Князь мира сего. Часть 3. Мессия 5

Сергей Булыгинский
5. Искушение

Хотя в словах Крестителя звучал скорее вопрос, чем утверждение, они развеяли последние сомнения у Иисуса, если таковые еще оставались. Мать назвала его Мессией, а теперь и пророк, читающий в душах людей, поставил его впереди себя! Но как сделать, чтобы люди поверили в него? В поисках ответа он решил следовать путем, проторенным многими пророками, в том числе и Иоанном - пойти наперекор требованиям плоти, удалиться в пустыню, отказаться от пищи в надежде, что правильное решение придет само. Смысл аскезы - подчинить плоть духу, сделать свою волю действительно свободной от низших инстинктов - был не вполне ясен ему, да иначе и не могло быть: все противоречия между плотью и духом решались у него в пользу духа, ибо инстинкт, унаследованный от Создателя, преобладал над остальными. В сущности, на пути воздержания он ничего не приобретал, но не мог знать этого. Единственным результатом сорокадневной голодовки было полное истощение физических сил, чем и не преминул воспользоваться Анатас, выбравший этот момент как наиболее благоприятный для осуществления своих замыслов. На этот раз он не стал прикидываться ни каким-либо из живущих на Земле существ, ни самим Создателем. Честность - лучшая политика, в том смысле, конечно, что чем больше в твоей лжи правды, тем скорее она достигнет цели.

- Приветствую тебя, Сын Божий! - беззвучный, но ясный и отчетливый голос раздался прямо в голове Иисуса, лежащего на охапке соломы у входа в пещеру.

- Кто ты? - так же беззвучно спросил Иисус, с трудом приподнявшись на локтях.

- Я могучий дух, имеющий власть на Земле, и хочу помочь тебе исполнить волю Пославшего тебя.

- Тебя послал Отец?

Как это было бы просто: ответить "да" и обеспечить себе тем самым беспрекословное послушание. Но Анатас не затем тридцать лет ждал этой встречи, чтобы сразу же допустить столь грубую ошибку. Сын слишком хорошо знает волю Отца, и малейшее несоответствие ей обернется потерей доверия. Даже если он и поверит на первых порах, то потом, когда указания непрошенного помощника начнут приводить к результатам, далеким от желаемого, разоблачение неизбежно.

- Нет, я пришел по собственной воле, и если Господь не воспрепятствовал этому, значит так должно быть. Я дам тебе великую силу, чтобы люди уверовали в тебя и приняли твое учение.

- Что же ты можешь дать мне, великий дух?

- Вот, ты голодал сорок дней. Скажи, чтобы эти камни сделались хлебами, и будет по слову твоему. И так будет всегда, ты сможешь накормить всех голодных, и многие придут к тебе.
Иисус живо представил себе толпу с протянутыми руками, окружившую его, громкие крики: "Хлеба! Хлеба!", стоны упавших и попираемых ногами. Обостренные голодом чувства сделали видение чрезвычайно ярким. Он видел перекошенные лица людей, уже не просящих, а требующих привычной подачки и готовых разорвать его в случае отказа. Потом картина сменилась, и он увидел тех же людей, возлежащих вокруг него в сытой полудреме, сонно кивающих в такт его речам, даже не пытаясь вникнуть в их смысл. Прогнав видение, Иисус покачал головой:

- Написано, что не хлебом единым жив человек, но всяким словом Божьим. Мое учение - вот тот хлеб, что я дам людям. Я отказываюсь от твоего дара.

- Тогда смотри! - раздался голос, и Иисус вдруг увидел землю как бы с огромной высоты, много выше самой высокой горы. Ослепительно белое солнце сияло в черном небе, усыпанном немигающими звездами. Окутанный голубой дымкой шар планеты медленно вращался под ним, и необычайно обострившимся зрением он наблюдал под собой то громады египетских пирамид, то великолепные дворцы индийских раджей, возвышающиеся над зеленым буйством джунглей, то циклопические сооружения неведомого народа, живущего на неизвестном материке за великим океаном.

- Все эти царства подвластны мне, - вновь загремел голос, и видение исчезло. - Выбирай любое, и я сделаю тебя самым могущественным из земных царей. Твое учение станет законом для всех подданных, и горе тому, кто посмеет ослушаться твоего слова!

В детских мечтах Иисус не раз видел себя добрым и мудрым правителем, окруженным счастливыми подданными. И потом, уже взрослым, он размышлял о власти как одном из способов утвердить свое учение в сердцах людей. И как ни заманчив казался этот путь, Иисус скоро понял, что он не приведет к цели. Учение должно быть свободно, без принуждения принято народом, а земная власть, даже самая справедливая, есть насилие, пусть даже в интересах тех, над кем оно совершается. Учение, внедренное с помощью насилия, неизбежно будет искажено в самой своей сути, и тогда силы зла смогут использовать его с такой же легкостью, как и силы добра. Всякая власть, кроме власти Отца Небесного, преходяща. Царь Соломон был мудр и справедлив, но разве это спасло Израиль от великих бедствий после его смерти?

- Написано: Богу своему поклоняйся и Ему одному служи, - без раздумий ответил Иисус. - Я провозглашаю Царство Небесное, что мне земные царства?

Снова своды пещеры как бы растворились в потоках света, и он увидел себя стоящим на крыше Иерусалимского Храма, как раз над тем местом, где много лет назад ученые мужи, затаив дыхание, прислушивались к словам двенадцатилетнего отрока. С головокружительной высоты смотрел он вниз, на вымощенный каменными плитами двор, где беспорядочно сновали люди, похожие отсюда более всего на озадаченных муравьев, только что тащивших жирную гусеницу, внезапно похищенную слетевшей с ветки птицей. Наверное, именно здесь, стоя на крыше построенного им и давно разрушенного Первого Храма, впервые сказал когда-то великий царь: "Суета сует - все суета".

И опять беззвучные слова, на этот раз как будто произнесенные вкрадчивым шепотом:

- Бросься отсюда вниз, и будешь спасен Отцом своим, ибо сказано: "Ангелам своим заповедает о тебе сохранить тебя". Все эти люди внизу поймут, что ты есть Сын Божий. Ты сотворишь знамений и чудес больше, чем Моисей и Илия, и многие уверуют в тебя.

Иисус задумался. В пророчествах о грядущем Мессии действительно были такие слова, и, осознав себя Сыном Божьим, он не сомневался, что Отец не допустит его гибели по крайней мере до тех пор, пока он не исполнит свое предназначение. А если так, то в последнем предложении ничто, казалось, не угрожало его учению. В самом деле, здесь не было ни насилия, ни подмены хлеба духовного хлебом насущным. И все же... Иисус знал, что египетские жрецы и волхвы с Востока могли творить чудеса не хуже великих пророков его народа, хотя поклонялись совсем другим богам. Допустим, люди уверуют в него, убежденные творимыми им чудесами, а если завтра придет лжепророк и сотворит чудес и знамений более, чем он? Кого будут тогда почитать Сыном Божьим? Нет, его призвание - убеждать народ словом, а чудеса и знамения лучше оставить на усмотрение Отца. И он в третий раз ответил отказом:

- Написано также: "Не искушай Господа Бога своего". Господь лучше знает, когда явить чудо.

Без сомнения, Анатас был бы более доволен, если бы Иисус принял хоть одно из его предложений, но особого разочарования не испытывал. Легкой победы он и не ожидал, а до конца поединка было еще далеко. "Сын Божий решил обойтись без магии?" - усмехнулся он про себя. - "Посмотрим, как это у него получится". Князя Мира всегда забавляло, что люди, обладая астральным телом, хотя бы и микроскопическим, в массе своей совершенно не владеют астральной энергией. Даже те единицы, кто хоть что-то мог, не подозревали об истинном источнике своей силы. Одни верили в помощь единого Бога, другие - в пособничество добрых или злых духов и богов, третьи - в силу заклинаний. И ни одному не пришло в голову, что источник способности творить чудеса в нем самом, что нужна просто абсолютная, непоколебимая вера в успех, и даже с таким астральным телом, если его энергия достаточно высока, можно двигать горы! Моисей победил египетских жрецов, а Илия - четыреста пятьдесят пророков Вааловых лишь потому, что их вера в помощь Господа была сильнее веры их противников в силу магических заклинаний и своих богов. Но поверить в себя для человека оказалось труднее, чем в Бога, духов или заклинания, при том, что необходимая степень веры в помощь внешних сил тоже достигалась лишь единицами и, как правило, в результате многолетнего почти нечеловеческого труда души. Но тот, кого Анатас во что бы то ни стало хотел наделить способностью совершать чудеса, уже прошел этот путь. Ведь он отказался броситься с крыши Храма не потому, что не верил в помощь Отца, а по совсем другим соображениям. Все, что теперь требовалось - открыть ему глаза, не до конца, конечно, а насколько это будет выгодно.

На этот раз голос звучал смиренно и как будто даже виновато:

- Прости меня, Сын Божий, за то, что я, надеясь разделить с тобой будущую славу, посмел предложить то, что уже принадлежит тебе.  Все, о чем я говорил, даровано тебе Отцом от рождения, и я должен был только возвестить тебе о твоем даре.  Проверь и убедись, что я говорю правду.

- Я знаю, - ответил Иисус, и это тоже было правдой, хотя мгновение назад он и не подозревал об этом. Слова искусителя породили в нем непоколебимое внутреннее убеждение, что иначе быть не может. Теперь он и без всякой проверки знал, что камни сделаются хлебами по его слову, и падение с крыши Храма не причинит ему ни малейшего вреда, если он так пожелает.

Анатас добился своего. Отныне Иисусу будет гораздо труднее не совершить чудо, чем совершить. Сможет ли он пройти мимо слепого или калеки, зная, что может исцелить их? Или не сотворить хлеба для умирающего от голода? Здесь и была ловушка. Создатель не зря сказал, что власть над астральной энергией имеет свои отрицательные стороны. Огромный соблазн решить все проблемы с помощью сверхъестественных сил погубил многих чудотворцев. Растрата астральной энергии, необходимой для поддержания связи между абсолютным идеалом, заключенным в астральном теле, и сознанием, приводила к чудовищным искажениям вплоть до полного отрицания добра и возведения зла в культ. Кончалось все, как правило, распадом души, безумием и мучительной смертью. Лишь самые стойкие и непоколебимые приверженцы добра успевали пополнить запас энергии из притекающего к ним астрального вещества, если не слишком увлекались чудесами. Сын Божий был в этом отношении неизмеримо сильнее любого из них, но в его силе как раз и заключалась его слабость. В отличие от всех других он просто не мог не делать добро, если имел такую возможность. Это значит, что ему придется исцелить всех больных и накормить всех голодных, пришедших к нему. А поток страждущих будет нарастать с каждым новым чудом и никаких мыслимых запасов астральной энергии не хватит, чтобы компенсировать затраты. Когда же они истощатся и астральное вещество души рассеется в пространстве, могучий ум Сына Божьего, лишенный нравственного ориентира, уже не сможет противостоять искушениям, и он станет легкой добычей, несмотря на его генетическую предрасположенность к добру.

продолжение http://www.proza.ru/2010/01/24/676