В детстве я очень-очень-очень любил гоголь-моголь. Но времена были трудные и давали мне его редко. В основном, когда болел. Там уж родителям было не отвертеться. Помню, помню, как аккуратно разбивалось пополам яйцо, а его содержимое переливалось из одной половинки скорлупки в другую до тех пор, пока желток полностью не отделялся от белка. В желток, вылитый в чашку добавляли три-четыре ложки сахара, немного сливочного масла... Иногда, довольно редко, бабушка или мама сыпали в гоголь-моголь и маленькую ложечку сверхдефицитного, редко появлявшегося в доме, какао. Потом все содержимое чашки взбивалось и перетиралось ложкой до тех пор, пока не становилось вязкой, однородной массой. Взбивание-перетирание это происходило довольно долго, и я аж взвизгивал от нетерпения, ожидая завершения процедуры. Я-то готов был съесть все и сразу – какая глупость это взбивание! – но не давали...
И вот он наступал вожделенный миг! Мне отдавали чашку с гоголем-моголем. Полагалось предложить угоститься родителям, что я и делал с неохотой. А вдруг... Но родители всегда отказывались. Я брал самую маленькую ложечку, чтоб растянуть счастье, и погружал ее в вожделенное лакомство. О, эти сладкие – буквально! – мгновения!
Когда в пятилетнем возрасте заболел фолекулярной – так правильно? – ангиной, мне, по совету детского доктора Френкель – старой престарой старушки – в гоголь-моголь стали добавлять ложку коньяка. А я рыдал и протестовал, считая лакомство безнадежно испорченным.
Несколько лет спустя и яйца, и сахар, и даже какао перестали быть дорогим дефицитом, и их можно было купить в любом гастрономе. Гоголь-моголь стал вполне доступен. Но...
Появились более вожделенные лакомства. Мандарины, например. Мне несколько мандаринок доставалось только на Новый год, когда родителям на их предприятиях выдавали подарки для детей. Кроме конфет и печенья в таком подарке были еще одна-две мандаринки.
О, как я их любил! Сначала я съедал шкурку. Всю! А потом... Я делил мандаринку на маленькие дольки. Каждую долечку я долго-долго держал во рту, пока кожица не лопалась, и ароматный сок не смешивался со слюной. Потом я жевал то, что осталось тоже долго-долго, превращая все в жидкую кашицу. И только потом глотал.
Как я мечтал наесться мандаринами всласть!
Мечта осуществилась нескоро. После института я вынужден был офицерствовать в рядах непобедимой и легендарной. Происходило это незаурядное для всей советской армии событие в горах под городом Батуми. Под нашей частью были грузинские, верней, аджарские села, окруженные мандариновыми садами. Когда поспел урожай, ко мне пришел колхозный бригадир и попросил несколько солдат, чтоб помогли в уборке.
Как оказалось, солдаты не только не считали свой этот труд рабским, а, наоборот, всячески стремились попасть на подобное мероприятие. В Грузии тогда солдат любили, жалели, поэтому мандариноуборочников ожидали сытная еда и легкая работа. Да и разнообразие какое-никакое.
– Принесете немного мандаринов! – сказал я уходящим.
Они и принесли... Два пудовых солдатских рюкзака, набитых под завязку.
Мы с моим другом Вовкой Лупановым постелили на пол байковое одеяло, высыпали мандарины – а гора получилась еще та! – легли по боками и приступили к еде. Сперва ели все подряд, потом выбирали самые крупные, потом...
В общем, с тех пор мандарины вообще не ел много лет.
А совсем недавно я сделал себе гоголь-моголь. По всем правилам! И... Не смог доесть.
И на душе от этого стало горько-горько. Понять бы еще, почему?