4. Креститель
Все эти тридцать лет Анатас неусыпно наблюдал за Иисусом, ни на минуту не упуская его из виду. Наверное, поэтому он и проворонил появление пророка с Иордана, который при других обстоятельствах обязательно привлек бы его внимание. И только теперь, узнав, куда направляется Иисус, он решил поближе познакомиться с Иоанном. Из осторожности он не пошел к пророку сразу под видом паломника, а начал наблюдения издали, что, как он очень скоро понял, было единственно правильным решением. Иоанн оказался не просто пророком: он обладал уникальным даром непосредственно распознавать, как бы видеть зло в душах людей. Каким-то образом он чувствовал расхождение между идеалом, изначально вложенным в человека, и реальным содержанием его жизни, зафиксированным в памяти. Он не мог читать мысли, не мог даже отличать их от чувств и поступков, просто ощущал это несоответствие как некую темную ауру, окружавшую человека, тем более плотную, чем сильнее искажен был в нем идеал добра. Интересно, что бы он увидел, если бы к нему заявился в образе человека сам Князь Мира с его огромным астральным телом, начисто лишенным того идеала, с которым можно было бы сравнить мысли и дела. Крестителю не нужно было, как Иисусу, наблюдать и анализировать поведение людей, чтобы прийти к тому же выводу: мир лежит во зле. Он рано понял, что все, не исключая и его самого, в той или иной степени заражены злом. Чтобы очистить душу, он удалился в пустыню, где вел строго аскетический образ жизни. Считая требования плоти единственной причиной греха, он верил, что борьба с нею приведет его к совершенству. Однако за годы, проведенные в одиночестве, он постиг ту истину, что нельзя стать совершенным, не попытавшись хотя бы спасти и другие души, кроме своей. И он пошел к людям с призывом к покаянию. Символом очищения от грехов он избрал крещение в водах Иордана, а для придания большей убедительности своей проповеди провозгласил скорый приход Мессии, который воздаст всем по заслугам. Нельзя сказать даже, что это была ложь во спасение: он искренне верил в исполнение древних пророчеств, а что касается сроков, то ведь всем известно, что у пророков свой счет времени, и "скоро" в их устах может означать и "в ближайшее тысячелетие". Люди должны быть готовы предстать перед грозным Судией в любой момент - вот смысл пророчества.
Конечно, Креститель не ожидал, что его задача будет легкой, но ничтожность достигнутого удручала его. Другой бы радовался, видя толпы народа, пришедшие к нему со всех концов страны, но он-то видел, что за редкими исключениями люди уходят от него такими же, как и пришли, полагая, очевидно, что сам обряд крещения без малейших душевных усилий с их стороны очистит их от грехов. Призыв к покаянию оставался для них "гласом вопиющего в пустыне". Зато какое счастье испытывал он, когда удавалось хотя бы отчасти рассеять темную ауру, окружавшую грешника! Но для этого нужны были слезы искреннего раскаяния, омывающие душу, как воды Иордана - тело. Как заметил Иоанн, такое чаще случалось с закоренелыми грешниками - разбойниками, ворами и убийцами. Что ж, ведь и тяжелобольной более серьезно относится к лечению, чем испытывающий легкое недомогание.
Предстоящая встреча Иисуса с Крестителем несколько встревожила Анатаса. Если они найдут общий язык и начнут проповедовать вместе, то тайное видение Иоанна будет для Мессии надежной защитой от посягательств с его стороны. Нечего и думать, что ему удастся приблизиться к ним незамеченным. Правда, такой союз весьма маловероятен, по крайней мере в ближайшее время. Представление Иоанна о Мессии как грозном Судие плохо вяжется с образом и будущей проповедью Сына Божьего. И все же от этого пророка надо будет поскорее избавиться, он слишком опасен. Это будет нетрудно: своими прямыми речами он не раз вызывал гнев власть имущих. Мысленным взором Анатас уже видел голову Крестителя на серебряном блюде и цепь несложных интриг, которая неминуемо приведет к желаемому результату.
Этот день начался для Иоанна как обычно. Снова и снова выслушивал он слова покаяния, то горячие и искренние, то полные лжи и лицемерия. В последнем случае он не щадил пришедших, кто бы они ни были. "Порождения ехиднины" было далеко не самым сильным эпитетом, которым он их награждал.
Совершив обряд над очередным грешником, Иоанн повернулся к следующему и застыл в немом изумлении. Перед ним стоял тридцатилетний мужчина в одежде ремесленника и стоптанных сандалиях, покрытых дорожной пылью. Иоанн даже не разглядел как следует его лица, пораженный тем, что открылось его тайному видению. Вначале он увидел как бы яркий свет, исходяций от человека, но через мгновение понял, что это не свет, а полное отсутствие темной ауры, окружавшей всех, с кем до этого встречался пророк, не исключая и его самого. На миг замерло сердце. "Неужели он, Мессия?" Но где же великие и грозные знамения, где огненный вихрь, сметающий грешников с лица земли? Нет, он не может быть Мессией. И все же... Иоанн отступил на шаг и, не поднимая глаз, проговорил со страхом и надеждой в голосе:
- Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?
Незнакомец, однако, настаивал, и Иоанн не решился перечить ему. Закончив обряд крещения, он еще долго провожал глазами Иисуса, выходящего из воды. Был ли на самом деле голубь, слетевший на плечо Сына Божьего, или это привиделось Крестителю, страстно желавшему исполнения собственного пророчества? В одном Анатас оказался прав: до самой своей трагической кончины он так и не избавился от мучительных сомнений, даже тогда, когда посланные им ученики рассказали о чудесах и знамениях, творимых тем, благодаря кому он обретет славу величайшего из пророков.
продолжение http://www.proza.ru/2010/01/23/1131