Зимняя ночь. Алаверды Татьяне Захаровой

Николай Шунькин
Сначала читать это:

http://www.proza.ru/2010/01/17/853

ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Дружеский шарж.


Б.Л. Пастернак. Стихотворения и поэмы.
Серия   КС.   Москва,   художественная
литература. 1988 год.

Воспоминания, воспоминания, воспоминания... Опять зима. Опять воспоминания.
Вторую неделю, не переставая, идёт снег, по крыши засыпая дома Переделкино...  «У окна, опоздавши к спектаклю, вяжет вьюга из хлопьев чулок». Также было и тогда, шёл нескончаемый снег, «и целым бором ели, свесив брови, брели на полузанесенный дом». Будет ли когда-нибудь конец этому снегу, этим холодам, остужающим душу, этим воспоминаниям... Впрочем, воспоминаниями только и жив человек. Не всегда ведь была зима. Хватит о ней! Лучше вспомнить, как «Светало. Рассвет, как пылинки золы, последние звёзды сметал с небосвода», «окно обнимало квадратом часть сада и неба клочок» и «цветущие кисти черёмух мыли листьями рамы фрамуг», «и зоркий, как глазной хрусталик, не застекленный небосвод». Как «горит заря, спины не разгибая» и «птичьи крики мнёт ручей, как лепят пальцами пельмени» и «развалившись, как звери в берлоге, облака в беспорядке лежат». Всё это было! «И ползала, как пасынок, трава в ногах у ней» и я «возвращался к её рукам, как бумеранг». А там «Обоев цвет, как дуб коричнев. И пенье двери». «И как в неслыханную веру, я в эту ночь перехожу...» И что ж я слышу? «Посеребрённых ног роскошный шорох!»

Да! «Имелась ночь. Имелось губ дрожанье». «Любовь, с сердцами наигравшись в прятки, внезапно стала делом наяву». «Всю сушь души взмело и свеяло, как в бурю стебли с сеновала». Тогда-то «я с неба, как с губ, перетянутых сыпью, налёт недомолвок сорвал рукавом». Что это была за ночь! «Как усыпительно жить!  Как целоваться - бессонно!» «Мгновенье длился этот миг, но он и вечность бы затмил!» «Плыли свечи». «Впивая впотьмах это благо», я услышал тебя, «как стон со ста гитар» и понял, «насколько скромней нас самих вседневное наше бессмертье». Но ночь прошла «и на рассвете не заметили, как целоваться перестали». А утром «я клавишей стаю кормил с руки» и напевал тебе, что «следы любви самоотверженной не подлежат уничтоженью». Что мы должны вести себя так, «чтоб впоследствии страсть, как науку, обожанье, как подвиг постичь». «И я б хотел, чтоб после смерти, зарифмовали нас вдвоём». Тот день был поистине бесконечным. «И полусонным стрелкам лень ворочаться на циферблате и дольше века длится день и не кончается объятье».

И вот опять воспоминанья! Каким бы долгим ни был день, ему пришёл конец. «Мы поняли, что время бы не шло, когда б оно на нас не обижалось». За что? Ведь всё так славно начиналось. «Нас только ангел мог измучить». Ведь был «твой смысл, как воздух, бескорыстен» и была «ты прекрасна вся, как день, как нетерпенье». «Ты также сбрасываешь платье, как роща сбрасывала листья, когда ты падаешь в объятья в халате с шёлковою кистью». «И прелести твоей секрет разгадке жизни равносилен». Я любил «в тот день всю тебя, от гребёнки до ног», «губ, волос и обуви, подолов и прозвищ». А ведь нам говорили: «Очнувшись, вы очутитесь в плену гнетущей грусти и смертельной лени». Предсказание сбылось.  Ты ушла и «в молчанье твоего ухода упрёк невысказанный есть». Ну, что ж! «Я горжусь этой мукой. Рубцуй! По когтям узнаю тебя, львица». Только знай, «мы не жизнь, не душевный союз, - обоюдный обман отрубаем».

Опять тоска, опять воспоминанья. «Белой женщиной мёртвой из гипса, наземь падает навзничь зима». «Мороз покрыт гусиной кожей, и воздух лжив, как слой румян». «Всё в снегу и всё в минувшем». «У жизни есть свои любимцы, мне кажется, мы не из их числа». «Когда бы, человек, я был простым собраньем, висков и губ, и глаз, ладоней, плеч и щёк...» Но я живой, «горьмя горит душа» и я хочу, «что б тайная струя страданья согрела холод бытия».

«Февраль нищал и стал неряшлив», «когда порыв зарниц негаснущих прибил к стене мне эту сцену». «Тихо ночь текла трусцой», «но заря, как выстрел в темноту» «и ветер криками изрыт», «и стал мигать обвал сознанья». Именно в такие минуты «придут, и сердце мне сосут воспоминания разврата". «Так пошлость свёртывает в творог седые сливки бытия». И ты вдруг понимаешь, что «жизнь прошла, успела промелькнуть, как ночь под стук обшарпанной пролётки», и надо же так случиться, что эта пролётка принесла ту, которую в данный момент меньше всего хотелось видеть. «Жаль, что на свете принято скрести у входа в жизнь одни подошвы». Да и грязь она с подошв не соскребла... «О Боже, Боже, может, вспомнишь, по чём нас людям отпускал».

Ворвалась, нарушив покой и уединенье, внеся с улицы мокрый снег, слякоть и холод. Один грязный башмак сбросила у входа, другой, мокрый - у камина.  Перенесла свечу к кровати, закапав воском платье. Разделась, «подставив грудь под поцелуи, как под рукомойник».  «Моя мысль озарилась убийством», но «страсть, как свидетель, сидит в углу...»  Может, выбросить из головы дурные мысли, пройти эти пять шагов к кровати, и «к концу дороги сбиться в поцелуях» и поверить этим клятвам в вечной любви...

Завалила в кровать, скрестила руки на спине, обхватила ногами. Не вырваться,  не вздохнуть...

«Рассвет был сер, как говор арестантов». Трудно было с ней остаться, но ещё трудней расстаться, с трудом проводил. «Брось, к чему швырять тарелки, бить тревоги, бить стаканы». Мы оба ждали не того, что получилось. «Я унизил себя до неверья, я унизил тебя до тоски». Захлопнув за ней дверь, решил тут же вычеркнуть эту ночь из жизни, из памяти. Но навсегда забыть ничего нельзя. «И чашу горести вчерашней, сегодняшней тоской превысьте».

Взял лист бумаги, перо и написал так, как хотелось помнить:

                Мело, мело по всей земле, во все пределы.
                Свеча горела на столе, свеча горела.
                Как летом роем, мошкара летит на пламя,
                Летели хлопья со двора к оконной раме.
                Метель лепила на стекле кружки и стрелы.
                Свеча горела на столе, свеча горела.
                На озарённый потолок ложились тени.
                Скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья.
                И падали два башмачка со стуком на пол,
                И воск слезами с ночника на платье капал.
                И всё терялось в снежной мгле, седой и белой.
                Свеча горела на столе, свеча горела.
                На свечку дуло из угла и жар соблазна
                Вздымал, как ангел, два крыла крестообразно.
                Мело весь вечер в феврале и то и дело,
                Свеча горела на столе, свеча горела.

Паспорт   http://www.proza.ru/2009/12/19/447