Раньше, когда ещё в госпитале в Чехословакии был, медсестра одна меня уважила, и давала мне так необходимое мне женское тепло. Так вот, у неё-то и был какой-то райкомовский хахаль где-то в Сибири, а со мной случайно вышло, и Вера, так её звали, после моей выписки из госпиталя со мной быстро порвала, тот её жених объявился, и вызвал её к себе. Теперь эта история пригодилась.
Мать моя в правлении колхоза сказала, что Лена со мной уехала, даже предупредить не успела. Но баб в колхозе хватало, и Елену как-то заменили, всё утряслось. Никто о ней почти и не спрашивал. А вот из-за этого «почти» мои родители с сёстрами срочно уехали из Андреевки, собрались в один день, и переехали в небольшой хутор Шпорты, в Шевченковском районе под Харьковом. Там вначале сняли пустующий домик у колхоза, а затем тётки, сёстры моей матери, захотели жить рядом, вместе. Вскоре тётя Ксения прислала моей матери деньги на дом, который мать выторговала в центре села, рядом с колодцем. Деньги были немалые, Ксения копила их долго, 160 тысяч рублей в 1950 году тоже что-то значили. Условие было такое, что домик будет иметь двух владельцев, мою мать, и тётку Ксению, и свою половину мать выплатит в рассрочку. Дом стоял на косогоре в ряду других домов, а внизу долины протекал маленький ручей. Колодезной воды было немного, но хватало на это небольшое село. Дом был ветхий, с деревянной галереей, крыльцом, нуждающимся в ремонте, и стенами из саманного «кирпича». Печь сразу переложил отец, поставил новые чугунные колосники, дверцу, и кольца для подогрева кастрюль и котлов. Основательный он человек был, мой отец! Взявшись за какое-то дело, он вначале узнавал, что и как делать, читал книги, инструкции, руководства. Хотя тогда какие там руководства были. И всё же. Вот, к примеру, с пчеловодством он познакомился поверхностно ещё на рабфаковских курсах для земледельцев, агрономов и председателей колхозов. А потом, ещё до войны стал почти заправским пчеловодом, и рассказать мог о пчёлах, и показать молодым, что и как. Да и сам мёд собирал, и раздавал многим, мне в частности. Сам вырыл колодец, добрался до воды, и поддерживал его в сносном состоянии. Перестроил потихоньку их совместный с Ксенией дом, настелил деревянные полы взамен земляных, обложил кирпичём стены, правда, неудачно, слой кирпича потом, лет через двадцать, стал отходить от саманной стенки, ведь связки никакой не было. Но все-таки двадцать лет дом простоял. Насадил сад, каждый год засаживал огород, был свой картофель, овощи, арбузы и дыни. Выкопал и оборудовал два погреба, один под омшаник (для ульев на зиму), а другой как овощехранилище. Словом, вёл почти натуральное хозяйство, робинзонил до глубокой старости. И всю жизнь трудился, только в старости стал утомляться, и днём должен был пару часиков поспать. Летом спал рядом с пчёлами, они гудели возле летков ульев, а отец мой спокойно спал рядом на кровати. В возрасте семидесяти лет самостоятельно сделал в доме водяное отопление, нагревательный котёл находился в печи, им самим сложенной. Да, у меня таких талантов не было, а главное, терпения и усердия не было. Да и цели я такой себе не ставил, что-то руками делать, вечно в земле копаться не любил. А что дало отцу моему, что он вечно в земле ковырялся? Грыжу он заработал, и ни денег, ни почёта, вечно за землю свою «воевал», видите ли, от него пытались всё время отрезать чуток земли то соседи справа, то слева. А он правильный, как всегда, ничего от других не рвал, не отрезал от их наделов тайком, вот и ссорился постоянно то с одними, то с другими соседями.
По-прежнему я жил в общежитии ХАДИ, учился уже на четвёртом курсе, и наш Совет фронтовиков помог мне получить небольшую работу в автопарке недалеко от центра города, так что добирался пешком на работу после занятий. Там полно было старых машин, грузовиков, и легковушки попадались, работа была знакомая: поставить их в строй, проще говоря, отремонтировать. Осень хотелось жить в городе, иметь своё жильё. Вечерами, возвращаясь с работы в общежитие, я смотрел на светящиеся окна счастливцев, у которых были законные комнаты, а то и квартиры в этом большом городе –Харькове. У нас на курсе велись разговоры среди иногородних парней, что нужно жениться на харьковчанке, и тогда получишь право проживания, прописку в городе. Так было во многих городах Союза. На моём курсе были в основном парни, девчат было совсем немного, нас ждало распределение по всему Союзу, но, получив работу в городе, можно было остаться и после окончания ВУЗа здесь. Это я крепко усвоил, и теперь моя задача была, удержаться на этой моей работе в автопарке и после окончания ХАДИ. Друзей у меня не было, пара приятелей только, тех, с кем делил комнату, да ещё писал фронтовой друг, Вася Мельников, даже грозился навестить. В Доме ребёнка был один раз за год, посмотрел на сына, такой он жалкий, но выжил. Что делать с ним дальше, и не придумал никак. Да мне его и забрать некуда, в общежитие с ребёнком не принимали, и что с ним делать, не представлял.
После окончания четвёртого курса остался в городе, работал там же, и ночевать разрешили в автопарке. И всё лето работал, возился с машинами, подготовился и сдал экзамен на право вождения автомобилей. Оставался последний год для того, чтобы найти себе жену из городских девушек. Девушки летом все расцвели, надели красивые ситцевые платьица, сандалики на ножки, и такие все были привлекательные, но как только познакомишься, так сразу и выясняется, что она – приезжая! А мне нужна была городская, и желательно, чтобы с высшим образованием, а то о чём с ней разговаривать.