Воспоминания неудавшегося утопленника.
Тонуть мне в моей жизни приходилось много раз (наверное, готовила меня судьба к службе на флоте). Все случаи я описывать не буду – придется роман писать, а несколько попыток опишу. Итак:
Утопление первое.
В первый раз мое неудавшееся утопление произошло, когда мне было четыре с небольшим года. Поехали мы всей семьей в отпуск в Иваново - город ткачих и родину первых Советов (как его называли в советское время). Старший мамин брат (мой дядя) работал какой-то «шишкой» в местной власти и на лето его назначили начальником пионерского лагеря. Я так понимаю, что это было негласное поощрение – потому что должность необременительная, а все лето провести на природе, да еще и всей семьей, да питание практически бесплатное – только мечтать можно о такой работе. Лагерь находился в живописном месте (как и все пионерские лагеря, в советское время) на берегу великой русской реки Волги. Я при любой возможности (и невозможности тоже) залезал в нее и бултыхался до посинения, пока меня мама в принудительном порядке не вытаскивала. А однажды она по какой-то причине не пошла с нами на купание и я был предоставлен сам себе. Отец с дядей лежа на песочке под зонтом играли в шахматы, пионеры и пионерки (под бдительными взорами вожатых) купались, а у меня был праздник водных аттракционов (вытворял всё, что хотел). И вот решил я «перейти Волгу вброд» - зашел в воду по шею и кричу: «Папа, посмотри, как я далеко зашел!». Отец, как сейчас помню, не отрывая взгляда от шахматной доски, ответил: «Молодец, молодец». А «молодца» в это время накрыла волна от прошедшего недавно парохода. Последнее, что помню – это желто-зеленое солнце сквозь воду - тонул я с открытыми глазами (а что сделаешь! – не умел еще тонуть). Спасла меня какая-то стоявшая рядом со мной пионерка (дай ей Бог здоровья!). Как она потом рассказывала: «Смотрю, малыш нырнул и долго не выныривает – ишь, какой!». А когда сообразила, то просто нагнулась и, нашарив меня, лежащего на дне – вытащила на берег. После того, как меня реанимировали, отец сказал, что давай, мол, это останется между нами – мужчинами, а маме не будем говорить. На следующее утро мама моя была поражена тем, что меня ни под каким предлогом нельзя было в воду затянуть. Ничего, не объясняя, я категорически отказывался даже шаг сделать в воду! И только уже по пути домой, в родную Армению, мы с отцом рассказали ей о моем первом (но, увы, не последнем в моей жизни) приключении на водах.
Конец первой попытки утопления.
Утопление второе.
Следующая моя попытка тонуть была предпринята уже в более «зрелом» возрасте. Классе, в четвертом, помнится. Плавать я научился не хуже дельфина, на спор переплывал двухкилометровый Большой пруд туда-обратно. И, приблизительно, тогда же, открыл я для себя великого писателя – Джека Лондона. К тому времени я уже прочитал всё, что было положено нормальному пацану в этом возрасте (Купера, Верна, Рида, Стивенсона, Твена и про¬чих замечательных писателей). Библиотеки в любой деревне тогда были хорошие, да вдобавок мой отец, пользуясь служебным положением(был парторгом совхоза "Дудачный), ежегодно подписывался на литературное приложение к журналу «Огонёк». В этом приложении каждые две недели издавались очень хорошие книги, которые я прочитывал все подряд. Даже те, которые мне еще были и не по душе. Упорный был. Разве многие могут похвастать тем, что они прочли «Сагу о Форсайтах» полностью. А я прочитал! В наше время уже мало кто помнит, что в советское время народ был «самым читающим в мире» (так, по крайней мере, утверждала пропаганда). Хорошие книги (особенно многотомные собрания сочинений) были в большом дефиците. Многие, правда, приобретали книги «для мебели», потому что это было престижно. В любое время существуют люди, которые стараются всеми способами пустить пыль в глаза (или, как сейчас говорят, «понтят»). В разное время и в разных слоях общества это могли быть лошади, хромовые сапоги, велосипеды, иконы, книги, шубы, хрусталь, ковры и про¬чее, и прочее. С высоты прожитых лет и приобретенного жизненного опыта всё это кажется смешным и суетливым – все эти потуги с помощью различных побрякушек показать свой вес и значение среди себе подобных. Раньше говорили, что в бане все равны, так теперь народ с помощью татуировок и прочего уродования своего тела стараются и в бане выделится. Не думают нынешние красавицы, как они будут выглядеть с «гламурными» тату на дряблом теле, когда станут бабушками. А в нашей семье книги были всегда предметом первой необходимости, их было много и все интересные (и мной прочитанные не по одному разу). Так вот, ближе к утоплению. И вот он – Джек Лондон! Вначале, (как и должно быть) из Джека Лондона мне нравились все его приключенческие вещи, вроде «Рассказы Южного моря», в которых было всё – и людоеды, и пираты, и отважный белый человек, которому покорялись и люди, и женщины, и стихия. И очень подробно описывались способы, которыми пользовались ловцы жемчуга для своих погружений. Друзьям своим я пересказывал все, что прочитал, и родилась у нас идея – освоить профессию этих самых ловцов. Соорудили мы с друзьями большой плот из бревен, которые пришлось умыкнуть на лесопилке и волоком по ночам перетаскивать к самому большому пруду, который был в тех местах. Пруд, кстати, в советские времена так незатейливо и назывался – «Большой». Сейчас ему вернули его исконное название в честь знаменитого в позапрошлом веке помещика Жеребцова – пионера ирригации и орошения в Донском крае. Пруд был огромный – километра четыре в длину и около двух в ширину. Для нас он был и морем, и океаном, о которых мы в те времена только читали и в кино видели. Соорудили, как умели, парус над плотом и бороздили водные просторы. А когда я узнал, каким образом ныряльщики в далеких южных морях погружались на большие глубины, то предложил друзьям опробовать это «ноу-хау», как сейчас говорят. А «секрет» был простой – чтобы быстрее погружаться, надо взять в руки камень и он тебя быстро доставляет на дно. Так мы и поступили – набрали на плот камней и с ними стали нырять на недоступные раньше для нас глубины. Но потом, когда камни закончились, мы поняли, что таким образом мы скоро перевезем на дно пруда все окрестные камни. И мы додумались, что к камню надо привязать длинную веревку, за которую его потом можно вытащить на плот. Теперь дело пошло веселей. Все было нормально, пока я при очередном погружении, отпустив камень, почувствовал, что веревка запуталась у меня на ноге. Хорошо, что я не запаниковал, а стал практически спокойно ее распутывать. К тому времени, когда я освободился от пут, воздух в моих легких закончился, и я изо всех сил рванул к спасительной поверхности. В довершение всех моих бед я еще и умудрился со всего маху врезаться головой в плот. Хорошо, что, услышав стук снизу в плот, и увидев пузыри, которые я выпустил, друзья мои попрыгали в воду и вытащили меня оттуда.
Конец второй попытки утопления.
Утопление третье.
Произошло оно приблизительно через год после моей неудавшейся попытки головой плот проломить. В это время с оглушительным успехом по стране (и по нам, в том числе) прошел фильм «Человек-амфибия». Это сейчас нас ничем не удивишь, насмотрелись всяких челюстей и прочего, а в то время для всех нас это был шедевр. А какая музыка! Сразу появилось много вариантов песни «Эй, моряк! Ты слишком долго плавал…», которые мы все знали и горланили, если не было взрослых поблизости, потому что в текстах встречались и всякие непотребные слова. Сейчас уже молодежь и не знает, что слова бывают нецензурные и их не стоит произносить вслух прилюдно. Что-то меня опять старого не туда занесло, не о том ведь хочу рассказать то. Так вот, насмотревшись, вышеупомянутый фильм, причем – многократно, стали мы с друзьями изобретать различные способы покорения глубин окрестных водоемов с помощью подручных средств. Об аквалангах и водолазном снаряжении и речи быть не могло в те времена. Да что там! Даже маска с трубкой, и, тем более, ласты были для нас недосягаемы по причине их отсутствия в провинциальных магазинах. (Маска была одна на двоих у моих друзей братьев Киселевых, но её хватило на всю братию только на лето.) Да и непомерной цены, (для кошельков наших родителей) - в столичных магазинах, - где вышеупомянутые предметы продавались. Стали мы сами изобретать все, что увидели в фильме, самостоятельно. Помню, как мы радовались, когда после всяческих экспериментов, мы научились изготовлять ласты любых размеров и форм из резины от автомобильных камер. Сначала они у нас получались неуклюжие и служили недолго, но потом мой отец (тоже от мальчишек недалеко ушедший), научил меня вулканизировать резину и тут уж мы поставили ласты на конвейер! А вот с масками были проблемы, такое сложное изделие на коленках не сотворишь. Потом кого-то из нас осенило – противогаз! Не помню, откуда, но противогазов у нас было много, но вот беда – перед этим у нас всех поголовно было увлечение рогатками и противогазы были безжалостно изведены на это мальчишечье оружие. Надо сказать, что во владении этим старинным оружием многие из нас достигли такого совершенства, что даже ходили на охоту за всякой некрупной дичью, вроде куропаток. А в основном - использовали для стрельбы по различным мишеням – банки, которые сушились на плетнях у местных казачек, были главными из них. Сколько убытка принесли бедным женщинам! Опять куда-то меня занесло, так и не доберусь до утопления. Так вот, нашли мы у одного «жмота» один единственный, не порезанный «в лапшу» противогаз. И, оказалось, что по размеру он подходил только мне, как обладателю головы большого размера. Поэтому стал я водолазом-испытателем. Сначала я попробовал нырять с трубкой, которая была на противогазе. Происходило это мероприятие таким образом – я на мелководье плыл, а ребята держали конец противогазной трубки над водой. Получалось, что я плыл, уткнувшись лицом почти в дно реки, да еще и на привязи. Тогда еще мне показалось странным, что тяжеловато дышать, но я не придал этому значения (а зря!). Потом додумались, что шланги противогазов можно скрутить вместе в любом количестве и нырять в самый глубокий омут.
Естественно, мы так и сделали. Скрутили вместе с десяток противогазных трубок, получился шланг длинной несколько метров. Привязали мы верхний, открытый конец его к опоре деревянного моста, нацепил я противогаз, взял в руки камень (учтя прошлогодний опыт, привязывать его к себе не стал), и – сиганул в бурные воды реки Медведицы. Обычно, перед прыжком в воду любой, здравомыслящий ныряльщик вентилирует легкие, потом набирает в них как можно воздуха и ныряет. Я тоже всегда так делал, но только не в этот раз. Понадеялся, что буду дышать через шланг и наслаждаться красотами подводного мира. Любовался я очень недолго – как только достиг дна и, попытавшись вздохнуть, понял, что у меня это почему-то не получается. Сначала у меня появилась мысль, что кто-то из ребят пошутил и закрыл верхний конец шланга и пытался подергать за него, чтобы они отпустили. Все это время я лихорадочно пытался вдохнуть живительный воздух и израсходовал на это небольшие остатки того, что у меня было в легких. Наконец, почувствовав, что задыхаюсь, сорвал маску противогаза и - «пошел на всплытие» (по пути глотая речную воду). Дальше – как обычно. Вытащили меня друзья из воды, отлили из меня лишнюю воду. После того, как я ожил, стали мы разбираться, что же произошло? Стали экспериментировать – оказалось, что глубже метра уже дышать через трубку противогаза невозможно. Потом отец мне рассказал про давление воды, мешающее дышать таким образом. И что водолазы используют для дыхания сжатый воздух. Потом уже, во время службы на флоте, прошел я легководолазную подготовку и погружался не хуже пресловутого Ихтиандра во многих морях и океанах, с улыбкой вспоминая свой первый «водолазный» опыт.
Конец третьей попытки утопления.
Утопления следующие (без номеров).
Много у меня еще потом в жизни было возможностей утонуть, но я их так ни разу, слава Богу (Аллаху, Нептуну и прочим богам), - до конца не использовал. Но они, в отличие от предыдущих утоплений - не очень запомнились. Просто падал с льдин во время катания на них, проваливался под лед при катании на коньках или во время зимней рыбалки, купался в шторм в Дагомысе, дважды уносило в открытое море на льдине волной и течением, жалил скат своей колючкой на хвосте во время подводной охоты. Лопалась резиновая лодка во время рыбалки в Финском заливе, на такой же лодке попадал под неожиданно налетевший шквалистый ветер и так далее. В общем, несерьезные случаи.
А вот однажды был еще один момент, когда я уже распрощался с жизнью и думал, что это окончательно. Был какой-то лохматый год из семидесятых, служил я на Северном флоте. И вот, однажды меня откомандировали на один из кораблей нашей бригады. Ему предстояли зачетные стрельбы главным калибром по береговым целям, а у них не было специалиста по стрельбовым радиолокаторам. Наш корабль незадолго до этого эти стрельбы успешно выполнил, что делать, я знал и поэтому не предвидел никаких сложностей. По прибытию познакомился с моряками, провели несколько тренировок, в общем, всё - как положено. А, надо сказать, что командир этого корабля и его механик (командир БЧ-5) были молодыми, недавно назначенными на эти должности, и должны были в скором времени получать свои очередные звания. И, получилось так, что перед самым выходом на стрельбы, один из главных котлов этого парохода вышел из строя. По хорошему, (и по всем правилам) выход в море надо было отложить и спокойно ремонтировать злополучный котел. По всем правилам и наставлениям в мирное время кораблям категорически запрещалось выходить в море с одной неисправной машиной. Но, командир понадеялся (и механик его в этом заверил), что починит эту железяку во время перехода к полигону, и пошли мы. Хотел сказать - «солнцем палимы», но на Севере в конце февраля оно не очень-то «палит». Недавно закончилась полярная ночь и была еще самая настоящая зима со штормами и вьюгами. А идти надо было к скалистым берегам полуострова Рыбачий, где и располагались мишени, которые нам надо было раздолбать «в пух и прах», чтобы выполнить задачу. Только мы вышли в Баренцево море, как налетел самый настоящий зимний шторм, с леденящим ветром, снегом и всем прочим, что ему полагается. Повернули мы налево, взяли курс к полигону и малым ходом поплелись. На пароходе много матросиков, недавно прибывших из учебных отрядов, и для них это был первый настоящий шторм в жизни. Многие тут же укачались, приобрели желто-зеленый цвет лица и пришлось мне своих бойцов всяческими способами приводить в нормальное состояние. Включили станции, стали отрабатывать действия во время стрельб (занятых делом меньше укачивает). И, вдруг - аварийно вырубилось электропитание, и наступила зловещая тишина. А, надо сказать, что во время похода на корабле так привыкаешь ко всем этим постоянным шумам, что их просто не замечаешь. Однажды мне пришлось полгода жить в каюте, за переборкой которой находилось машинное отделение. В начале похода, несколько дней, вой турбин не давал мне нормально уснуть. Приходилось минут пять ворочаться, пока усну (обычно я засыпаю раньше, чем голова с подушкой встретятся). Потом я просто перестал слышать эту турбину, но когда ее останавливали при заходах в порт, сразу появлялось ощущения громкой тишины. Такая вот тишина и наступила.
Приказал морякам включить аварийное освещение и оставаться на постах, а сам пошел узнавать, в чем дело. Оказалось, что вышел из строя и второй, исправный котел и остались мы «без руля и ветрил», то есть потеряли ход и управление. Тут уж нас стало болтать как щепку. По пути заглянул в штурманскую рубку, чтобы узнать, где мы находимся, и оценить окружающую обстановку. Обстановка не очень порадовала – шторм продолжался, только уже без снега и находились мы всего в нескольких милях от скалистых берегов, к которым наш корабль неумолимо нес северный ветер. Подумал, что все – кранты, если в ближайший час не запустят машину, то писарям бригады придется потрудиться, выписывая триста похоронок. Не помогут никакие спасательные средства – в такой воде недолго люди живут. Представил, как после шторма по всему побережью будут собирать наши изуродованные волной и чайками тела в оранжевых жилетах. Сразу решил в воду не полезу, лучше вместе с пароходом буду тонуть – как-то уютнее, что ли. Обошел моряков на постах, объяснил обстановку. Надо отдать им должное – молодые пацаны, а восприняли предстоящее более-менее спокойно. Может быть, потому что я им все варианты объяснил, покурил вместе с ними (в нарушение всех правил, запрещающих курение на боевом посту). Напомнил о русской традиции – одевать чистое белье в таких случаях и сам пошел в свою каюту, где в чемоданчике у меня лежала чистая тельняшка. По пути пришлось приводить в человеческое состояние парочку паникеров (запер их в какой-то пост), чтобы не бегали и не распространяли эту заразу. В общем, закончилось все тем, что когда я уже сидел, покуривая в каюте, в чистом нательном белье, вспоминал вдову свою (я ее уже из разряда жен перевел в другое качество), думал что зря ни одной молитвы не знаю (было бы чем заняться) – в это время сначала - загорелся основной свет (запустили дизель-генератор), а потом загудела, набирая обороты турбина. Тут уж - вылетели из головы все вышеописанные мысли и пошел я выполнять свои обязанности по боевой тревоге, которую тут же сыграли.
Потом уже стало известно, что механик со своими доблестными «маслопупами» выполнил свое обещание починить котел, который был неисправен при выходе. Стрельбы, конечно, мы не стали выполнять, получили приказ следовать в базу для разбора полетов.
P. S. Командир и механик этого корабля очередное звание не получили – были уволены из рядов ВМФ. Если бы об этом ЧП сразу доложили в Москву, то их бы посадили, да и много бы больших чинов лишились своих мест. В Москве узнали об этом случае месяца через три, к тому времени корабль уже был на боевой службе в Средиземном море. Кого-то еще наказали, но это уж мелочи.
Вот, пожалуй, на этом и все мои истории о моих неудачных попытках утонуть. Буду надеяться, что и не будет у меня удачной. Кому суждено быть повешенным – тот не утонет.