Фэнтезяшный пейринг на фоне южных пейзажей. Не рейтинг.
Пепловей почти не бывает на Сицилии. Он говорит, что визиты на юг его расслабляют. Разговоры об этом всегда перерастают в спор о том, чьё осознание мира совершеннее, поэтому иногда Энрико, не вдаваясь в подробности, просто увозит его с собой. Такое случается редко, и Пепловей не возражает.
… Середина августа, восемь часов вечера. Солнце клонится к закату и красит море в золотой и зелёный. Море – далеко, но двое расположились на крыше дома, и сверкающая вдалеке полоска воды им видна.
- Признайся, волшебник, ты переписал эту часть мира под свои вкусы.
- Нет. Просто это моя родина…
Рико стоит, опершись на резной бортик, ограничивающий крышу, и смотрит в закат.
- Как бы ты ни менял свои тела, Сицилия всегда похожа на тебя.
- Я итальянец. И похож на это место…
- … больше, чем вся остальная Италия.
Они улыбаются.
Офицер полулежит в лёгком плетёном кресле, мундир расстегнут, глаза полузакрыты. Змея греется на жарком южном солнце… Пепловей до того бледен, что кажется – сейчас растает в воздухе, развеется белым дымом. Следующим утром он вернётся на север и поэтому предпочитает провести свой последний вечер во владениях Энрико, не листая редкие книги в его великолепной библиотеке, а вот так – наслаждаясь лёгким вином, не имеющим названия, прогреваясь на солнце, перебрасываясь репликами с хозяином.
Хозяин же… смотрит на своего гостя, на чеканный северный профиль в золотых бликах и тенях от листьев, и ему хочется остановить время. В его доме есть портреты Пепловея – собственной работы Легата или кисти художников, которых он отыскивал и проверял сам. Недавно появились фотографии, постановочные и живые…
Нет нужды просить не двигаться: Сицилиец знает, что Эшвиндер сейчас – действительно змея, он может провести вот так, замерев, и час, и два… Спустя минуту он возвращается с фотоаппаратом. Офицеру сложно не улыбаться, когда он замечает подобные знаки нежности и восхищения. Щелчок, еще щелчок… Оба знают, что какой-то из этих кадров найдёт место на стене одной из личных комнат Энрико.
- Ты невероятен, Эш. Был бы помоложе – посвящал бы тебе стихи, – смеется Легат.
- Ты и сейчас можешь, я уверен.
- Могу. Но поскольку я уже большой мальчик, то не стану делать такую глупость.
- Рико Сицилийский повзрослел. Завтра случится Рагнарёк, не иначе, – ехидно щурится Пепловей.
- Ты что, Мировой Змей, замолчи! Накличешь же…
Солнце тонет в море. Как это непохоже на север… Пепловей закрывает глаза и вспоминает удары ледяного ветра и бешеные волны у самых ног. Он любит Норвегию. И северное море любит. И береговые скалы.
Но и здесь ему хорошо. Согревая в ладонях бокал с затаившимся пламенем, чувствовать, как под закрытыми веками разливается золотой свет южного солнца. Неизбежный дневной шум стихает, и на владения Энрико опускается беззвучное предвечерье. Тишина и солнечный свет… и тёплое дыхание в шею. Пепловей улыбнулся. Хозяин этого дома всегда знал, когда и как подходить к Пепловею, чтобы не получить в ответ предложения отодвинуться. И офицеру не требовалось открывать глаза, чтобы понять – Рико тоже улыбается.
- Я же говорил тебе, что поездки на Сицилию расслабляют меня.. слишком сильно.
- Я знаю. Можно?..
- Несносный мальчишка. Все ты врешь, что повзрослел. И как тебе не надоедает…
- Эш…
- Можно…