Над зимней Россией, над её белоснежной бескрай-
ностью встаёт солнце. В тишине и морозе его первый луч
охватывает жаром шпиль адмиралтейства в Санкт-Пе-
тербурге, вспыхивает золотым шлемом Ивана Великого
в Первопрестольной и высекает из российских колоколен
густой звон. И несёт золотой небесный ямщик весть от
Великого океана до Карпат, от звона к звону: новый день!
Новый день!
Столбами стоят дымы над деревнями и сёлами. В за-
индевевшем голубоватом небе играет солнце. И бегут сан-
ные пути по всем направлениям, во все города и веси. Ве-
лика Россия!
За Крутояровской околицей белые жгуты санных пу-
тей тоже прокинуты во все стороны: в уздный городишко,
в соседнюю Осиповку, в лес, в поле. Но сани Федота Клю-
кина бегут к сельской церкви. Сегодня, 4 февраля – Тимо-
фей-полузимник. Везёт Федот своих близнят крестить.
Сани остановились у ворот церкви. Федот привязал
вожжи к ограде и принял у Евдокии детей, Гаврила и Аг-
рафена Погореловы были тут же.
При наречении имени поп вдруг заупрямился: поче-
му на два чада одна пара воспреемников?
– А кабы другой через год появился, могли бы они,
Гаврила и Аграфена, быть крестными?
– Пожалуй! Могли.
– Вот пущай и будет так, – настаивала Евдокия.
– Не богохульствуй, чернокнижница, – прибавил в
голосе батюшка. Он знал, конечно, что Евдокия и загово-
ры нашёптывает, и с колдунами дружит.
– Пошто гневаетесь, батюшка? Платим-то мы за двух
крещаемых!
Уговорили. Но возникла недотыка с именами. На день
крещения есть в святцах Тимофей и Макарий, а Евдокия
просит наречь Саввой и Петром, которые стоят в святцах
за день до рождения малышей.
– С Татьяной моей в один день будут именины, – уго-
варивала Евдокия. – Да и привыкла уже: Савва и Пётр.
– Дозвольте, батюшка, – вступилась Аграфена. – Гре-
ха, поди, в этом нет?
Аграфена прихожанка прилежная. И дети у неё доб-
рые. А потому её слова оказались весомыми: сладилось.
Священник прочитал молитву оглашения, крёстные
отец и мать плюнули-дунули на запад, в сторону сатаны,
и поклонились на восток – Господу Богу.
Затем батюшка освятил купель, повязал на шее Агра-
фене и Гавриле полотенца, нанёс на тельца детей кисточ-
кой, смоченной в елее, кресты.
– Крещается раб божий Савва во имя отца, аминь, и сына,
аминь, и святаго духа, аминь! – И погрузил Савву в купель.
Погореловы приняли детей на чистые холстины. Гав-
рила наклонился к Савве успокоить его, а тот вдруг вы-
дал мощную вертикальную струю прямо в раскрытый рот
Гаврилы.
– Вот я причастился, – вытирал рот Гаврила.
– Ах ты озорник! – Евдокия, смущённо улыбаясь,
приняла Савву на сухую пелёнку.
Вернулись домой, накрыли «крестинный» стол у
Клюкиных. Вошёл Гаврила, заходивший в свой двор:
– У ворот нищие стоят. Учуяли, что крестины.
Евдокия отрезала пирога, сала и хлеба и попросила
Федота отнести нищим.
После «Отче наш...» переломил Федот пирог над зыб-
кой близнецов и все принялись за трапезу. Выпили, заку-
сили, Погореловы поднялись: пора и честь знать.
– Пошто засобирались, – остановил их Федот. – А чай?
Самовар уже готов.
– Чать, не навек прощаемся, – Гаврила вышел из-за
стола. – Благодарствуем.
Хоть и гостеприимны Клюкины, да знает Гаврила –
несыто живут соседи.
Распрощались.
На следующий день засобирался Гаврила в уздный го-
род на хлебные торги. Не покупать, не продавать – прице-
ниться. Торги на Аксинью ничего не показывают, но уте-
шают мнительного мужика. Дёшев хлеб – то и хлеб нового
урожая будет дешёвым. А кто знает, каким будет урожай?
Мужик скребётся под шапкой: «Я не знаю, но умные-то
знают. Раз продают хлеб дёшево – стало быть, знают».
Кинул Гаврила пару мешков зерна в сани и отправил-
ся. По дороге встретил не одного, не двух – с полдюжины
людей с батогами и сумками через плечо. «Не странники,
– подумал Гаврила, – не похожи. Неужто «кусочники»?
Даже в урожайный год не всем хватало хлеба».
Каждый год, начиная с января, а то и декабря, бро-
дят по деревням люди, у которых закончился хлеб. Ос-
тался только на посев. Вот и идут они «в кусочники».
В своей деревне – стыдно, идут в соседние. Нет, они не
нищие. У них есть хозяйство: лошади, коровы, овцы...
И «кусочнику» нельзя сказать: «Бог подаст», как гово-
рят нищему. Не можешь дать, скажи: «Сами в кусочки
ходим». Но не подать хлеба, когда он есть, – великий
грех. Не зарекайся от сумы: в следующем году может и с
тобой такая беда приключиться.
Небо стало затягивать, запосвистывал встречный
ветер, погнал позёмку. «Да что там гадать да Орлика го-
нять! – подумал Гаврила. И так всё ясно: хлеба хватит, а
корма надо сбавить. Вон как Аксинья начинается – ме-
телью. Долгой будет зима и затяжной весна – весь корм
сметёт». Он развернул сани и отправился обратно домой.
По дороге посадил в сани «кусочников». Орлик, учуяв
дорогу к дому, шёл споро и легко. Кому не хочется домой?
На душе было ясно и хорошо.