Часть 3.
Закончился и тот учебный год. Мы с девчонками успешно отбарабанили на экзаменах всё то, чему нас научили в школе за это время и чувствовали себя свободными и довольными жизнью.
В воздухе парило ароматами предстоящего лета. На деревьях вовсю лопались молодые почки; зеленые листочки с жадностью просились на волю.
- Кать,- позвала меня Галка, оторвавшись от кроссворда, который она битый час тщетно пыталась разгадать,- А ты к Тимке на выпускной пойдёшь?
- Чего мне там делать?,- лениво потянулась я.
Мы втроем сидели на балконе у меня дома, расстелив на бетонном полу старый шерстяной коврик. Люська полюбовалась своими ногтями и закрутила флакончик с лаком. Потом посмотрела на меня удивлённо.
- Как это, что делать?,- спросила она,- Танцевать, веселиться. Ты его девушка, а значит должна быть рядом в такой день.
Галка, сидевшая как йог в позе "лотос", бросила карандаш и вздохнула.
- Ох, девочки,- простонала моя подруга мечтательно,- Как же я хочу, чтоб меня кто-нибудь любил.
- Успокойся, Галчонок,- сказала Люська, рассматривая свой маникюр,- Мы с Катькой тебя любим. Тебе мало?
Галюня махнула в нашу с Люськой сторону рукой.
- Вы не в счёт… Я хочу, чтобы меня любили, как, например, Пушкин любил Гончарову. Хочу, чтоб за меня дрались на шпагах или даже стрелялись.
Люся усмехнулась:
- Тоже мне Гончарова выискалась! Мордахой ты, Галка, не вышла и рост у тебя от горшка два вершка… Гончарова - та красавица была и высокая, между прочим!
- Зачем ты так, Люсь?,- вступилась я за Галку,- Галюня хорошенькая, тоненькая, хрупкая.
- Не всем же,- парировала обидчиво Галка,- быть метр девяносто девять.
- Не ври,- разозлилась Люська и стукнула Галюню карандашом по лбу,- Метр шестьдесят восемь.
В балконную дверь просунулась кудрявая башка моей младшей сестрицы.
- Зато Люся красивая,- заявила Лизка,- За ней все мальчишки с нашего двора бегают.
- Ты что, подслушивала, малявка?,- вскинулась я.
Лизка виновато посмотрела на меня, но на балкон всё же вышла.
- Девочки,- шопотом сказала она,- Меня тоже вчера наш сосед Владик угостил грушей. Но я её Софке отдала, они так бедненько живут .
Лизка обвела нас вопрошающим взглядом и уселась на коврик рядом с Люськой.
- Молодец, Лизок!,- похвалила та,- Добродетель украшает женщину!
Моя сестрица довольно улыбнулась и с самым невинным скромно потупила глазки…
На свой выпускной Тимофей меня, конечно, позвал, но я вежливо отказалась. Понятие "вежливость" для меня заключалось в следующем:
- Вот ещё!,- говорила я Тимке,- Будут там твои длиннющие, как суслики, одноклассницы пялиться на меня и над тобой посмеиваться.
Тимка хохотал:
- Дуреха ты, лисенок. Ты ж мой самый миленький дружочек и я тебя в обиду не дам.
- Ага,- упиралась я,- Не дашь в обиду! Вон как дырявит меня своими выпученными глазищами Верка из твоего класса. Как встретит на перемене так и дырявит. Влюбилась она что ли в тебя?
Тимка откровенно веселился:
- Глупенькая ты у меня ещё, Катька. Мне, кроме тебя, никто на свете не нужен!
На выпускной бал мне хотелось присильно! Ну, хоть глазком… но я себя переборола.
- Эка невидаль,- бодро говорила я Галке с Люськой,- У нас через два года свой собственный будет! Правда, девочки?
И девочки, как верные соратники, охотно мне поддакивали…
В тот день, когда Тимофею вручали заветный аттестат, я уснула лишь под утро. Всё думала, как там он? Наверное, я даже ревновала его, хотя в сущности между нами ничего такого не было - мы ведь ни разу даже не поцеловались…
Разбудил меня свист под окнами моей спальни.
- Катька,- услышала я негромкий голос Тимки.
Я вскочила с кровати и забравшись босыми ногами на подоконник, высунула в форточку голову. Тимка, в новеньком, расстегнутом нараспашку пиджаке и белой рубашке с галстуком, висел на водосточной трубе.
Я тихо рассмеялась.
- Привет,- сказал он и свободной рукой взъерошил свои густые черные волосы.
- Привет,- зашептала я, чтобы не разбудить родителей.
- Выходи, лисёнок, пойдём встречать первый рассвет моей взрослой жизни.
- Я не могу, Тима. Меня ж родители не пустят. Ночь на дворе, ненормальный!
- А ты на цыпочках,- посоветовал Тимка и спрыгнул на землю,-Обещаю, что через час верну тебя в кровать, из которой имел наглость только что вытащить.
- Не-а,- замотала я своей пышной гривой,- Боюсь влетит мне.
- Да они и не заметят, Кать. Давай решайся. Я из-за тебя от класса улизнул. Хочу такое грандиозное событие с тобой отметить.
Тимка был неумолим. А мне так хотелось к нему. И на рассвет очень уж хотелось взглянуть. Я решилась. Бесшумно натянула джинсы и футболку, напялила носки, и, забыв причесаться, на кончиках пальцев прокралась в коридор. Сердце билось так, как будто это и не сердце вовсе, а автоматная очередь. Я взглянула в сторону родительской спальни - дверь была прикрыта. Взяв в руки тряпичные уличные тапочки на резиновой подошве я повернула в замке ключ. Едва дыша, в одних носках, я выползла на лестничную площадку и зажмурившись прикрыла за собой дверь. Сунув ноги в тапочки, я помчалась вниз. Тимка, сидя на скамейке, терпеливо дожидался меня.
- Привет,- улыбнулась я, поправляя пальцами спутанные длинные волосы.
Он встал и взял меня за руку.
- Ну вот, Катька, докатился я. Ворую тебя, как цыган какой-нибудь, и тащу неизвестно куда.
Я смущенно улыбнулась в ответ, выдержав взгляд синих глаз. Где- то в горле заклокотало моё сердце, а коленки, в предчувствии чего-то важного, предательски подкосились. Тимка прижал меня к себе близко-близко. Я подняла голову и вот - глаза в глаза, губы к губам.
Он прошептал:
- Девочка моя, как же сильно я тебя люблю!
От его признания моё сердце подпрыгнуло и полетело куда-то вниз. И по всему телу разлилось, как парное молоко, море…
Этот момент я потом буду помнить всю последующую жизнь, потому что ничего подобного я так больше и не испытала. В любви мне, конечно, потом признавались и не раз, но никогда я не почувствовала того, что испытала тогда, в свои неполные шестнадцать лет…
Часть 4.
Тимофей успешно сдал экзамены и поступил в «горный» техникум. Я перешла в девятый класс и отметила свой первый крупный юбилей. Тимка подарил мне тонюсенькое золотое колечко с двумя махонькими фианитами. В конце лета он с ребятами ездил на поля убирать урожай и на заработанные там деньги купил мне этот подарок.
- Вот эти два камешка, лисёнок,- говорил Тимка, одевая на мой палец колечко,- это ты и я. Всегда вместе, всегда рядом, неразлучны.
- Неразлучны,- вторила я, любуясь его подарком.
Тимка часто потом меня баловал. На сэкономленные со стипендии деньги покупал мне разные безделушки - дефецитные по тем временам немецкие фломастеры; набитые ватой мягкие игрушки;ажурные, только начавшие входить в моду, колготки. Тимофей часто бывал в нашем доме, пил с Лорой чай с мармеладом, который всегда приносил с собой, подолгу о чём-то беседовал с папой. Родители приветствовали наши с Тимкой отношения, да и он заметно симпатизировал им. Тимке меня доверяли.
Лишь однажды, поздно вечером, сев на край моей кровати, Лора сказала:
- Ты не подумай, Катерина, что я сомневаюсь в тебе и в честности Тимофея. Просто я считаю, что мой долг предупредить тебя.
- О чём, мамочка?,- спросила я, пряча глаза, и понимая о чём будет этот разговор.
- Ты уже не маленькая,- вздохнула Лора,- Но ещё и не совсем взрослая. И мне бы не хотелось, чтобы…
Она отвела глаза. Я видела, что её было нелегко говорить со мной на такую важную тему.
- Понимаешь, дочь, ты очень юная и соблазниться в твоём возрасте совсем нетрудно. Мы ведь с папой знали друг друга долгое время, только потом решили пожениться. Закончили институт, научились зарабатывать деньги…
- Мама,- смеясь, перебила я Лору,- Ты что же боишься, что я замуж сейчас выскочу?
- Нет, Катерина, я не этого боюсь,- мама заломила руки и посмотрела на меня,- Мы ведь с папой тоже были молоды и очень влюблены друг в друга. Целовались тайком в институтской библиотеке, на лекциях за руки держались,- она улыбнулась и я тоже,- Но дальше поцелуев не доходило, понимаешь?
- Я понимаю, мама,- и я улеглась головой на её ладони,- Всё будет в порядке! Я обещаю тебе, мамочка!
Лора перевела дыхание, облегченно вздохнула и погладила меня по волосам.
- Вот и прекрасно, доченька,- улыбнулась она своей мягкой улыбкой,- Ты у меня умница, я всегда это знала.
В ту я ночь долго не могла уснуть, думая о нас с Тимкой. Что там нас ждёт за огромными дверями будущего? А потом, когда я всё-таки уснула, мне снился сон про молодых, красивых и свободных людей. Они плескались у тёплого, голубовато-зелёного моря, а потом, лёжа на раскалённом песке, самозабвенно целовались… Эти двое были - мои мама и папа…
Девятый класс я закончила на “отлично”. Учителя пророчили мне прекрасное будущее в виде поступления в ВУЗ. Родители мною гордились. Лизка завидовала.
А я пока что ни о чём не думала. Гораздо важнее для меня в то время был мой роман с Тимофеем. Он боготворил меня и мне это льстило. Я по-прежнему не понимала, что он для меня значит. О любви я никогда ему не говорила, но он, как и раньше, волновал моё юное сердце и бестолковую голову. Всё лето мы провели вместе, бродили вечерами по освещённому городу, рассказывая друг другу обо всех важных и не очень событиях, происходивших в наших жизнях, которые, казалось, уже слились в одно целое. Мы таскались в новомодные видеосалоны и торчали в чужих подъездах. Как безумные целовались, стоя на грязных лестницах и строили планы на будущее.
- Я хочу на тебе жениться, лисёнок,- говорил мне Тимка.
- И я хочу,- шептала я, прижимаясь к его груди.
- Вот закончишь школу, поступишь и поженимся,- мечтал Тимка.
- Поженимся,- эхом вторила я и живо представляла нашу свадьбу.
В один из таких солнечных июльских дней, когда нас с Тимкой со стыдом погнали из очередного подъезда, он позвал меня к себе.
- Не, Тим, неудобно,- отмахнулась я.
- Неудобно штаны через голову одевать,- засмеялся Тимка,- Не боись, дурёха ты рыжая. Надо же матушку когда-то знакомить со своей будущей супругой.
И он, не дав мне опомниться, потащил меня за руку к автобусной остановке. Потом, помню, схватил меня на руки и закружил.
- Люблю тебя, Катька, люблю, люблю,- кричал Тимка на всю улицу и редкие прохожие останавливались, и, глядя на нас, наверное думали, что же такого особенного нашел этот симпатичный мальчишка в такой простушке, как я?
Валентина Антоновна, Тимкина мама, встретила нас радушно. Тимофей был поздним и единственным ребенком в их маленькой семье. Жили они вдвоем в обычной хрущёвской двушке. Родители Тимофея были давно разведены. Его отец создал новую семью и уехал в Израиль.
- Мамуля, привет,- Тимка чмокнул женщину в щеку и тут же обнял меня,- Знакомься - это Катя, я тебе о ней говорил.
- Говорил, помню конечно,- улыбнулась Валентина Антоновна. От меня не укрылся её внимательный, оценивающий взгляд. Я даже слегка поёжилась под этим взглядом, - Ты почему же не предупредил, сын?,- пожурила она Тимку, доставая мне тапочки.
- Вы не волнуйтесь,- подала я голос,- Я ведь ненадолго.
Валентина Антоновна отчего-то вдруг рассмеялась и чуть приобняла меня за плечи.
- Да не бойся ты меня, Катюша,- миролюбиво сказала она,- Я не съем тебя,веришь?
Я вздохнула и кивнула. Тимка, видя моё замешательство, кинулся мне на помощь.
- Мамуля, ставь скорее чайник. Мы так проголодались.,- сказал он и я вцепилась в его руку, как утопающий за соломинку.
В тот день Валентина Антоновна угощала меня сдобными маковыми булочками, показывала Тимкины детские фотографии и мы от души смеялись над детскими Тимкиными шалостями, о которых, было видно, она вспоминала с особенным удовольствием и теплотой. Потом Тимофей играл на гитаре, а Валентина Антоновна пела для нас старинные романсы. Голос у неё был низкий, чуть с хрипотцой,хорошо поставленный. Она тоже была преподавателем, как и мои родители, но только преподавала она в музыкальной школе по классу "фортепиано". А ещё меня удивило и порадовало, насколько трогательными и дружескими у Тимки были отношения с мамой.
- Вот и здорово, Катюша,- сказала мне Валентина Антоновна, легонько пожав мою руку,- что мы наконец с тобой познакомились. Я сына своего знаю и чувствую, что с тобой у него всё очень серьёзно.
Я была тронута этими словами до глубины души. И не найдя, что сказать в ответ, кивнула и улыбнулась ей… Потом она вдруг вспомнила, что собиралась проведать свою приятельницу, попрощалась с нами и ушла. А мы, оставшись с Тимофеем наедине, обнялись.
- Знаешь, лисёнок, мне ужасно приятно, что вы поладили с моей матушкой. Ты лучшая из всех девчонок, что я знаю. Я обожаю тебя и так будет всегда,- прошептал мне Тимка на ухо…
В тот далёкий уже теперь день и случилось моё грехопадение. Не сдержала я данного Лоре обещания, забыла обо всём на свете, утонув в бездонном, бушующем океане синих Тимкиных глаз… Это был сон, в котором я неумело гладила Тимкину спину под тонкой рубашкой; в котором моё собственное платье было сначала где-то подмышками, а потом валялось то ли под кроватью, то ли под стульями. Помню Тимкино дыхание - горячее, прерывистое; шопот его губ, мои стоны и… белый, в голубой василёк пододеяльник...
Спустя час я, лёжа на Тимкином плече и шмыгая носом, рассуждала:
- И что такого особенного люди находят в сексе? Только и разговоров про это. По мне так одна сплошная боль.
Тимка тихонько посмеивался и целовал моё мокрое от слёз лицо.
- Дурёха ты, лисёнок,- шептал он,- Подожди, распробуешь, потом за уши не оттянешь. Попомнишь мои слова.
Я недоверчиво поглядывала на него, думая о том, что он, конечно, шутит, но спорить с ним не стала. Тимка приподнялся на согнутом локте и провёл пальцем по моим припухшим от поцелуев губам.
- А ты,Катька, молоток!, - улыбнулся он,щуря глаза,-Чувственная, жаркая… То ли ещё будет!
Я была довольна его комплиментом, хотя не особо понимала, что означает эта самая чувственность.
После мы вдвоём отстирывали следы нашего преступления с простыни и того самого пододеяльника в голубой василёк, а после - долго сушили на крыше Тимкиного дома…
Тогда я впервые ему сказала, что кажется люблю его.
- Кажется?,- спросил меня Тимка, буравя меня своими синими глазами, в которых прыгали насмешливые чёртики.
Я рассмеялась, дразня его и потянула к себе.
- Люблю,- закричала я,- Наверняка люблю.
… А через неделю я устроила Тимофею свою первую женскую истерику. Мы сидели в пустом сквере на лавочке.
- Я беременна, как ты не понимаешь?,- кричала я, захлёбываясь слезами.
Тимка вскочил и зашагал туда-сюда, явно теряя терпение.
- Катька, объясняю тебе в четвёртый раз, ты не можешь быть беременной. Я не кончил тогда, понимаешь? Тебе было больно и я остановился. Ты же помнишь, помнишь?
- Но месячные ещё два дня назад должны были явиться, а их нет,- упрямо твердила я, сморкаясь в Тимкин платок.
- Это не показатель беременности,- вспылил он,- Это, наверняка, может быть и связано с чем-то другим.
- Не может быть!,- снова заорала я.
- Катя, пойми,- Тимка сел на корточки рядом со мной и посмотрел на меня,- Я не закончил половой акт… Ну… в самом деле, Катька, ты же не маленькая.
Я отшатнулась от него и завизжала, как умалишённая:
- Ты просто хочешь меня бросить… теперь… бросить…
Тимка в бешенстве вцепился в мои плечи и тряхнул меня с такой силой, что я мигом пришла в себя.
- Во-первых,- процедил он скозь зубы,- Я не собираюсь тебя бросать, будь ты хоть трижды беременна. Во-вторых, ты не беременна… Не веришь мне, открой медицинскую энциклопедию…Отличница ёлки-палки!,- он с издёвкой хмыкнул и выпустил меня из рук…
… Тем же вечером, опустив глаза, я выслушивала Люськины и Галкины издевательства.
- Нет, ну это же надо быть такой бестолочью,- возмущалась Галка, стоя надо мной, как надзиратель,- Беременная она видите ли! Ты хотя бы с нами что ли сначала посоветовалась, прежде чем Тимофею всё это выложить.
- Анатомию учи, тупица!,- вставила Люська, начёсывая шевелюру.
А я молча сидела, не смея поднять глаз на своих умных и просвещенных подруг. Мне казалось, провались я от стыда ту самую секунду под землю, легче мне всё равно бы не стало.