Левый бармен. Вторая серия

Игорь Трохачевский
Пока я мысленно растекался, в рюмочной объвился Белый Поэт... Белый человек, белые стихи... Темные волосы только, вот, спадают на плечи, делая лицо похожим на оконный просвет, не задернутый шторами... Просвет этот эпатажный - с бородой-усами... Блестящая, по кумполу, плешь смотрится... Как плешь - и смотрится... Я шапочно знаю его, сталкивался пару раз... Сочиняются у него белые - как звездные "карлы-марлы" - стихи... А вслух, сам с собою, он частенько - тихо ведет рифмованные беседы... К волшебнику-бармену он возвышенно обращается - Плесните-ка мне, милейший, граммов сто "писят" в хрустальный мрак бокала...

Вполне к месту вспомнилось - как я впервые встретил Белого Поэта... Жаркое и влажное "прибалтейское" лето... Кировский, не помню нынешнего названия, парк... На скамейках полно любителей - колдовать над шахматными полями... Я пытаюсь заглушить вечную ангедонию - по-дурацки болтаюсь по Кировскому, "Кирчику". В поисках родственной души, одетой в женское и привлекательное тело... Смешно так ходить, не защитившись крупно деньгами. Любая выдра заценит - как маньяка ненормального... - Обождите! Давайте поговорим о Пастернаке, - окликнул впреди-идущую прелестницу с дохлым рюкзаком, украшающим спину... - Вы ничего интересней не могли придумать, - спрашивает, - я и так - с огорода... И, не дожидаясь пока я въеду в сказанное, ушла - неслышными кедами по асфальту...

- Она о растении подумала... Услышал я - и обернулся на голос... Бородач в художественном берете кивал головой... Со скамейки... Кивал не мне, а над шахматной доской... Поглощенно прикидывал, куда двинуть фигуру... Чтобы мало не показалось противнику. Лысому - как масленок - старожилу, в белой безрукавке навыпуск... Голос принадлежал бородачу... Как потом оказалось - главному поэту из русской секции Союза писателей... Сделав ход, бородач оторвался от игры и, глядя мне куда-то в ухо, спросил почему-то в лоб - А что вам нравится из Пастернака? Я не стал говорить - Ничего... Зачем виноватиться перед неизвестным, разъяснять, что девушкам про Пастернака - это так... Интригующего тумана ради... - Мне нравится, - не кривляясь, признался я, - как он встречал дни рождения. Одевался во все черное, как и надо в траурные дни... - Вы пишите? - Да, письма себе. Перед сном. Чтобы утром получить весточку из прошлого - от себя, вчерашнего... - Так приходите к нам - в литературную студию...

Я так и не пришел... С претензиями, амбициями... И правильно... Поэтому и сижу сейчас умиротворенно в "Самолете"... Никому, главное - себе - не мешая. На подвиги - опасные для душевного здоровья - не тянет... Вроде - а не взять ли и сочинить нечто... Убойнее "Гулливера"... И вот, спустя, сколько там, лет... Я, без гонора-амбиций, наслаждаюсь... Насколько позволяет наслаждаться врожденная ангедония... Собственным пофигизмом...

Белому Поэту, судя по всему, тоже все до "лампазы"... С дешевой "мартинеллой" он уселся поближе к настенному телику. Сосредоточенно разглядывает его... Неужели глухонемая черная поверхность экрана его так торканула... Телик или выключен... Или передача идет про Казимира Малевича... Оказывается, его другое взолновало. - "Philips" - телевизор называется, - в пустоту, ни к кому не обращаясь, рассуждает он, - если по русски, то просто Филипп. Что за привычка у титульной нации закруглять имена буквой "эс". Никуда без "эс"... Дальше он перескакивает на критику... Когда-то увиденного по "ящику"... - Если бы я был телевизором, - печально так мечтает, - то на показе конкурса "Колечко-кольцо" - взорвался бы точно. - Кому колечко с бриллиантом? Налетайте - и пальцы подставляйте! Кому впору придется - тот с кольцом и уберется... А женщина наша - обычная. Ногами от ушей - не отличная. Плита, стирка, дети - не порвать сети. Услышала звон. Знает - где он. Бежит на него. В голове ничего. Лишь бы на палец навести глянец. Нацепить колечко, чтоб у дружка сердечко запрыгало звонче, а у подруг - корчи. От зависти вредной из-за жизни бедной. Добежала таки до телевизионщиков, баловников и прикольщиков. Подставила перст. Вот тебе, Джохар, и крест. Подошло кольцо - хоть святых под крыльцо. Но проза жизни - тут-как-тут. И как шарахнет голосом ведущего затейника - Верните, любезная, украшение. Щупальцы у вас не той длины и системы...

Белый поэт затих. А я бы продолжил... Примерно так - Короче, мы не воздушные шарики. Нас надувают, а мы не лопаемся... Подумал про воздушные шарики... Сходил за хлебушком... Мигом обида накатила тридевятой волной и с тридевятым валом... Вот здесь я и согрешил - не выдержал... Сунул таки изумрудному бармену взрывную кассету... Он поставил - не ломаясь... На четвертом треке, на "Rape me", из второго соседнего зала нарисовался грозой окраин, больших и малых дорог... Нарисовался бритый папик... В соседнем зале такие вот - близнецы-папики, все без подбора - настоящие "мущины", рубились в бильярд... - Долго еще это громыхалово скулежное терпеть? Нормальное есть что? Малера там врубите. Занавесьте тишину приличной музыкой...