Поймала вечером девочка время в ладонь
и зажала совсем немножко.
Утром девушка время в чашку лила
и мешала серебряной ложкой.
Показалось днём женщине, что слишком быстро
время в чашке остыло.
Ближе к ночи старушка его допила
и нечаянно чашку разбила.
VII. SED’MOE. ВРЕМЕННОЕ.
В том возрасте, когда золотые нити её волос ещё не утратили своей чудесной силы, она думала, что Вдохновение – это такой добрый человек, который приходит в гости к тем, кому он нужен, и дарит им подарки. Кому стишок принесёт, кому песенку, кому картину. У него очень много разных подарков, но людей ещё больше, именно поэтому не все из них пишут, поют или рисуют. Сколько же тех, кто никогда не пробовал на вкус слова – думала она – тех, кто никогда не нюхал нот и не трогал созвучий? Ведь добрый человек не может помочь всем. Почему они не напишут Вдохновению письмо о том, что им он нужен гораздо больше, чем остальным? Они же столького ещё не попробовали, а времени остаётся всё меньше. Это так просто – написать письмо. Почему они всё оставляют на потом…
В эти выходные усталость уложила её под одеяло далеко после того, как воскресенье побороло субботу. Что-то снилось наверняка, что-то же наверняка снилось, но никак не вспомнить. На этот раз Морфей приголубил её, заманил в свои объятия и не выпускал, покуда сны не насмотрелись на неё вдоволь. Успокоенная, обласканная его дыханием, она показалась им такой неинтересной. Тыча пальцами в её сторону, сны долго потешались над тем, как скучна её зимняя улыбка и зауряден профиль. Она никогда не узнает, был ли Морфей с ними заодно или даже не заметил визита ехидных существ, но она будет долго пытаться вспомнить их, а они забудут её с первыми лучами зимнего солнца и следующей ночью посетят уже другую. Или другого. Не всё же людям пялиться на сны.
Если перепрыгивать весь день с минуты на минуту, с часа на час, то можно споткнуться, подвернуть ногу, и больше никуда не попасть до самого следующего дня. Нога красиво распухнет и станет отличным алиби для времени. Хотя какое алиби, это его самого все то и дело пытаются убить…
На этот раз кофейный напиток. Чай, конечно, безопаснее, особенно некрепкий, но хоть раз в месяц нужно изменять хотя бы чаю, раз себе не стоит. Ячмень, цикорий, рожь и немного кофе, риск под контролем. Она так боится давления. Что на неё давит? Кто разгоняет её пульс до холода в висках и жуткой тошноты? Найти бы его да посмотреть глазами в глаза. Он, наверное, за что-то на неё очень обижен, раз не даёт пить кофе. Тогда бы она попросила у него прощения.
Она хочет касаться пальцами клавиш, и вытягивать из них музыку. Пусть та потечёт из них вязкой смолой, неуверенной, по капле падающей на сырую пахучую землю. Пусть время умрёт, как оно умеет, остановится в ней и в её часах, состарив её мысли, превращая ароматные капли в янтарь. Пусть родится оно снова в муках усталых нот и даст воздуху в её комнате заблагоухать медовой сластью новых созвучий. Пусть станет неважно, почему некоторые люди кончаются, так толком и не начавшись, почему не пишут они писем Вдохновению и не просят у него подарков. Пусть гибнут и рождаются минуты, пусть бьются в агонии секунды, кричат и дрожат от страсти мгновения! Всё равно, как любая магия, всё это продлится недолго и закончит себя под крышкой... Нет разницы между крышкой гроба и крышкой фортепиано. Разлучённые сёстры-близнецы.
Время вновь гонит её под одеяло, не давая шанса завершить начатое. Неоконченное стихотворение смотрит на неё во все свои буквы и не верит, что может она вот так просто уйти и оставить его, недорифмованного калеку, стынуть в белизне блокнотных листов. Она бы конечно не оставила его, как не бросают раненых солдат на поле боя. Но сил так мало, а времени на часах так много… Помотать головой из сторону в сторону, взбудоражить застоявшиеся мысли, вытряхнуть из самых дальних уголков сознания затерявшиеся рифмы – должно помочь. Но вот сигарета в её руке, блокнот закрыт, чайник поставлен на огонь. Не в этот раз, может быть, в следующий. Но не будет, конечно, того следующего, не хватит ей отваги вернуться на поле боя и завершить сражение с безмыслием. Она просто отравит себя никотином, успокоит медово-лимонным снотворным, сомкнёт глаза и зажмурится от осознания беспомощности перед новым днём. А недописанное стихотворение она найдёт бездыханным, вперившим неживой взор в пустоту блокнота, лишь через неделю. Вздохнёт над ним, попробует чем-то помочь, но в итоге перевернёт страницу и начнёт новое. Ну не устраивать же поминки по неудавшимся стихотворениям, в конце концов.