглядывал в неё, заглядывал. Не знаю, замечали или не нет, что сумка не прибавляется, а отбавляется, но какие же вкусные сухари были!Уместно вспомнить и о белом хлебе. Однажды я шёл в техникум, смотрю, бабушка вот уже в двери магазина стоит, решил пристроиться и подошёл к ней. Шум был больший у задних, но бабушка защитила: "Стоял он!" Какое же было моё удивление, когда я увидел две кошовки белого хлеба в магазине, спросил, что его тоже продают и купил булку! С какой ненавистью смотрели на меня задние, когда я выходил из магазина. На ходу я начал отламыват куски и есть-есть, хлеб таял во рту. Не выдержал, сел на скамью и всю булку съел, даже крошки с газеты.
"Новый Год, Новый Год!" - ну и чтож? Вроде после нового года и есть не будет хотеться. Враки! Но... После нового года приходит весна и все непонятливые ждут указания товарища Сталина, тьфу, Джугашвили о снижении цен. Снижали много по перечню товаров, но мало тех, что имеются в магазине. Позже я понял, испытал на своей спине цену этого снижения, но об этом в следующей главе.
А пока... НОВЫЙ ГОД!