- Смир-рна! - раздается команда с высокой рубки ракетоносца и мы, втянув головы в спасательные жилеты, замираем на надстройке.
А по пружинящему трапу, один за другим, на борт поднимается группа людей.
Впереди, с видом хозяина, блистая золотом погон и фуражки, следует приземистый Главком ВМФ Горшков, за ним, ответственный за оборонную промышленность, пока еще секретарь ЦК КПСС Устинов, с генеральным конструктором нашего проекта академиком Ковалевым и командующим Северным флотом Егоровым, а позади целая толпа генералов и адмиралов из Москвы.
Как только нога Главкома ступает на борт, следует команда «Вольно!» и гости, с опаской ступая по узкому обводу, поочередно исчезают в зеве рубочной двери.
Затем, повинуясь очередным командам, мы разбегаемся по надстройке, отдаем швартовы и крейсер, высоко взметая гейзеры воды по бортам, медленно отходит от причала. Как только он оказывается на фарватере, к кораблю подходят два пыхтящих буксира и влекут его к выходу из залива.
Сегодня у нас знаменательный день. Испытания корабля прошли успешно, государственной комиссией подписан приемо-сдаточный акт и наша «Мурена» вошла в состав действующего Флота СССР. А до этого, почти год, мы болтались в морях, выполняя многочисленные, предусмотренные программой испытаний действия, включая глубоководное погружение, торпедные атаки и ракетные стрельбы по Новой Земле.
За сутки до выхода весь экипаж переоблачили в новенькие «РБ» с белыми воротничками, а швартовая команда загрузила в лодку пару ящиков армянского коньяка и оленью тушу. Особой робости перед начальством мы не испытываем, поскольку за время испытаний лодку посетили многочисленные военпреды, крупные спецы из закрытых «почтовых ящиков» и даже начальник Генерального штаба Куликов, в сопровождении многочисленной свиты.
Выведя крейсер на большую воду, буксиры дают прощальные гудки и исчезают в синеве моря. А мы, приготовив надстройку к погружению, покидаем ее и спускаемся вниз.
В центральном посту, напротив командира, стоит Устинов в окружении «гостей» и о чем-то с ним беседует. Стараясь не шуметь, скатываемся по поручням трапа на среднюю палубу и разбегаемся по отсекам.
Мы, с командиром БЧ, капитан-лейтенантом Мыльниковым и старшиной команды Олегом Ксенженко, направляемся в первый, где нас встречает расхаживающий по торпедной палубе Саша Порубов.
- Ну как, все нормально? - интересуется он.
- Порядок, - отвечает Олег, стаскивая с широких плеч спасательный жилет, а Сергей Ильич, проделав то же самое, сует жилет мне и удобно устраивается в своем кресле.
Потом зажигается красный огонек «каштана» и из него доносится - «отбой боевой тревоги. Первой смене на вахту заступить!»
Ксенженко докладывает о заступлении, а капитан-лейтенант оживляется, удовлетворенно хмыкает и со словами «я в центральный» - покидает отсек.
Оставшись одни, мы гадаем, сколько времени продлится выход и вспоминаем случай, который произошел при посещении корабля начальником Генерального штаба. Тогда одного из сопровождавших здорово ушибло переборочным люком, когда он неосторожно сунулся в наддутый воздухом отсек.
Наш разговор прерывает звяк трапа позади и из люка возникает голова в генеральской фуражке.
- Это какой отсек? - интересуется она.
- Первый, - отвечает Олег, и мы вскакиваем со своих мест.
Голова недовольно крякает и исчезает, а мы переглядываемся и едва сдерживаем смех.
- Видать заблудился, спустись, посмотри, - бросает мне Ксенженко, и я направляюсь к люку.
Генерала в отсеке нет, но на всякий случай осматриваю выгородки компрессора, штурманского лага и акустическую яму, в которую как-то свалился один из военпредов в море. Не удовлетворившись этим, перебираюсь во второй отсек и обнаруживаю стоящего у ведущего наверх трапа, облаченного в белую курточку Славку Гордеева. На время посещения гостей, их с Витькой Допиро поставили вестовыми в офицерскую кают-компанию.
- Ты тут генерала не видел?
- Видел, - кивает бритой головой Славка. - Вышел от вас и пошел в третий.
- А чего тут торчишь?
- Я на стреме, - приблизив ко мне лицо, заговорщицки шепчет Славка и озирается по сторонам.- Там, - тычет он пальцев в подволок, - Витька шинели примеряет.
- Какие еще шинели? - не понимаю я.
- Всякие, - хмыкает Славка. - Можешь взглянуть, только мигом.
Я быстро взбегаю наверх, заглядываю в открытую дверь кают-компании и шарахаюсь назад. По ней, отражаясь в зеркалах, невозмутимо расхаживает Допиро в адмиральской шинели и напяленной на голове фуражке с позументами.
- Ну как? - ухмыляется он, видя мое замешательство. - Давай, надевай генеральскую, - и кивает на стоящую в углу вешалку, где красуется еще десяток.
- Сними, дурак, - шиплю я, представляя, чем все это может кончиться.
Но Витька только отрицательно вертит башкой и грозно пучится в свое начальственное отражение.
- Ну и хрен с тобой, - ретируюсь я из кают-компании, от греха подальше.
- Что, не нашел генерала? - спрашивает Ксенженко, когда я поднимаюсь на верхнюю палубу.
- Не, - отвечаю ему, - не нашел, - и пробираюсь к себе на левый борт.
А еще через пару часов, походив по морю переменными галсами, мы возвращаемся назад.
Совершив морской круиз и отобедав, высокие гости остаются довольны и, сойдя на причал, фотографируются с экипажем на память.
А еще оставляют от себя подарок - армянский коньяк. Они предпочли пайковое вино.