Эпилог.
Наверное, одному только Богу, в существование которого я тогда поверила, было известно, что я пережила в то душное лето 2001 года. После отъезда Тимофея я выплакала столько слёз, что теперь это мне уже кажется невероятным.
Совершенно бессмысленным и безнадёжным казалось мне ожидание «завтра» и «потом». А то, что было в моей жизни до этой встречи стало никчемным. На какое-то время мне стало глубоко безразлично всё то, что ещё вчера меня волновало, радовало, пугало.
Я жила одним единственным августовским днём - днём, который вместе со своим теплом, зелёной травой и глубоким небом принес мне ту безумную, долгожданную встречу. И этот же самый день, усадив на горизонте палящее солнце и окрасив его в багровый закат, отобрал у меня человека, без которого я не мыслила своей жизни.
Мне было почти двадцать восемь лет, а за плечами сознание того, что моя собственная жизнь шла мимо меня. Щемящая тоска гложила меня беспробудно. Чувство безысходности, уже довольно знакомое моей душе, не оставляло меня ни на секунду. Я сутками напролёт выла как смертельно раненое животное. Иногда, когда совсем становилось невмоготу, я истерично орала на кухне, забиваясь в щель между столом и холодильником. Мой пёс в испуге метался по квартире, будто искал помощи у молчащих стен квартиры, потом падал около меня, жалобно скулил и слюнявил мои ладони…
Тогда я впервые пошла в Храм. Помню вошла и упала на пороге церкви, ноги совсем уже не держали меня. Сухонькая старушка поправила на моей голове платок и тихо сказала:
- Ты поплачь, детонька. А потом встань и помолись. Господь он милостив, поможет.
Я подняла на неё опухшие от слёз и бессонницы тонкие щелочки своих глаз и прохрипела:
- Я не умею, бабушка.
- А ты молись, как сможешь. Господу Богу не нужны заученные молитвы. Ты сердцем молись. И словами простыми.,- ответила старушка.
И я молилась. Молилась, как сумела. И понемногу боль отступала, уходила из меня…
Галка, оставляя своих, тогда ещё грудных детишек, с Игорем, часами сидела возле меня и слушала, понимая, что мне нужно выговориться. Я часто бывала у родителей в то время. Лора, умница, не давала мне никаких советов, просто молча держала в своих тёплых, материнских руках мои руки и мне это помогало. Лизка шикала на Ослика:
- Иди, иди, забери Машуню и идите на улицу. Не мешайте, идите.
Моя сестра жалела меня, прятала свои слезящиеся глаза и я поняла тогда, что не могу чувствовать себя такой одинокой, потому что рядом есть дорогие и любимые мне люди.
Спустя два месяца я узнала, что беременна… Вышла из женской консультации и присела на лавочку. Задышала как-то по-новому, жадно втягивая прохладный осенний воздух. Внутри будто растопился огромный ком отчаяния, мешавший вот так вот легко дышать. Собрались в кучку все те кусочки меня самой, что я растеряла когда-то и вылились во что-то, пока ещё не очень понятное, очень крошечное, но уже такое безотчетно любимое.
Моя нескладная жизнь разложилась по полочкам. Меня стал радовать каждый новый день. Работа приносила мне такое удовольствие, какого не приносила уже долгое время. Мне стало вдруг ясно, как дважды два, что так будет всегда, если я буду сама этого хотеть…
Однажды вечером, когда я была уже на седьмом месяце беременности, позвонил Павел. Я даже подпрыгнула, так рада была снова услышать его спокойный, тихий, журчащий как деревенский ручей голос.
- Как твои дела, Катерина?,- спросил с ходу он.
- Отлично,- улыбнулась я.
- О, голосок какой бодрый! Что там у тебя такого произошло, рассказывай.
- Приезжай, если хочешь, расскажу,- пригласила я Павла.
- Ты шутишь?,- недоверчиво спросил он.
- Не-а,- засмеялась я.
И он приехал с букетом голландских хризантем и с минуту ошарашенно глядел на мой округлившийся живот. Я с интересом наблюдала за ним, не скрывая своего веселья.
- Вот будет здорово, если ты сейчас удерёшь!,- засмеялась я,-Цветы-то хоть оставишь?
Павлик, всё ещё прибывавший в потрясении, сунул мне букет и усмехнулся:
- Да уж, Катерина, мастерица ты сюрпризы устраивать.
- Так ты войдёшь?
… В тот вечер, ковыряя в блюдце мороженную клюкву в сахаре, такую же кисло-сладкую, как моя жизнь, я поведала Павлу историю о своей первой любви. Он внимательно слушал меня, разглядывая в своей тарелке кусок остывшего мяса. Иногда вздыхал, видя как тяжело мне даются воспоминания и похлопывал меня по-мужски по плечу:
- Ну-ну, котёнок, тебе нельзя теперь волноваться. Это вредно для малыша.
Он остался со мной в ту ночь. И я благодарно целовала его глаза и гладила мягкие светлые волосы.
- Добрый мой, добрый Пашка,- шептала я ему на ухо,- Как я по тебе соскучилась.
- Катька - отзывался Павел, касаясь губами кончиков моих пальцев, пахнущих клюквой,- Как мало я знаю слов, чтобы сказать тебе, как много я потеряю, если тебя со мною не будет.
- Я буду любить тебя, буду заботиться о тебе, Пашенька, всю жизнь, как когда-то ты заботился обо мне.
… Теперь я уже знаю, что такое любовь. Я поняла, дошла, раздумывая долгими ночами своего прошлого. Любовь не должна иссушать, не должна ранить. Любовь - это тишина, покой, тепло. Любовь - это ладони, полные до самых краёв, нежности; ладони, которые качают тебя, баюкают. Любовь не может требовать, просить. Она не берёт, не отбирает, она сама должна дарить, ничего не прося взамен…
В ту ночь, когда Павел заснул, я мысленно полетела к Тимофею. Я видела его синие-присиние глаза, я слышала его голос под далекими звёздами, я держала его руки в самый последний раз.
- Прощай, моя вечная боль,- сказала я тогда ему,- Спасибо тебе, что ты был в моей жизни. Спасибо, что ты мне подарил вновь мою собственную жизнь!
… Я уснула и спала крепко-крепко, дыхание моё было ровным и спокойным, тело лёгким и невесомым ,потому что со мною рядом дышал мужчина, чьи ладони будут качать меня всю оставшуюся жизнь. Не спрашивайте меня, почему я в этом так уверена, я просто это знаю.
Когда Павел встречал меня из роддома был хмурый майский день. Зеленые сосны послушно трясли своими лохматыми макушками, а я… Я была счастлива своим уютным, похожим на все остальные, счастьем.
Павел деловито отогнул уголок конверта и посмотрел на моего сына.
- Ух ты! Вот это мужичок! Молодец, Катерина!,- сказал он,- Я надеюсь, ты без моего разрешения не дала ему имя?
Галка больно ущипнула меня за руку. Я поняла, что пока нужно молчать.
- Нет, конечно,- соврала я, не моргнув глазом.
- Правильно, Катька,- Павел поцеловал меня в холодный нос и прикрыл уголок конверта,- Потому что имя нашему сыну я давно уже придумал.
- Ох, как интересно,- подбоченилась Галка.
- Да,- кивнул Павел,- Мы назовём его Тимофеем.
У меня отлегло от сердца.
- Тимофей Павлович Селин,- важно произнёс Павел и посмотрел на нас с Галиной.
- Звучи-ит!,- протянула довольная Галка.
- Ещё как звучит!,- улыбнулась я, прижимаясь поближе к Павлу.
…Прошли годы. Нашему сыну скоро исполнится четыре года. Я не боюсь говорить о том, что по-настоящему счастлива. У нас крепкая, очень дружная семья… Неделю назад я наводила дома уборку и наткнулась на старые чёрно-белые фотографии. На меня безудержно нахлынули воспоминания.
Вот я, Галка, Люська и Тимофей помогаем Люсиным родителям копать на даче картошку. Тимка с ведром на голове в рваных шароварах состроил смешную рожицу. Я с перепачканной физиономией и улыбкой во все тридцать два зуба лежу с Галкой на земле…. Вот Люська в коротенькой юбчонке залезла на сопку и размахивает футболкой. Это мы с классом на три дня ездили в берёзовые рощи. На обороте надпись "1990 год. Моей дорогой и любимой подруге Кате на долгую память"…
А вот Тимка запихивает огромный ломоть спелого, сочного арбуза в мой рот… А вот наш школьный выпускной. Галка в вязаном голубеньком платьице на тонких бретельках повисла на моей шее. Люся стоит рядом, вся в фиолетовых рюшечках, улыбается как фотомодель…
Я смахнула набежавшие слёзы… Павел осторожно положил мне руку на плечо. Я обернулась и крепко сжала ладонь своего мужа.
«Как же мне всё-таки повезло,- подумала я, - Я не хочу другой судьбы, не хочу»
Я мимолётом глянула в окно. За ним блестела полная, круглолицая луна. И мне вдруг показалось, что она улыбается и подмигивает мне такими же синими-присиними глазами, как у моего далёкого прошлого.
2005 - 2006 гг.