Верите ли вы в существование нечистой силы дорогой читатель? Не верите? А вот какой случай произошел с дедом Гаврилой.
Случилось это вскоре после войны, когда Гаврила вернулся с фронта, получив три ранения. Работать по своей довоенной специальности он уже не мог. Из родных у него никого не осталось. Бабка, с которой он вырос, и жил до войны умерла, и теперь в их доме жили другие люди. Гаврила своей персоной никого стеснять не хотел, вот и устроился недавний солдат в сельскую врачебную амбулаторию сторожем, а зимой заодно исполнял обязанности истопника. Было ему тогда около тридцати лет, женой Гаврила ещё не успел обзавестись и жил тут же при амбулатории в маленькой комнатушке с другой стороны здания.
Амбулатория была обыкновенным деревянным домом в одиннадцать комнат. Тут размещались кабинеты врачей, процедурная и операционная комнаты, а так же лаборатория и рентгеновский кабинет. Здание было одноэтажным. Больных сюда привозили со всего района, чаще на лошадях – машин тогда в районе было мало. Лошадей привязывали к коновязи – длинному гладкому бревну, расположенному горизонтально и укреплённому на толстых ножках. Возле амбулатории был разбит небольшой садик.
В ночь перед рождеством Гаврила пошёл на дежурство. Приняв от санитарки Клавы ключи, он обошёл всю амбулаторию, закрыл на ключ кабинеты, протопил печи, вскипятил чай в стареньком алюминиевом чайнике пошёл отдохнуть в операционной.
Эта комната нравилась ему своей чистотой, запахами лекарств, блеском медицинских инструментов, разложенных в стеклянном шкафу. Операции здесь делали мелкие и редко, и комната зачастую пустовала.
Тяжёлых больных отправляли в город, что находился в пятнадцати верстах от села. Обстановка операционной была проста: кушетка, деревянный, выкрашенный белой краской, длинный стол, покрытый белой простынёй, несколько медицинских столиков поменьше, шкаф с инструментами, несколько биксов с перевязочным материалом и банки с иглами, моточками шёлка да большая медицинская лампа стояла в углу.
Вот эту - то комнату и облюбовал Гаврила для своих ночлегов.
Напившись, чаю с куском чёрного хлеба, Гаврила разулся и пошёл в операционную, затем он аккуратно снял с кушетки белую простыню и улёгся на голой кушетке, укрывшись полушубком.
За окнами, разрисованными в диковинные узоры, светила луна, трещал мороз. Дверь в коридор была открыта, оттуда слышался треск дров в печи, шуршали бумагой мыши, красноватые отблески огня плясали на стенах.
Было тихо, тепло, слышно как изредка капала вода из умывальника. Время близилось к полуночи. Вот из старинных настенных часов показалась кукушка и прокуковала двенадцать раз подряд.
Под её мерное кукование Гаврила уже начал погружаться в сон, как вдруг он ясно услышал негромкий стук. Он повернулся на правый бок и замер… Длинный деревянный стол, который стоял посередине комнаты, двинулся к нему!
Гаврила, не веривший в бога и сроду не ходивший в церковь, перекрестился. Стол остановился на некоторое время, а потом опять начал стучать всеми четырьмя ножками, но уже на месте, не приближаясь к Гавриле.
Гаврила опять начал неистово креститься, испуганно повторяя:
- Свят, свят, свят!
Но это помогало плохо. Стол то останавливался, то вновь начинал свою пляску. Сколько это продолжалось, Гаврила не знал, но, наконец, он не выдержал, схватил полушубок, шапку, лежащую в изголовье, обулся и пустился наутёк.
На улице он, однако, одумался, взял себя в руки. Вспомнил, как не раз ходил в разведку, как брал языка, молодого немецкого лейтенанта.
-Да что же это я! – подумал Гаврила – Чертовщина какая-то.
Он поскрёб в затылке:
- И что же это могло быть? А вот не боюсь, ни черта не боюсь! – захорохорился он.
Гаврила огляделся вокруг. Ночь была ясная лунная. Мороз всё крепчал. Звонко скрипел снег под старенькими, подшитыми кожей валенками Гаврилы. Загадочно светила луна, и таинственно мерцали звёзды. Недавно был большой снегопад, и деревья в саду стояли наподобие сказочных великанов, отягощённые шапками снега. Гавриле вдруг почудилось, что всё вокруг насмехается над ним: и эта ясная луна, и эти сказочные деревья, и далёкие звёзды.
- Что испугался, испугался? – казалось, спрашивали они. Гавриле стало не по себе. Он прошёл по дорожке, постоял у коновязи, раздумывая, не пойти ли домой, потом вернулся в амбулаторию. Присел в вестибюле возле окошка регистратуры и кадки с фикусом, затем зашёл в регистратуру, уселся на стул и, не снимая полушубка, так и провёл остаток ночи. К утру сон сморил его, и он задремал, положив голову на стол, и уткнувшись лицом в шапку.
- А утром подал заявление об уходе изумлённому главврачу и на все уговоры остаться ответил решительным отказом. Через неделю Гаврила уже работал помощником колхозного конюха, и жил на квартире у жалостливой бабки Акулины.
Эту историю я услышала в детстве от самого деда Гаврилы, когда он, сидя на крылечке своего собственного пятистенного домика рассказывал своим и чужим ребятишкам разные истории из своей жизни. К тому времени он уже давно обзавёлся семьёй.
И сколько бы ни рассказывал дед Гаврила этот случай, крутя головой и лукаво посмеиваясь, все воспринимали эту историю по- разному: одни над ним смеялись, другие просто не верили, третьи говорили, что стол пошёл потому, что был деревянный, без единого гвоздя, четвёртые и сам Гаврила были уверены, что в этом была замешана нечистая сила.
Прошли годы. Старую амбулаторию сломали, а на том месте построили больничный комплекс с поликлиникой и стационаром. Про чудеса там больше не слыхать. А дед Гаврила жив и по сей день. Он плетёт корзины, делает табуретки и стулья, и всё так же иногда рассказывает, теперь уже внукам, разные истории из своей жизни.
Январь, 2010