Глава 13. Кровная месть.
Полковник не был ясновидящим - это уж точно. Если он и ожидал опасность, то совсем с другой стороны. Две помощника, Дохлый и Пончик, постоянно вооруженные пистолетами, редко с ним расставались. Сильная и обученная сторожевая собака тоже была с ним почти постоянно, только последнее время что-то часто лаять стала без причины.
Никто не заметил, что работа кипит, и кое-что готовится. Специально подбирались люди, которые не могли ни у кого вызвать подозрений, проверяли и перепроверяли информацию, поступившую от странного пришельца, исчезнувшего так же неожиданно, как и появившегося.
О пришельце с поразительной быстротой узнало все Аргунское ущелье, в первую очередь через родственников, миллиционеры от Чишек до Итум-Кале. Ходили разные слухи, но точно было известно следующее: приметы странного деда; то, что нельзя розыску давать официальный ход через МВД, и что любой ценой его нельзя выпускать из Аргунского ущелья и в случае поимки негласно возвратить назад, а там с ним разберутся. По возможности не убивать, так как этот человек кому-то здесь помог, но личность противоречивая, то ли из московской мафии, то ли сумасшедший, сбежавший с Брагунов, то чуть ли не пришелец с летающей тарелки. Во всех точках, где мог проскочить пришелец, были выставлены местные жители, которые понимали, что у сородичей не все гладко, и нужно помочь. Они притволрялись охотниками или просто прогуливающимися недалеко от своих селений. Казалось, что перекрыты все тропинки, и проскочить все расставленные западни может только альпинист высокого класса с соответствующим снаряжением. Никто не ловился. Не только разыскиваемый, но вообще ни один русский замечен не был. Халид и родственники убитой, оставшиеся в республике, были вдобавок озадачены появлением новой записки, на этот раз напечатанной на принтере и подброшенной на стол в наглухо запертом погребе, где никого не было:
"Халид! Если можешь, прости за доставленное беспокойство. Скоро вы узнаете, что все сообщенное мной - правда, и я - ваш друг. Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость. Если бы мне просто надо было уничтожить главного врага из видеокассеты, я бы мог сделать это другим способом. Но тогда вы не знали бы того, что случилось с Сулеймановой на самом деле. Эту записку благоразумно уничтожить".
Под запиской лежала самодельная карта места захоронения геройски погибшей девушки с геодезической привязкой к ближайшим узловым точкам железных дорог и шоссе.
В то время, как одни местные жители негласно оцепили Аргунское ущелье, готовилась группа, разумеется, родственников убитой, и быстро обсуждался и разрабатывался план возмездия. Погода была летной, и самолет приземлился в Домодедовском аэропорте под Москвой уже вечером следующего дня после исчезновения пришельца из специально оборудованного бункера Халида, а на следующий день и появились не вызывающие подозрений соглядатаи с довольно не выделяющейся славяноподобной внешностью, в основном женщины и даже мальчишки. Они были немногословны, чтобы не выдать свой акцент. Группа экзекуторов - так их назвали бы на Западе - состояла из трех мужчин, на вид средних лет, одетых одинаково в серые костюмы и шляпы, с усами и небольшими бородками. Шляпы скрывали то, что все трое были острижены наголо, как и подобает правоверным мусульманам, которые считают неприличным обнажать волосы на голове. При Брежневе их быстро бы задержали и обыскали, но не сейчас. На фоне всяческих вычурных молодежных группировок: хиппи, панков и прочих - эти смотрелись не столь уж экстравагантно. В Америке на них вообще никто не обратил бы внимания, приняв за трех братьев, серьезных людей, приехавших из Латинской Америки обделывать свой бизнес.
В один из ничем не примечательных дней с утра, как это часто бывало, к Полковнику зашел Дохлый. Что-то было не так. Только через несколько минут до хозяина дошло, что собака ни разу не тяфкнула, не подбежала к двери, как обычно. Вместе с Дохлым они нашли ее под кроватью крепко спящей. При попытке ее разбудить, собака открывала глаза, зевала и тут же закрывала опять. В присутствии двоих подельников, а Пончик вот-вот должен был подъехать на своей иномарке, Полковник чувствовал себя в безопасности точно также, как когда-то давно Балда не опасался за свои деньги.
-Вызови ветеринара!- Приказал он Дохлому, и тот сразу начал названивать по своему мобильному телефону.
Потом они вдвоем принялись строить планы на сегодняшний день. Минут через двадцать защебетал престижный звонок.
Полковник, демонстрируя свою неуязвимость, пошел открывать сам. Скорее всего это Пончик, для ветеринара слишком быстро. А с собакой, вероятно, сыграл злую шутку кто-то из соседей. Он открыл дверь, не спрашивая и не глядя в глазок. На пороге стоял Пончик, как всегда в темных очках, но Полковник, работавший ранее следователем, сразу понял, что у подельника крупные неприятности. Так кто же посмел потревожить покой всесильной неуязвимой группы?! Ведь даже известные преступные авторитеты, кланяться, конечно, они не стали бы, но предпочли бы вежливо обойти его стороной, не замечая. И он по отношению к ним вел бы себя также.
Ты чего, циклодола обожрался?! С каких это пор... - он не успел закончить, как что-то странно щелкнуло, и невыносимая боль в колене заставила его забыть обо всем. Почти одновременно раздался визг Пончика, в которого вонзились три длинных ножа. Дохлый, почуяв неладное, схватил со стола свой пистолет ТТ и бросился в коридор, но не успел выскочить, как со всего размаха распростерся на полу от умело подставленной подножки. Рядом Полковник выл и катался по полу, держась за колено, а Пончик весь бледный сидел в луже крови, но был еще жив.
-А тэбя мы не тронэм. Вэдь ты сказал, не надо ее убивать, не так ли?- проговорил над ним голос со слабым акцентом.
Дохлый поднял глаза. Прямо на него с большой черно-белой фотографии глядела молоденькая, но оформившаяся девушка в косынке и школьной форме. Над ним стояли трое почти, как ему показалось, одинаковых мужчин с бородками, вооруженных пистолетами. Один из них держал фотографию перед его носом. До него вдруг дошел весь ужас положения.
-Не яаа!!!- дико завопил Дохлый, вскочил и бросился, не разбирая куда, прочь от страшных незнакомцев сначала в комнату, мгновенно на подоконник и вместе со звенящим стеклом выпрыгнул из окна, так и продолжая орать до встречи с асфальтом... Полковник жил на седьмом этаже.
-Ты, шакал, умираешь за нашу сэстру!- Тихо, но злобно проговорил один из мстителей, повернув фотографию лицом к сидящему у стены Пончику.
Сильная рука хладнокровно полоснула его острым, как бритва, лезвием ножа по горлу. Это давало полную гарантию смерти в считанные минуты.
Потом все трое повернулись к корчившемуся на полу Полковнику.
-Смотри сюда, подлэц!
Убитая им девушка теперь с фотографии смотрела на него. Он все понял и, превозмогая боль в ноге, произнес:
-Последнее мое желание перед смертью: скажите, как вы узнали? Ведь кассета здесь, никто не брал. В квартире сигнализация на двери и на окнах.
-Где кассэта?!
-Вот здесь в стенном шкафу серый халат. Она во внутреннем грудовом кармане.
-Осторожно! Вдруг бомба,- по русски сказал один из них и неожиданно добавил:
-Надо быстро! Я сам...
Он бросился к шкафу и быстро нашел кассету. Никакого взрыва не последовало.
-Мы возьмем ее с собой.
-Но скажите, как вы узнали?
-Кассэту, навэрно копию, привез к нам в Ичкерию странный дед и пысмо, как тэбя с твоими шакаламы найты, он пэрэдал нам, а послэ этого исчез из запэртой комната. Это тэбя надо спросыть, кому ты еше нагадыл, что тэбя захатэлы убить нашими рукамы. Ты что, с лэтающими тарэлкам поругался, что твой враг из запэртой комната уходыт, а двэр не ломаэт?
Мистический страх охватил приговоренного к смерти. То, что пощады не будет, он не сомневался. Когда-то много лет назад он с увлечением читал Шекспира. В обстановке полной бездуховности и свинства он напрочь забыл об этом, а теперь неизвестно из каких затерявшихся уголков его взбудораженного сознания всплыли строчки:
Когда бы страх чего-то после смерти
Земным скитальцам волю не смущал...
Он вдруг осознал главное. Жизнь могла быть такой прекрасной без этой погони за властью, без этих мерзких тупых рыл, окружавших его и на работе в Саранском МВД, и в подмосковной банде беспредельщиков, и в кабинетах сильных мира сего! Он вспомнил, что ощущал и знал эту красоту жизни. Но он смолоду давил в себе все зародыши прекрасного. Заглушал все радостные проявления своей души, даже мысленно насмехался над ними. Он вспомнил: были моменты, обычно летом или весной, когда жизнь природы наиболее выразительно заявляла о себе, и хотелось кого-то, он не знал кого, благодарить за эту доставленную радость, причина которой была ему неведома. И он тут же представлял, как одноклассники будут насмехаться над его порывом чувств, что он должен быть "нормальным пацаном", как и все. Нет, надо гнать к одной нехорошей матери эту блажь, эту слабость, как ему казалось, это возвышенное сумасшедствие. И он гнал и преуспел в этом. Ничего святого для него не осталось. Единственное, с чем он считался - это неписанные законы братвы, негласное "комильфо" всех прослоек глупого народа, с которыми ему приходилось иметь дело. Он думал, что властвует над этими ублюдками, а, как теперь оказалось, они задавали всю программу, каким он должен быть и как он должен жить, о чем и как думать, что положено и что не положено, что нормально и что ненормально. Виноваты были все: родители, учителя, одноклассники, сослуживцы, братва. Надо быть властью, и он стал властью; надо быть циником, и он стал циником; надо быть крутым, и он стал крутым. Общество всю жизнь дергало его за веревочку, как марионетку, и он подчинялся, с отличием подчинялся. И вот он крутой, сильный, со связями, а его убивают те, кому наплевать на его крутизну, силу, власть и связи. А ведь все могло быть по-другому. Предпочти он не гнать, а пестовать те светлые чувства, которые в молодости его посещали, и все пошло бы не так. И ничего страшного с ним не приключилось бы. Ведь он мог, не конфликтуя и не споря ни с кем, молча делать свое дело, жить своей жизнью и быть свободным и счастливым. И если бы даже ему все равно было бы суждено сегодня умереть, то недолгая жизнь была бы прожита счастливо. Но было все наоборот. Он был очень несчастным, и это - его выбор: так распорядился он сам. Не захотел, когда надо было, прислушаться к своему внутреннему голосу, не захотел пошевелить своими мозгами, и вот результат! Нет. НЕ СМЕРТЬ, а несчастная бессмысленная жизнь - вот что так плохо!
Он вспомнил Раскольникова. Нет, теперь ему не надо убивать старушку-процентщицу, чтобы понять, кто он: вошь или Наполеон. Он был свободен выбирать, как ему быть, вполне свободен, и он, не думая, выбрал: стать крупной, омерзительной и зловонной вошью. Вся его жизнь - это ошибка. Трагическая ошибка!
Страх ушел, и было даже радостно, что все кончается, что он сполна оплачивает свои долги. Изнасилованный атеистическим воспитанием, он не понимал, что проходит через ИСТИННОЕ ПОКАЯНИЕ.
Первые секунды он не почувствовал, как острый нож вонзился в живот. Но мститель, всадив нож в жертву, стал вращать его против часовой стрелки. Невыносимая боль уже второй раз заставила его забыть обо всем, а когда эта страшная боль отступила, и сделалось легко-легко, последнее, о чем он успел подумать на этом свете, это было чувство освобождения от страшного долга и неизвестно откуда взявшаяся уверенность, что он получил бесценный урок, что он познал что-то очень важное, что он вернется на Землю с этими новыми знаниями, с открытыми теперь глазами на все, а сейчас ему пора к Учителю, этот урок преподавшему.
Мстители завершили работу, выполняя самую отвратительную и физически тяжелую ее часть. Кряхтя от напряжения, они отрезали голову у убитого врага и поставили ее в раковине на кухне. Им было противно до тошноты, но того требовали какие-то неведомые принципы. Они не заметили, как вошел в неосторожно оставленную открытой дверь врач-ветеринар, вызванный к собаке, и с ужасом наблюдает за ними. Они не заметили и как он вышел, дрожа от страха. Но когда он спустился вниз и, выйдя из подъезда направился к телефону, как будто случайно встретившаяся женщина уставилась на него. "Наверно я очень чудно выгляжу после увиденного",- подумал ветеринар. Теперь встречная остановилась и, нисколько не скрывая, глядела на него в упор. Что-то очень притягательное было в ней, что-то незнакомое, нездешнее, но он растерялся, не зная что сказать, и как раз в этот момент струя красного перца ударила его по глазам.
-В течении часа ты не будешь никуда звонить и никому ничего рассказывать - иначе тебя убьют. Свершилось справедливое возмездие, и ты не должен вмешиваться!- требовательно объяснил голос коварной незнакомки с нездешним выговором.
В это время три кровника были еще в квартире. Они осмотрели все комнаты. Воцарилась тишина, на фоне которой стало слышно чье-то посапывание.
Брат убитой Сулеймановой ворвался в комнату, откуда было слышно чье-то дыхание, и заглянул под кровать. Ротвейлер спал и не просыпался. Он сначала окровавленной рукой потрогал пса за лапу, потом погладил по голове, приговаривая с сильным акцентом на ломаном русском языке:
-Бэдный хароший сабак... Барбамила кушал и спит, а проснется - хазаина нэт, скулыть будэт. Сабак служит человекам и нэ понимат, что хазаин - сволочь. Московских баладэй ему мало, мая сэстра апазорыл и убил,- сказав это, Сулейманов в ужасе почувствовал, что слезы навертываются ему на глаза. Но отважный горец не смеет плакать. Он тяжело и глубоко вздохнул и подавил это желание. Два других мстителя резко и повелительно, но без оскорблений требовали по-чеченски, чтобы он готовился к выходу быстрее, иначе может подставить не только себя, но и всю группу.
Все их костюмы были перепачканы кровью, но это было предусмотрено заранее. Они достали из чемодана, принесенного теперь с лестничной клетки большую полиэтиленовую сумку и новые костюмы, на этот раз спортивные. Не прошло пяти минут, как они переоделись, быстро обмыли все холодное оружие, а окровавленные костюмы погрузили в сумку, накрыв сверху первой попавшейся газетой. Надо было действительно торопиться. На их счастье окно, из которого выпрыгнул Дохлый, выходило не на юг во двор, где подъезды, а в противоположную, как мы уже знаем, северную сторону, где двор был отгорожен забором, и бомжи часто туда заглядывали по нужде. Основательно поломавшийся падением с седьмого этажа Дохлый через несколько часов умер в больнице, так и не приходя в сознание.
Три мстителя захлопнули дверь и побежали по лестнице вниз. Долг был выполнен; правосудие свершилось. Но Сулейманов начинал чувствовать разочарование. Они смогли убить врагов, врагов сильных и подлых. Но никогда они не смогут сделать так, чтоб он снова увидел свою сестренку в этой жизни, поговорил с ней, поиграл. Это невозможно ни за какие деньги. Не поможет никакая сила, никакое оружие. Но он верил, что она жива, что она просто уехала в очень далекую страну и будет ждать и его, и родителей, и других братьев и сестер, и он, если не прогневит Аллаха, однажды сам уедет в эту страну и встретится со всеми, кого потерял на этом свете.
Многие из соседей понимали, что произошло что-то ужасное. Всем было известно, что в квартире собираются мафиози, но до сегодняшнего дня было сравнительно тихо. И вот, наконец, доигрались. Некоторые, услышав бег по лестнице, выглядывали в глазок. Промелькнули трое с бородками, одинаково одетые, не то кавказцы, не то украинцы. Следственная группа так и не смогла составить фоторобот. А мстители благополучно уселись в поджидавшее у подъезда такси. На заднем сиденье сидела женщина - попутный пассажир. Они не возражали, что шофер посадил ее "голосовавшую" на Ярославском шоссе, а она была не против подождать двадцать минут, пока три деловых попутчика сходят, якобы, домой переодеться. Шофер не догадывался, что у этой "провинциалки" в кармане был "Вальтер", а в сумке несколько газовых баллончиков и мобильный телефон. Он также не догадывался, что все четверо - одна компания. Все ехали молча. Троим друзьям или братьям надо было попасть в Болшево, а женщине по пути, но дальше: в Воронок. Она, как только шофер, высадив троих, проехал несколько сот метров, незаметно достала из сумки мобильный телефон, набрала нужный номер и проговорила:
-А погода-то нынче как разгулялась!- это был сигнал.
-Да, сейчас в самый раз на пляж, а приходится работать,- так ничего и не заподозрив, ответил таксист.
Он так ничего и не узнал. Пассажирка сошла в Воронке, уплатив заранее оговоренную сумму и сказав: "Спасибо!", тихо, почти шепотом.
А в тот момент, когда она позвонила и сказала про погоду, к кустам в Болшеве подъехала "девятка". Из кустов вышли трое и сели в машину. За рулем уже был свой человек. По дороге они избавились от компроментирующих их улик, бросив сумку с окровавленными костюмами в один из мусорных контейнеров где-то во дворе многоэтажек в Пушкино, после чего по бетонке доехали сначала в Морозки, а потом в Поварово. Там распрощались со своим шофером. Им предстояло до вечера добираться электричками к ожидавшим их дальним родственникам в Вышнем Волочке.
Следственная группа попала с понятыми в квартиру только через несколько часов. Сначала они хотели допросить обитателей квартиры по поводу парня, выбросившегося из окна, но дверь никто не открывал.
Старший следователь сначала сомневался, созванивался с коллегами, чтобы убедиться в правильности своей версии. Он не ошибся. Это была кровная месть. Это означало, что искать бесполезно. Субъекты преступления уедут к себе даже неизвестно в какую солнечную республику и там затеряются, а если даже и не затеряются, то к тому времени у них наверняка будет все шито-крыто, да и местные, в случае чего, их внаглую спрячут, а слишком глубоко копать у себя, нарушая закон, приезжему следователю не позволят. Не те времена. Следователь понимал, что это- верный "висяк", и его успокаивало только то, что начальство знает положение вещей не хуже него и потому не будет сильно придираться, он все же не новичок, а со стажем. Позднее эксперт, специализировавшийся в том числе и на кровной мести, высказал предположение, якобы, семьдесят процентов вероятности (он не разъяснил, откуда взял эту цифру) что кровниками на этот раз были кавказцы вайнахского происхождения. Польза для следствия от такого сообщения была практически равна нулю. И еще небольшая странность была в деле: не пропало ничего, но только крупной суммы денег в тайнике одной из книг на месте не оказалось. Вайнахи обычно не воруют, когда мстят и, вообще, с презрением относясь к воровству, предпочитают "геройски" грабить в открытую. В конце концов мог и сам убитый хозяин достать свои собственные деньги из своего собственного тайника.
За два дня до назначенного срока Альберт передал Светке нужную сумму в долларах, чтобы Толик мог расплатиться с новой самозванной "крышей".
Толик ждал целый день, но никто не пришел. Светка назавтра вернула деньги Альберту, попросив его придержать их на всякий случай.
После смерти Полковника в округе произошло много уличных перестрелок, а также разборок и без огнестрельного оружия, но с жертвами. За несколько дней была перекрыта годовая "норма". Беспредельщики были разогнаны. Кто "помог" этому случиться было известно одному Альберту. Всем остальным он объяснял, что все это произошло "само по себе".
Глава 14. Рыцари плаща и кинжала.
Генерал-майор контрразведки Пауков Иннокентий Николаевич сидел на своем рабочем месте в просторном кабинете, обставленном со строгим комфортом, строгим потому, что роскошь не бросалась в глаза, и если не обратить внимания на дорогой компьютер на столе, селекторную видеосвязь, по которой он мог в том числе наблюдать за действиями своих подчиненных, если не знать цену телефонных аппаратов новейшего поколения, то на первый взгляд можно было бы подумать, что большая комната выглядит довольно аскетично. За окном стояла июньская жара, и прохожие лениво стучали по раскаленному асфальту, но в кабинете было свежо: работали кондиционеры, а окна, выходящие на юг, на площадь, были занавешаны шторами, и солнечного света, пробивавшегося сквозь них, было по-видимому недостаточно, поэтому подсветкой служили лампы дневного света, вмонтированные на потолке, прямо над столом. Но в отличие от подобных ламп в какой-нибудь пошивочной мастерской или любом другом российско-советском учреждении, эти не мигали и не гудели, а светили ровным, немного приятным, чуть теплым светом. В подобных учреждениях окна всегда закрыты шторами, так повелось во всем мире, и это понятно: от любопытных глаз. Шторы также предохраняют от солнцепека, но здесь, кроме всего перечисленного, они выполняли теперь дополнительную функцию: помогали не видеть пьедестал, с которого был свергнут кумир уже почти два года назад. Зато он смотрел на генерала с портрета, который висел сейчас над дверью, поэтому вошедший вполне мог его не заметить, а сам хозяин кабинета, возможно, черпал с этого художества какие-то дополнительные силы.
Да, уже почти два года прошло с тех пор, как вместе с железным Феликсом были выброшены на свалку истории многие традиционные до этого названия и обращения. Даже сие учреждение опять переименовали, но назвать генерала "господином" ни у кого не поворачивался язык. Для большинства он был по-прежнему "товарищ", разумеется генерал, а если передать смысл этого слова со времен нашествия орд Чингис-хана, он означал следующее: товарищ - это друг по стихийно сложившемуся стаду скота, а вовсе не по общим интересам. Для немногих, более приближенных к нему, а также для вышестоящих от был все тот же Иннокентий Николаевич, и совсем уже немногим, наиболее близким, близким не по должности, а по сложившимся взаимоотношениям позволялась желанная фамильярность называть его "дядя Кеша".
На экране засветилось хорошо знакомое упитанное лицо Ковалева, начальника отдела, выполняющего очень деликатную работу, а именно: контролирующего почти всех сотрудников этого серьезного учреждения.
-Товарищ генерал! Разрешите обратиться. У меня интересный материал, но я могу действовать, только посоветовавшись с вами.
-И что же, дело не терпит отлагательств? Счет идет на секунды? Могут погибнуть люди? Возможна утечка стратегической информации? Что-нибудь из перечисленного мной имеет место?
-Никак нет, товарищ генерал!
-Брось ты это, Гриша, "товарищ генерал", а заходи ка ты ко мне за час до окончания рабочего дня, вот мы и потолкуем.
-Будет сделано!
То, что новичкам, а также самым ретивым сотрудникам казалось значимым, для генерала бесконечным растянувшимся на десятилетия раундом поединка страны со всем остальным миром. И если сегодня "ихние" нанесли удар "нашим", то завтра "наши" нанесут удар "ихним". То утечка информации "у нас", то утечка "у них". То "от нас" отдельные сотрудники перебегают "к ним", то "от них" перебегают "к нам". В масштабе больших государств это было мелочью, обменом булавочными уколами, и даже становилось скучно. Бывали удары и потяжелей, почти нокауты, как тот давнишний случай с Пеньковским, но такие проколы могли столь же редко случаться и "на той стороне". Только в полувековом масштабе можно было яснее представить, кто же все-таки в итоге перехватывает инициативу, и этим медленно и неумолимо наползающим изменениям вряд ли могли помочь мимолетные везения и невезения.
В восьмидесятые с горечью генерал констатировал, что "ихней" пропаганде совершенно не надо врать, а достаточно говорить правду, известную всему миру, кроме "наших" наиболее глупых и наиболее забитых обывателей, а "нашей" пропаганде прходится отмахиваться очень сомнительными аргументами, типа "права на труд" и поездкой в метро за 5 копеек. Он чувствовад, что еще немного, и сказать будет нечего, кроме глупости, как радио социалистической Албании однажды похвалилось, что "теперь в каждом доме горит электрическая лампочка".
Но недолго пришлось горевать практично и трезво мыслящему генералу КГБ. Настороженно наблюдал он за вихрем перемен, а когда, как бы дым от возмущения взбудораженной среды рассеялся, и стало ясно, что второго Нюрнберга не будет, он понял, что государство, без которого он не смог бы существовать, никуда не денется, его служба - тем более. Ну и что из того, что разогнали несколько отделов, выполняющих функции тайной политической полиции? Немного поменялась конфигурация его родимого ведомства, но само ведомство стоит столь же прочно, по-прежнему множество отделов работают под его началом, а если даже кое-где пришла пора менять стиль работы, то лично для него в этом не было никакой трагедии.
Единственное, что требовалось - это монотонно выполнять свою работу, каждому "А" уметь противопоставить соответствующее "Б". Конечно, нельзя было закрывать глаза и не реагировать на всяческие события, но никаких эмоций опытному контрразведчику подавлять не приходилось просто потому, что они уже давним-давно у него не возникали.
Несмотря на свои шестьдесят, он делал зарядку по утрам, бегал по несколько километров, поэтому, хотя и был грузный, но при этом бодрый и подвижный. Однако на работе, если бы не генеральский мундир, с которым он не расставался, его по его спокойствию можно было бы принять за обычного конторского служащего.
Подчиненные же, как правило, ходили в штатском, а мундир одевали только по каким-нибудь особым случаям. В назначенный час Ковалев, подойдя к двери, поправил галстук, кашлянул, чтобы прочистить голос, и постучался.
-Заходи, Гриша, не стесняйся.
-Иннокентий Николаевич,- начал было Ковалев, но всемогущий начальник тут же перебил его:
-До коих пор объяснять? Зови меня "дядя Кеша", садись и спокойно рассказывай, что там у тебя, а я послушаю, не стесняйся, мне интересно, мне очень интересно.
Ковалев почувствовал себя, как кошка, которую погладили. Он целиком и полностью зависел от всесильного генерала, и никаких других критериев истины, кроме "дяди Кеши", у него не было и быть не могло. Его настроение неотрывно зависело от отношения к нему начальника, а все остальное: и семья, и личная жизнь отходили от него на второй план. Вот и сейчас, застенчивость, как рукой, сняло, и он начал рассказывать:
-Так вот, дядя Кеша, я долго молчал, ведь надо уметь работать самостоятельно, иначе, что за сотрудник, которому на каждом шагу нужна нянька? Но дело начинает приобретать довольно широкий размах. Кашина знаете?
-Конечно знаю, что за вопрос,- удивленно ответил "дядя Кеша".- Его отдел курирует иностранцев, иногда ведет негласное наружное наблюдение за лицами с дипломатическим иммунитетом. Ну, рассказывай.
-Он почти всю работу взвалил на своего заместителя. Тот, конечно, рад стараться, рассчитывает, что в будущем ему это зачтется, и он не ошибается, особенно если его шеф потеряет свое место.
-Значит начальник взвалил все на заместителя, а сам по кабакам, по бабам... Так что ли?
-Если бы так, я бы к вам не пришел, сами бы разобрались и не стали бы вас беспокоить. Но он в свободное время увлекается не кабаками и не бабами, вернее сказать, бабами увлекается, но совершенно с другой целью. Одним словом - строит свою агентурную сеть. Под его началом двое преданных ему сотрудника из его отдела, то есть наши работники, находящиеся на довольно посредственных должностях. Возможно, он сумел обнадежить их радужной перспективой. Они вербуют людей с улицы. Пока не удалось установить точно, по каким критериям отбираются эти люди, но в основном это одинокие женщины ищущие любовных приключений. Почти все побывали в его постели. Женщины - это часть сети, выполняющие основную работу. Другая часть сети их финансирует. Это небольшая, завербованная им мафиозная группировка, пользующаяся привилегиями, даже незаконно розданными им удостоверениями нашей Службы Безопасности. Это существенно облегчает всей их компании делать бизнес. Им наверняка приятнее иметь над собой наших сотрудников, чем своих "бригадиров". Они особо не напрягают обстановку в смысле криминала, похоже под влиянием наших. Зарабатывают в основном на рэкете, а сейчас такой "бизнес" протекает довольно бесконфликтно. Бизнесмены охотно им платят, так как чувствуют себя с ними, как за каменной стеной. Такой расклад не мог не быть согласованным с криминальными авторитетами, и проверка, конечно, это подтвердила. Утечки через них быть не может, так как их ни во что не посвящают. Это крыло, повторяю, создано только для финансирования сети, выполняющей главную работу.
А главная работа - это сбор информации по аномальным явлениям, и эта главная часть сети обучается нашим приемам агентурной работы, в основном сбору информации, а также наружному наблюдению, единоборствам, но последнее очень поверхностно. Иногда дают задание следить за объектами, ничего на самом деле из себя не представляющими, и такие задания служат для тренировки и проверки способностей. Труд их оплачивается не слишком дорого, но самим подопечным, привыкшим к нищете, так не кажется. Похоже, Кашин представляется им довольне щедрым. Притянутые деньгами, они подвергаются осторожному и коректному, если можно так выразиться, запугиванию. Упор делается на то, что им не говорится открытым текстом, но они как бы сами "догадываются", что в случае неповиновения их с большой вероятностью могут ликвидировать.
-Интересно, интересно... Что ж, они так и справляются втроем?
-Нет, иногда используют наших ничего не подозревающих сотрудников. Ведь далеко не всегда им докладывают за кем следят. Им приказано - они и наблюдают за объектом, а что это за объект - начальству виднее. Но непосвященных наших сотрудников они подключают, в основном, когда не хватает людей или надо пользоваться аппаратурой, автомобилями и т.д. Как ни странно, Кашин умудряется так все подгадать, что эта подозрительная халтура практически нисколько не паразитирует на работе нашего Комитета. Уже проверено, что когда им дают серьезные задания, он может на полуслове, вы меня понимаете, обрывать всю работу своей частной лавочки и переключаться на то, что требует от него служба. Просто виртуоз.
-Да... Да за такую работу хорошая премия полагается,- иронически улыбнулся генерал-майор.- Ну, продолжай.
-Размерность явно высокая. А вот направление? Он же опасен! Опасен для всей Службы!
-Чем? Утечкой что ли?
-Разумеется.
-Но ты подумал? Он и любой другой начальник располагает конфиденциальной информацией, и любой, это исключить нельзя, может передать свои знания иностранной разведке и этим нанести нам ощутимый удар, от которого мы не сразу оправимся. И такие случаи были, причем, как правило, изменившие нам не играли с такой наглостью ни в какие странные игры. Если он хочет выслужиться для нас, то это большой оригинал, хотя в таланте ему не откажешь. А вдруг мы зарежем курицу, которая несет золотые яйца? А? Гриша?
-Но он может...- Гриша задумался.
-Не с большей вероятностью, чем любой другой.
-Он обучает...
-Ну и что? Бабы начнут использовать наши методы, чтобы следить за своими любовниками? Да с ними годы, годы надо заниматься, чтобы сделать их по-настоящему опасными.
-А вдруг?.. Он же, вы правильно сказали, талантливый. Вдруг он до чего-то такого докопается, и они разболтают, или он...
-Кто "они"? Все одновременно?
Ковалев почувствовал, что в присутствии высокого начальства начинает плохо соображать.
-Я, дядя Кеша, наверное зря вас побеспокоил?
-Нет, нет Гриша. Если бы ты только знал, как правильно сделал, что нас побеспокоил!- На слове "нас" генерал сделал иронический акцент.- Если он до чего-то докопается, то он не встанет на площади декламировать свое открытие неграмотным пенсионеркам, спешащим за хлебом. Я спрошу тебя о другом. Если бы ты пользовался пятибалльной шкалой, как учитель в школе, какую бы ты оценку дал общему состоянию подведомственных тебе отделов нашей Службы в настоящий момент?
-Я бы поставил им четверку.
-Прекрасно! Ты обычно в этом не ошибаешься. Значит люди и спецсредства не перегружены. Вот так, смотри: Кашин - это крючок, на который может пойматься золотая, а главное - нужная нам рыбка. Как только она поймается, самое плохое, если будет передана на сторону, ты меня понимаешь? Этого не должно случиться. "Рыбка" должна быть нашей. И если они будут работать под нашим негласным контролем, то чего бы они там ни замышляли - они фактически работают на нас. И пока в подведомственных тебе отделах обстановка оценивается "на четверку", я разрешаю тебе задействовать до половины ресурсов, ты меня понимаешь, как людей, так и прочих средств, в случае необходимости, конечно. Ни один разговор не должен быть упущен, как и самого "виновника торжества", так и всех его подопечных, в том числе им завербованных. При малейшем подозрении на эзопов язык, то есть всякую иносказательную речь - фиксировать, записывать и приносить мне, а у меня здесь есть специалисты по иносказательному общению.
-А как быть с мафиозным крылом, которое их финансирует?
-Необходимо достовено убедиться, посвящены они во что-либо или нет.
-Осмелюсь спросить. Должен ли я оставаться в неведении? Меня удивляет, как много внимания им будет уделяться.
-Гриша, дорогой. Здесь прежде всего экономические соображения. Сейчас каждый ребенок знает из прессы, что у нас был такой отдел и, по всей вероятности, не зря, хотя все эти проблемы с чертовщиной еще очень плохо изучены. Но ты представляешь, сколько сжирает такой отдел? Ведь ты прекрасно осведомлен, в какую копеечку обходится подобное удовольствие. А пока у вас все спокойно, вы работаете на холостых оборотах, вот и займитесь! И тогда не надо залезать в казну, создавать ненужную шумиху вокруг экзотического отдела, а это только способствовало бы утечке. А тут получается: нужный отдел есть, и вместе с тем его нет. Он, как вечный двигатель, ничего не съедает, а расходы под шумок оплачивают коммерсанты, думая, что платят мафии. И пусть тебя это не смущает, Гриша, не те времена. Сейчас время пра-гма-ти-че-ского подхода. И не беспокойся. Патриоты не спят,- и он лукаво подмигнул Ковалеву.
-Вы - гений, дядя Кеша!
Генерал был очень польщен таким замечанием Ковалева и даже не прилагал больших усилий, чтобы это скрыть.
-Я - просто на своем месте,- гордо улыбаясь ответил он.
Оба расстались в хорошем настроении.
Глава 15. Прощание.
Начало июля. День выдался пасмурным, теплым и без дождя - любимая погода деда Павла. Естественно, он был сегодня в отличном расположении духа. Невольно забывался весь мрак, с которым ему пришлось недавно соприкоснуться. Хорошее настроение как бы высвечивало давние и недавние радостные события, через которые пролегал его необычайно длинный и необычайно холмистый жизненный путь.
О Толике он разузнал еще заранее и перед началом сбора информации о Полковнике и его банде он уже знал, что этот человек не достоин, чтобы его выручали, однако это не отменяет борьбу со злом, а во-вторых хотелось сделать приятное людям, имеющим отношение к его преемнику Альберту.
Последний подавал большие надежды и сегодня сообщил ему, что вчера вечером впервые у него получилось: он телепортировал к себе домой, находясь от дома примерно в пятистах метрах, после чего ему пришлось неслышно выходить, чтобы его не заметила жена и не догадалась, какими способностями он теперь одарен. Только потом он открыл ключом дверь и вошел снаружи так, что было слышно, как будто он пришел "своим ходом". Надежда ничего не заметила.
Сегодня Павел, как обычно, встретил его в Калистове. Заранее он водил Альберта туда, в то самое место, где отдыхал сам, когда шпионил за квартирой Полковника в Подлипках, а сегодня договорился, что сам телепортирует сюда и будет ждать его здесь в течение часа, и Альберт все это время пусть пытается сюда пробиться. Час подходил к концу. Это не беда, первый блин комом. Наконец время истекло. Дед мгновенно перебрался в то место, где оставил Альберта, но там никого не было. Тогда он телепортировал в хорошо знакомый подъезд в Перловке, поднялся на четвертый этаж и позвонил. Надежда открыла дверь, а сзади нее стоял озабоченный Альберт, который, увидев Павла, сразу обрадовался.
-Добрый день!
-Добрый день! А вы, друзья, кажется, разъехались.
-Да, договорились встретиться, а я опоздал, дела были,- соврал дед.
-Посидите лучше за чашкой чая.
Дед согласился, и вскоре они уже в кухне беседовали, потягивая крепкий чай. Когда Надя вышла в комнату, дед заметил:
-Похоже, ты приводишь себя в нужное состояние, с этим все правильно, но плохо запоминаешь места. Лучше всех ты запомнил, естественно, свою квартиру. А если б у тебя была здесь засада? Как видишь, надо отрабатывать зрительную память. Не подумай, что надо запоминать все абсолютно - это не получилось бы и у меня. Не делай просто грубые ошибки. Приведу пример. Допустим, тебе надо перебраться на какую-нибудь из платформ под Москвой, где ходят электрички. Нет необходимости запоминать количество железных прутьев в ограждении платформы, их диаметр и длину с точностью до миллиметров - никакой надобности. Но если там забор из металлических прутьев, покрашенных желтой краской, а ты представишь себе бетонный и белый, то ты туда не попадешь. Главное, раз получилось, теперь ты смог бы и самостоятельно доучиться, так как понял основную идею. И есть у меня к тебе разговор, который надо продолжить на улице, а сейчас я видел у тебя интересную книжку - это "Тантра. Книга тайн". Я знаю, так записаны со слов лекции великого проповедника нашего буйного века Ошо Раджниша. Принеси мне третий том.
Альберт пошел в комнату к книжному шкафу. Три тома "Тантры" затерялись здесь среди изобилия книг с названиями, мало чего говорящими простому обывателю, но любознательного содержание этих книжных полок могло бы привязать к дому по крайней мере на год. Альберт привычно вытянул третий том и пошел на кухню.
-Сколько будет семь в третьей степени?
-343, а зачем?
-Открой на 343-ей странице - вот зачем.
Альберт открыл книку в коричневом переплете на нужной странице и вручил деду Павлу.
-Нет, не мне. Сам запомни,- потом прислушался и шепнул своему преемнику на ухо:
-Эта страница - будет наш тайник. Я залезаю сюда; ее...- дед показал в сторону комнаты,-... координаты передвижения мне известны. Короче говоря в отсутствие вкладываю туда или купюры, разумеется в валюте, потому что деньги ты сможешь добывать только тогда, когда научишься перемещаться уверенно. Также записки, если какая-нибудь срочная информация. Поэтому почаще заглядывай, даже если там долго ничего нет. Ситуация может на фоне спокойствия круто измениться, а ты знать не будешь, поэтому не спи, проверяй. Ты не обижайся, но если я тебе что-то подложу, а ты в первый день не вытащишь, то я дам тебе сигнал, устроив у тебя дома небольшой бардак, опрокину стулья, разобью небольшое стекло - это сигнал тревоги.
-А сам то ты почему не сможешь показаться?
-Нас могут пасти. Я еще не проверял твои тылы. Но договорим на улице.
Минут через двадцать оба выходили из подъезда. Пока они шли молча пешком, дождь немного покапал и тут же перестал. Дед Павел прервал молчание:
-А я знаю, на каком поприще ты собираешься использовать свои новые способности,- сообщил он, хитро улыбаясь.
-Ну и на каком же?
-Если б я был султан - я б имел трех жен,- тихо, почти шепотом пропел он две строчки известной всем песни из старого фильма.
-Ну ты же телепат. Наверное осуждаешь меня, думаешь, что я ерундой собираюсь заняться? Возможно, даже считаешь, что я так создам опасность; ты знаешь, о чем я. Если откровенно, я просто в шоке от вчерашнего в хорошем, разумеется, смысле этого слова. Я не знаю, как отблагодарить тебя! Но ты потребуешь сейчас жертвы, которая для тебя ничего бы не значила, но для меня это будет очень ощутимой потерей. А именно: не использовать твой дар в личных целях. И я должен буду покориться, иначе сам себя потом уважать не смогу.
-А вот и не угадал! Волков бояться - в лес не ходить. Для Иисуса Христа или Будды это действительно была бы ерунда, но не для тебя. Для тебя это значит очень много, тем более, что ты один из немногих, которые могут понять, что такое - любовь. Которые способны любить пусть даже четырех красавиц одновременно. А кто сказал, что ты обязан любить только одну? Разве общество для тебя - авторитет?
-Я плюю на него! Еще не хватало, чтобы я стал спрашивать у советских людей разрешения, как мне трахаться!
-У тебя есть прекрасная книжка, та самая, с тайником. Если ты прочитал ее всю, но один раз - это значит, что ты не читал ее совсем. Великий Учитель пишет, что, занимаясь любовью, мы занимаемся любовью с Самим Существованием. Партнерша - это посредник. Это - окно, через которое мы как бы смотрим на чудесный цветущий сад Вселенной, где жизнь бьет ключом. И, конечно, ты лучше изучишь этот прекрасный ландшафт, если посмотришь на него из нескольких "окон". И ты для них - такое же "окно" во Вселенную. Ревность, соперничество - это все от эгоизма. Нет, на том уровне развития, на котором ты находишься, для тебя это значит очень многое, и не слушай дураков, не пренебрегай любовью. Я не вправе из соображений безопасности у тебя это отнимать. Просто, будь осторожен - это единственное, что от тебя требуется. Мне тоже приходилось поневоле демонстрировать свою эту способность. Несколько раз исчезал из ментовки таким способом. Обошлось. Хвоста из КГБ за мной нет - это я проверял и перепроверял.
-Если откровенно - я просто счастлив! Я просто не знаю, что для тебя сделать взамен. Как будто с рождения у меня были подрезаны крылья, и я не знал об этом, а ты мне эти крылья вернул, и передо мной открылся чудесный мир, о котором я раноше не подозревал!
-Мне ничего не нужно. Я бы только попросил тебя, чтобы ты не оставил мою проказницу. Моя бывшая подружка, с которой мы жили и понимали друг друга, привязались друг к другу - она умерла от старости на восьмом десятке лет. А эта молодая, совсем девчонка. Я ее тоже люблю. Я знаю, что в этом злом мире без меня она погибнет. Я поклялся, что сделаю все, чтоб она как можно скорее оказалась за границей, лучше в США. Мы сейчас вместе учим английский. Если со мной что-то случится - спаси ее - кроме этого я тебя ни о чем не попрошу.
-А как я ее найду? Ты мне еще не давал ее красноярский адрес.
-Если надо будет - она сама тебя найдет. Будь подготовлен к тому, что она со странностями. Выполняй все ее прихоти, которые для тебя ничего не стоит выполнить. Она не попросит тебя никогда о том, что тебе трудно сделать. Трудность будет только одна: надо сделать все, чтоб она навсегда уехала в Америку и, по возможности, легально обосновалась там.
-Я все сделаю, что смогу, и возможности свои расширю, в том числе для того, чтобы быть тебе полезным, а значит и ей. Как зовут ее?
-Олеся. И не стесняйся. Она может стать даже пятой любовницей в твоем гареме. Она тебе не откажет.
-Почему ты так уверен? А как же ты?
-Ты удивляешься, потому что не знаешь ее влечений, ее стремлений, ее принципов. А я настолько хорошо знаю ее, что удивился бы, если б она тебе отказала. Ей разрешено развлекаться, и это у нас не считается изменой. И меня она не бросит, пока я жив. Это не навязано ей извне. Это ее собственные принципы, а потому она с радостью их выполняет. Ты не поверишь, но я почти ее идеал, если идеал вообще возможен в реальной жизни. Если я погибну, она будет с тобой развлекаться, но не более того. Ее идеал - это старый, умный, строгий и хорошо сохранившийся наставник, который к тому же способен понять любое нестандартное проявление человеческой природы, принять его, смириться с ним. Это парадоксально звучит, но для нее главный твой недостаток - твоя молодость, и по-настоящему она сможет тебя полюбить не раньше, чем тебе исполнится пятьдесят.
-Ты так говоришь, как будто куда-то уезжаешь.
-Ты угадал. Я теперь очень долго не появлюсь, если появлюсь вообще. Вероятность остаться в живых после того, что я собираюсь провернуть, менее 50%.
-А как я узнаю?
-Если от меня не будет известий свыше двух недель.
-Зачем тебе это нужно? У тебя же есть деньги. Ты хочешь изменить мир? Стоит ли вмешиваться?
-Ты прав. Я не Господь Бог, чтобы наводить порядок во всем мире. Это было бы так же нелепо, как если бы твоя жена решила бы делать генеральную уборку не только в своей, но и во всех квартирах вашей девятиэтажки, причем бесплатно. Но там, где я прошел, я хочу расчистить и украсить свой путь. Этим я всю жизнь и занимаюсь после того, как шар земной для меня стал соизмерим с твоей квартирой.
Последняя моя работа, ты знаешь, это ликвидация Полковника руками чеченцев. Для меня это было абсолютно безопасно, а операция все же была необычной и знаешь чем? А тем, что я встретил таких мерзавцев, коих очень давно не встречал. Сейчас я уверен, что Полковник сам шел к своей смерти. Он неосознанно даже хотел ее. Я просто ускорил процесс. Впереди у меня намечается более опасное мероприятие, во время которого Господь, возможно, заберет меня к себе, если действительно на этом свете мне больше нечего делать. Дар я тебе передал. Ты не глупее меня, а обучен этому лазанию намного лучше, чем я был тогда, после той страшной резни в бараке, когда у меня "само" получилось первый раз. Так что еще немного, и ты куда захочешь - туда и слазишь. И Олеся не пропадет: я тебе верю, ты этого не допустишь.
А как использовать дар, который я передал тебе - решай сам. Ты один будешь это решать, и следи, чтобы чужие голоса не звучали в твоем сознании, когда принимаешь решение.
И в заключение не забывай о своей безопасности, проверяй, не следят ли за тобой. Я тебе говорил, но еще раз напомню: эти люди пойдут на все, чтобы завладеть твоим даром, и, если даже не бережешь себя, береги тех, кто тебе близок и дорог.
А теперь прощай! Молись за меня. Если что случится - не вздумай обожествлять меня. Я только стремлюсь к совершенству, а так я такой же грешник. Может мы еще увидимся очень нескоро, но лучше рассчитывать на худшее, чтобы потом не горевать. Поэтому не досвиданья, а прощай!
-Прощай, Павел! Постарайся вернуться.
-Постараюсь. Прощай, Алик!- С этими словами дед задумался, как бы целиком уйдя в себя, и тут же мгновенно исчез.
(если вам понравились эти главы - можете перейти читать "Телепортацию" сначала: http://www.proza.ru/2010/01/07/233 )
ППРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2010/01/26/738